***
Из-за тяжелых мутных туч, скрывающих всю красоту ночного света, на грязно-сером полотне небес выглянул тоненький тусклый лучик и попал ровно туда, куда Гарри смотрел, не отрываясь, последние десять минут. Перевалило за полночь. Часы на стене, освещаемые лунным светилом, тикали размеренно, как и положено всяким другим часам, но сейчас Гарри раздражало даже это. Перевернувшись на другой бок на узкой больничной койке, Гарри устремил безразличный взгляд на вид за окном, разглядывая темнеющие вдали исполины Запретного леса и общую хмурость погоды. Почему-то нестерпимо трещала голова, а в теле ощущалась жуткая слабость — не хотелось ни есть, ни пить, но спать, как ни странно, ему не хотелось намного больше прочего. Только не сейчас. Сейчас еще нельзя было засыпать. Мадам Помфри — строгая женщина-колдомедик — ушла всего полчаса назад, сказав, что позовет декана и подготовит все необходимые для его лечения зелья, от нее-то он и узнал, что провалялся в больничном крыле почти два дня. Снейпа видеть не хотелось вообще. Если быть совсем уж честным, он был бы счастлив, если бы его оставили в покое еще как минимум на день. Гарри как никогда ясно понимал, что еще долго будет приходить в себя… или этого не случится никогда. Что-то точно в нем изменилось, он только не мог осознать, что именно… Два дня назад он чуть было не умер. Гарри осознавал эту мысль особенно четко, но обдумывать что-либо снова опасался, ведь даже от простого воспоминания ему было чудовищно страшно. Сейчас он вроде как успокоился, но некоторое время назад готов был выть от подкрадывающегося на мягких лапах безумия. Думать было мучительно: в горле сразу же вставал плотный ком, а сердце сбивалось на бешеный ритм — Гарри чувствовал, что ему становится нечем дышать. Прямо как тогда, в лапах тролля, когда тот его чуть не задушил его же собственной мантией. Это бы была весьма глупая смерть… Глупая и бессмысленная. Не то чтобы Поттер мог вообще отыскать смысл такой вещи, как собственная кончина, — это казалось так же странно, как рассуждать о небе без солнца и луны — но почему-то ему это казалось важным. Было даже немного обидным, что его, еще ничего не успевшего сделать в этой жизни и так о многом мечтавшего, мог убить какой-то горный тролль, умертвить которого мог каждый хорошо обученный пятикурсник. Гарри сжал руки в кулаки и перевел раздраженный взгляд на часы, продолжающие свою нудную работу. Хотелось хоть как-нибудь выпустить пар, сделать что-нибудь — лишь бы заглушить то, что так неприятно скреблось изнутри: страх быть убитым, ужас небытия и это чудовищное ощущение собственной жалкой беспомощности. Слепой котенок, тыкающийся в стены коробки и не знающий, как дальше быть — вот, кем он был. Не больше. Жажда действий победила. Он сам не знал, что именно собирается делать, — не убегать же из палаты, в конце концов — но что-то точно надо было, поэтому Гарри раздраженно скинул одеяло и сел, тяжело опираясь о тонкий матрас. Его замутило, но, крепко зажмурившись и сделав несколько глубоких вдохов, он все же спустил ноги на пол. Тело плохо поддавалось контролю, глухой тяжестью отзываясь в голове и где-то в районе груди, а еще, насколько он сам мог судить, у него все-таки поднялась температура — пол под ногами показался вдруг обжигающе холодным. Поежившись, Гарри схватился дрожащими руками за железную спинку и, приложив усилие, несмело поднялся на ватные ноги. — Поттер! — хлопок двери, разрушивший их тишину, поделенную пополам с невыносимыми часами, и гневный окрик пришедшего оказался для него самой настоящей неожиданностью. Гарри шатнуло, мир завертелся в глупой пародии на детскую карусель, в голове вновь что-то щелкнуло, и на Поттера вмиг вновь свалился весь груз тяжелых воспоминаний, смывая все возведенное самообладание горным стремительным потоком. Он завалился вперёд. Реакция Снейпа оказалась мгновенной: профессор почти подлетел к мальчику и придержал его от падения, тут же усаживая на кровать, — Чем Вы только думали?! — уже привычно воскликнул тот. Этот вопрос натолкнул Гарри на мысль о том, что это просто странный, но слишком реалистичный, чтобы в него можно было поверить, сон — слишком уж все это напоминало их разговор в комнатах зельевара… Даже тон, с которым это было произнесено, казался подозрительно похожим. Правда, в этот раз, Гарри неожиданно разглядел что-то новое в выражении лица профессора — что-то похоже на беспокойство… Неужели из-за него? Мысль не смогла в должной степени расшевелить его, но что-то, определенно, задела в его душе. — Профессор Снейп… — Гарри не стал сопротивляться, когда учитель стал настойчиво укладывать его на подушки. — Рад Вас видеть. — Почему Вы сочли возможным пренебрежение собственным здоровьем и указаниями мадам Помфри? — прошипел Снейп сквозь зубы, явно