Чёрные Озёра

Мне снилось: мы умерли оба, Лежим с успокоенным взглядом, Два белые, белые гроба Поставлены рядом. Когда мы сказали — довольно? Давно ли, и что это значит? Но странно, что сердцу не больно, Что сердце не плачет. Бессильные чувства так странны, Застывшие мысли так ясны, И губы твои не желанны, Хоть вечно прекрасны. Свершилось: мы умерли оба, Лежим с успокоенным взглядом, Два белые, белые гроба Поставлены рядом. (с) Положение было не слишком удобным, у Леды начинали затекать локти, но он все равно не торопился и медленно водил кончиками пальцев по коже Сойка. В комнате горела всего одна свеча, воск оплыл, фитиль вытянулся, и теперь здесь стало куда светлее, чем когда Леда пришел. Он не знал, как поведет себя Сойк после инцидента, что произошел днем во дворе, и пускай ничего из ряда вон выходящего вроде бы и не случилось, Леда все равно настроился на долгий разговор. Однако Сойк ему не позволил и рта раскрыть. Леда ждал, что тот, быть может, будет отчужденным или злым, сердитым или расстроенным. Но его дар спал, и что чувствовал Сойк, Леда не мог даже предположить. Вести пустые беседы тот уж точно не собирался. С порога он прижал Леду к себе так крепко и неожиданно, что тот едва успел захлопнуть за собой дверь. А потом Сойк долго целовал его, лаская губами шею и плечи, покрывая поцелуями каждую черточку лица, и Леда, даже толком не раздевшись, успел дважды кончить Сойку в руку. Останавливаться на этом тот явно не собирался, однако Леда чуть ли не насильно уложил его на постель, попутно избавляясь от последней одежды, и теперь умышленно тянул время. Ожидание удовольствия порой лучше самого удовольствия. Впервые в жизни Леда искренне радовался тому, что обладает воистину волшебным талантом подслушивать чужие чувства. Если бы не эта его особенность, скорей всего, между ним и Сойком так ничего бы и не началось. Сойк напоминал бесчувственную ледышку: холодный и невозмутимый, он, казалось, вообще не испытывал ни желаний, ни эмоций. Вот и сейчас он лежал перед Ледой как будто совершенно спокойный, почти не шевелился, и даже дыхание его не участилось. Но Леда не сомневался, что в душе Сойка творится нечто невообразимое. Жаль, что он никак не мог контролировать свой необычный талант, – в эту минуту он с удовольствием убедился бы в своих подозрениях. В паху кожа была особенно нежной и тонкой: несмотря на скудное освещение Леда мог рассмотреть узор едва заметных, просвечивающихся вен и именно его повторял кончиками ногтей, прикасаясь практически неощутимо. В другой ситуации Сойку, наверное, было бы щекотно, но уж точно не теперь, когда головка его возбужденного члена почти касалась губ Леды. Наверняка он даже чувствовал дыхание на своей влажной коже. Терпеть дальше сил не хватало. Леда знал, что в соревновании на выдержку Сойк победит с отрывом, а значит, и затевать его не стоило. Леда специально не стал закрывать глаза, когда опустил голову, размыкая губы, принимая в рот резко и глубоко, сразу до самого горла. Только на секунду выдержка Сойка дала сбой: Леда видел, как тот впился пальцами в простынь, царапая гладкую натянутую ткань, которую ему даже не удалось скомкать. Сойк не издал ни вздоха, ни стона, он не хватал Леду за волосы или за плечи, позволяя действовать по своему усмотрению. Леда закрыл глаза и попытался шире развести ноги, насколько это было возможно в не самой удобной позиции, собираясь тоже получить удовольствие от процесса. Вот только Сойк сорвался так быстро и внезапно, что Леда даже не успел прикоснуться к себе. От неожиданности он поперхнулся, выпуская член изо рта, но все же сжал пальцами у основания, продолжая ритмичные движения. "Предупреждать надо", – хотел возмутиться он, но вместо этого только закашлялся. Горячая сперма осталась на пальцах, на губах – Леде не удалось проглотить все. Он попытался улыбнуться, но запоздало опомнился и вытер подбородок тыльной стороной ладони. Вопреки своему обычаю Сойк не рванул