Чёрные Озёра

Меняются и время, и мечты; Меняются, как время, представленья. Изменчивы под солнцем все явленья, И мир всечасно видишь новым ты. Во всем и всюду новые черты, Но для надежды нет осуществленья. От счастья остаются сожаленья, От горя – только чувство пустоты. Уйдет зима, уйдут снега и холод, И мир весной, как прежде, станет молод, Но есть закон: все обратится в тлен. Само веселье слез не уничтожит, И страшно то, что час пробьет, быть может, Когда не станет в мире перемен. (с) Чем меньше оставалось до озера, тем труднее становилось идти. Сугробы покрывала ледяная корка, которая хрустела под подошвами. Леда постоянно оскальзывался, увязал почти по колено, но упрямо переставлял ноги на пути к своей цели. Когда силы почти иссякли, и он уверился, что уже не дойдет, то вскинул голову и вдруг понял, что до человека, чей темный силуэт он видел так долго, от силы несколько ярдов. Изнеможенный, Леда рухнул на колени, тяжело дыша, и в этот момент мужчина обернулся. Перед ним стоял Кейта, и Леда даже не удивился этому открытию. Наверно, он всегда знал, что именно брат дожидается его на берегу. Только сейчас, глядя в его лицо, Леда осознал, что мир вокруг, вся окружавшая действительность были подернуты серой пеленой. Слишком мало красок сохранял зимний пейзаж, чтобы он понял это раньше, однако теперь видел, до чего потускнели волосы Кейты, выбивавшиеся из-под капюшона, и какой мертвенно-бледной стала его кожа. Как будто Леда смотрел через грязное стекло. Лишь глаза брата оставались голубыми и яркими, как прежде, – глаза их общего отца. Сейчас они казались остекленевшими, как у покойника, и Леда вдруг вспомнил, что Кейта действительно умер. Он не шевелился, его лицо не выражало никаких эмоций, но Леда откуда-то знал, что тот ждал его и теперь отлично видел. Время тянулось медленно, как густая патока, оглушающая тишина давила на барабанные перепонки. А потом из уголков глаз Кейты, что ближе к переносице, потекли слезы. Две одинокие слезинки покатились по щекам, оставляя за собой красные дорожки. "Этого не может быть. Я сплю, я сплю..." – повторял себе Леда, чувствуя, как от ужаса холодеет внутри. Слезы не бывают кровавыми, не в буквальном смысле. Но, тем не менее, из глаз его брата текла самая настоящая кровь. Было так жутко, что Леда не сдержался и заорал, но из его горла не вырвалось ни звука, и от этого стало еще хуже. Он кричал и кричал, но ничто не нарушало леденящую тишину, а из неживых глаз Кейты все текли и текли алые слезы... Леда проснулся от собственного сдавленного крика и резко сел на постели, не сразу осознавая, что кошмар закончился. Понадобилось не меньше минуты, чтобы выровнять дыхание, и Леда рухнул снова на постель, на подушку, мокрую от пота. Пошарив в темноте рукой по прикроватной тумбочке, он нащупал рычажок газовой лампы и повернул его. Теплый свет мгновенно разлился по комнате, и Леде стало немного спокойнее. Настенные часы с небольшим маятником, мерно раскачивавшимся из стороны в сторону, показывали половину третьего. Получалось, проспал Леда от силы полчаса, хотя ему казалось, что сон длился едва ли не всю ночь. Он не стал выключать свет, только измождено закрыл глаза, заранее уверенный, что не уснет до рассвета. - Не видел ты никакого призрака. Потому что их не существует. Агги упорно гнул свое, и хотя Леда еще ночью сказал, что все понял и повторять в сотый раз нет надобности, его друг, как заведенная шарманка, твердил одно и то же. И за завтраком начал опять. - Когда я тащился в эту глушь, даже подумать не мог, что меня ожидает такое веселье, - заявил он, не дождавшись ответа от хмурого сонного Леды, который вяло ковырял ложкой в овсянке. – Варвар из-за Загорного Хребта, живущий вместе с лаэром под одной крышей, загадочная смерть прежнего владельца дома, призраки, легенды, тайны прошлого и мой свихнувшийся друг во главе этого безобразия. - Я пока не свихнулся, - без