сдерживая свою ярость, готовую в любой момент вывалиться на его больного студента. Откуда-то выудив стул, Снейп уже сидел рядом с кроватью Поттера, придирчиво рассматривая его лицо на наличие признаков недомоганий. Особенно сильно, как показалось Гарри, он почему-то всматривался именно в глаза. — Мадам Помфри мне ничего такого не говорила, сэр. Сообщила, что позовет Вас и сходит за нужными зельями. Снейп неохотно кивнул, принимая оправдание, и принялся что-то искать в бездонных карманах своей мантии. На тумбочку начали выставляться флакончики с различными зельями, — на момент, когда профессор вновь ровно уселся на стуле, Гарри смог насчитать целых пять пузырьков с разного цвета содержимым. Объединяло их все лишь одно — получатель; ведь, судя по всему, все это окажется в одном единственном человеке. В нем. Гарри помрачнел еще больше — лечиться он не любил, а здесь его, видимо, решили залечить за все прошедшие годы избегания медиков. Да он даже с переломами никуда не жаловался, научившись накладывать шины собственноручно! Когда из своего кабинета выплыла заспанная мадам Помфри, которая тащила в руках примерно столько же зелий и мазей, Гарри осознал, что обречен. — Мадам Помфри, я принес то, что Вы просили. Для мистера Поттера, — Снейп кивком головы указал на тумбочку, устланную пузырьками. Женщина кивнула: — Благодарю, профессор Снейп. А теперь Вы, — женщина обратилась уже к Гарри, приняв свой рабочий — строгий — вид, припасенный специально для пациентов: — сегодня Вам необходимо выпить вот эти три зелья перед сном, — она поставила перед ним нужные пузырьки, — а сейчас вот эти пять, — кивок на лежащие на тумбочке снадобья. Гарри сдержал порыв застонать. — А что… — вопрос был пресечен впихнутым в руки флаконом и властным тоном колдоведьмы: — Пейте, мистер Поттер! Гарри скорее по привычке, чем из недоверия, придирчиво осмотрел содержимое, но, заметив вскинутую бровь Снейпа и смеющийся взгляд Помфри, молча опрокинул в себя флакон. Зелье было жутко горьким, и у Гарри уже почти не было сил, чтобы контролировать мышцы лица, но гордости и выдержки его хватило хотя бы на то, чтобы скривиться не слишком явно. Все это порядком начало его утомлять, сонного и разбитого морально; особенно сильно, когда Помфри настойчиво пихнула ему следующее зелье, теперь уже отвратительно бледно-розового цвета. Гарри бессильно сжал зубы и смиренно следовал указаниям. Когда медик наконец удовлетворилась результатами своей работы, она сказала еще несколько напутствующих фраз по поводу того или иного лекарства, а после удалилась к себе. Поттер в душе вздохнул спокойно и обратил все свое внимание на притихшего декана: — Вы о чем-то хотели поговорить, профессор? Профессор отрывисто кивнул и быстрым жестом наложил какое-то заклинание на закрывшуюся вслед за ушедшей ведьмой дверь. Проследив за тем, как профессор молча убирает палочку обратно в широкий рукав мантии, Гарри сложил перед собой руки и, все же не выдержав, спросил: — Что это? — Обычное заглушающее, мистер Поттер, ничего более. Гарри понимающе хмыкнул, а Снейп сел ровнее, и наконец перешёл ближе к делу: — У меня есть к Вам несколько вопросов, — профессор следил за эмоциями Поттера, но после пережитого Гарри не считал, что какой-то разговор может изменить что-то в его настрое. Все казалось несущественным, призрачным, и Поттер не совсем успевал цепляться за реальность, чтобы не уходить в мысли каждый раз, когда минутная стрелка часов отсчитывала свой ход. Профессор, заметив, что Гарри слабеет на глазах, вскинул бровь и несколько обеспокоенно поинтересовался: — Вы точно в порядке? Гарри выжал из себя слабую кривую ухмылку. Перед глазами все еще стояли те мерзкие водянистые глазки тролля, и в ноздри то и дело пробирался мифический смрадный воздух из чудовищной пасти. Казалось, будто вся его память пропиталась этим. Гарри прикрыл глаза и резко втянул воздух через нос: — Конечно, сэр. Снейп явно этому не поверил, но выпытывать что-либо еще не стал. — Я бы попросил, чтобы на все, что бы я сегодня ни спросил у Вас, Вы ответили предельно честно. Это важно, мистер Поттер, — профессор говорил строго, будто на уроке, и Гарри смог только отрешенно кивнуть и тряхнуть головой, отгоняя очередного призрака и, вызванный им, снова зарождающийся страх где-то на задворках сознания. — Конечно, сэр, задавайте свои вопросы. — Хорошо, — профессор тяжело выдохнул, — сперва я хотел бы узнать, почему Вас не было на праздничном ужине тридцать первого октября и как Вы оказались в том туалете на втором этаже? — Гарри все еще не хотел обсуждать свои взаимоотношения с одноклассниками, тем более со Снейпом, а потому молчал, тяжелой головой придумывая, что бы можно было бы сказать, чтобы не затрагивать животрепещущей темы. Профессор, видимо, расценил его молчание