The world of darkness

      Обещание показать ей мир вызывало улыбку у неё каждый раз, как они оказывались всё в новых и новых местах, о существовании которых она и не знала даже. Но больше всего во всё этом Кэролайн любила вслушиваться в его хрипловатый голос, рассказывающий ей обо всём на свете с такой страстью в ставшем родном уже тембре. Он ведь видел столь многое, открывая ей постепенно глаза на этот мир, раньше кажущийся таким недосягаемым и необъятным, а порой пугающим и чрезмерно таинственным, местами жестоким.       Открыв глаза, она не обнаружила с собой рядом Клауса, понимая, что ненадолго задремала всё же, убаюканная его горячими и надёжными объятиями, сопровождающимися мягким прикосновением губ к её щеке. Неторопливые движения его рук и губ, отзывались сейчас теплом в теле и блаженной улыбкой, появившейся на губах. Пожалуй, никакой подарок, положенный под ёлку в минуты истинного волшебства перед роковым ударом часов, и не сможет вызвать куда большее тепло на сердце, чем взгляд его серых глаз и ласковое прикосновение длинных пальцев, которыми нарисовал он сотни картин для неё. Ей даже не хотелось считать уже, который раз этот праздник они будут проводить вместе. Есть ли смысл применять человеческие рамки, когда впереди у них лишь вечность?       Поднявшись с постели, Кэролайн обернулась шелковой простыней, ступая неспешно в сторону гостиной, находя Клауса там и замирая на миг на пороге, рассматривая его извечные амулеты на шее, число которых увеличилось совсем недавно. Что-то было очаровательное в них всё же, заставляющее её до сих пор хвататься цепко за них пальчиками, чтобы рассмотреть поближе или притянуть для поцелуя.       — Чем хочешь заняться? — поинтересовался он тут же, уловив её присутствие, подкреплённое тонким ароматом духов, что он ощущал и на себе, равно как мог уловить свой запах, впитавшийся уже в её кожу.       — Сейчас я бы хотела побыть немного здесь, — подойдя к нему ближе, она по привычке скользнула к нему на колени, тут же отбирая у него ловко стакан с кровью и делая пару жадных глотков.       Думала ли она когда-нибудь что сможет почувствовать такую свободу? Определенно, нет. Сейчас же, будучи вместе с Клаусом, которого считала когда-то давно бездушным монстром, она ощущала себя такой живой и счастливой. Они ведь попросту жили, наслаждаясь каждым днём этой нескончаемой сказки, которую творили сами, окрашивая её столь разными тонами. От кремового и такого сладкого, будто топленый белый шоколад, и до угольно-чёрного, отдающего привкусом порока, обнажающим их истинную сущность порой.       — Правда, sweetheart? — он с усмешкой откинулся на мягкое сиденье кожаного дивана, исследуя взглядом мягкие черты её лица, восхищаясь её красотой раз за разом, повторяя этот путь после фалангами пальцев, — Быть может, есть какие-то определённые планы?       — Это ведь я, Клаус, — закатив в привычном жесте глаза, с тихим смешком отозвалась она, откликаясь на его ласковое прикосновение к своей коже и готовясь сорваться на расслабленный стон, — Конечно же, есть! У меня всегда есть на тебя планы.       Он не переставал совсем удивляться, как ей удаётся совмещать в себе вампира и ту человеческую часть, что проглядывалась в каждой беспечной улыбке и озорном, таком чистом и светлом, смехе. Этот смех ведь вызывал и у него улыбку неизменно, обращённую лишь на ту, кто появилась всё же на пороге его дома, позволив наконец вручить ей весь мир, который она заслуживала. Равно как и заслушивала, чтобы любили её так, как любит он — яростно, жадно, всепоглощающе и самозабвенно. И кто знает, сколько они пробудут здесь и куда отправятся после. Впереди ведь лишь вечность, которую они разделят на двоих...