энтузиазма возразил Леда. - Готов поспорить, - фыркнул Агги. – У тебя навязчивая идея. Ты слишком много думаешь о своем славном братишке, вот он и начал тебе мерещиться. - Сегодня он мне еще и приснился, - зачем-то сообщил Леда. - Вот! А я о чем! Тебе надо отвлечься, рыжий, съездить куда-нибудь на пару дней или заняться чем-то, с этим домом не связанным. Особняк, конечно, тебе достался на зависть, но он подавляет. Подавляет даже меня! - Да ну? - Да! А еще вчера я верил, что это невозможно. Если у меня испортится настроение и начнется депрессия, прошу винить этот дом и его гнилую атмосферу. - Еще вчера ты предлагал продать дом твоему отцу, - усмехнулся Леда, откладывая бесполезную ложку. Есть ему не хотелось. - Я передумал, у меня уже новая идея. Давай сожжем его звездам на радость и свалим в столицу. Вздохнув, Леда закрыл глаза и провел кончиками пальцев по векам. Те были тяжелыми и немного опухшими от недостатка сна. От друга это тоже не укрылось, и, пристроив локти на стол, Агги вдруг лукаво улыбнулся. - Если хочешь, я могу перебраться в твою комнату, - заговорщицки понизив голос, предложил он. – Будем жить вместе, как в старые добрые времена. - Нет уж, спасибо, - деланно возмутился Леда, хотя сдержать улыбку не смог. - Буду греть тебя под одеялом холодными ночами, - продолжал Агги. – Как в молодости... - Ты не грел меня под одеялом, - прищурился в ответ Леда. – И не заставляй меня напоминать, чем закончилась единственная попытка. В ответ Агги громко расхохотался, откинувшись на спинку стула, и Леда, несмотря на всю свою усталость, тоже засмеялся. На самом деле, попыток сблизиться у них было даже две, и обе теперь, спустя много лет, не вызывали ничего, кроме дружного приступа веселья. Леда достаточно рано осознал, что женщины его не привлекают совершенно. Агги же, напротив, не видел особой разницы, с кем делить постель. Если человек был симпатичен ему сам по себе, не имели значения ни внешность, ни социальный статус, ни возраст, ни даже пол потенциального партнера. Однажды, когда они еще были на первом курсе, Агги вернулся с очередной студенческой пьянки и ввалился в их общую комнату, как слон в посудную лавку. - Меня тут одна овца отшила, - сообщил он, рухнув всей своей тушей в постель разбуженного Леды. - И что теперь? – спросил тот, ничего не соображая спросонья и пытаясь выбраться из-под своего костлявого, но все равно неподъемного приятеля. - Мне очень надо, - жалобно протянул Агги. Разило от него при этом так, что захмелеть можно было от одного только запаха. – Ты ж мне друг, Ле-еда?.. - А ну слезай с меня, - потребовал тот, пытаясь столкнуть с себя тяжелое тело. - Ну тебе жалко, что ли? – начал канючить Агги. – Мы сейчас по-быстрому, и будешь спать дальше. Ну пожа-алуйста-а... Ситуация становилась все более комичной, а Леда, уже окончательно проснувшись, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться прямо в лицо своему пьяному другу. - Я быстро, раз и все... – сообщил ему Агги заплетающимся языком, расстегивая штаны. – Ты и не заметишь ничего... - Еще никто меня так не обольщал, - заметил Леда, наблюдая за манипуляциями своего соседа по комнате, который застрял на третьей пуговице на ширинке и никак не мог с ней справиться. - А то... Я такой... Больше Агги не сказал ничего: так и не раздевшись, он рухнул носом в подушку и через минуту неинтеллигентно всхрапнул. Леде пришлось перебраться на соседнюю кровать, чтобы хоть как-то доспать ночь. На следующее утро Агги выглядел смущенным, ничего не помнил и только повторял: "Да быть такого не может!" – когда Леда в подробностях описывал его ночные подвиги. Второй раз случился через два года, когда Леда переживал достаточно неприятный разрыв с близким человеком, своим одногруппником, отношения с которым продлились почти три семестра. В итоге приятель поступил не очень порядочно, бросив Леду и ничего толком не объяснив, а