***
Гарри всегда нравилась тишина. Он обожал и ценил те невероятные моменты, когда можно было расслышать множество звуков, которые обычно были скрыты за толщей чужих голосов и прочих посторонних шумов. Тихий шелест травы и таинственный шёпот ветра во время прогулки по саду, еле слышное шевеление живности за стенами, когда он сидел в своей комнате в приюте. Гарри привык к тому, что его единственными соседями в том коридоре были крысы. Долгое, долгое время, пока не появился Шеша. Тогда грызуны очень быстро прекратили свое существование на всем этаже. Бесшумно, чтобы не нарушить ту атмосферу загадочности, создаваемую тихими звуками колыхания воды Черного озера и потрескивающего в камине огня, он присел на один из диванов и в задумчивости уставился на красные языки пламени перед собой. Этот день не так сильно отличался от череды прочих, но за месяц учебы у него накопилось довольно много поводов для беспокойства. Гарри вздохнул, и устало откинулся на мягкие подушки. У него последнее время практически никогда не было аппетита, а вот у его однокурсников не было такой проблемы, поэтому он здесь сейчас и сидел. Наконец-то один. Если бы он знал тогда, насколько Драко упрям и невыносим, то никогда бы в жизни не стал способствовать развитию этого маленького подобия войны. Малфой был не слишком изобретателен в своих пакостях, но умел достать их регулярностью. Каждый божий день. Снова и снова. Все время приходилось быть начеку, чтобы, например, случайно не оказаться промокшим до нитки у порога собственной комнаты. Те отвратительные чары, наложенные на его дверной косяк, Гарри запомнил навсегда. Как и ожидалось, Драко действительно выполнил свое обещание и натравил на него весь факультет, и теперь даже старшекурсники помогали блондину в осуществлении его коварных планов — Уайт была первой, кто положительно оценил новую расстановку сил на факультете, с радостью поддержав Малфоя. Тогда, мокрый и злой, Поттер хотел придушить мальчишку, но когда он переоделся и уже несся по коридору, чтобы отомстить, то понял, что вся злость перегорела, и осталось лишь раздражение. Как и всегда. Драко Малфой был словно муха — безобидная, но выводящая из себя своим назойливым жужжанием. Мальчишка упорно день за днем пытался доказать Гарри, насколько тот ошибся, когда пренебрег им и его щедрой дружбой, а сам Гарри старался относиться к их потасовкам как можно проще. Он еще успеет отомстить. Ни травля, ни что-либо другое не стало чем-то страшным, с чем он не смог бы справиться. Что действительно странно — Гарри остался в выигрыше, даже когда стал изгоем на своем факультете. Слизерин презирали и ненавидели, но отщепенца, непонятно как там оказавшегося, пожалели. Став главной противоборствующей силой в противостоянии Малфою, он получил какую-то странную незримую поддержку остальных трех факультетов. Слухи немного поутихли, люди успокоились и снова были готовы идти на контакт. Гарри не планировал ссориться с остальными, но и не стремился входить в их круг доверия, однако прямых действий от него для этого как раз и не потребовалось. Он просто держался строгого нейтралитета в межфакультетной борьбе, никого не унижал и специально не гонялся за баллами. Просто учился. На первом своем уроке полетов Гарри незаметно от Малфоя поднял потерянную напоминалку, принадлежащую пострадавшему Лонгботтому, когда тот падал с метлы, а после передал ее одному из грифов. После этого его даже стали немного уважать. Ученики Хогвартса смягчились к нему и не обращали внимания на цвет галстука, вполне сносно с ним общаясь. Подобный расклад его более чем устраивал. Слизерин был его «домом» на целых семь лет, а люди, травящие его сейчас, возможно, останутся в его жизни и после выпуска, поэтому только здесь он мог позволить себе продолжать проявлять истинный характер. Расстановка сил на факультете змей могла измениться в его сторону в любую секунду. Проблема Драко Малфоя была не единственной и уж тем более не главной, занимающей его мысли сегодня. Намного больше он был обеспокоен своим странным состоянием на уроках ЗОТИ. Всегда, почему-то только в вонючем классе профессора Квирелла, у него начинала болеть голова. И он был уверен, что точно не из-за чеснока. Боль была не такой, как в первый раз, а намного слабее, поэтому он мог держать выражение лица и не показывать ощутимого дискомфорта. По правде, это беспокоило его уже давно, и он множество раз раздумывал над возможными причинами, поэтому сейчас даже эти мысли не задержались надолго в его голове. Сейчас актуально было совсем не это, а желтоватый потертый конверт с простой и кривоватой надписью: «Гарри Поттеру», лежащий на его коленях. И в эти минуты решалась будущая судьба лежащего в нем письма. «Сжечь или не сжечь — вот, в чем вопрос», — подумал Гарри, вновь опуская глаза на свои колени и рассматривая буквы, написанные размашистым крупным почерком. Вздохнув, он взял письмо в руки и в тысячный раз осмотрел, на случай, если в прошлый раз что-то пропустил. Но