с постели. Он сел, неестественно выпрямившись, и теперь смотрел на Леду. Свеча была за его спиной, и из-за этого рассмотреть выражение лица толком не получалось, тогда как Сойк, напротив, должен был видеть Леду отлично. Глаза его казались совсем черными, немного пугающими. Немая сцена продлилась не дольше нескольких секунд, после чего Сойк отвернулся и опустил ноги на пол, тут же начав шарить по нему в поисках своей одежды. Леда не спешил следовать его примеру и только наблюдал, как тот торопливо натянул штаны и отошел к окну, зачем-то вглядываясь в темень за стеклом. Подтянув колени к груди, Леда оперся на одно локтем и провел пальцами по своим смеженным векам. На улице шел мокрый снег, он хлопьями опускался на подоконник и лип к стеклу. Свеча догорала, фитиль скручивался, и из-за этого по углам комнаты плясали тени. Быть может, потому что именно в этой комнате Леда провел детство, его неожиданно накрыло чувством странного, ставшего уже непривычным спокойствия. Чувством утраченной умиротворенности. В хозяйском доме Леда никогда не испытывал подобного. Уходить не хотелось – вот что он знал точно. Но Сойк, как обычно, топтался у окна, повернувшись к нему спиной, и оставаться здесь дальше, на чужой теперь территории, было просто неловко. Однако прежде чем уйти, Леда все же решился сказать то, что собирался. - Меня с ним ничего не связывает. С Агги, - произнес он, повернув голову в сторону Сойка. – Мы с ним старые приятели, учились вместе и жили в одной комнате, но не более того. Агги – мой лучший друг, он мне как брат. Настоящий брат, какого у меня никогда не было. Но, кроме этого, больше ничего между нами нет. Заведомо он знал, какая будет реакция на его заявление. Сойк отмолчится или спросит, какое ему вообще дело, и с чего Леда взял, что его интересует этот вопрос. Только все это будет ложью – Леда отчетливо помнил раздирающее чувство, которое подслушал нечаянно, и меньше всего на свете желал Сойку повторения подобного. - Правда? В первую секунду Леда подумал, что ослышался, и на всякий случай снова посмотрел на Сойка, который стоял, не двигаясь, и даже не взглянул в его сторону. Длинные темные волосы спускались почти до пояса, скрывая спину со шрамами, Сойк опирался рукой на стену, но расслабленным не выглядел. В неярком дрожащем свете его кожа казалась более смуглой, под ней угадывались мышцы, и больше всего хотелось прикоснуться к широким плечам, погладить легко и ласково, а потом прижаться губами… Леда сглотнул, когда неуместно подумал, что если бы был художником, обязательно нарисовал бы Сойка. В эту минуту, в этом освещении. - Правда, - тихо ответил он. Пришло время одеваться и уходить, Леда даже потянулся за своей рубашкой, неаккуратно брошенной на пол, но в последний момент передумал. Что, в сущности, он знал о Сойке? Только то, что тот мастер сохранять невозмутимое выражение лица, когда внутри идет настоящая война. И почему он решил, что отчужденность Сойка после близости означает нежелание видеть Леду дальше или ожидание, что тот уйдет? "Вообще-то это моя комната. Была всю жизнь", - с неожиданной веселостью вдруг подумал Леда. Даже если Сойк прямым текстом укажет ему на дверь, с Леды не убудет. Вместо того чтобы встать, он опустил голову на подушку и потянул на себя одеяло, сразу закрывая глаза. Наволочка приятно пахла волосами Сойка, и это почему-то успокаивало. Леда даже улыбнулся такой мысли, поерзав и устроившись удобнее. - Что ты делаешь? – в голосе Сойка послышалось недоумение. - Укладываюсь спать. Я надеюсь, ты не против? Вопрос прозвучал нагло, потому Леда еще раз улыбнулся, по-прежнему не открывая глаз. - Мне все равно. Выдержка предала Сойка второй раз за вечер, интонации предательски изменились, почти незаметно, но Леда, который стремился расслышать то, что от него скрывали, все равно заметил. - Раз все равно, я остаюсь, - сообщил он и, наконец взглянув из-под упавших на лицо волос, поинтересовался: - Ты так и