Агги усердно его утешал. - У нас говорят, клин клином вышибают, - заявил он Леде. – Плюнь ты на него, я же куда лучше! Позже Леда затруднялся ответить, почему согласился на нелепое предложение "выбивать клин". Видимо, отчаяние совсем помутнило его разум. На сей раз они даже разделись, добрались до постели, некоторое время целовались, а потом одновременно остановились. Что-то было не так. - Я не могу, - обреченно прошептал Агги, хотя в его глазах блестели смешливые искорки. – Не могу и все тут. - Я тоже, - честно ответил ему Леда. - Ты мне как брат... Нет, ты мне, скорее, как мамочка! А я против интимной связи между близкими родственниками. - Поверить не могу. Агги против хоть каких-то интимных связей, – парировал Леда. Даже спустя несколько лет Леда помнил, как они сидели тогда вдвоем голые на постели и хохотали как больные. В более идиотскую ситуацию он не попадал ни до, ни после. Ее можно было бы назвать неловкой, если бы вторым участником был не Агги, а кто-то другой. Рядом со своим лучшим другом Леда никогда не чувствовал ни смущения, ни неудобства. Что бы ни случилось. - Ладно, не хочешь как хочешь, - отсмеявшись, произнес Агги, выдергивая Леду из накативших воспоминаний. – Но если ночью тебя покусают привидения, не стесняйся – стучи. - Спасибо, ты очень добр, - кивнул Леда, на что его друг махнул рукой и тут же сменил тему: - Чем сегодня займемся? Предлагаю махнуть в деревню. Там есть какой-нибудь кабак? - А-агги, - поморщился Леда. – Десять утра всего-то... - Ну и что? Самое время подзарядиться. А симпатичные крестьянки там есть? - Не знаю, не присматривался. - А крестьяне? Или ты так плох, что уже и на мужиков не глядишь?.. - Все, сдаюсь, - поднял руки Леда. – Дай мне полчаса, и поедем в деревню. - Так бы сразу, - подбоченился Агги. – А зачем тебе полчаса? - Надо проведать Сойка. Думаю, все с ним в порядке, иначе меня позвали бы, но убедиться все же стоит. - За те деньги, что с тебя теперь хочет местный эскулап, с ним не только должно быть все в порядке – он должен скакать на коне, жечь города и деревни и насиловать девственниц, как делали его предки испокон веков... Дикари ведь так коротают досуг, господин историк? - Какие именно деньги? – нахмурился Леда. Вторую часть заявления он предпочел пропустить мимо ушей. В ответ Агги демонстративно порылся в одном кармане, потом в другом и наконец вытащил на свет изрядно помятый конверт. - Вот, - протянул он находку Леде. – Доктора я встретил утром, когда вышел проветриться. Ты еще спал, а он как раз уезжал и просил передать тебе это. - Ты читал письмо, адресованное мне? – вопросительно поднял брови Леда, забирая конверт. - Ага, - невозмутимо кивнул Агги. – Там написано, что твой конюх сможет жечь и насиловать недели через две. Подавив усталый вздох, Леда решил, что в этой ситуации стоит порадоваться стабильности в мире – по крайней мере, его друг с годами точно не менялся, – и вытащил из конверта сложенный листок. "Уважаемый лаэр, - неаккуратным, как у всех врачей, почерком писал деревенский лекарь. – Я провел ночь у постели больного и уверенно сообщаю вам, что кризис миновал и его жизни ничего не угрожает. Однако ближайшие две недели, а лучше три, ему следует оставаться в постели и принимать лекарства, которые я оставил на прикроватном столике вместе с инструкциями. Не уверен, что пациент умеет читать, потому за дозировкой следует проследить. Во врачебной помощи больной больше не нуждается. Плата в размере пятнадцати золотых покроет понесенные расходы. С уважением, искренне Ваш..." - Сколько?! – не поверил своим глазам Леда и даже не дочитал вежливые излияния доктора в конце, а Агги довольно хлопнул в ладоши: - Я ждал, когда ты дойдешь до суммы! Видел бы ты сейчас свою физиономию! - Да он совсем свихнулся, - возмущенно скомкал письмо Леда. – В столице за такие деньги можно полгода болеть! - А на родине твоего дикаря, хоть за деньги, хоть