по-своему: — Я, конечно, понимаю, что в такой день… возможно Вам было неприятно всеобщее веселье, но пир является частью традиций Хогвартса, которые каждый ученик моего дома обязан выполнять. Снейп говорил уверенно, но в голосе Гарри слышал сочувствие, которое он сам не мог понять. Как и часть речи профессора о «таком дне» и неприязни к всеобщему веселью в нем. В голове шевельнулась смутная догадка, но она показалась нелепой даже ему. — О чем Вы, профессор? Снейп, уже готовый читать еще одну прочувствованную речь о чести слизеринцев, споткнулся на полуслове и посмотрел на удивленного Гарри, который под этим взглядом вдруг ощутил себя глупым тараканом. — Я говорю о дне, когда погибли Ваши родители, — тихо, но жестко произнес декан, — или Вы хотите сказать, что никто не сказал Вам о нем? Гарри даже как-то стушевался. Конечно, он знал об этом, — это написано в нескольких книгах по истории, где есть упоминание о смерти Волдеморта, — но Гарри никогда не скорбел по чьей-либо смерти и давно ничего не чувствовал по отношению к тем, кто дал ему жизнь. Возможно, если бы они были живы, все сложилось бы по-другому, но тогда и он бы был совершенно другим. Их лица, голоса — все это давно стерлось из памяти, Лили и Джеймс Поттер ушли слишком рано, чтобы он успел даже просто привязаться к ним. Этих людей Гарри не мог назвать никак иначе, кроме как историческими персонажами, ведь они ничем не отличались от какого-нибудь гоблинского вождя XVII века или того же Салазара Слизерина. Как он был благодарен основателям за создание Хогвартса, так и родителям, которые исполнили свой долг и смогли сохранить ему жизнь десять лет назад. Любви же не было… Скорее всего, он больше просто не мог любить. — Я не думаю, что годовщина родителей стала бы тем, из-за чего я нарушал бы устои слизеринцев… — осторожно заметил Гарри. — Отчего же? Самая логичная причина Ваших действий, как по мне, — профессор прожег взглядом дырку в Гарри, и тот, не выдержав, фыркнул: — Я был немного зол, профессор Снейп, и решил почитать — чтение меня всегда успокаивает. Уйдя с ужина, я не задумывался, как это будет выглядеть, и просто пошел в библиотеку. Лестница же перенесла меня не в библиотеку, а на второй этаж, так что мое нахождение там являлось обыкновенной неудачной случайностью, — за монотонностью повествования Гарри скрыл то, насколько сильно его задела очередная всплывшая в голове сцена. Когда он перевел взгляд на профессора, то заметил, что тот смотрит на него, не отрываясь. — Я же просил говорить мне только правду, мистер Поттер, — невозмутимо, но обвинительно сказал он, и эта фраза мгновенно сожгла все мысли о смерти и опасности, навязчиво крутившиеся в голове у Гарри. Он наконец-то почувствовал нормальную эмоцию, а не те полутона, которые ощущались за всем страхом и отчаянием, кричавшими в сознании — ледяная ярость, вот, что это было, — нет ничего дурного в скорби. Каждый из нас чтит память своих близких… — У меня нет близких, — безэмоциональная маска скользнула на лицо неожиданно легко, но это было ему сейчас только на руку, — и никогда не было. Я не хотел бы обсуждать все это с Вами, но Вы просили быть с Вами честным, а я согласился на данное условие. Я не привык отказываться от своих слов. Снейп нахмурился. Видимо, он действительно искренне полагал, что мальчик просто лжет. Гарри же продолжал: — Я никогда не знал их, не помнил даже имен и лиц. У меня никогда никого не было… по крайней мере в сознательном возрасте. Я не обременен узами родства и с самого раннего возраста привычен к одиночеству, — Северус удивленно смотрел на говорившего, и никак не мог приложить слова Поттера к картине действительности, которую знал. — Чтобы скорбеть, надо сожалеть о смерти. А я не могу жалеть об их кончине. Уже не могу. — Почему? — Северус сам не узнал свой голос, настолько хриплым он был. — Я их не помню, сэр, по кому скорбеть? К тому же я такой, какой есть. Будь они рядом, я бы был совершенно другим, а я доволен тем, каким являюсь, — просто ответил мальчик, и комната погрузилась в тишину. Гарри не без удивления заметил, что его голос безразличен не потому, что наигран, а потому, что ему действительно все равно. Хоть он и знал, что все сказанное — чистая правда, он не был уверен, что голос ни разу не дрогнет — в детстве он слишком долго ожидал чуда. Разочарование же было избавлением. Он больше не испытывал боли. Северус молчал. Не потому, что хотел, а из необходимости — ему нужно было время, чтобы успокоиться, он старался держать себя в руках и не злиться. То, с каким пренебрежением мальчишка говорил о том, что так сильно задевало его самого, было слишком жестоким испытанием. Лишь то, что Северус действительно видел в словах Поттера здравый смысл, заставляло его сцеплять зубы, а не высказывать в эту