Чёрные Озёра

Я победил тебя игрой и бредом и тем, что был свободен, а не твой. Теперь я за свою свободу предан и тщетно трусь о призрак головой. Теперь я проклинаю эти годы, когда любовь разменивал на ложь. Теперь я умоляю несвободы, но мстительно свободу ты даешь. (с) Пол качался под ногами, пока Леда стоял в дверном проеме и смотрел на мертвое обнаженное тело. Разворошенная постель, смятые простыни – белоснежные, никаких следов крови, как и во всех предыдущих случаях. Только теперь Леда осознал, что все его внутренности скрутило со страшной болью, и сейчас она медленно отпускала. Он понимал, что позже будет презирать себя за облегчение, которое почувствовал, глядя на очередную невинную жертву страшных, невидимых глазу сил, но ничего не мог с собой поделать. Леда был почти что счастлив в этот момент – счастлив от понимания, что в комнате обнаружил совсем не того человека, которого ожидал увидеть минутой ранее. - А где Агги? – хриплым голосом спросил он Исора, стоявшего за его спиной. То, что в постели друга лежала мертвая девушка, еще не означало, что с ним самим все было в порядке. - Я наткнулся на него полчаса назад на кухне, - так же глухо пояснил Исор. – Похоже, ночью его замучила жажда, и он отправился на поиски воды, да там же и уснул… - Он точно просто спит? - Мертвец так храпеть не может, если вы об этом, хозяин. Растолкать его мне не удалось. "Слава всесильным звездам…" – подумал Леда и наконец вошел в комнату. - Возможно, не стоит этого делать, - в голосе Исора послышался страх. – Мы не ведаем, отчего она погибла… Но Леда его уже не слушал. Он медленно приблизился к постели. Девушке на вид было не больше восемнадцати – Леда, конечно, видел ее в день приезда и еще пару раз накануне в доме, но почему-то одетая и живая она казалась старше. Теперь же, совершенно обнаженная, лежащая в позе эмбриона, с жуткой гримасой на застывшем лице, девушка выглядела особенно хрупкой и беззащитной. Роскошные черные волосы, спутанные и растрепанные, контрастировали с белой тканью простыней, серебряные браслеты с алыми крупными гранатами на тонких запястьях смотрелись гротескно. При жизни она была красивой, но теперь у Леды переворачивался пустой желудок, пока он смотрел на обезображенное смертью тело. Пальцы покойной скрючились, и когда Леда опустил руку, убирая с ее лица несколько упавших прядей, он увидел, что девушка в агонии расцарапала себе лицо. - Мальчик мой, не надо, не прикасайся к ней, - взмолился Исор, забыв о субординации. – Исчадия темных подземелий правят в этом доме! Лишь бы ты не стал следующим… - Со мной ничего не случится, - твердо произнес Леда, хотя уверенности в своих словах не чувствовал. Осторожно сжав пальцами подбородок девушки, Леда приподнял ее голову. Труп уже окоченел, неживая плоть была на ощупь как мрамор. Если бы покойную красавицу описывал поэт, он назвал бы ее шею лебединой, до того изящной та казалась, а кожа и при жизни наверняка была благородно белой. Девушка носила бусы с красными камнями в комплекте с браслетами, а заодно тонкую льняную тесемку с руной, выжженной на деревянном кулоне – такие при рождении дарили на счастье детям и потом хранили всю жизнь, но в большинстве случаев не носили. На все это Леда даже не взглянул. Третьим украшением на шее девушки оказалась цепочка из белого золота, и Леда ощутил внутреннюю дрожь. Уже решительнее он перевернул на спину тело. Выпученные от ужаса и боли глаза покойной уставились в потолок, Исор рядом сдавленно охнул, но все это Леда отметил вскользь, когда его взору открылся маленький кулон в виде солнца. Тонкие лучики немного загибались на краях, а камень в середине был молочно-белым, как будто мутным, и красные прожилки в нем вызвали у Леды неприятную ассоциацию с белком глаза, в котором полопались сосуды. А потом Леде почудилось, что белизна камня не была идеальной, на мгновение в нем мелькнули радужные переливы и тут же пропали. - Вот ты и попался, - прошептал Леда и как будто со стороны увидел, что тянет к кулону руку. Камень завораживал, и Леда поймал себя на диком желании прикоснуться, сжать в кулаке, но торопливо одернул себя. Он неожиданно понял, что за подспудное воспоминание грызло его уже долгое время и почему казалось, что кулон-солнце ему уже где-то попадался. "Не кулон – коробка", - образ был таким отчетливым, что Леде захотелось хлопнуть ладонью по лбу. Когда он убирал в комнате Кейты и нашел сборник стихов, перед этим среди других бесполезных вещей ему попался футляр для украшения, на бархате внутри которого отпечатались контуры подвески в виде солнца. - Хозяин, с вами все в порядке? – взволнованно прикоснулся к его локтю Исор. - Да, - Леда решительно кивнул и отступил на шаг назад. – Да. Мне нужны ножницы и щипцы. И еще коробка из комнаты брата наверху. - Ножницы, щипцы… - растерянно повторил Исор. – Какие щипцы? - Думаю, сойдут те, что для камина. И поскорее. Старик только открыл и закрыл рот. Наверное, в этот миг он подумал, что Леда сошел с