без них, его уже закопали бы, - развел руками Агги. – Видишь ли, мой внезапно разбогатевший друг, творить добро – дело затратное. - Все дело в том, что этому врачу не понравился пациент. А это неправильно. Врач должен помогать всем без исключения людям... - И совершенно бескорыстно, - радостно подхватил Агги. – Но думаю, твоего дикого старовера уважаемый деревенский доктор даже человеком не считает. Продолжать этот разговор Леда не захотел и, сердито вздохнув еще раз, встал из-за стола. - Полчаса, - напомнил он Агги, выходя из обеденной комнаты. - Ловлю на слове, - ехидно ответил ему друг, и Леда не понял, отчего тот развеселился на этот раз. По странному стечению обстоятельств или просто в спешке комнату Сойку выделили ту самую, в которой провел все свое детство Леда. Остановившись у двери, он негромко постучал, но когда ему никто не ответил, рискнул потянуть за ручку. Было не заперто. Сойк спал: он лежал на постели, вытянув руки поверх одеяла, и эта чинная поза вызвала у Леды неприятную ассоциацию с аккуратно уложенным в гроб покойником. Землистый цвет лица Сойка только усугублял впечатление, и Леда поспешил отвернуться, тихо прикрывая дверь за собой. Не существовало ни единой причины оставаться здесь, о самочувствии больного можно было справиться у Исора или еще кого-то из слуг, но уходить сразу из комнаты, где он провел так много лет, Леде не хотелось. Тем более Сойку он не мог помешать. Комнаты для слуг во флигеле мало отличались друг от друга. Все они были небольшими, но достаточно светлыми, единственное окно в каждой из них смотрело на внутренний двор. Никаких вещей Сойка здесь, разумеется, еще не было, но все, что некогда принадлежало Леде и что он не забрал с собой, давно убрали, а стены перекрасили. Как и сообщал в своем письме врач, на столике у кровати стояла пара небольших бутылочек с сиропами и какой-то порошок в льняном мешочке. Подойдя ближе, Леда увидел короткую записку с обещанными наставлениями: как часто и в каких пропорциях принимать лекарства. Чуть ниже доктор сделал небольшую приписку с напоминанием о необходимости постельного режима и сытного питания. Прежде чем уйти, Леда не удержался и подошел к окну. Оно располагалось совсем низко – в сравнении с ним окна первого этажа хозяйского дома были куда выше от земли. Через чистое стекло Леда видел, как уныло моросит затянувшийся дождь, превращая почву в бурую кашу. В такую погоду ехать никуда не хотелось, но отказывать быстро заскучавшему в четырех стенах Агги Леда не стал бы, тем более он вспомнил, что его давно ждет в деревне одно дело. К тому же следовало подыскать человека, который заменит Сойка в течение ближайшего месяца. Присутствие в комнате, где он вырос и провел немало часов, предаваясь чтению, счастливым мечтам и детским горестям, не вызвало у Леды ожидаемого отклика. Стены оставались всего лишь стенами, и он не почувствовал ни капли ностальгии. Понимание, что заходит сюда, скорее всего, в последний раз – не будет же он беспокоить Сойка, для которого комната станет домом, – также не тронуло ничего в его душе. Леда отвернулся от окна, чтобы неслышно выйти в коридор, и тот же миг замер как пришпиленный к полу. Сойк не спал и внимательно смотрел на него. - Д... Добрый день, - отчего-то споткнувшись на первом же слове, произнес Леда и попытался улыбнуться, на что Сойк никак не отреагировал. Вместо этого он попытался сесть, но даже приподняться на локтях ему удалось с видимым усилием. Уже в этот момент Леда ощутил подкатывающее к горлу недовольство, хотя ничего плохого Сойк еще не сделал. - Тебе надо лежать, - хмуро сообщил он, подойдя чуть ближе к постели и заранее злясь, что ему опять не ответят. Так оно и произошло: Сойк все же сел, заметно при этом покачнувшись, и медленно повернул голову в сторону незваного гостя. - Где я? – спросил он. Голос прозвучал глухо и надтреснуто. На Сойке была серая рубашка с