кроме этой надписи, как и ожидалось, на конверте больше ничего не оказалось. Сегодня на завтраке он, как обычно, сидел с краю стола и ел, когда к нему в тарелку неожиданно на высокой скорости влетела сова. Несмотря на то, что эти милые птички вели ночной образ жизни, в магическом мире они были одними из лучших почтальонов. Не было ничего удивительного в том, что на завтраке каждый день летали тучи перьев, а от совиного уханья иногда закладывало уши. Почти каждый ученик или учитель в Хогвартсе выписывал себе корреспонденцию, а иногда птицы даже баловали детишек гостинцами из дома. Малфой, например, регулярно получал целую гору сладостей и изредка угощал ими рядом сидящих одноклассников. Гарри уже какой раз порывался начать выписывать «Ежедневный пророк», который читал почти каждый в этом зале, но вот руки все никак не доходили. Именно поэтому он так сильно удивился, когда серая взъерошенная птица, сделав крутой вираж и сбив стаканы с соком сразу у пяти человек, плюхнулась ему в яичницу. К ее лапке был привязан конверт. Гарри был совсем не рад еще одному завтраку с перьями, их он наглотался за все это время даже больше, чем допустимо для здоровья, поэтому раздраженно выпихнув птицу из тарелки и, вилкой выковырнув пару перышек, собрался продолжить прием пищи. Однако птица не улетала, чтобы найти адресата письма, вместо этого она сверлила Гарри взглядом, и, когда он вновь обратил на нее свое внимание, протянула ему лапу с привязанным конвертом. Гарри был уверен, что сова ошиблась, но после нескольких секунд переглядываний с птицей понял, что это глупо, и отвязал послание. В ту же секунду как оказалась свободна, сова больно ущипнула Гарри за руку и стремительно скрылась в потоке остальных птиц под потолком. При этом она, конечно же, перевернула по пути еще пару тарелок. Гарри раздраженно посмотрел наверх и пообещал себе, что если эта тварь еще раз попадется ему на глаза, то точно станет обедом для Шеша. Покрутив письмо в руках, он удивился, увидев свое имя, написанное на обратной стороне конверта. Гарри сходу не мог припомнить ни одного человека, чьим желанием могло когда-либо стать написать ему письмо. Именно поэтому он с таким недоверием отнесся к неожиданной посылке. Если верить той информации, которую он извлек из одной книги, то на письме вполне может оказаться какое-нибудь неприятное заклинание или даже проклятье. Бумагу также могли облить ядовитым для кожи зельем. Способов навредить, не приближаясь к нему ни на шаг, в магическом мире было уйма. Гарри не считал себя параноиком. У него было много неприятелей из тех людей, которых он не знал, или на факультете, так что это была вполне разумная предосторожность. Идея сходить к декану за помощью была довольно соблазнительной, но ее пришлось отмести почти сразу, в силу кое-каких обстоятельств. Во-первых, Гарри даже не брался предсказывать реакцию профессора Снейпа на подобную просьбу. В Хогвартсе каждый ученик регулярно получал письма хотя бы раз в неделю, одно-единственное письмо может, и стало бы подозрительным для кого-то, как Гарри, но Снейп никак не мог знать о некоторых нюансах жизни своих учеников. И уж Поттер точно не хотел попасть в такую ситуацию, где пришлось бы ему все объяснять. Жаловаться декану на жизнь — последнее дело. Второй немаловажной проблемой становилось неоднозначное отношение профессора к самому Гарри. В самые первые дни Поттер регулярно чувствовал прожигающий спину ненавидящий взгляд, но потом, после первого урока, все вроде бы изменилось. Снейп перестал выделять его среди множества своих учеников и старался не обращать на него внимания, исправно начисляя баллы за правильные ответы или превосходно сваренные зелья. С каждым новым уроком профессор даже как-то смягчался по отношению к нему, пару раз даже похвалил после урока. Те ученики, которые все еще оставались в классе, были очень поражены этим — нечасто профессор удосуживался сказать доброе слово. Даже лучшим ученикам Хогвартса редко перепадало озвученное деканом одобрение. Гарри больше не чувствовал от Снейпа неприязни или отвращения, но осадок от первых дней все же остался. Поэтому к декану Гарри так и не пошел. Конечно, письмо можно сжечь, и не будет ни проблем, ни опасений, но, черт возьми, это было первое письмо за всю его жизнь, если не считать то самое, переданное Дамблдором, и Гарри до боли хотелось узнать, от кого оно! Любопытство, чтоб его! Нет, Поттер не хотел сдаваться и упорно пытался решить, как же проверить конверт на предмет вредоносных заклинаний. Пролистав пару учебников старших курсов, но так и не найдя нужных ему заклинаний, Гарри уже был готов смириться и просто вскрыть конверт. Еще и стихийная магия не помогала в поиске решения, видимо сочтя переживания Гарри недостаточно сильными и серьезными для ее вмешательства. Возможно, тут действительно не было никакой опасности, и все было намного проще, чем Гарри кажется на первый взгляд. Поэтому Поттер решил — если он не может проверить