будешь топтаться? Или все же ляжешь? Наблюдать за Сойком было даже забавно. Он старался вести себя как обычно, но удивление сквозило в каждом его жесте, когда он, неуверенно ступая, подошел к кровати и медленно присел на край. Чтобы не смущать его понапрасну, Леда снова закрыл глаза. - Ты знаешь, что в детстве это была моя комната? – спросил он, когда постель рядом прогнулась, и придвинулся к Сойку вплотную, уткнувшись носом между его шеей и плечом. - Знаю, - Сойк лежал на спине, словно окаменев, и не шелохнулся, даже когда Леда обнял его одной рукой, погладив ладонью по груди. Как-то совершенно легко и без тени смятения Леда вдруг признался себе, что за короткое время успел привыкнуть к Сойку, к его молчаливому обожанию, к теплу его тела, к запаху кожи – все это вдруг стало ему почти родным. Удивительно, но почему-то он совсем не чувствовал дискомфорта рядом с этим человеком, хотя еще совсем недавно Сойк казался ему варваром с самым скверным характером на свете и даже немного пугал. - В последнее время мне часто снятся кошмары, - помолчав немного, Леда тихо прошептал это на ухо Сойку. – Точнее, они снятся мне почти каждую ночь. Снится Кейта – по его щекам текут кровавые слезы. Снятся черные вороны, зима и озера. Один раз приснилось, что я тону. И все это еще ерунда по сравнению с тем, что наяву я вижу призрак брата. Глупость, конечно, но мне не по себе засыпать одному. На его признание Сойк никак не реагировал – он оставался таким тихим, что, казалось, не дышал. Никому прежде Леда не рассказывал о своих страхах, однако теперь слова лились сами, как будто, накопившись, наконец нашли выход. - Говорят, что подобное снится людям перед смертью, - добавил Леда, невесело усмехнувшись, и потерся кончиком носа о шею Сойка. - Нет, - чуть слышно произнес тот. - Что нет? - Ты не умрешь. - Все когда-нибудь умрут. Сойк ничего не ответил. Несколько минут они лежали в молчании, и Леда почувствовал, что медленно сон обволакивает его, затягивает в свои объятия, которые впервые за долгие недели не казались липкими и тошнотворно-пугающими. Леде было просто уютно – так, как и должно быть в постели человеку, вернувшемуся домой. - Сможешь защитить меня от призраков? – улыбнувшись, спросил он. Вопрос прозвучал невнятно, Леда почти спал. Коротко зашипев, остаток фитиля утонул в восковой лужице. В комнате стало непроглядно темно, но Леда, чьи веки оставались смеженными, не заметил этого. - Смогу. Рука Сойка накрыла его ладонь, как будто тот только и ждал, когда погаснет свет. Как будто в темноте все было иначе – проще. Перед тем, как уснуть окончательно, Леда подумал о том, что опять поступает неправильно. Не стоит так вести себя с человеком, который искренне привязан, не следует оставаться с ним на всю ночь и при этом болтать о глупостях, тогда как его самого интересовала одна лишь физическая близость. Но привычного укола совести Леда не почувствовал, наоборот, он от души возмутился из-за своих же путаных мыслей. "Что значит "лишь физическая близость"? Все совсем не так …" Как именно не так, Леда не успел додумать, потому что забылся во сне. - Нет, это даже не обсуждается. - Ну, ры-ыжий… - Нет. Я еще вчера сказал, что сегодня ты их увезешь. - Но… - А теперь, после того, что вы устроили, я уже не прошу, а требую. Агги виновато уставился в пол, но Леду было не обмануть – сожаление друга выглядело откровенно напускным. То, что утром открылось глазам Леды, когда он вернулся из флигеля в дом, не поддавалось объяснению и невозможно было описать. Во всех гостиных первого этажа творился страшный кавардак: остатки еды, пустые бутылки, битая посуда валялись всюду, ковры смяты, часть мебели перевернута. Складывалось впечатление, что прошлой ночью в дом слетелось на шабаш не меньше сотни ведьм. - Что вы здесь делали? – ужаснулся Леда, глядя по сторонам. - Играли, - уклончиво ответил Агги: с перепоя ему не удавалось открыть глаза в полную ширину. - Во что? - В