The world of darkness

      Ей всегда нравилось наблюдать за тем, как он рисует, прислонившись к дверному проему и склонив голову чуть набок, чтобы разглядеть едва заметную морщинку, что становилась куда более явной, стоило ему только слегка нахмуриться. Клаус неспешно выводил аккуратные линии простым карандашом, придирчиво разглядывая каждый штришок потом, лишь бы всё вышло идеально. В этом и скрывалась причуда его непростого характера — переносить лишь, как он всегда выражался, истинную красоту. Потому так часто и бывал в этом домике, что любил он гораздо больше шумных городов, вызывающих в последнее время у него лишь отвращение.       И такое умиротворение, затопившее просторную гостиную, вызвало у Кэролайн улыбку, с которой она перевела взгляд на панорамное окно, не зашторенное массивными темно-синими шторами. На улице едва проглядывалось уже заходящее осеннее солнце, а мягкий ветер гонял разноцветную листву по земле, раскрашивая этот день насыщенными красками и вынуждая наслаждаться каждой секундой, подобной этой, под едва слышный треск дров в камине.       Пройдя неспешно вглубь комнаты и прикрыв на миг глаза от ощущения тепла, стоило только ей коснуться босыми ногами поверхности тёмного пола, она подошла к нему ближе со спины, видя, как уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке. Ведь Клаус давно уже уловил острым слухом её осторожные шаги, попросту позволяя ей какое-то время стоять в тишине и разглядывать его.       Обычно он хмурился и отвечал едко, стоило только кому-то прервать момент подобного уединения, вот только Кэролайн Форбс, одаривающая его всегда такой светлой улыбкой, что его сердце пропускало невольно удар, стала исключением из устоявшихся годами правил. Потому он и отложил поспешно на стеклянный кофейный столик блокнот с незаконченным рисунком, прежде чем повернуться к ней лицом и коснуться ладонью её тонких пальчиков, смотря на неё с лёгким прищуром снизу вверх.       И если её самым любимым занятием стало наблюдать за ним во время рисования, то его же — видеть её в своём доме, одетую в хенли на голое тело и пропитанную его мускусным запахом. В этом было что-то совершено собственническое, будто бы говорящее ему, что эта девушка принадлежит лишь ему. Это поистине восхитительное ощущение, равно как и тот факт, что она неизменно всегда тянулась к нему, прижимаясь всем телом.       — Очередной шедевр? — вопросительно изогнув бровь, она кивком головы указала на лист бумаги, где едва проглядывался только-только начатый рисунок.       Он лишь кивнул в ответ, наблюдая за тем, как она присаживается осторожно на плоскую спинку мягкого дивана, переплетая их пальцы и скользя по его коже неспешно лишь подушечкой большого пальца в невесомом касании. А он в это время скользил взглядом по её растрепанным слегка белокурым локонам и чуть припухшим от его поцелуев губам, которых он готов был касаться вновь и вновь, слыша в ответ своё имя.       — Тебе понравится, — ответил он наконец, слегка улыбнувшись тому, как она закатила невольно глаза, сорвавшись на тихий и заразительный смешок.       Форбс всегда так реагировала на его излишнюю самоуверенность, которую побороть и вовсе оказалось невозможно. Всё же, она являлась истинной чертой всех Майклсонов, которых Кэролайн каким-то чудом умела выносить, ловко усмиряя их непростые характеры.       — Может побудем здесь подольше? — она склонилась к нему чуть ближе, вызвав улыбку от того, как белокурая прядь игриво коснулась его щеки, давая почувствовать ему сладкий запах её шампуня.       И устоять перед этой манипуляцией он уж точно не смог бы, даже если бы захотел. Попросту не хватило бы сил.       — У тебя есть предложения? — Клаус коснулся невесомо губами её губ, ловя тут же её прерывистый вздох, с которым она подалась к нему чуть ближе и пожала плечами, носиком проводя нежно по его колкой щетине.       Уже знала ответ на свою просьбу, равно как и на его вопрос, который вовсе не нуждался в ответе. Потому обвила его шею руками, зарываясь пальчиками в русые волосы и перебирая неспешно пряди меж пальцев. И прикрыв на миг глаза, Клаус сдался первым, с едва слышным стоном сминая её губы жадным поцелуем, прежде чем потянуть её на себя, чтобы ощутить каждым сантиметром своего тела её тело. А потом услышать заветное, слетающее с её губ мелодичным полустоном:       — Ник.