ума. А еще через секунду бросился вон из комнаты выполнять поручение. Сначала Агги пытался наливать в бокал, но его руки ходили ходуном, половина вина расплескалась, и потому теперь он пил просто из горлышка. Леда видел, как его друга трясет, и отмечал, что еще никогда тот не был таким перепуганным и бледным до зелени. - Так и есть, это тот самый кулон, что покойный лаэр подарил невесте, - говорил Исор, и голос его звучал так, словно язык одеревенел. Время уже близилось к вечеру, но отойти от ужаса пережитого не получалось ни у Леды, ни у других обитателей Черных Озер. Получасом ранее чиновник, срочно прибывший из Найена, уехал. Тело мертвой проститутки увезли, остальные девушки отбыли сами, а Теодора потребовала расчет и едва ли не бегом умчалась в деревню, когда управляющий отсчитал ей деньги. На прощание чиновник, даже не пытавшийся вести себя вежливо, бросил Леде в лицо, что на днях будет сформирована специальная комиссия для расследования загадочной череды убийств в Черных Озерах, и намекнул, что гибель благородного лаэра в свете новых событий вовсе не выглядит как несчастный случай. Леду его речь не особо впечатлила, пускай тот и намекал на его причастность к смерти брата. Кейту он не убивал, за наследством не гонялся и в то время находился слишком далеко от Черных Озер. - Футляр мне попадался раньше. Я нашел его в комнате Кейты, - сказал Леда Исору. Он сидел за столом в своем кабинете и барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Управляющий стоял напротив навытяжку, больше по привычке, чем потому что пытался соблюсти приличия, а Агги, усевшийся на диване, смотрел перед собой, не моргая, и не выпускал бутылку из рук. - Прежний хозяин и лаэра Айсель делили одну спальню, по сути, это их общая комната, - пояснил Исор. – Вероятно, в футляре и была подвеска. - А куда она делась потом? - Потом… - Исор побледнел еще сильнее, если это было возможно, сглотнул и продолжил. – Украшение было на шее лаэры Айсель в момент смерти. - В этом я даже не сомневался, - кивнул Леда. – Куда оно делось позже? И почему оказалось у подруги Агги? Услышав свое имя, Агги передернул плечами и, снова ни на кого не взглянув, судорожно присосался к бутылке. Леде было его жалко. - Когда тело покойной лаэры отнесли в одну из комнат, чтобы переодеть и омыть, наша служанка, которую потом уволили за ненадобностью, как и всех остальных, спросила, что делать с украшениями. Я велел снять кулон, потому что это фамильная драгоценность, а лаэра так и не стала членом семьи. Негоже раздавать такие вещи алчным родственникам, которые никогда лаэра Кейту не жаловали… - Не надо оправдываться, - поспешил остановить старика Леда. – Ты все сделал правильно. Но почему ты решил, что украшение фамильное? И что с ним сделали после того, как сняли с невесты брата? Каков ответ на последний вопрос, Леда уже догадывался, но давал возможность все объяснить Исору. - Незадолго до смерти лаэр, ваш брат покойный, начал уборку в покоях матери. Хоть та и умерла уж несколько лет как, лаэр Кейта велел не трогать ничего в ее спальне. Мать он любил, возможно, все никак не мог собраться с силами и прикоснуться к ее вещам. - И что же вдруг изменилось? - Лаэре Айсель была нужна комната, пускай на тот момент она делила спальню с женихом. Комната покойной лаэры Делиэнь была самой лучшей, светлой и просторной. Видимо, лаэр рассудил, что новая хозяйка должна жить именно там. Но, признаться честно, он не посвящал меня в свои соображения. - И ты решил, что этот кулон Кейта нашел в вещах матери? – предположил Леда. - Я не решил, я это точно знаю, потому как за завтраком в последнее их утро лаэр говорил о том, что украшение носила его покойная мать. Лаэра Айсель выглядела счастливой и благодарила за подарок. Полагаю, что в тот день она и получила его, - и, вдруг опомнившись, Исор зачастил: - Вы не подумайте, хозяин, я никогда не подслушиваю! Но лаэр Кейта обычно не обращал внимания на прислугу и позволял себе говорить о разных вещах в моем присутствии, как будто рядом никого нет… Управляющий продолжал оправдываться, но Леда слушал вполуха, задумчиво поглаживая подбородок. Скорей всего, Исор был прав во всем, кроме одного. Кейта действительно нашел необычное украшение в вещах матери и решил подарить его невесте, вот только лаэра Делиэнь никогда его не носила, иначе умерла бы намного раньше и вовсе не от воспаления легких. Леда попытался вспомнить, как выглядела супруга его отца. Делиэнь была немного не от мира сего, она почти не разговаривала, носила простые свободные платья, дороговизну которых выдавал лишь роскошный материал, простоволосая, часто босая, она спускалась в сад и могла целый день читать там книги, не замечая ничего вокруг. И уж тем более она не носила украшений. Вероятно, кулон-солнце, подаренный или отданный ей, много лет лежал в футляре, навсегда отпечатавшись на бархатной подушке, пока Кейта случайно на него не наткнулся. - Когда фамильное украшение сняли с покойницы, ты велел