конверт, остается лишь два варианта: либо камин, либо усмирить паранойю и вскрыть злосчастное письмо. Поморщившись, Гарри подхватил с пола свои вещи и почти бегом направился в свою спальню. Как можно быстрее, пока не передумал. Открывая дверь, Гарри уже знал, что Шеша находится в комнате. Это было очень редким явлением, ведь змей, дорвавшийся до просторов Запретного леса, почти не появлялся в замке, не балуя Гарри своим вниманием. Гарри не знал, как почувствовал присутствие змея за закрытой дверью, но был абсолютно уверен в своей правоте. Его предчувствие оказалось правдивым, потому что Шеша действительно обнаружился в комнате на кровати у Поттера, переваривая очередную съеденную зверушку. Гарри, наверное, мог бы поклясться, что раньше у того не было такого необузданного аппетита — Шеша питался лишь крысами, мышами да белками, если Гарри оказывался на прогулке в городском парке. Проигнорировав ленивый взгляд змея, Гарри прошел к столу и взял нож для бумаги. Хоть его и раздражало безразличие своего питомца, он не мог на это жаловаться, потому что сам был занят, чтобы уделить змею должное внимание. Тем не менее, по вечерам они обычно долго разговаривали, если Гарри успевал сделать уроки. Шеша рассказал ему о кентаврах, целой колонии акромантулов, которую он видел в лесу, а еще поделился тем, что однажды встретил там самого настоящего единорога! А они были редкостью даже для волшебного мира! Гарри с жадностью поглощал эти сведения и был очень расстроен тем обстоятельством, что дорога в лес ему была заказана из-за школьных запретов, которые, к слову, были очень даже обоснованны. Лес действительно был опасен. Шеша тихонько сполз на пол со своего удобного местечка и приблизился к Гарри. Поттер же тем временем, держа в одной руке нож, а в другой конверт, замер в нерешительности. — Что-то ссслучилоссь? — осторожно спросил Шеша. Гарри вздрогнул от этого тихого шипения и, помотав головой, легко вскрыл конверт. Аккуратно раздвинув бумагу двумя пальцами, Поттер заглянул внутрь. Там было скорее не письмо, а странного вида записка. Как будто кто-то вырвал лист из блокнота и быстро накарябал послание. Теперь Гарри был озадачен еще больше. Руками трогать подозрительный лист он не стал, поэтому просто вытряхнул записку на пол. Шеша заинтересованно посмотрел в сторону упавшего письма и подполз к нему ближе. — Не трогай! — воскликнул Гарри, когда догадался о намерениях змея. — Не смей прикасаться к нему, Шеша! Но было уже поздно. Только услышав окрик Поттера, Шеша одним прыжком оказался в непозволительной близости к опасному, по мнению Гарри, объекту. Гарри мог лишь с ужасом наблюдать за тем, как тело его змеи соприкасается с бумагой, а дальше происходит… В общем-то, ничего не происходит. — Что Вы так разнервничалисссь, Хозсяин? — ехидно прошипел Шеша, видя как Гарри облегченно выдыхает. — А если бы оно было отравлено? — укоризненно посмотрев на змея, спросил Гарри. Он все еще не мог успокоиться от пережитого ужаса. Кого он не хотел терять, так это Шеша. Однако, все еще оставалась возможность того, что там было какое-то проклятие медленного действия или медленный яд, но змей, все еще лежащий на письме, не показывал никаких признаков недомоганий. Говорят, у животных инстинкт самосохранения более развит, чем у людей. Сегодня Гарри убедился в том, что это абсолютная ложь. — В бумаге нет магии. — Прервал размышления Гарри спокойный голос Шеша. — Откуда знаешь? — Чувссствую. Вы тоже должны чувссствовать. Уверен, так и есссть. — Ты всегда мог видеть намного больше, чем я. Я действительно ничего не чувствую в письме… — В бумаге нет магии, — снова повторил змей, нервно подергивая хвостом и, наконец, сползая с письма, — есссли бы была, Вы бы поняли. — Но как? — Гарри был озадачен. Шеша всегда каким-то образом знал очень странные вещи, в которых сам Поттер мало, что понимал. Но каждое слово этого невероятного создания рано или поздно оказывалось в какой-то мере правдивым. Главным здесь было лишь правильно трактовать замысловатые послания. Гарри не был уверен, было для Шеша это искусным издевательством над хозяином, или же змей просто не умел говорить проще и понятнее. — Не зсснаю. Просссто магия всегда чувссствуется… Ее много. — Шеша вновь вернулся на подушку и, скрутившись в кольца, продолжил: — У каждого она сссвоя. Я всссегда знаю, что это Вы, а не кто-то другой. У Вас осссобая магия. Сссильная и приятная. Но еще есссть плохая магия — она хочет навредить Хозсяину, и хорошая, которая желает Хозсяину добра. Вы и сами это чувссствуете. Поэтому перессстали ходить с тем мальчишшкой… Гарри ни разу не задумывался над тем, почему ему не нравились вполне дружелюбно настроенные к нему люди, но подобное объяснение было вполне логичным. Возможно, на каком-то интуитивном уровне… он действительно что-то ощущал. Особенно в последнее время. Раньше он бы вряд ли смог почувствовать существо за закрытой дверью, а это значит, в Шеша тоже была доля магии. И, судя по всему, довольно