секунду все то, что он думает о мальчике. Не вспоминать, что перед ним сидит наследник Джеймса. К тому же — кто такой Северус, чтобы обвинять мальчишку в черствости? Наоборот, надо было бы похвалить ребенка за столь взрослые размышления, а не злиться как последний псих на откровения. Сейчас он видел настоящего Гарри Поттера, его настоящие мысли и от них веяло обреченностью, которая сквозила во всем его поведении с самого первого дня их знакомства в Хогвартсе. Сейчас Северус видел и понимал, что у этого мальчика никогда не было детства. От этого щемило в груди, Северус помнил, каково это — взрослеть тогда, когда сверстники остаются детьми. — Ладно, я понял. Но почему, как Вы говорите, у Вас нет близких? Неужели Ваша тетя плохо с Вами обращалась все эти годы? — это был как раз второй вопрос, ответ на который Северус так хотел узнать. Он все еще помнил слова Поппи про множественные старые переломы и шрамы, которые покрывали тело Гарри. По правде, это заботило его намного больше, чем могло показаться. Поттер, кажется, удивился, а потом, будто осознав что-то, понимающе кивнул. Северус еще больше растерялся. — Вы, наверное, имеете в виду Петунью Дурсль, сэр? — Мальчик едва заметно передернул плечом. — Она никогда не обращалась плохо со мной. — Тогда почему…? — Потому что мы никогда не встречались, сэр, — перебил Гарри и слегка улыбнулся, как обычно — самыми уголками губ. — Я вырос в сиротском приюте. Снейп обомлел, глаза расширились, и он даже подался немного вперед, упираясь ладонями в тонкий матрас кровати. Поттер остался сидеть в той же позе, но заметно напрягся, заставив профессора взять себя в руки и вновь сесть, как полагает. — Как это, в приюте? Директор… — Северус резко замолчал, разглядывая Поттера, будто впервые увидел. Теперь многие слова имели смысл. Страшный, ужасающий и чудовищный, но смысл. — Как с Вами обращались в приюте?! — снова спросил он, только теперь уже зло, взволнованно. Гарри дернулся и сжался, но быстро вернул себе самообладание. Снейп этот порыв, конечно же, заметил. — Откуда Ваши шрамы, мистер Поттер? — еще более зло процедил декан, а Гарри вновь заскрипел зубами. Лучше бы он сказал, что они лучшие друзья с тетей-магглой и по выходным вместе пекут блинчики, лишь бы не отвечать на вопросы про детство. — Я бы… Я бы не хотел об этом говорить, профессор Снейп, — Гарри сжал в пальцах одеяло. На тело вновь накатывала слабость, и Гарри начинал переживать, что очередная порция ужаса придет совсем скоро, добавлять к этому свою приютскую беспомощность было бы глупостью. Его ужасное, постыдное прошлое… Профессор окинул его долгим и тяжелым взглядом, но все же согласно кивнул. Гарри тихо выдохнул, радуясь своей маленькой победе. — Хорошо. Но я требую, чтобы Вы сообщили, если это случится вновь. Если кто-то в приюте вновь поднимет на Вас руку… — Гарри неосознанно прожёг учителя злым взглядом, а Снейп замолчал, осекшись. — Ладно, в общем… — Снейп неловко встал, и кивнул головой на прощание, он все еще был очень хмур: — До свидания, мистер Поттер. Слушайтесь мадам Помфри и скорее выздоравливайте. Я пришлю к Вам старосту с домашним заданием, когда Вам станет немного лучше. — Спасибо, сэр, — Гарри устало кивнул и прикрыл глаза. Но когда Северус Снейп уже был готов скрыться за дверями, Поттер неожиданно окликнул его: — Профессор… Северус резко развернулся и удивленно вскинул бровь. — Простите… Сэр… Возможно ли попросить сейчас зелье сна без сновидений у мадам Помфри? Северус быстро кивнул: — Я передам ей Вашу просьбу, спите. Дверь закрылась почти бесшумно. Гарри снова погрузился в кошмары.***
Месяцы летели быстро. Сонная монотонность охватывала замок каждый раз, когда на небосводе зажигалось солнце, и держала в этой постоянности ровно до заката. Люди ходили сонные, словно вареные, полностью погруженные в свои каждодневные заботы, и почти не успевали следить за ходом времени. Впрочем, почему только люди? Даже Шеша не мог противиться этому, хоть и отлучался из замка довольно часто. Был уже декабрь. Лесные опушки были припорошены снегом и на волю выползали всё новые твари, которых змей никогда раньше не видел. Белый покров леса позволял ему быть незаметным, поэтому охота была еще более продуктивной, чем раньше. Жаль, что Шеша не мог радоваться этому. Даже победы над крупными соперниками не приносили былого удовольствия — это стало необходимостью, неприятной и занимающей слишком много времени. С недавней поры он всегда спешил вернуться в замок как можно скорее. Подобной спешке было несколько причин… Во-первых, зимнее время было отвратительно ему из-за своих низких температур. Все нормальные змеи давным-давно отдыхали в укромных уголках, но Шеша никогда не относил себя к нормальным. Магия согревала, морозы не грозили ему смертью, но неприятное