отправить его наверх, в музей отца, - продолжил за Исора Леда, на что старик развел руками с самым несчастным видом. - Я не знал, куда его деть, и велел положить ко всем камням. Ведь наверху и без того много драгоценностей хранится. Сказал оставить где-нибудь на полке рядом с остальными, да и позабыл напрочь, - вцепившись пальцами в свои редкие волосы, Исор бросил на Леду потерянный взгляд: - Хозяин, вы действительно думаете, что дело в камне? В ответ Леда только молча покачал головой. Он и правда так считал, но понимал, что если произнесет слова вслух, прозвучат те на редкость нелепо. - Звезды всесильные, рыжий! – Агги вскочил на ноги так резко и выпалил свои слова так громко, что Леда вздрогнул. – О чем ты думаешь вообще?! Какие камни? Какой, к демонам, Кейта?! Нам надо уносить ноги. Надо было еще месяц назад! А ты чем занимаешься?! - Сядь, пожалуйста, и помолчи, - спокойно потребовал Леда. - Да не буду я… - начал было тот, однако Леда уже снова обратился к Исору: - Теперь понятно, что случилось с Мирикой. Все сходится. - Что сходится? – тихо спросил управляющий, но Леда его словно не услышал. Он встал, вышел из-за стола и, как часто с ним бывало, сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую. - Я все думал, что Мирика делала в доме, почему она вернулась, - начал рассуждать Леда, пока замершие на месте Исор и Агги смотрели на него во все глаза. – Джури говорил, Мирика якобы обмолвилась, что забыла что-то и бросилась обратно. Я спрашивал себя, за чем она возвращалась и сетовал, что не обыскали тело. Но я ошибся. Даже обыщи мы ее, мы ничего не нашли бы. Мирика пошла обратно не для того, чтобы взять, а для того, чтобы вернуть. - Вернуть? Что? – спросил Исор, но Леда и так был готов продолжать. - В тот день была большая уборка. Мирика прибирала наверху и, как я могу предположить, сделала перерыв, чтобы примерить украшения. Теодора говорила, что та любила красоваться перед зеркалом. Думаю, Мирика шутки ради или просто чтобы полюбоваться своим отражением, надела кулон. - Весьма вероятно, хозяин, - пробормотал Исор. – Я дважды ловил Мирику за этим непотребным делом. Один раз, еще при жизни лаэры Айсель, Мирика украсила голову ее платком и крутилась перед зеркалом, пока лаэра отсутствовала. Я проходил по коридору мимо ее спальни и случайно заметил. Девчонку отчитал, но увольнять не стал, она ведь не воровала, просто баловалась. Решил, что это временная слабость юной особы. И еще один раз, пока дом стоял в запустении, незадолго до вашего приезда, я опять же случайно увидел, как та меряет браслеты с камнями из коллекции вашего отца на третьем этаже. Так как Мирика нарушала порядок не впервые, я оштрафовал ее на одну пятую зарплаты. - Лучше бы уволил к демонам, старый ты хрыч, - пробормотал Агги и, приложившись в очередной раз к бутылке, снова опустился на диван. – Целее была бы ваша Мирика. - Видимо, она не вняла твоим требованиям, - предположил Леда, остановившись и застыв посередине кабинета. – Она снова надела что-то, красовалась в отражении зеркал, а потом, возможно, ее отвлекли, или она взяла сразу несколько украшений, что-то сняла, что-то забыла и опомнилась, только когда собралась домой. Мирика сказала, что забыла о чем-то. Джури и я решили, что она за чем-то возвращалась, но на самом деле Мирика поднялась на третий этаж и сняла украшения. Однако было уже поздно. - Рыжий, ты серьезно думаешь, что людей убивает камушек? – устало спросил его Агги. Хотя в расход пошла уже вторая бутылка, пьяным он не выглядел. Вместо ответа Леда шагнул к столу и взял книгу, которую успел забрать из спальни, пока в доме царил переполох. - Читай сам, - предложил он, открыв на пятьдесят шестой странице и сунув ее Агги под нос. – И ты, Исор, посмотри. С недоверчивым видом друг взял потертую книгу и опустил голову, читая. Исор застыл за его спиной, склонившись к плечу Агги: Леда видел, как глаза старика бегают по строчкам, и чем дальше, тем сильнее тот хмурится. - Узнаю историю нашего друга-дикаря, - негромко произнес Агги, когда дошел до той части, где пересказывалась легенда о слезах дракона. Леда на это ничего не ответил, как и Исор, который, очевидно, читал несколько медленнее. Леда не сомневался, что Агги к прочитанному отнесется скептически, и не удивился, когда тот, перелистав до конца, угрюмо уставился на Леду. - Ты серьезно? – строго спросил он. – Ты что, веришь, что в камне может быть яд? Что за бред? - Тебе больше нравится история о возмездии драконов? – усмехнулся Леда. - Да мне ничего не нравится! – вспыхнул Агги, захлопывая книгу, и Исор, вздрогнув, резко выпрямился. – Как ты вообще до этого докопался и почему решил, что здесь идет речь именно об этом кулоне? Рассказывать об общении с призраком брата Леда не собирался, он только мотнул головой, показывая, что сейчас это неважно. - Пару месяцев назад я сам посчитал бы все это сумасшествием, - произнес он вслух. – Но когда один за другим умирают, корчась, здоровые молодые люди, начинаешь