догонялки, - замявшись, пояснил друг. - В догонялки? Вам что, по пять лет? - В догонялки на раздевание… Желание уточнять дальше у Леды мгновенно пропало. Когда накануне он уходил во флигель к Сойку, дом был в полном порядке, а навстречу по коридору Агги тянул за руку раскрасневшегося смущенного Джури, который слабо упирался. Больше для виду, как с первого взгляда понял Леда. - Чтоб ноги их сегодня здесь не было, - строго отчеканил он, глядя на Агги. - Рыжий, да не будь ты старой зловредной каргой… – опять начал канючить тот. - Каргой? – неподдельно возмутился Леда. – Друг мой, а ты не охренел часом? Это вообще-то мой дом, который за одну ночь тебе удалось превратить в помойку! У меня нет штата из двадцати слуг, которые будут мыть и драить после твоих догонялок. В подтверждение его слов в соседней комнате загрохотало что-то и послышалась сдавленная ругань: похоже, Теодора опрокинула ведро, в котором мочила тряпку для мытья пола. - Мы будем аккуратнее, рыжий, клянусь! – Агги сложил руки в молитвенном жесте. – Не злись, а? Я понимаю, что вчера мы немного перегнули. Просто уж очень тошное это место, Черные Озера твои… - Тебя тут никто не держит, - сухо напомнил Леда. - Держит, - Агги поднял вверх указательный палец. – Я уеду отсюда только с тобой. Ну или после того, как станет понятно, отчего мрут люди, и эта пакость будет устранена. Сжалься, рыжий, ты-то хорошо время проводишь, а нам с Джури… - Вам с Джури, - перебил Леда и демонстративно уставился в потолок. - Да, нам! Джури – мой друг, - решительно кивнул Агги. – Ему тут тоже скучно. Мы, конечно, увлеклись, не спорю, и мы поможем убрать. Потому что оно того стоило. Рыжий, поверь, это была самая веселая ночь за последние несколько месяцев! И, опередив любые возражения, Агги прищурился и хитро поглядел на Леду: - Тебе-то по ночам и так хорошо. Пожалей других. - Не понимаю, о чем ты, - упрямо вздернул подбородок Леда. - Еще как понимаешь. Что-то я не обнаружил тебя сегодня мирно спящим в своей постели. - А какого ты вообще полез в мою постель? – устало поинтересовался Леда. – Тебе вроде как не до того было. - Обижаешь, - хмыкнул в ответ Агги. – Я всегда помню о друзьях. Вот, хотел порадовать тебя, чтобы не грустил в одиночестве. А ты, как оказалось, и так не скучаешь. Кстати, заметь, какой я корректный и вежливый. Я даже не спрашиваю, где тебя носило. "Потому что ты и так знаешь, иначе обязательно докопался бы", - чуть было беззлобно не огрызнуться в ответ Леда, но развивать дискуссию в этом направлении не захотел. - Ты – сама корректность, - насмешливо заметил он. - Да! – горячо закивал Агги. – Ну так как? Можно, девочки останутся? Леда знал, что должен твердо стоять на своем, но, глядя на Агги, который смотрел на него со щенячьей преданностью в глазах, лишь мученически вздохнул. - Только до завтра, - говоря это, Леда уже знал, что пожалеет. - Да! Я знал! Я знал, что ты человечище! Агги сжал его в медвежьих объятьях, и Леда на миг испугался, что его ребра не выдержат такого натиска. - Легче… - просипел он. – И остаются твои подруги только при условии, что… Но Агги уже не слушал. Выпустив Леду, он поспешил прочь, распахнул дверь, громко объявив: - Вечеринка продолжается, дамы и господа! – и тут же скрылся в коридоре. "Господами" Агги, очевидно, величал самого себя, потому что второго участника вакханалии Леда еще утром обнаружил за чисткой котлов на кухне. Эта работа считалась самой неприятной и утомительной. Джури имел подавленный вид, наверняка его мучило похмелье, однако Исор был сердит и неумолим. Вздохнув еще раз, Леда плотнее закрыл дверь за ушедшим Агги. Этот день он решил посвятить книгам. Из библиотеки Леда принес две – "Самоцветы и их сущность" и "Будущее в камнях", обе написанные его отцом. Книги были не слишком толстыми, а читал Леда быстро. На пятьдесят шестой странице ни в одной, ни в другой он не обнаружил ничего интересного или полезного, однако рассудил, что лишним не будет просмотреть