ощущение, будто ты превратился в одну большую ледышку, заставляло его каждый вечер жаться как можно ближе к хозяину, только бы чуть-чуть погреть промороженное насквозь нутро. Хозяин не препятствовал таким порывам, но и не одобрял. Он вообще стал очень странным в последнее время. Будто одержимым. Это было как раз второй причиной, почему змей никогда не задерживался среди своей добычи в Запретном лесу. Он был обеспокоен. Как-то раз, несколько месяцев назад хозяин просто не вернулся в комнату. Такого раньше не было, поэтому Шеша начал волноваться. Когда Гарри и на следующий день не объявился, он решил поискать его по замку и после продолжительных поисков смог почувствовать магию хозяина — очень слабую, будто и не его вовсе. Раньше Шеша никогда не заползал выше первого этажа, поэтому скрываться в тенях, чтобы не попасться на глаза двуногим, было довольно сложно — везде было так светло и людно, его могли заметить. Тогда он так и не смог попасть туда, где держали его хозяина, но, как ни странно, повторять заход не пришлось — через несколько дней Гарри вернулся сам. Бледный, осунувшийся, но живой. Шеша был вне себя от радости, пока не понял, что что-то не так. Магия хозяина была слаба. Такого не было никогда, даже во время стихийных выбросов — как это называл сам хозяин, — сила не расходовалась так обильно, и тем более, тот никогда еще не выглядел настолько плохо. На все обеспокоенные вопросы змея Гарри молчал или огрызался, поэтому Шеша до последнего не имел никакого понятия о том, что случилось. Однако слишком долго скрывать что-то от того, кто постоянно рядом, никак не получится, наверное, даже у самого лучшего шпиона. — Магия больше не защищает меня, — однажды сухо обронил хозяин. Это был один из вечеров, когда они проводили время вместе в комнате. Это случалось все реже. — Стихийная магия бывает только у маленьких детей. Так говорит каждый справочник библиотеки. А я прочитал не только их, но и другую литературу по этой теме. Все, что только нашел. — И что? — Шеша не видел в этом особой проблемы, но все равно вложил в шипение всю заботу, которую только мог. Хозяин в последнее время все меньше уделял ему внимания, полностью погрузившись в книги. Вне комнаты или нет — он всегда читал. Читал все подряд, был одержим книгами. Шеша все чаще видел хозяина с тем коричневым талмудом, который тому дал учитель когда-то. Змей не спорил, лишь внимательно наблюдал. — Ты говорил, что на все воля магии… что когда ситуация недостаточно опасна, магия не станет вмешиваться, — Шеша ничего не понимал, и хозяин это прекрасно видел, — Она, конечно, вмешалась, но поздно — я чуть не умер в тот раз… Шеша впервые слышал об этом, но и сам догадывался, куда могло уйти столько магии. Чтобы немного успокоить хозяина, он мгновенно обвил его руку, но тот, похоже, не был настроен на какое-либо проявление заботы в данный момент, поэтому раздраженно стряхнул прикосновение. Шеша не обиделся, но на всякий случай отполз подальше, чтобы, в случае чего, успеть спрятаться. Вспыльчивость хозяина, когда тот был в дурном настроении, не была для него чем-то новым, но последнее время он чувствовал ее особенно остро. Магия вернулась в полной мере, но Гарри с того самого дня так ни разу и не улыбнулся. Даже ему. Они перестали разговаривать, делиться друг с другом ощущениями сегодняшнего дня. Хозяин отдалялся. — Я не понимаю Вас, Хозсяин, к чему Вы ведете? — К тому, что ты ужасный лгун, ведь говорил мне совершенно другое, — Гарри расстроенно плюхнулся за стол и, сдвинув все учебники на самый край, вынул из стола уже так знакомую Шеша книжку. Палочка быстро скользнула в пальцы хозяина, и тот быстро наколдовал себе резинку для волос, чтобы отросшая челка не мешала читать. Шеша все больше удивлялся тому, как быстро хозяин приспособился к палочке после того инцидента. Теперь он не расставался с ней ни на секунду. Даже спал с ней в руке, не слушая доводы змея по поводу его полной безопасности хотя бы в пределах постели. В любое время суток Шеша был готов защитить хозяина от того, кто смог бы пробить недавно наложенные на дверь охранные чары. Подобное было маловероятно, но Шеша все равно был настороже. — Но магия вновь спасла Вас, разве не так? Почему Вы злитесь? — хозяин скрипнул зубами и отбросил занесенное над пергаментом перо в стену. Шеша поспешил юркнуть под кровать, пока что-нибудь еще не полетело и в его сторону. Гарри развернулся в сторону Шеша, безошибочно находя горящими в полутьме глазами место, где он прятался и прошипел так, что даже привыкшему к подобным выпадам змею стало жутко:— Все совершенно не так! И ты это знал… ты… ты всегда все знаешь! — Я всего лишь змея и не могу все знать! — Шеша даже вылез из своего убежища, чтобы обиженно взглянуть на незаслуженно обвиняющего его хозяина, но увидел прямо перед носом лишь ботинки и подол мантии, вихрем пронесшиеся к двери. — Прекрасно!