искать хоть какое-то логичное объяснение. - Камень, который приносит несчастья, - фыркнул Агги, снова взяв временно отставленную бутылку. – Логично, как в сказке! - И тем не менее, - припечатал Леда. Спорить и доказывать что бы то ни было другу он не собирался, да и сам до конца не верил в собственную теорию, слишком уж много в ней было пробелов и несростов. И слишком много оставалось вопросов без ответов, чтобы делать однозначные выводы. - А у Кейты был такой кулон? – спросил он, обращаясь к Исору. - Что, простите? – старик выглядел неважно, и Леда гадал, обеспокоен тот чем-то или еще не отошел от утренних событий. - Не было ли у моего брата парного кулона? – терпеливо повторил Леда. – Если он дарил украшение невесте на годовщину, то мог придумать что-то подобное и для себя. Мучительно сглотнув, старик бросил на Леду затравленный взгляд, и тот вдруг почувствовал пробуждение дара. Уже через секунду Леда смог услышать чужие эмоции. Исор был напуган, и он никак не мог принять решение: сказать или промолчать. Он не боялся Леды или его гнева – это тот сразу понял. Исора потряхивало от чувства вины, от понимания, что если бы не один его поступок, совершенный давным-давно, жертв, возможно, удалось бы избежать. - Исор? – строго произнес Леда. – Ты ничего не хочешь мне сказать? Его дар снова погрузился в сон, но Леда успел почувствовать последнюю вспышку болезненного страха. - Я… Я не знаю, хозяин, - пробормотал старик. – Служанка, которая омывала тела покойных, спрашивала меня про украшения лаэров. Возможно, у него тоже что-то было, но ваш брат не был любителем щеголять в бриллиантах. Если он и носил драгоценности, то скрывал их под одеждой. Ни колец, ни браслетов у него точно не имелось… - Стало быть, если у Кейты и были украшения, его в них и похоронили? - Вероятно, - кивнул Исор. Его голова на худой шее дернулась, в эту минуту он выглядел бесконечно жалко. – Я велел снять только фамильный кулон с Айсель. В остальном покойным лишь сменили одежду. Еще один жест Кейты – когда он показывал нечто похожее на гроб – начинал обретать смысл. Возможно, брат хотел сообщить Леде, что второй кулон покоится в склепе. Насчет фамильного происхождения украшения Леда сомневался, но говорить ничего не стал. Срезанное с цепочки, спрятанное в футляр, оно сейчас лежало в сейфе кабинета на третьем этаже – теперь до него точно никто не добрался бы, ни специально, ни по случайному стечению обстоятельств. Леда ловил себя на мысли, что он не хочет даже подниматься наверх. Не хочет или, скорее, просто побаивается, и даже мысль, что несколько месяцев он часами сидел в кабинете в непосредственной близости от музея, где кулон хранился все это время, ничуть не успокаивала. - Мне кажется, Исор, что ты о чем-то умалчиваешь, - решил брать быка за рога Леда. Старика он знал давно, потому не сомневался – если не быть строгим, тот предпочтет молчание словам. – У тебя такой вид, как будто ты в чем-то серьезно провинился. Затравленный взгляд Исора был Леде достойным ответом, и тот, нахмурившись, сделал шаг в сторону управляющего, который, к его чести, не попятился, а только вскинул голову. - Боюсь, вы правы, хозяин, хотя сам я в своей вине не уверен, - чуть тверже, чем до этого, произнес Исор. – История порядком забытая, но сейчас, когда я читал книгу, что вы дали, о слезах дракона, она вспомнилась мне. - Проклятые боги, опять какая-то история, - застонал Агги, прижимая ладонь ко лбу. – Мне не хватит вина… - Дело было давно, как раз незадолго до смерти лаэра Лироса, - начал старик. - Я даже не удивлен, что после твоей истории очередной лаэр двинул кони, - вставил Агги, но Леда махнул рукой, приказывая замолчать. - Что за история? – поторопил он управляющего. - История – это громко сказано, - замялся тот. – Эпизод один. Внук мой, Джури-бестолочь, притащил как-то с озер в дом камешек. Мелкий, но красивый, клянусь, уж не очень хорошо помню, как тот выглядел. Я ему всыпал, как узнал, а камень отобрал. Говорят, что если дрянь какая с озер в дом попала, на озера ее отнести назад надо, иначе добра не будет. Честное слово, хозяин, я собирался сделать это… Леда глазам своим не поверил, когда нижняя губа Исора задрожала – в эту минуту он выглядел как древний, немощный старик, жалкий и беспомощный. Утешать и успокаивать Леда не умел, потому лишь смущенно прикоснулся к плечу управляющего: - Исор, ну чего ты… - Слышали мы эту историю, - разрядил обстановку Агги, подав голос со своего дивана. – Джури уже рассказывал. Да только, видимо, это не конец. Что такое, старый филин? Не долетел ты до озера? - Не иначе бесы меня попутали, да прежде чем выбросить камень, решил я его показать отцу вашему. Уж до чего он любитель был, иногда с никчемушным булыжником носился, будто тот самый дорогой алмаз на свете. Я был моложе и глупее, выслужиться хотел, думал, может, камешек позабавит лаэра. - Я уже знаю, что было дальше, - хлопнул ладонью по колену Агги. – Камешек позабавил, лаэр вставил его в кулон