их целиком. Леде казалось, что он на верном пути. Камни, драгоценные и на первый взгляд простые, самоцветы, редкие породы были неотъемлемой частью жизни отца и поместья в целом. В кабинете наверху его родитель и умер, среди экспонатов своего странного музея, который любил кабы не больше, чем семью. И именно кулон с камнем Кейта подарил Айсель. Кулон на цепочке из белого золота – точнее Исор сказать не смог. А потом и брат, и его невеста умерли при странных обстоятельствах. То, что раньше Леда посчитал бы банальным совпадением, теперь ему таковым не казалось. "Камни и Черные Озера, - мысленно повторил он, усаживаясь в кресло и открывая первую книгу. – Их в первую очередь вспоминаешь, когда думаешь об этом поместье…" В голове Леды крутилась какая-то смутная догадка. Озера и камни, камни и Озера. Агги притащил с Озера кусочек гальки, а потом потерял его. Возможно, дело было в этом, но вряд ли то недавнее событие являлось значимым, и стало быть, существовало еще что-то, о чем Леда знал, но забыл… Отмахнувшись от посторонних мыслей, он сосредоточился на чтении. Закончить ему удалось только к вечеру, и даже обед он попросил принести в кабинет. Пускай читал Леда споро, обе книги оказались поразительно скучными, текст пестрел специальной терминологией, встречались предложения, длиной в абзац, абзацы – длиной в несколько страниц. Леде стоило всех его сил сосредотачиваться на строчках, а не уплывать в посторонних мыслях. Когда он перевернул последнюю страницу второй книги, он не испытал ничего, кроме нечеловеческого облегчения. "Вынужден признать, отец, писатель из тебя вышел так себе", - откладывая книгу, Леда мысленно обратился к покойному родителю. Сегодняшний день он потратил впустую: "Самоцветы и их сущность" оказалась книгой, в которой Лирос рассматривал структуру и историю происхождения конкретных редких пород, а "Будущее в камнях" больше напоминала философские рассуждения о том, как мало значения люди придают неисследованным свойствам самоцветов и как все изменится в недалеком будущем. К завершению второй книги Леды зевал так, что чуть не вывихнул челюсть. Откинувшись на спинку кресла, он некоторое время сидел в задумчивости. Все та же смутная догадка крутилась на уме, щекотала изнутри, будто подсказка, которую он искал, была перед самым его носом, но он не замечал ее. Интересно, почему призрак брата никогда не посещал его в библиотеке? Кейта мог бы указать пальцем, где искать нужную книгу, раз уж говорить он не мог. А может, книга хранилась вовсе не там? "Это должно быть что-то, что я точно видел, - рассуждал про себя Леда. – Иначе странно было бы думать, что я отыщу пятьдесят шестую страницу в книге, которую не найти…" Перебирая в памяти все, что он прочитал после приезда, Леда никак не мог понять, какая именно книга могла оказаться искомой. Что он читал, когда Кейта впервые показал ему знак "пятьдесят шесть"? Леда уже не мог ответить. Зато он помнил, что первая книга, которая попала в его руки по прибытию в поместье, рассказывала о лечебных свойствах камней. От неожиданной догадки он широко распахнул глаза и резко выпрямился. А потом поднялся и принялся лихорадочно расхаживать по кабинету – почему-то на ногах думалось лучше. По приезде на него навалилось столько дел и вопросов, столько неперебранных документов, что первое время ему было не до праздного чтения. А потом он взялся за книгу о самоцветах и их лечебных свойствах – взялся только потому, что та лежала на столе покойного отца. Леда еще подумал, что Лирос зачитал ее до дыр, до того обтрепанной она была. "…Но ведь отец давно умер, - продолжил Леда свою мысль. – И стало быть, раз книга лежала на видном месте, читал ее Кейта". Поспешив к столу, Леда принялся выдвигать ящики. Он помнил, что книга показалась ему занимательной, но больше напоминала справочник, потому до конца он ее дочитывать не стал, лишь пролистал, останавливаясь на главах, показавшихся особенно интересными. В