немаленькая, потому что ощущение его присутствия в пустой комнате было очень навязчивым. — Не переживайте, Хозсяин. — Снова прошелестел Шеша. — Бумага пуссста, можете взять ее. Гарри перевел отстраненный взгляд на лежащую под ногами записку и, наклонившись, аккуратно взял ее в руки. Это действительно был вырванный из блокнота лист. С неровными краями и тонкой, почти просвечивающей бумагой. Неровные строчки плясали то вверх, то вниз, то изгибались под просто головокружительным углом — разобрать этот ужасный почерк было очень трудно, но Гарри не был бы собой, если бы не справился с этой задачей. Насколько Гарри понял, эту записку прислал ему тот лесничий-великан, который встречал их после поездки на Хогвартс-экспрессе. Гарри не знал его имени, но догадывался, что приглашение в избушку около Запретного леса на чай могло последовать только от лесничего, там проживающего. Письмо было подписано именем «Хагрид». — Эй, Шеша? Ты знаешь человека, который живет на окраине леса? — Зсснаю. Он очень любит животных. — Тогда ты не знаешь, его зовут Хагрид? — Спросил Гарри, усевшись на край кровати и откинувшись на изумрудное покрывало. Вытянув руки, он поднял записку на уровень глаз, всматриваясь в незнакомое написание букв, странные прыгающие строчки и подпись в конце. Все это выглядело странно, но могло оказаться очень даже хорошим шансом. Хагрид написал, что знал его родителей, значит, может поделиться некоторым объемом информации. Скорее всего, не только о родителях, по крайней мере, Гарри очень на это надеялся. — Не зсснаю. Я не приближалсся слишшшком близко к хижине. Не всем животным рады люди. — Шеша развернул кольца и положил голову Гарри на живот. Поттер отложил письмо в сторону и стал медленно поглаживать змея по голове. — А нассс вообще никто не любит… — Ну, почему же. Я люблю змей. — Потому что Вы не такой, как они, Хозсяин…***
Был еще только конец сентября, но стоя сейчас под яростными порывами ветра, Гарри думал, что такая ужасная погода могла бы быть скорее в ноябре, чем в первый месяц осени. Еще не остывшее после жаркого лета тело точно не было приспособлено к подобным условиям. Осенняя мантия уже не грела, как бы Гарри в нее ни кутался, а слизеринский шарф при каждом порыве ветра неприятно бил по глазам и щекам. Моросящий дождик только добавлял пессимизма в эту унылую картину. Наверное, одной из самых ненавистных Гарри вещей была осень. Какой-то мерзкий промежуточный этап между жарой и холодом. Все это навевало лишь тоску. И честно, Гарри бы предпочел остаться в своей теплой и уютной комнате с Шеша, вместо путешествия до хижины, находящейся почти в Запретном лесу и общения со странным великаном, который после месяца учебы неожиданно изъявил желание пообщаться с одним из учеников. И Гарри, наверное, остался бы, проигнорировав это странное приглашение, если бы только ему не нужны были ответы на некоторые вопросы. Это была одна из лучших возможностей, предлагаемых ему судьбой. До боли сжав челюсти, чтобы не стучать зубами и попытавшись обернуться в тонкую ткань мантии еще сильнее, Гарри плелся по склону вверх. Домик лесничего был уже недалеко, и Поттер был искренне благодарен, что Хагрид жил именно здесь, а не где-нибудь в темной чаще леса. Его все еще манила мысль о прогулке по Запретному лесу, но сегодня, благодаря погоде, не было желания даже думать об этом. А еще Гарри ужасно завидовал Шеша, который сейчас лежал в комнате, отказавшись сегодня от малоприятного путешествия. Теперь Гарри даже понимал, почему. Черные стволы деревьев были все ближе, возвышаясь своими могучими ветвями над головой, и Гарри уже мог разглядеть не только сам дом, но и небольшой участок при нем. Пожалуй, это был первый раз, когда он видел такие большие тыквы. К тому же, в таком количестве. Судя по всему, здесь были высажены все сорта, которые вообще существовали на Земле. Огромные рыжие гиганты занимали собой все пространство, пытаясь вытеснить остальные растения за пределы невысокого деревянного заборчика. Оставалось лишь гадать, зачем все-таки одному Хагриду так много тыкв. Подойдя к двери, Гарри услышал что-то похожее на цоканье лап по полу, а потом из хижины послышался оглушительный лай. Собака яростно заскребла когтями дверь, а Гарри окончательно потерял все те крохи желания войти в этот дом, которые у него вообще были. С собаками у него всегда были весьма напряженные отношения. — Назад, Клык, назад! Уйди же, неразумное ты животное! — собака за дверью перестала скрестись, но все продолжала лаять. Только звук теперь казался куда более отдаленным, чем был ранее — вероятно, пса оттеснили куда-то, чтобы тот не мешал выйти хозяину дома. Еще пара секунд какой-то возни, и дверь резко открылась — только быстрая реакция и невероятная удача успевшего отскочить от тяжёлой деревяшки Гарри, спасла его тогда от неминуемого падения в грязь. На пороге стоял очень большой человек с заросшим волосами лицом, и выглядел он крайне взволнованным. — Неужели, Гарри Поттер? — тихо пропыхтел