да сдох. Потом камешек позабавил его сына, и в ящик сыграл уже тот вместе с невестой. Потом позабавилась Мирика, после – Адриана, и, если бы мне не приспичило ночью отлить, а потом не приспичило пить и я не вырубился бы по пути, сегодня утром в моей постели вы нашли бы не один, а два трупа. Агги как будто шутил, но ничего смешного в его словах не было. Исор ссутулился и опустил глаза, а Леда переводил задумчивый взгляд с одного собеседника на другого. - Полагаю, мой отец забрал у тебя камень, и больше ты его не видел, - подытожил рассказ Леда, однако Исор мотнул головой. - Вы правы лишь отчасти, хозяин. Лаэр Лирос не просто забрал камень – он пришел в неописуемый восторг. Я не помню его таким счастливым, возбужденным. Он… Он даже обнял меня, его глаза сияли… - Что ж ты раньше не рассказывал об этом? – в голосе Агги слышались обреченные нотки. - Не придал значения, - покаялся Исор. – Потом лаэр умер, об этой истории я позабыл. - А теперь почему вспомнил? - Камень, о котором говорится в книге. Написано, что он называется "слезой дракона". А лаэр, разглядывая тот камешек и катая его по ладони, все повторял: "Слеза, это точно слеза, еще одна, еще одна…" Помню, я удивился: что еще за слеза такая? Но спрашивать не стал. Лаэр всегда был с причудами по части камней… - Что значит "еще одна"? – мгновенно насторожился Агги, выпрямляя спину. Ответа на этот вопрос у управляющего не было, он лишь беспомощно развел руками, а Леда, вздохнув, тяжело опустился на кушетку рядом с другом. - То и значит. Таких подвесок две, - перед глазами стояла картина: призрак его умершего брата поднимает вверх два пальца и проводит рукой по своему горлу. – Одна лежит в гробу Кейты, вторая – в моем сейфе. Первая подвеска наверняка хранилась где-то, может, в личных вещах его родителей, может, тоже на третьем этаже. Отец надел кулон и скончался, но перед похоронами украшение сняли. Его супруга подвеску не носила. Через много лет Кейта нашел кулон-солнце и решил подарить невесте. Возможно, он вспомнил, что есть еще один такой же, похожий, и сделал что-то вроде парного подарка. - Потом один кулон отправился в склеп, а второй, по дурости моей, остался дома, - подхватил Исор и теперь уже с отчаянием вцепился в свою бороду. - Верно. Сначала его надела Мирика, не сняла сразу и погибла. А девушка Агги, вероятно, или решила украсть, или тоже случайно померила… - Она мне не девушка. - …Странно, конечно, в краденом украшении расхаживать по дому. Скорей всего, она была пьяна и просто сглупила. Может, она и не собиралась его красть. Просто так вышло. На несколько долгих секунд в комнате повисла удручающая тишина, а потом Агги взорвался. - Нет, вы только послушайте его! Он вскочил на ноги и неловко окатил из бутылки Леду, оставив на белой рубашке алое пятно. И пока Леда, вздрогнув, попытался смахнуть капли, а Исор, стоявший рядом как разгромленная развалина, даже не поспешил на помощь, Агги, глядя сверху вниз, ткнул пальцем в сторону друга. - "Просто так вышло", - отчеканил он, копируя интонации Леды. – Именно это напишут на наших надгробных плитах. С чего ты взял, рыжий, что камней было только два, а не три? Или пять? Или десять? Откуда тебе знать наверняка, что сейчас один из них не лежит в ящике твоего стола, завалившись в щель, и что, если однажды вечером ты засидишься дольше обычного, его яд, или дурное влияние, или что там у него, не подействует на тебя?! - Давай без паники, - сухо попросил Леда, вытирая рубашку носовым платком. - Да я бы и рад, леший забери, без паники! Но сегодня утром девка, которую я драл полночи, померла в страшных муках! И откуда мне знать, что меня действительно пронесло?! Если хотя бы на секунду представить, что ты прав, что все дело в гребаном камне, то мне однозначно хана! Она скакала на мне, терлась об меня, и этот кулон очень пикантно царапал мне грудь! Я хоть и пьяный был, но все помню… Агги уже несло, и останавливаться он не собирался. Лучшим средством в такой ситуации была пощечина, но у Леды, который в жизни никого не бил, не поднялась бы рука, потому он просто встал и дернул друга к себе, крепко обнимая за плечи. - Успокойся, - вкрадчиво попросил он. Агги несколько раз дернулся, но Леда держал так крепко, как только мог, и наконец тот, хоть и не обнял в ответ, но замер на месте, напряженный, как натянутая струна. Упомянутого спокойствия Леда сам не чувствовал. Автор книги, писавший о слезах дракона, уже ошибся: заключенный в белое золото, камень не становился безопасным, иначе столько людей не погибло бы. Но, возможно, в чем-то он был все же прав, и Леда мог только надеяться, что его друг недостаточно долго контактировал с проклятым украшением. Весь ужас и отчаяние Агги он прекрасно понимал. Сколько бы тот не хорохорился, что в сказки не верит, боялся он до тошноты, однако сейчас помочь ему никто не мог. Оставалось только ждать и надеяться, что все обойдется. - Я уезжаю, рыжий, - незнакомым голосом произнес Агги, и Леда отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо. – Прости, но на этот раз действительно уезжаю. Я так больше не могу. Можешь считать меня предателем. Лицо Агги казалось отрешенным и чужим, и можно было только поражаться тому, как страх смерти меняет людей. Леда многое пережил со своим другом, но в ситуации, когда на кону стояли жизни, они еще не попадали. Агги ждал, что Леда осудит его за трусость, но тот думал совсем об ином. В голове впервые с того дня, как он начал биться над загадкой Черных Озер, промелькнула действительно дельная мысль. - Отлично, - медленно произнес он и даже слабо улыбнулся. – Ты уедешь. А я попрошу тебя отвезти кое-что. - Я не возьму с собой эту гадость, - в мгновение ока Агги стал еще бледнее, чем был, как будто само упоминание проклятого кулона высасывало из него силы. - И не надо. Я попрошу тебя отвезти письмо. - Какое еще письмо? – отступив от него, Агги схватился за голову. – Рыжий, уезжать надо, а не письма писать! Я не шутил, когда говорил, что камней может быть сколько угодно, а ты живешь в этом доме, и… - Я не думаю, что столь редких камней может быть сколько угодно, - перебил его Леда. – То, что их два, если это действительно так, уже поразительно. Но я согласен, что вероятность истины в твоих словах есть, поэтому дом мы закроем, и сюда никто не будет заходить. Пока что. - Как закроем? – подал голос притихший Исор. - Запрем, - просто пояснил Леда. – Я поживу несколько дней во флигеле. А потом, надеюсь, придет ответ на мое письмо, и что-то прояснится. - Так что за письмо? – разговор по сути немного отвлек Агги, он даже подобрался и выпрямился. – И зачем тебе для этого я? Можно ведь воспользоваться почтой. - Я не знаю адреса, - ответил Леда. – Только имя адресата. Его друг кивнул, показывая, что так он и подумал, и Исор, который по-прежнему казался очень подавленным, взглянул на Леду с тенью удивления в глазах. - Рассказывай, - решительно потребовал Агги. Через два часа Агги уехал. На поезд он уже не успевал, но ночные дороги вокруг были спокойны и пустынны, потому, отказываясь провести в проклятом месте хотя бы еще одну ночь, Агги заявил, что лучше будет скакать верхом до рассвета, чем останется в четырех стенах. От коляски он отказался, объясняя это тем, что ему привычнее ездить верхом, но Леде показалось, что друг хочет поскорее унести ноги из поместья. Коляска, как ни крути, ехала медленнее. Он вышел проводить Агги, они попрощались у скрипучих ворот, и тот крепко его обнял. - Да хранит тебя моя звезда, - единственное, что произнес Агги. В старину эти слова считались магическими, их говорили вслух крайне редко и только в торжественных случаях, когда щедрой рукой отдавали часть своей удачи другому человеку. Сейчас в волшебство уже никто не верил, но присказка стала своего рода крылатым выражением, своеобразным пожеланием везения. - Да не окончится путь, когда цель близка, - в тон ему, как полагалось говорить в таких ситуациях, произнес Леда. Еще некоторое время он стоял в темноте, которая не была непроглядной из-за белого снега вокруг, и прислушивался к затихающему топоту копыт, а потом не спеша побрел обратно. Прислуга, вероятно, еще не успела подготовить комнату во флигеле, а возвращаться в дом Леда не собирался. Он сомневался в догадках Агги насчет камней и связанной с ними потенциальной опасностью, но глупо рисковать тоже не хотел. Сойк ждал его на вершине холма у самого дома и держал под уздцы одну из лошадей – Леда сразу узнал того самого скакуна, который не так давно сбросил его, что стоило Леде сломанной ноги. Видимо, Сойк вывел его на прогулку перед сном. - Здравствуй, - с улыбкой произнес Леда, когда подошел ближе. За весь суматошный день он ни разу не видел Сойка, потому что не покидал стен дома, а Сойк, как водится, не заходил внутрь. Леда был рад встрече. Сойк казался оплотом уверенности, чем-то незыблемым. Даже если бы мир вокруг рушился, Леда ни на секунду не сомневался, что рядом с Сойком было бы безопасно и спокойно. Понимание этого было невероятно приятным. "Как будто снова вернулся домой", - подумал он и улыбнулся еще раз, пока лицо Сойка оставалось непроницаемым. - У меня к тебе дело, - произнес тот, даже не поздоровавшись. - Хорошо, - кивнул ему Леда. – Давай пойдем в дом. Я теперь тоже буду жить во флигеле. - Мы поговорим здесь. Сойк ронял слова отрывисто – почему-то Леде почудилось, что они даются ему нелегко, но утверждать наверняка не стал бы. - Здесь холодно, и снег сейчас пойдет, - заметил Леда, переступив с ноги на ногу. По уже сложившейся привычке он просто накинул пальто перед выходом из дома и ожидаемо продрог. - Разговор не займет много времени. Ты помнишь, что должен мне? Леда нахмурился, не сразу сообразив, о чем говорит Сойк, и тот не стал нагнетать, пояснив: - Когда я спас тебя от пьяного крестьянина, ты сказал, что обещаешь выполнить одно мое желание. О том инциденте Леда и думать забыл, потому не нашелся, что ответить. Горло сдавило спазмом – он вдруг отчетливо почувствовал, что