памяти не сохранилось название, однако Леда был уверен, что в библиотеку ее не относил. Книга обнаружилась в третьем ящике сверху, куда Леда ее положил и забыл. "Самоцветы и их полезные свойства для здравия человека" было вытеснено золотом на потертой обложке. Неудивительно, что он не смог это запомнить. Когда Леда сел в кресло и положил книгу перед собой на стол, у него подрагивали пальцы то ли от волнения, то ли от заведомого разочарования, ведь он мог снова ошибиться. Медленно он потянул за обложку и тут же заметил выцветшую надпись от руки на форзаце. "Дорогому другу и коллеге от автора", – гласила лаконичная запись. Ниже стояла дата, и Леда понял, что книгу Лирос получил в подарок за пять лет до своей смерти. Впрочем, что книга принадлежала именно отцу, а не брату, он и так не сомневался. Вряд ли какой-то любитель камней, автор труда о самоцветах, назвал бы коллегой Кейту. Уже решительнее Леда перелистал на пятьдесят шестую страницу. "Слезы дракона" – заголовок вывели так витиевато, что было трудно прочитать. Леда мысленно повторил его дважды и понял, что почти не удивляется. Быть может, то, о чем говорил Сойк, и являлось суеверием, поверьем его народа, однако доля истины в его словах все же была. Весь мир вокруг перестал существовать, когда Леда погрузился в чтение. "Слеза дракона – именование самоцвета крайне редкого или вовсе вымышленного. В настоящее время неизвестно о доподлинном существовании этого камня, однако многочисленные упоминания о нем в древних манускриптах и в ученых трудах дают высокую вероятность того, что в прежние времена камень существовал и что, возможно, существует он по сей день". Иллюстрации в этом разделе не было, хотя Леда, листавший справочник раньше, видел, что к большинству других описанных камней прилагалась картинка. "Как выглядит слеза дракона, также неизвестно, - тут же последовал ответ на его вопрос. – Чаще всего его описывают как гладкий лунный камень, жемчужно-белый, совершенно небольшого размера, с полногтя мизинца. В упоминаниях о камне говорится о его красоте, радужных переливах. При взгляде издалека камень блестит, как бриллиант. Последнее утверждение явно спорное, ибо не может подобие лунного камня сверкать, словно самый дорогой минерал". Леда попытался вспомнить, встречался ли ему подобный камень в музее отца, однако с уверенностью ответить не смог – слишком много экспонатов там было. Крохотный камень размером с полногтя, будь он трижды красивым, было слишком легко пропустить. "Существует легенда о возникновении камня…" – прочитал дальше Леда. За этим последовала уже знакомая ему история о падении старых богов, которую рассказывал Сойк, только с той поправкой, что плакали не драконы, а сами боги. Почему тогда камень назвали слезами именно дракона, вызывало вопрос, но на эту нестыковку автор книги, видимо, не обратил внимания. В остальном же изложенный на странице старой книги миф сходился с поверьем народа из-за Загорного хребта. "…От единого и краткого прикосновения к слезе дракона ничего не случится с живым существом, однако при длительном ношении камня на теле, в перстне или кулоне, в серьге или браслете, настигнет его смерть страшная и мучительная без видимых причин. Умирающие не издают ни звука, потому что сверженные боги плакали молча. Оставлено было горестное наследие потомкам звездных людей, однако слишком скупо плакали старые боги, слишком мало камней сохранилось, и все же гибель тому, кто найдет хотя бы один". На этой высокой ноте повествование обещало закончиться, но когда Леда перевернул страницу, он увидел еще пару абзацев текста. "И тем не менее ученые мужи прошлого исследовали несколько сохранившихся слез дракона и установили, что в камне нет ничего мистического, лишь заточен в нем неизвестный яд, воздействующий на организм быстро и смертоносно. Слеза дракона, обрамленная в белое золото, теряет свои опасные свойства, сей благородный металл подавляет пагубное воздействие, и