— деревянная дверь с размаху ударилась об косяк, а Гарри исчез тогда на целый вечер. Шеша, так и не дождавшись, расстроенный, уполз на охоту, а когда вернулся утром, хозяина в комнате уже не было. Подобные сцены теперь не были редкостью. Ни триумфальный хлопок дверью, ни гневное шипение по поводу и без. Вечно отстраненное выражение лица все чаще менялось на недовольное или раздраженное, а в копилку странностей хозяина добавились ночные кошмары и необъяснимая боязнь любых празднеств. Шеша молча наблюдал за всем этим и отчетливо понимал, что хозяин сходит с ума. Сегодня был как раз такой день, когда хозяин был особенно нервным. День выбивался из рутины яркостью красок и украшений, а также долгой и муторной подготовкой. Шеша не раз видел тех немногочисленных оставшихся в замке на каникулы детей, проносившихся по улице — они кидали друг в друга снегом или лепили что-то, но он не осмеливался нарушить тишину комнаты, чтобы спросить что-либо об этом у хозяина. Тот по своему обыкновению сидел за столом и делал какие-то выписки из взятой из библиотеки книги. Отвлекать его в такой момент — значило нарваться на скандал. В гостиной Слизерина с самого утра стояла огромная ель, притащенная великаном Хагридом из Запретного леса, и Шеша помнил, как однажды Гарри упоминал о похожей традиции. Это было еще в приюте, когда точно такое же дерево, только меньше, стояло в столовой, и хозяин с удовольствием рассуждал о своей нелюбви к праздникам, терпеливо объясняя Шеша все интересующие его вопросы. Змей так скучал по тем временам. Гарри Поттер тогда был так добр к нему. — Поттер! — мерный скрип пера прекратился, и хозяин вздрогнул, откладывая инструмент на край стола. Это был первый со времен «дружбы» с Драко Малфоем раз, когда в его комнату кто-то постучался. Шеша не помнил ни одного подобного случая ранее. Судя по удивленному и настороженному выражению лица Гарри, тот еще ни разу не пускал кого-либо себе в комнату в его отсутствие и тоже был без понятия, кто бы мог прийти. Встав со стула, Гарри кинул многозначительный взгляд на змея и, с палочкой наперевес, прошел к двери. Шеша спрятался за ней, готовый в любой момент атаковать. — Гарри Поттер! Открой дверь! — голос был явно женским и хозяин, похоже, его узнал, это было видно по тому, как сильно он удивился. — Еще секунда и на одну дверь в мире станет меньше! — Фарли? — Гарри поспешил убрать палочку и шикнуть на змея, отпирая комнату. На пороге стояла красивая девушка с темными вьющимися почти до талии волосами, перекинутыми через плечо и со значком старосты Слизерина на стандартной школьной мантии. С того знаменательного Хеллоуина по факультету поползли гадкие слухи, будто он, по уши влюбленный, побежал спасать грязнокровную заучку-Грейнджер от тролля, а потом сам же и перетрусил. Конечно же, никакие известия о магическом истощении или же кончине тролля не просочились в массы, но четырехдневное отсутствие на уроках и дважды приходящая в Больничное крыло Фарли по-своему прояснили его однокурсникам ситуацию. У ехидных слизеринцев появилась еще одна возможность его поддеть, только теперь он не мог просто игнорировать все выпады, гнев все чаще рвался наружу, а потому за последнее время ему дважды делал выговор декан: один раз за снятые Макгонагалл баллы, когда они с Малфоем сцепились в коридоре — Гарри тогда еле-еле оцарапал Драко заклинанием, но тот верещал, будто ему отрезали руку; второй же раз был тоже за похожую перепалку, только уже со старшими. Снейп, отчаявшись наладить дисциплину на факультете, уже просил Гарри завести друзей или приятелей среди тех, кто не выступал против него или просто помириться с Малфоем, но Поттер категорически отказался, поэтому сейчас его взаимодействие со Слизерином ограничивалось старостой Джеммой Фарли и самим деканом. Этих двух людей он, по крайней мере, уважал. — Будто с тобой еще хоть кто-то разговаривает, — девушка фыркнула и весело захихикала, когда Гарри одарил ее гневным взглядом: — Да ладно тебе, не зыркай на меня так. Вообще-то я пришла отдать тебе твои подарки. — Фарли хитро подмигнула ему и протянула две подарочных упаковки, которые до этого держала в руках. — Подарки? — Гарри заторможено принял свертки и растерянно глядел теперь уже на них. Фарли не выдержала и рассмеялась в голос. Она была единственной, кто вел себя с ним так… по-дружески что ли. Даже ее снисходительный тон уже почти не раздражал. — От кого?.. — Да откуда мне знать? — возмутилась девушка. — Мог бы, кстати, и поблагодарить. Та стая шакалов, что зовется нашим факультетом, оказывается, имеет склонность к вандализму. Еле успела отобрать. По вине Паркинсон Слизерин лишился парочки баллов. — Пыталась заболтать вас всех до