не захочет делать то, о чем его попросит Сойк. - Я слушаю тебя, - вопреки плохому предчувствию, Леда сказал это спокойно и доброжелательно. - Ты обещал, что исполнишь, - с нажимом напомнил Сойк. - Обещал, - не стал спорить Леда. - Я хочу, чтобы ты уехал отсюда. Навсегда. Уехал завтра с самого утра и больше никогда не возвращался. Если бы Леду спросили, чего он ожидал от этой беседы, вряд ли он смог бы ответить. Однако такого пожелания он точно не думал услышать. Вероятно, он сильно переменился в лице, потому что Сойк, вопреки своему правилу молчать, заговорил, даже не дождавшись вопросов или возражений. - Дело не только в том, что в доме опасность. Теперь опасно и снаружи. По селу пронесся слух, что случилось сегодня. Идиотка Теодора приукрасила и переврала, а после смерти Мирики и так много недовольных осталось. - Знаю. Ее муж, - вставил Леда просто потому, что надо было сказать хоть что-то. - Ее мужа там давно нет. Я сделал так, чтобы он уехал. - Что ты сделал? – поразился Леда, а перед глазами промелькнули обрывками картины того вечера, когда Алан, рискнувший напасть на него, лишился руки. - Никакого насилия, - губы Сойка скривила некрасивая усмешка. – Я просто объяснил, что ему здесь не рады, и он покинул эти края. Но в деревне и без него хватает пьяниц и тупиц. Поговаривают о том, что бастард лаэра продал душу проклятым богам, изжил со свету брата, чтобы завладеть наследством, и теперь смерть идет с ним об руку. - Да меня и близко не было, когда Кейта умер! – неподдельно возмутился Леда, но на Сойка вспышка его гнева не произвела впечатления. - Тем не менее, люди напуганы и уже говорят о том, что до тебя было лучше. И что если тебя не станет, все вернется на свои места. Замолчав, он немигающий взглядом смотрел на Леду, и когда тот, обескураженный, не придумал, что ответить, произнес: - Ты обещал, что выполнишь одно мое желание. Время пришло. Снег вокруг был ослепительно белым – даже света звезд ему хватало, чтобы едва ли не сиять. Ветер усиливался. Наверное, именно из-за этого у Леды слезились глаза. Сойк по привычке спрятал свободную руку за спиной, второй удерживал лошадь, которая терпеливо ждала, когда ее отведут в тепло. Лицо Сойка не выражало ничего – чистый лист, рисуй, что хочешь. Перед глазами Леды стоял туман, на языке чувствовалась горечь. Можно ведь не выполнить данное обещание? Можно ли не выполнить обещание, данное Сойку? Почему-то Леда был уверен, что такое Сойк не простит. - А как же ты? – он не собирался говорить это вслух, но слова опередили мысли. – Ты отказываешься от меня? Подобного вопроса Сойк не ожидал. Как будто секундой назад хотел сказать что-то, но в легких закончился воздух, и он умолк, даже не начав. Леда не замечал, как сильно стискивал зубы и как сжимал кулаки, а у Сойка было такое лицо, словно его ударили. - Леда, - глухо произнес он, и в тот же миг Леда отмер и расслабился, разжимая пальцы и закрывая глаза на несколько спасительных секунд. Удивительно: он прежде не задумывался о том, что Сойк никогда не называл его по имени. Вообще никак не называл вплоть до этого дня. "Все пройдет, - вдруг подумалось Леде. – Рано или поздно заканчивается все на свете, и у него тоже пройдет". Чувства, пылающие слишком ярко, перегорают. Леда всегда знал, что любовь Сойк придумал сам на пустом месте. Нельзя до бесконечности боготворить с таким слепым безумством обыкновенного человека из плоти и крови, каковым являлся Леда. - Я знаю, что дорог тебе, - произнес он, не дождавшись от Сойка ни слова в ответ. Леда старался не думать о том, что сейчас выглядит беззащитно и уязвимо. – Дорог, пусть ты ни за что в жизни не признаешь этого. На мгновение губы Сойка тронула горькая улыбка, а может, она лишь померещилась Леде. - И что толку? – спросил он после небольшой паузы, словно собирался с силами, прежде чем смог заговорить снова. – Кто ты, а кто я? Богатый наследник, лаэр из светлых. И дикарь, которого здесь за человека не держат. Сойк как всегда говорил коротко и сухо, но каждое скупое слово опускалось тяжелой ношей на плечи Леда. От последних у него уже подкашивались ноги. Стало тошно, а еще почему-то обидно, и впервые Леда осознал, что никогда не задумывался о том, как иррационально выглядит союз лаэра и дикаря. - Разве хоть раз я говорил с тобой не как с равным? – тихо спросил Леда. Казалось, что если он хоть немного повысит голос, тот его предаст. - В этом нет нужды. Я сам знаю, где мое место. "Рядом со мной твое место", - мог бы бросить в ответ Леда. Мог бы, если бы обладал чуть более вспыльчивым нравом. Но пока слова вертелись на языке и рвались наружу, он успел взять себя в руки. - Хорошо, - тверже, чем прежде, произнес он и расправил плечи. – Хорошо, так и быть. Раз обещал, значит, уеду. С наследством разберусь потом. Единственное что, мне нужна отсрочка. Я не могу сделать это прямо завтра. Есть одно незаконченное дело. - Даже завтра может быть уже поздно. - Я сдержу слово, - Леда упрямо мотнул головой. – Но