длинными рукавами, взлохмаченные волосы спускались по спине ниже лопаток, а лицо казалось таким помятым, как будто тот не выходил из запоя месяц. "Красавец какой", - иронично прокомментировал про себя увиденное Леда, и от этой беззлобной насмешки ему стало легче. Сложно всерьез сердиться на такого несуразного жалкого человека. - Тебе вчера было очень плохо, пришлось вызвать доктора из деревни и перенести тебя сюда. Худшее уже позади, но несколько недель будешь лежать и восстанавливаться. Эта комната теперь твоя. На заданный вопрос Леда не ответил, но подумал, Сойк и так догадается – кроме как во флигеле для прислуги, находиться они больше нигде не могли. - Доктора? – повторил Сойк, как будто это было единственное слово, которое он услышал. - Ну да, - пожал плечами Леда и не без сарказма добавил: - Не стоит благодарности. - Я тебя не просил ни о чем, чтобы благодарить, - ответил Сойк и снова заметно покачнулся. - Лучше ляг, - пропустил грубость мимо ушей Леда. – Тебе же паршиво. - Я хочу вернуться к себе, - отозвался Сойк и впервые с начала разговора отвел взгляд, уставившись за окно, возле которого перед этим стоял Леда. Теперь Леда почувствовал, что начинает злиться всерьез. Что творилось в голове этого человека, он не представлял и знать не желал, но там явно был какой-то несусветный бардак. - Ты не слышал, что я сказал? Эта комната теперь твоя. - У меня уже есть комната. - Сарай, в котором ты жил, – не комната, - отчеканил Леда. – И то, что мой брат-подонок тебя туда поселил, комнатой его не сделало. Зимой он вообще не пригоден ни для чего, кроме хранения лопат. Я не знал, что ты находишься в таких условиях, и теперь в этом нет необходимости... Пока он говорил, Сойк снова повернул голову в его сторону, и от взгляда усталых, но все равно прожигающих насквозь черных глаз, Леда смешался и умолк. - Я привык там жить, - равнодушно сообщил Сойк. – И твои подачки мне не нужны. "Один, два, три..." – начал мысленно считать Леда. Когда он был маленьким, Гафида нередко повторяла, что мысленный отсчет хорошо успокаивает, если надо сдержаться и не наговорить гадостей. - Это не подачка... – начал Леда, но Сойк не дал ему закончить: - Когда я могу вернуться? - ...это приказ. Теперь ты живешь здесь. Дом – мой, все пристройки к дому – тоже мои. Кто где будет жить, решать мне. Если бы сейчас Леда услышал себя со стороны, он бы не поверил, что говорит все это, до того строго и естественно у него получалось. Как будто всю жизнь только то и делал, что командовал. При этом чувствовал он себя до того неловко, словно делал Сойку несусветную гадость, а не пытался переселить в человеческие условия. Сойк смотрел на него внимательно, о чем он думал, оставалось только гадать, и Леда надеялся, что хотя бы теперь тот не станет спорить. Неожиданно для себя он понял, что побаивается этого человека, пускай тот был всего лишь слугой, полностью зависимым от воли Леды. - Мне надо вернуться к работе, - помолчав, произнес Сойк. - Но ты не можешь. Я не уверен, что у тебя получится хотя бы стоять ровно и при этом не падать, - развел руками Леда. – Поэтому будешь лечиться, набираться сил, а Гафида о тебе позаботится. В этой комнате. Последнее предложение Леда выделил интонацией. - А кто позаботится о лошадях? – в голосе Сойка Леде послышалась насмешка. - Сегодня – Джури, а потом я постараюсь подыскать в деревне кого-то, кто тебя заменит. - Ты меня увольняешь? От неожиданности Леда широко распахнул глаза и даже хотел улыбнуться такой нелепой шутке, когда вспомнил, что острить Сойк вряд ли умеет. - Конечно, нет, - поспешил заверить его Леда. – С чего ты взял? - С того, что ты считаешь, будто я не буду выполнять свою работу. Но я смогу. - Так, спокойно, - произнес Леда, на миг прикрывая глаза и поднимая руки. - Я спокоен, - отозвался Сойк. "А я – нет!" – хотел рявкнуть Леда. К собственному удивлению он понял, что его уже действительно