смерти? — Гарри не сдержал ухмылки. Даже то, как он неловко замер посреди дверного проема с занятыми подарками руками, не мешало ему представить эту ситуацию. Паркинсон была той еще балаболкой, а это в ней не любил никто. Особенно Фарли. По крайней мере, в ином случае та не стала бы сейчас так кривиться. — Ну, Поттер, ни с кем не общаешься, а всё про всех знаешь! — Фарли вольготно прислонилась к косяку, заставив Гарри отойти на пару шагов, чтобы сохранить приемлемую дистанцию. Девушке это, видимо, показалось забавным, и она, тихонько посмеиваясь, продолжила: — В чем же твой секрет? Гарри приподнял одну бровь: — Насколько ты знаешь, я какое-то время общался с Малфоем… — Меньше недели, ха! — Фарли перебросила волосы на другую сторону, ничуть не смущаясь того, что довольно грубо перебила собеседника. Маленький, но серьезный мальчишка-Поттер ей нравился, наверное, больше всех остальных первачков. С ним можно было поговорить о многом, совершенно не переживая, что тот может обидеться или воспринять какой-то комментарий к определенной теме как оскорбление себя или своего рода. Он вообще был каким-то толстокожим. Не сломался во время травли, хотя его очень многие не любили — младшие курсы из-за глупой ссоры с мелким Малфоем, а некоторые старшие из-за падения Темного Лорда десять лет назад. Конечно, большинство слизеринцев просто игнорируют Поттера, но и полное одиночество далеко не всем дается просто. Фарли уважала эту стойкость, уважала гибкий ум и явный талант к магическим искусствам. Гарри хотелось оберегать, и она делала это, по просьбе декана и без нее. — Самый кратковременный союз на Слизерине. «Рекорд Поттера» называется. Боюсь, он теперь войдет в историю. — А вот по этому поводу вообще переживать не стоит, — Гарри отошел еще на шаг, намереваясь наконец освободить руки от лишнего груза, — Паркинсон даже этого времени хватило, чтобы рассказать всю подноготную о себе и всём своем окружении: ближайшем и не очень. — Ну-ну, Поттер. В тебе умирает первоклассный шпион! — Девушка картинно похлопала в ладоши, а Гарри только хмыкнул. Сбор информации — дело важное, а Паркинсон в этом плане — лучший источник с неизвестным науке расположением кнопки выключения. С одной стороны, полезно, с другой — раздражает. — Ладно, — Поттер нервно оглянулся, проверяя, куда спрятался змей, магия ощущалась где-то близко, но точнее сказать было сложно, — Спасибо, что принесла их… — он благодарно кивнул на свертки в своих руках и отступил в полумрак комнаты, чтобы положить их куда-нибудь, но Фарли, как всегда, была не так проста. — Эй, я тебя не приглашал войти! — Гарри возмущенно уставился на старосту, которая с веселой улыбкой вторглась на его территорию. Ее нога, словно прощупывая почву, остановилась ровно за порогом, пока сама она стояла за пределами комнаты. Это было сродни игре: просунь палец в щель, если мышь будет злая, останешься без пальца. Никто не отгрыз пока Фарли ногу, а потому она со спокойной совестью полностью переступила порог. Леденящий душу взгляд Поттера она успешно игнорировала. Похоже, ей было весело издеваться над ним — не так, как издевались остальные, а скорее просто, как подтрунивает старший над младшим. Гарри впервые чувствовал себя по-настоящему ребенком и даже не знал, злиться ему на этот факт или, наоборот, радоваться. Он был рад только тому, что это общение — с Шеша, с ней, со Снейпом и прочими учителями — не дает ему свихнуться в этой болезненной действительности, где есть лишь его кошмары и настойчивая мысль о силе. Ему хотелось, чтобы все стало вновь проще — таким, каким оно было до всего того, что ему пришлось пережить. Редкие, полные смешков Фарли, разговоры были тем островком, где он мог поворчать и даже немного расслабиться, отвлечься от мыслей о книгах и силе, жизни и смерти — просто отдохнуть. — У-у, место, куда не ступала нога человека! Пещера отшельника! — Фарли бесцеремонно приземлилась на его стул и начала разглядывать содержимое стола. — О, книжечку упёр у мадам Пинс? Вот змеюка! Но ты не парься, своих не выдаем! Гарри так и замер, со свертками в руках, у собственной кровати. Затаившийся в дальнем углу за шкафом, змей видел, как маска спокойствия на лице хозяина покрывается мелкими трещинками, грозя разрушиться и явить этому миру скандал, невиданного ранее размера. Уже готовый к гневному «Прочь!», «Убирайся вон из моей комнаты!» или ледяному презрительному: «И вот оно — воспитание чистокровных, ни манер, ни чести», Шеша очень удивился, когда хозяин молча положил на кровать подарки и на некоторое время прикрыл глаза, потирая переносицу. — Да-да, конечно, проходи, Фарли. Могла и не спрашивать, — с сарказмом, но все еще себе под нос, пробормотал Гарри, а потом уже громче: — У тебя какое-то дело? — Все-то тебе дело, Поттер, — хмыкнула Фарли, опасно