опасный токсин, поступая в тело человека в крохотной пропорции, напротив, укрепляет здоровье и продлевает жизнь едва ли не вдвое". - Замечательно, - пробормотал Леда и открыл главу в начале, чтобы перечитать еще раз. Раз Кейта указывал на эту книгу и именно эту главу, в чем Леда практически не сомневался, вывод напрашивался один: слеза дракона, якобы мифический камень, была вовсе не выдумкой и находилась здесь, в доме. Странное, не вызывающее доверия объяснение, больше похожее на сказку, идеально подходило ситуации. Если существовало какое-то украшение, к которому так или иначе прикоснулись все покойные, Леде следовало найти его как можно скорее. И при этом быть крайне осторожным, потому что насколько кратким должно быть допустимое прикосновение к нему, автор книги не указал. Вокруг все было белым-бело, небесный свет слепил, и Леда часто моргал, чтобы привыкнуть. На глаза навернулись слезы, и сквозь мутную пелену он с трудом различил одинокие голые деревья, кора которых казалась черной. Небо было таким светлым, что сливалась с заметенной землей. Леда понял, что находится в зимнем лесу. Он не сразу осознал, что на этот раз не идет, не утопает в снегу, не проваливается в сугробы. Его несло, несло над землей, как пушинку, ноги не касались ее, и было так легко, что он не чувствовал своего тела. А потом Леда понял, что он умер. "Когда же это случилось? – спросил себя он. – И как?.." Ответов на эти вопросы он не знал, но страха не почувствовал. Напротив, Леда подумал о том, что если смерть такая, она вовсе не пугает его. Избавление, облегчение – все худшее осталось позади, все тяготы, сомнения и боль, а впереди лишь бесконечность. А потом Леда заметил невдалеке перед собой что-то темное, какой-то неясный силуэт. Он просто пожелал остановиться, и тут же его невидимая бесплотная душа замедлила полет. Леда спускался ниже и видел среди деревьев человека, который привлек его внимание. Как будто глаза не были глазами Леды, как будто кто-то другой созерцал страшную картину, развернувшуюся перед ним, и чувство ужаса одновременно принадлежало и не принадлежало Леде. Он ощущал его, но при этом не испытывал. На земле в луже крови, еще не свернувшейся и ярко-алой на белом снегу, лежал он сам. Точнее – его мертвое тело. В обычной одежде, какую Леда носил каждый день, без единой раны, Леда казался сам себе просто спящим, но при этом знал, что это не так. А рядом на коленях стоял Сойк. Его руки сильно дрожали, когда он приподнял голову Леды и прижал своей груди, начав раскачиваться из стороны в сторону. У Сойка было страшное лицо. Леда подумал, что лучше бы он рыдал или орал, но тот лишь сильно стискивал губы и смотрел перед собой широко распахнутыми глазами, в которых не было ничего, кроме пустоты. Он был бледен, как снежное полотно вокруг. - Не надо так из-за меня, - попросил Леда. – Я не стою этого. Но Сойк не услышал, продолжая раскачиваться и до побелевших пальцев стискивать его бездыханное тело. Спутанные волосы упали на лицо, скрыв жуткую застывшую гримасу. - Если ты умрешь, он не сможет дальше жить, - вдруг прозвучал рядом знакомый голос. Вздрогнув, Леда обернулся, но не увидел никого. До горизонта во все стороны простирался неживой пустой лес. - А если умрет он, ты уже через месяц забудешь, - равнодушно добавил голос. Леда не сразу понял, что тот принадлежал ему же, но звучал не в голове, а отовсюду. Сойк не слышал и этого. Боль стала неожиданностью, острая, режущая, она заставила душу Леды взвиться на месте. Впервые с начала этого безумного сна он что-то почувствовал. "Ничего подобного!" – хотел выкрикнуть Леда и проснулся. Резко сев на постели, он шумно выдохнул. Грудь сжимало тисками, дыхание срывалось как после долгого бега, и глаза пекло так, словно он вот-вот расплачется. "За что мне все это?.." – чуть было не всхлипнул Леда, но слова застряли в горле, когда он понял, что не один в комнате. Кейта сидел на его постели и пристально смотрел