потряхивает. Сойк не делал ничего из ряда вон выходящего, но все равно непостижимым образом выводил Леду из себя. То, что он испытывал теперь, не являлось раздражением в чистом виде, Леда затруднялся дать название этому чувству. Просто рядом с Сойком ему было не по себе, и мгновенно нарастало нервное напряжение. - Ты заболел, это может случиться с любым, - начал как можно спокойнее объяснять Леда. – Скоро ты поправишься и вернешься к работе. Я подыщу в деревне кого-то, кто тебя временно заменит. До твоего выздоровления. - И что за это? - Ничего, - больше всего Леде захотелось стукнуться головой о стену. Или приложить об нее же Сойка. - С чего вдруг такая щедрость? – сухо спросил тот. - Это не щедрость, это нормальное отношение, - ответил Леда и устало добавил: - Привыкай. "Как будто с тебя можно что-то взять за свою щедрость", - чуть было не сказал он вслух, но за годы преподавания выдержку натренировал так, что случайных слов не бросал ни при каких обстоятельствах. Отчасти Леда понимал, почему Сойк ведет себя недоверчиво и холодно. Местные были не слишком к нему добры – чужестранцы, пытающиеся прижиться в другой стране, редко встречают радушие, а те, кого называют дикарями и побаиваются, тем более. Кроме того, до недавнего времени на месте Леды был Кейта, сам по себе не самый приятный человек, а уж как работодатель – и подавно. Но со своей стороны Леде не хотелось ничего доказывать Сойку и убеждать, что он не такой, как его брат, тоже. Он просто не видел в этом смысла. В конце концов, не все равно ли, что тот о нем думал? Говорить дальше было не о чем, и даже не прощаясь – Сойк все равно отмолчится в ответ, Леда толкнул дверь в коридор. - Твой брат не был подонком. От неожиданности Леда замер на месте, решив, что ему послышалось. - Что? – спросил он, оглянувшись через плечо. - Твой брат не был подонком, - слово в слово повторил Сойк. Стоять в открытых дверях и обсуждать покойного Кейту, когда в комнате к тому же больной, толком не одетый человек, было как-то неудобно, но возвращаться Леда не хотел. - Странно слышать это от тебя, - заметил он. – Я уверен, что перед переселенцем из-за Загорного Хребта Кейта не считал нужным даже изображать вежливость. Его заявление Сойка не смутило и не обескуражило. - Он любил животных, - только и сказал он. - И что? - Человек, который любит животных, не может быть плохим. Не найдя ответа, Леда смотрел в упор на своего собеседника, и в его голове как будто щелкнуло. Он не сразу понял, что стал свидетелем несоответствия. Сойк, каким его рисовало воображение Леды, – невоспитанный озлобленный дикарь, не мог вести такие разговоры. И уж точно он должен был ненавидеть Кейту всей душой. - Стало быть, то, что он поселил тебя в сарай для инвентаря просто потому, что ты родился на пару сотен миль севернее, его подонком не делает? – вопросительно поглядел на него Леда. - Я просто ему не нравился, - флегматично сообщил Сойк. "То, что он определял свое отношение к людям по их национальности, тоже его не красит", - мог бы сказать Леда, но обсуждать эту тему дальше не хотелось. Сойк, видимо, почувствовал, что он сейчас уйдет, и заговорил снова: - Тебе я тоже не нравлюсь. "А с чего ты мне должен нравиться?" – искренне возмутился Леда, но и этот ответ был не из тех, что можно бросить человеку в лицо. - Я еще не решил, нравишься ты мне или нет, - сдержанно улыбнулся он. - Решил. Даже если бы изначально Сойк был Леде симпатичен, сейчас остатки этой приязни разлетелись бы в щепки. Невозможно хорошо относиться к человеку, который без тени улыбки гнет свое и даже не пытается быть тактичным. - Выздоравливай, - вместо ответа вздохнул Леда и наконец вышел, закрыв дверь за собой. Наверное, ему это всего лишь почудилось, но в последний момент Сойк вроде бы тихо произнес "спасибо". Леда не стал об этом задумываться. Тем более что Сойк и благодарность были понятиями несовместимыми.