великан себе в бороду, и глаза его наполнились слезами. — Я уж подумал было, что ты не придешь. — Добрый день, мистер Хагрид, сэр. — Сказал Гарри, изобразив приветливое выражение лица. Но Хагрид его будто не слышал, застыв каменным изваянием на пороге собственного дома. — Я получил письмо. Вы пригла… Договорить Гарри не дали, потому что в тот момент Хагрид сделал то, чего мальчик от него никак не ожидал. Сморгнув слезы, великан вытянул свои огромные ручищи вперед, и Гарри даже не успел ничего понять, как его ноги оторвались от земли, а его самого сжали в объятиях медвежьей силы. Поттер даже на смертном одре никогда не признался бы в этом, но в тот момент он почему-то вспомнил все молитвы, которые знал. Хотя, казалось бы, не слишком верил в Бога. Гарри уже начал задыхаться, когда его наконец опустили на землю. За это время он даже успел забыть о холоде. Его личное пространство еще никогда не нарушали подобным, абсолютно жутким и варварским, образом. Гарри вообще не любил чужие прикосновения — ему они обычно приносили только боль. Побои уже давно закончились, но память осталась, каждый раз заставляя чувствовать себя униженным и беззащитным, когда к нему кто-то притрагивался. Поэтому подобный жест Гарри совсем не оценил, и очень надеялся, что на его лице не отразилось то вселенское отвращение, которое он испытывал в тот момент. Определенно, это был последний раз, когда он стоял на пороге этого дома! Судя по бордовому лицу Хагрида, тому было стыдно за свой внезапный порыв, но он все же смог взять себя в руки. Утер снова выступившие слезы грязным рукавом рубахи и виновато посмотрел на стоящего перед ним Гарри. Мальчик, хоть и забыл о холоде, но его тело все равно заметно била дрожь — только вот из-за абсолютно безэмоционального выражения лица Поттера понял Хагрид это далеко не сразу. Увидев посиневшие губы, он спохватился и, открыв дверь шире и торопливо извинившись, пропустил Гарри внутрь. Только оказавшись в помещении, Гарри понял, насколько холодно было на улице. И это при том, что строение не выглядело слишком теплым, многочисленные щели в окнах и стенах были видны невооруженным глазом. Было интересно, как Хагрид вообще выживал здесь во время зимы. — Ты… э-э… чувствуй себя как дома, устраивайся. Можешь сесть пока здесь, я… это… сейчас, — Хагрид указал ему на стул около массивного деревянного стола, а сам метнулся к кипящему чайнику. Гарри молча сел на предложенное место и снял с шеи шарф, незаметно осматриваясь. В доме была только одна комната. На каждой стене были прибиты гвоздики, на которых висели сушеные пучки каких-то трав, а с потолка свисали окорока и выпотрошенные тушки птиц. Вся мебель в комнате была грубой и слишком большого размера, поэтому Гарри здесь смотрелся совсем неуместным. Повернувшись в другую сторону, Гарри увидел огромного слюнявого черного пса, который лаял за дверью до этого. Сейчас он уже успокоился и спокойно обгладывал большую телячью кость. Однако заметив внимание Гарри, оскалился и начал злобно рычать. Поттер поспешил отвести взгляд. — Фу, Клык! — гаркнул на пса Хагрид, поставив на стол перед Гарри чашку дымящего чая и тарелку какой-то страшной на вид выпечки. — Ты, это… прости его. Он не агрессивный, просто сегодня бес его попутал. Дурно себя ведет, да, — Хагрид громко отхлебнул из своей чашки. Гарри смерил пса неприязненным взглядом и отвернулся, пока тот вновь не обратил на него внимания. Он любил многих животных, с легкостью находил общий язык со змеями и даже воронами, но собак он ненавидел всей душой. Впрочем, и собаки стабильно отвечали ему взаимностью. — Ничего страшного, я никогда не ладил с собаками, — невозмутимо сказал Гарри, сделав небольшой глоток своего чая. — Как так? Добрейшие существа они. Здесь просто… этот, как его… подход нужен, да! — Гарри сразу понял, что Хагриду очень понравилась тема разговора, потому что тот сразу начал воодушевленно жестикулировать, рассказывая Гарри, как найти общий язык с этими «милейшими созданиями». Поттер из вежливости не стал его обрывать, хоть и был уверен, что никакая сказанная здесь информация не заставит его полюбить огромных блохастых тварей, которые каждый раз пытаются его сожрать, как только видят на горизонте. — Их ведь надо не забывать чесать. Ласку они очень любят, поверь. Почешешь пузико или за ушком — и вот он уже твой лучший друг. Ты это, попробуй как-нибудь. Мигом поймешь, насколько они дружелюбные и хорошие. Гарри недоверчиво хмыкнул, вспоминая того громадного терьера, который кинулся на него в начале лета, но не стал разубеждать человека в его вере, лишь снова глотнул немного горячего напитка. Честно говоря, он не знал, чего хочет больше — вернуться наконец в Хогвартс или же узнать ответы на так сильно интересующие его вопросы. Сейчас ему необходимо аккуратно подвести Хагрида к нужной теме разговора. Стоило быстрее придумать, как этот самый разговор начать, чтобы больше не терять драгоценного времени, которое он вполне мог потратить на отдых