в глаза Леды. Почему-то тот ни на секунду не усомнился, что брат знал, о чем был его очередной кошмар. Призрак расположился на самом краешке, как будто очень постарался сесть максимально далеко от Леды, и тот запоздало отметил, что уже наступило утро. За окном было светло. - Ты… - прошептал Леда. Наваждение еще не отпустило, и к встрече с привидением он был не готов, хотя до этого Леда долго обдумывал, что именно нужно сказать Кейте и о чем его спросить, когда тот появится, чтобы не терять драгоценное время. Губы Кейты дрогнули в слабой улыбке, и видеть это было настолько странно, что Леда не поверил сразу. Уж не привиделось ли ему? - Ты, - повторил он. – Ты же об этой книге говорил? С ночного столика он схватил справочник, который читал накануне и взял с собой в комнату, чтобы перед сном пролистать еще раз. В ответ его брат кивнул. - Слезы дракона. Или слеза – не знаю, как правильно. Это тот самый камень, из-за которого все умирают? Кейта снова кивнул, и Леда интуитивно стиснул книгу в руках. - Камень в доме? Мне нужно найти и избавиться от него? Поэтому ты здесь. Медленно Кейта провел ладонью по своему горлу, и Леда решил, что догадался, о чем тот хочет сообщить. - Это кулон, да? Кулон, который ты подарил своей невесте? Когда тот кивнул уже в третий раз, Леда на миг закусил губу. - Ты читал о слезах дракона. Но не сообразил, что тебе попался именно тот камень, потому и подарил его Айсель? Ты все понял уже после смерти? Кейта передернул плечами, что тоже выражало согласие. Леда не знал, могли ли мертвые сожалеть о содеянном, но ему показалось, что именно это Кейта и делает. - Почему ты помогаешь мне? – задал Леда другой, давно мучивший его вопрос. Отвечать на него брат не стал, он лишь пристально смотрел на Леду, и тот решил не допытываться. В конце концов, это было не так уж важно, а срочно выяснить следовало совсем другое. - Где мне его искать? – Кейта указал пальцем вверх, и Леда предположил: - В музее? Уже ожидаемого кивка не последовало, его брат покачал головой скорбно, как почудилось Леде. "Опоздал", - беззвучно произнес он. Леда не умел читать по губам и не был уверен, что понял правильно, но все равно похолодел. - Кто опоздал? Я? Кейта лишь вздохнул, и складка у его губ показалась Леде горькой. Образ брата начал быстро истончаться, и Леда почувствовал, как к горлу подкатывает паника. - Эй! Почему я опоздал?! В ответ Кейта еще раз провел ладонью по своей шее, а потом поднял вверх два пальца. - Два? – торопливо произнес Леда, подаваясь вперед. Хотелось схватить Кейту за руку, удержать, пускай в тот момент Леда едва ли понимал, что это не поможет. – Что два? Кулон не один? Их два?.. Он не был уверен, что глаза не подвели его, потому что к тому моменту привидение почти растаяло в воздухе. Но Леде почудилось, что Кейта успел снова утвердительно кивнуть в ответ на его вопрос. И в тот же миг Леда подскочил на постели, когда услышал громкий стук в дверь. - Хозяин! Хозяин, скорее! Даже если бы не барабанная дробь, которую Исор выбивал о дверное полотно, Леда понял бы, что случилось нечто ужасное по одному его голосу, незнакомому и непривычно громкому. Сорвавшись с постели, на ходу натягивая одежду, Леда бросился открывать. - Что случилось? – выпалил он, распахнув дверь. Старый слуга был бел, как мел, его нижняя губа подрагивала, когда он попытался ответить Леде, но голос пропал, стоило Исору увидеть его. Секунду или две он пытался произнести хоть слово, а потом поднял руку и показал на дверь в соседнюю комнату. Леда даже не обратил внимания на то, как сильно дрожит ладонь Исора. - Нет… - сдавленно прошептал Леда. – Нет, нет, нет… Комната, на которую указывал слуга, принадлежала Агги. Леде показалось, что он не сможет пошевелиться, однако ноги понесли его вопреки парализовавшему ужасу – тело будто само, без указки разума, сорвалось с места, и уже через секунду Леда замер на пороге, глядя на постель и отказываясь верить в то, что видел.