уехать так скоро не могу. Ты должен понимать это. От такой решительности Сойк немного растерялся, и на мгновение Леде почудилось потерянное выражение в его глазах. Чувство злорадства не относилось к благородным, но ненадолго Леда испытал его. По заслугам Сойку, который так старательно выставлял его вон. Леда имел право несколько секунд насладиться пониманием, что тот не готов с ним расстаться, сколько бы ни рассуждал о своем презренном месте в его жизни. - Я уеду, - повторил Леда, делая шаг навстречу Сойку, не отводя глаз. – А ты? Ты поедешь со мной? Наверное, именно такие слова принято называть "ударом ниже пояса". И наверное, впервые Леда увидел, как выдержка Сойка не просто пошла трещинами, а разлетелась на куски – ненадолго, на какие-то секунды, но их было достаточно, чтобы Леда убедился в том, что и так знал. Сойк не был готов с ним проститься. Требуя, чтобы Леда уехал из собственного дома, он думал о том, как будет жить, если это случится, мечтал остаться с Ледой, заранее знал, что это невозможно, и все равно жаждал больше всего на свете. Одно только слово Леды, и Сойк пойдет куда тот скажет, как угодно далеко. Не нужно было уметь читать чужие чувства, чтобы понять это. Сейчас Леда видел все своими глазами, просто глядя на то, как менялось выражение лица Сойка, пока тот пытался взять себя в руки, а потом, так и не справившись с собой, просто отвернулся. - Плохая идея, - наконец сказал он совершенно неузнаваемым голосом. - Ну еще бы, - Леда почувствовал подступающее раздражение. Если бы существовал турнир обманщиков, Сойк занял бы первое место с большим отрывом от соперников. - Я буду обузой. - Разумеется, - кивнул Леда и с нажимом повторил: - Так ты останешься со мной? Впервые за все время Сойк не буравил его взглядом: теперь он разглядывал утоптанный снег под ногами. А Леде казалось, что его сердце, всю его грудную клетку сжимают тисками – вот-вот что-то лопнет внутри. - Да, - едва заметно Сойк кивнул, но глаз так и не поднял. – Да, я останусь. До тех пор, пока не прогонишь. Леда тяжело выдохнул. Лопнуть не лопнуло, но почему-то легче не стало. - Простого "да" было бы достаточно, - сказал он. – Но мне приятно, что ты уточнил. Стало быть, остаешься насовсем. Как ни странно, преобладавшим чувством в душе Леды была злость – тихая ярость со смешанным желанием обнять Сойка и придушить в этих объятиях. Если бы не дар Леды, у них никогда ничего не вышло бы – он вдруг осознал это так четко, что стало дурно. Возможно, до секса дело дошло бы, Сойк привлекал Леду, и, так или иначе, наверняка они сблизились бы. Но Леда в жизни не догадался бы, что именно тот испытывает к нему, а Сойк никогда не признался бы. Ничего: ни безумных ночей, ни странных разговоров, когда Леда задыхался от ненормальной нежности, ни осязаемой тишины молчания, ни томительного ожидания новой близости. И если бы Леда решил уехать, он сделал бы это, не узнав, что когда-то был любим так, как редко случается в мире. - Этот день был слишком долгим, - сказал Леда, когда молчать дальше не осталось сил. – Я хочу поделиться с тобой тем, что узнал. Обо всей этой истории. Мне кажется, что я понял, почему умирают люди, но надо кое-что проверить. Только поговорим мы об этом завтра. Не сказав ни слова, Сойк кивнул. - Я приду к тебе сегодня, - добавил Леда и получил в ответ еще один кивок. Слабо улыбнувшись, он уже шагнул было в сторону дома, но перед этим интуитивно протянул руку, чтобы погладить лошадь по длинной морде – искренне, потому что захотелось. Быть может, Сойк заразил его, и умные животные теперь нравились Леде, пускай он все еще немного побаивался их. Однако в тот же миг с сердитым ржанием лошадь рванула назад, и Сойк, не ожидавший такой реакции, едва не оскользнулся на утоптанной дорожке. Леда тоже отшатнулся, только в свою сторону, и пробормотал: - Проклятие… Это что такое? Он успел поверить, что с лошадями уже более-менее сдружился, но, видимо, некоторые боялись его не меньше, чем он их. - Тихо, ну не сердись, - попросил Леда, поднимая руки, как будто лошадь могла понять этот жест. Та недовольно фыркнула и попятилась, а Леда, вымученно улыбнувшись, перевел взгляд на Сойка. Тот замер, будто каменное изваяние, и смотрел на него таким пронзительным взглядом, что пробирало до костей. - Что? – смутился Леда, отказываясь понимать, почему теперь не только лошадь, но и Сойк таращится так, словно видит его впервые. Ответом Сойк его не удостоил, лишь развернулся и направился к конюшне, потянув за поводья. Леда же, пожав плечами, пошел к флигелю. Уже на подходе к двери черного входа его осенило, что он так и не сменил облитую вином рубашку, а лошадь была та самая, что в свое время перепугалась из-за пьяного Алана, начавшего размахивать ножом. Животные чувствовали запахи куда лучше людей, и этот, винный, мог лошади не понравиться. Леда дошел до дома и скрылся во флигеле, так и не обернувшись, потому он не увидел, как Сойк, стоя посреди двора, провожает его долгим взглядом.