от учебы или же посвятить его Шеша, обсуждая очередную увлекательную охоту змея. Фактически, Гарри еще никогда не разговаривал с такими людьми, как Хагрид, и не очень понимал, как задавать вопросы с наибольшей пользой, но первым делом надо было спросить про родителей — это было бы логично, ведь лесник заманивал его сюда именно этими знаниями. Гарри уже хотел задать вопрос, но Хагрид вдруг неожиданно посмурнел и нахмурился, смотря на что-то позади мальчика. Гарри не смог удержать себя от соблазна посмотреть, куда же так пристально глядел великан, но позади него была лишь стена. — Я, это, и забыл совсем... Эх, не верится даже… Видел бы это бедный Джеймс… нет, он никогда бы не поверил. Гарри перевел вопросительный взгляд на Хагрида, но тот как будто разговаривал сам с собой, не обращая на Поттера никакого внимания. Он все никак не отрывал осуждающего взгляда от какого-то объекта, и Гарри, еще раз обернувшись, все-таки понял, на что тот смотрел. Позади Гарри на спинке стула висел сложенный вдвое шарф слизеринских цветов. По крайней мере, тогда высказывание Хагрида приобретало хоть какой-то смысл. Мало кто любил слизеринцев, а суматоха по поводу его распределения все никак не утихала. Гарри удивлялся тому, как все эти люди умудрились самолично распределить его на Гриффиндор в своей голове, но он не мог себя причислить к факультету львов даже в своем воображении. Это казалось каким-то сюрреалистическим сном. А потому, давно стоило бы уже всем успокоиться по этому поводу. Но, видимо, у общества не было глаз. — Что-то не так? — нетерпеливо спросил он, когда бормотание лесничего стало совсем уж беспорядочным. Мужчина еще что-то проворчал и перевел на Гарри обеспокоенный взгляд: — Вот, думаю, как же тебя так угораздило-то в Слизерин попасть? Небось, Шляпа начудила, а? Она ведь могла, старая уже, скучно ей бывает. — Хагрид ненадолго задумался, но почти сразу продолжил: — Точно пошутила, чертовка! Ну, не мог сынок Поттеров сам туда попасть! Я и не верил-то в это никогда. Родители-то гриффиндорцами были, да! Гарри хотел промолчать и изобразить печаль, как бедный брошенный ребенок, которого насильно отправили туда, куда он совсем не хотел, но подобное наглое лицемерие, несомненно, выплывет наружу в самый неподходящий момент, чего ему совсем не хотелось. Да и зачем, собственно? — Почему, сэр? — Что «почему»? Почему гриффиндорцами? — непонимающе уточнил Хагрид. — Нет, сэр. Почему я не мог сам поступить на Слизерин? Насколько я знаю, тут решает не только Шляпа, но и сам ученик, куда ему пойти. — Ты… хочешь сказать, что ты это... сам попросился туда? Зачем? — севшим голосом прошептал Хагрид. Складывалось впечатление, что великан считает это самым ужасным поступком, которое мог совершить человек. Граничащим с убийством, например. — Нет, сэр, я такого не говорил. — Гарри решил не искушать судьбу, настраивая против себя великана, который был больше него раз в пять, к тому же, не отличавшегося особым интеллектом или благоразумием. — Шляпа сама распределяла, я не вмешивался в процесс. — Это… хорошо, — выдохнул Хагрид. Гарри, поняв, что опасности больше нет, тоже немного расслабился. Нет, это был точно первый и последний раз, когда он находился в этой хижине! — Значит, все-таки Шляпа пошутила… А то, знаешь, Гарри, вот, что я тебе скажу, — великан резко понизил голос до шепота: — Темный это факультет. Оттуда только злые колдуны да ведьмы выходят! Не может туда хороший человек попасть. Поверь мне, я знаю, о чем говорю! Немало таких повидал. — А я хороший человек? — так же тихо спросил Поттер, снова не удержавшись от шпильки. Подавлять жгучее желание рассмеяться было все сложнее. Такого наивного человека он еще не встречал. Тем было лучше. — А как же! Вона, какие у тебя родители — величайшие люди! — Вы были знакомы с ними, да? — решил он развить тему, пока есть такой шанс. — Да, знал я их. Хорошие они были люди! А какими сильными волшебниками они были, ты знал? Только вот он оказался сильнее. Не смогли они справиться с таким монстром… Хагрид похоже слишком сильно погрузился в воспоминания, потому что в следующий момент его глаза опять намокли. Вытащив из-за пазухи какую-то огромную тряпку, чем-то похожую на наволочку, лесничий стал громко сморкаться в нее. Гарри передернуло от отвращения. — Эм, мистер Хагрид? — тихо окликнул Гарри, когда ему надоели непрерывные рыдания собеседника. Он уже сомневался, что узнает хотя бы что-нибудь, кроме того факта, что его родители были хорошими, а Темный Лорд сильнее. Единственное, что ему оставалось, так это прикинуться дураком и спрашивать дальше: — Вы сейчас про Волдеморта говорили, да? Хагрид вздрогнул, словно его ударили, и резко замолчал, переведя испуганный взгляд на Поттера. В тот момент великан казался таким беззащитным, что это почти доходило до абсурда. — Не называй его имени, Гарри! Нельзя так… Никто не называет. — Почему? Великан отвел взгляд и ничего не ответил. Гарри вздохнул и продолжил: — Мистер Хагрид, сэр… — Можно просто Хагрид, — перебил его собеседник. Гарри раздраженно прикрыл глаза и сквозь зубы исправился: — Хагрид… не могли бы Вы мне рассказать больше про… Того-Кого-Нельзя-Называть? Великан нахмурился и быстро покачал головой так, что из его грязной, спутанной бороды выпало несколько старых крошек хлеба. На небольшой белой скатерке, непонятно как оставшейся чистой в этом царстве неряшливости и грязи, они были особо заметны. Гарри продолжал пристально смотреть великану в глаза. Требовательно и властно, как на детей в приюте когда-то. Сейчас он не особо боялся за свою репутацию, сейчас ему нужно было выбить хотя бы частицу правды. И Хагрид был оптимальным источником информации, с которым никто другой почти не пересекался. Оставалось надеяться, что директор, отказавший ему в этих знаниях, не очень близко общается со школьным лесничим, чтобы узнать про интерес Поттера от Хагрида. Подобный исход событий был бы весьма неприятен для Гарри. — Зачем тебе это? — тихо спросил Хагрид, когда понял, что Гарри от него не отстанет. Этот жесткий взгляд ледяных глаз мальчика его очень нервировал. Хотелось все быстрее выложить и отпустить его восвояси, чтобы больше не видеть. Хагрид почти ненавидел себя за эти мысли. Это же был Гарри! Тот самый малютка Гарри Поттер, которого он после того злого Хеллоуина отнес родственникам. — Понимаете, Хагрид, — тихо начал Гарри, — я мало что знаю о своем детстве. Я не знал ни родителей, ни причины их гибели. Кое-что мне рассказал директор Дамблдор, когда отдавал письмо из Хогвартса, но этого слишком мало… — Хагрид заинтересованно слушал каждое слово мальчика. — Причина моего любопытства довольно проста. Я хочу знать свою историю. Как погибли мои родители, что случилось потом, почему они погибли. Мне интересно, что за человек убил их и зачем. Вот и все. — Профессор Дамблдор? Тебе рассказывал это профессор Дамблдор? — возбужденно поинтересовался Хагрид. Гарри не понял, почему этот факт так важен для мужчины, но все же ответил: — Да, профессор передавал мне письмо из Хогвартса. — Ну… раз профессор Дамблдор… тогда ладно, — он вытер вспотевшие ладони о ткань штанов и посмотрел на Гарри каким-то странным затравленным взглядом: — Тот-Кого-Нельзя-Называть он… страшный человек был. Нет, он и не человек был вовсе. Не осталось в нем ничего человечьего… Вот, что я тебе скажу, Гарри, монстром он стал, не щадил ни противников, ни союзников, коли те провинились. Каждого убивал. Ужасной смертью они умирали, никому такого не пожелаешь… — А почему он убивал? — заинтересованно спросил Гарри. Хагрида передернуло, но он, тяжело вздохнув, продолжил: — Да кто ж его знает… Злой он был. Считал, наверное, что в мире неправильно что-то. Нашел себе приспешников. Конечно, не все за ним шли по доброй воле. Некоторые из-за страха, другие славы и власти хотели, думали, что он поделится ей. А власть-то у него была ого-го, и чем дальше, тем больше ее становилось. Темные тогда были дни, вспоминать страшно. Никому нельзя было верить. Жуткие вещи творились. — А дальше что? — поторопил Гарри, когда Хагрид снова замолчал. — А дальше война была… Страшная, кровавая. Побеждал он, понимаешь? Даже мест безопасных почти не осталось… разве что Хогвартс, да! Дамблдор, наверное, был единственным, кого Сам-Знаешь-Кто действительно боялся. Потому и школу никогда не трогал. Дамблдор — великий волшебник, он многих спас тогда. Слова Хагрида про Дамблдора лучились таким обожанием и уважением, что Гарри на секунду стало даже немного неловко. Мало, кто может похвастаться подобной преданностью другому человеку. А Хагрид, тем временем, продолжал свой рассказ: — Родители твои были лучшими учениками на курсе. С Дамблдором были очень близки, да! Никогда бы не пошли на темную сторону, а Сам-Знаешь-Кому не нужны были сильные противники. Опасно это для него было. Наверное, он думал, что сможет убедить их, а может быть просто с дороги убрать решил, никто не знает, но десять лет назад, в Хэллоуин, он появился в том городке, где вы жили. Тебе всего годик был… Таким малюточкой ещё был, я же сам тебя, своими руками, тогда из развалин вынес! Дамблдор меня прислал, чтобы я тебя родственникам отвез… после их смерти. Знаешь, он ведь и тебя тоже убить пытался. И не получилось у него, лишь шрам тебе остался. — Хагрид снова высморкался и промокнул слезы. — Он таких сильных волшебников убил — Маккиннонов, Боунзов, Прюэттов, а ты выжил. А Сам-Знаешь-Кого после той ночи больше никто и не видел, лишь горстка пепла от него осталась. И все. На несколько минут повисла напряжённая тишина. Хагрид, видимо, заново переживал те ужасные события, а Гарри все пытался найти недостающий пазл в этом рассказе, который, казалось, был прямо под носом, но он никак не мог понять, где же именно. Наконец его осенило. — Хагрид, можно ещё вопрос? — Да, Гарри? — великан поднял на Поттера заплаканные глаза, полные печали и страданий. Поттер никогда не испытывал жалости к мягкотелым, и презирал слезы, потому ему было как-то странно смотреть на человека, который оплакивал его собственных родителей. Потому что сам Гарри абсолютно ничего не чувствовал в тот момент. Ни боли, ни обиды, ни ненависти к убийце своей семьи. Также как и не понимал значения слова «семья». Все это ему было чуждо. — Из Ваших слов я сделал один странный вывод… Вы считаете, что Волдеморт жив, не так ли? — Не мог он умереть, Гарри, — прошептал Хагрид, словно сам ужаснувшись своим словам. — Умирают лишь люди, а он таковым не был… — Но где он тогда? Почему исчез? — Хагрид просто покачал головой. Гарри пытался ещё задавать вопросы, но Хагрид больше не сказал ни слова. Поттер понял, что тот больше ничего и не скажет на эту тему. Когда Хагрид, чтобы отвлечься от воспоминаний, завел ничего не значащий разговор сначала о школьных годах его родителей, а потом плавно перешел к своим любимым зверушкам, взгляд Гарри случайно упал на какую-то бумажку, торчащую из-под чехла для чайника. Аккуратно вытянув ее, пока Хагрид рассказывал про драконов, он пробежался глазами по тексту. Это была вырезка из «Пророка». Гарри был не из впечатлительных людей и понимал, что в мире постоянно происходит что-то плохое, но в этот раз что-то зацепило его в этой статье. Ведь магический банк «Гринготтс» до этого дня считался одним из самых защищенных мест в Англии, помимо Хогвартса. Возникал закономерный вопрос: кто же был этим всесильным вором, который умудрился проникнуть в банк абсолютно незамеченным, а потом точно так же уйти, не найдя то, что ему нужно? Гоблины слыли жадными и мстительными созданиями. А главное, зачем это Хагриду понадобилось специально вырезать из газеты что-то подобное? Аккуратно сложив бумажку, Гарри незаметно положил ее в карман мантии. Мысли его уже были далеко от бесполезных рассказов о драконах, информацию о которых он уже давно прочитал сам. Сейчас он думал о таинственном незнакомце, который смог уйти из-под острого носа гоблинов, не погибнув при этом, а также о рассказанной ранее информации о Темном Лорде, которой все ещё было слишком мало, чтобы о чем-то судить. В нем с каждой секундой все больше крепла уверенность в правдивости последних слов лесничего. Темный Лорд действительно был жив. Это было абсолютно новое, интересное, охватывающее всю его душу ощущение азарта. Ему следовало бы сейчас побеспокоиться за свою жизнь, но единственное, чего ему хотелось, так это встречи. Как бы дико это ни звучало. Он действительно желал встречи с Лордом Волдемортом — убийцей своих родителей и несостоявшимся убийцей его самого. Гарри всегда кропотливо собирал информацию о любых неординарных личностях, о которых вообще слышал. Читал про известных людей, думая о том, каково это — встретиться с кем-то подобным. Общаться, набираться знаний у этого человека. Это было его навязчивой идеей. Возможно поэтому, он так упорно пытался добиться сейчас ответов, поэтому забрал вырезку из газеты. Он прекрасно понимал, что возможность встречи с ним невелика и вряд ли является хорошей идеей, но он все равно не мог отделаться от мысли, что это нужно. Нужно ему самому. В Хогвартсе было много личностей, с которыми он не имел дела раньше. Здесь каждый обладал магическим даром, и уже это отличало этих людей от серой массы — от простых магглов с заурядными способностями. Волшебники были на голову выше даже некоторых известных простецов. Но Гарри все равно считал, что он представляет собой нечто большее, чем элемент толпы. Он имел острый ум, который не мог игнорировать ни один учитель, немалый объем магии и незаурядные магические способности. Владение языком змей, например, называлось парселтангом и передавалось от отца к сыну в роду Салазара Слизерина. Как Гарри оказался к нему причастен, он не знал, ведь ни в одном источнике не упоминалась связь Поттеров с Салазаром. Он понимал змей и мог отвечать им, а этот факт говорил сам за себя. И это уже не говоря о том, что он мог чувствовать магию! Пока ещё слабо, но сосредоточившись, он мог понять ее уже на совсем другом уровне. Словно магия имела свой собственный запах или цвет. Шеша говорил, что он сам всегда это мог делать, но, как обычно, подробнее ничего объяснять не стал. Гарри был особенным и прекрасно это осознавал. Ему было скучно в окружении серых личностей, поэтому ему нужен был кто-то, кто был бы похож на него. Кто-то, с кем можно было бы поговорить обо всем на свете и не чувствовать при этом отвращения, словно общаешься с глупой лягушкой без каких-либо зачатков разума. Этим же вечером, когда он шел обратно в Хогвартс, возвращаясь от слишком общительного лесника, единственными мыслями в его голове остались лишь планы на тёплый душ и спокойную ночь, которую он проведет без единого сна, что, удивительно, бывало только во время проживания в Хогвартсе. И лишь маленький клочок бумажки, непонятно зачем взятый у Хагрида, и лениво расползающиеся по голове интригующие догадки, были напоминанием о том, насколько много он еще хотел познать в этом новом, неизведанном для себя мире.