раскачиваясь на стуле, но тон ее был уже серьезнее: — но, в общем-то, да, в этот раз ты угадал. — Не ломай стул, — Гарри подошел к столу и схватился за спинку стула, удерживая девушку от вредительства. Выгнать бы Фарли по-хорошему, да вот только не могла она так нагло заявиться без причины. — Тебя декан прислал? — Ты, случаем, не ученик Трелони, а, Поттер? Потому что ты почти угадал. — Гарри резко отпустил стул, и девушка, покачнувшись, чуть не завалилась назад, кое-как удержав равновесие. — Фух, ну нельзя же так! — Фарли обиженно покачала головой и продолжила: — Меня не присылал декан, я пришла сама. Хотя да, я решила это сделать именно после разговора с деканом. — И о чем же вы таком говорили, если не секрет? — настороженно спросил Гарри. Один только вид самодовольной Фарли, с удобством расположившейся в его собственной комнате — в его убежище, зоне полной безопасности — дико раздражал. За неимением второго стула, выбор, где бы приземлиться, был у него небольшой: заваленная книгами тумбочка или кровать. Гарри выбрал второе. — О тебе, конечно же, — услышав произнесенное под нос «ну, конечно же, о ком еще!», Фарли все же добавила: — а иначе, зачем мне приходить к тебе? — Ладно, к чему ты ведешь? — Гарри достал палочку и начал крутить ее в руках. Последнее время он часто делал так. — Если честно, я не очень представляю, что бы такое вы могли обсуждать, чтобы в этом оказался замешан я. Сейчас каникулы: с Малфоем на неделе не дрался, Уайт не проклинал, Флинт с компанией сидит, не высовывается. Остальные только примитивно обзываются. Не вижу никаких проблем с моей персоной, — развел руками Поттер. — По твоему рассказу, ты, выходит, вообще ангел, — Фарли указала палочкой на все еще открытую настежь дверь, и та, повинуясь произнесенному заклинанию, закрылась, — и, конечно же, это не ты проклял перед отъездом Гойла теми отвратительными нарывами на теле. Конечно-конечно. — Не я. — Ой, да кому ты заливаешь, Поттер! Не скажу я декану про это, — девушка аккуратно поправила волосы и поморщилась: — это он целиком и полностью заслужил. Гарри согласно угукнул и вздохнул. А Шеша заинтересованно вытянул голову из-за шкафа. Он не слышал ни слова о том, чтобы хозяин кого-то проклинал. Если Гарри будет не в очень плохом настроении вечером, возможно, он спросит… — Профессор Снейп озабочен враждебной обстановкой на факультете, — Гарри почти закатил глаза. Старая шарманка. — И он рассказал мне, что помирись ты с Малфоем или же подружись ты с кем-нибудь, скорее всего все будет намного лучше. Напряжение спадет, так точно. Станет проще не только тебе, но и всем остальным. Он обещал поговорить с Драко, если… — Нет, — ледяным тоном перебил Гарри. Фарли поморщилась. — Пойми же, Поттер… Так не может продолжаться вечно! Мы слизеринцы, мы должны быть вместе! Неужели ты сам не понимаешь, что нельзя всегда сражаться в одиночку? Сплоченность — сила! — Велика цена такой силе, Фарли, — саркастично перебил Гарри, а когда девушка хотела уже возразить, пояснил: — Я не вижу смысла сбиваться в стадо овец и не горю желанием делать это, чтобы обрести мнимую силу. Я бы хотел иметь силу, оставаясь сам по себе. Только такой она имеет значение. Джемма с сомнением покачала головой. — Поттер, ты всего лишь первокурсник, тебе одиннадцать лет. Это слова ребенка… — Может я и первокурсник, но я хотя бы знаю, чего хочу и пытаюсь этого добиться, — Гарри сжал кулаки от злости и устремил холодный взгляд на Фарли. Та, похоже, даже немного прониклась. — Ну, ладно, так поделись, чего же ты так отчаянно хочешь, что готов со всем миром переругаться? — Как я и говорил ранее, моя цель — сила, — Гарри встал и посмотрел на девушку сверху вниз. Сейчас, пока она сидела, он был ненамного, но все же выше нее. Он бы хотел, чтобы она сейчас оставила его в покое и ушла, но выгонять единственного человека, с которым было удобно, а главное — возможно, иметь связь на факультете, было недальновидно. Пусть он и не дружен с остальными слизеринцами, но он тоже принадлежит этому факультету. — И чем же тогда в твоем понимании является сила? Магией? Деньгами? Или твоей злостью на весь мир? Чем из этого? — Фарли тоже встала и направилась к двери, гордо тряхнув роскошными волосами. — Подумай еще раз, Поттер. Здесь играет лишь твоя чрезмерная гордыня. Усмири ее и взгляни на этот мир вновь. Ты, кажется, уже запутался в себе, — девушка еще раз окинула его серьезным взглядом серых глаз и кивнула: — До встречи. И подумай. Фарли аккуратно прикрыла за собой дверь, а Гарри снова сел на кровать. Хотелось прошипеть двери, что ни черта она не понимает, но теперь это было бы уже слишком глупо. В голове все еще звучал этот вопрос, сказанный звонким мелодичным голосом старосты: «чем же для него являлась сила?». Магией? Конечно! Деньгами? Нет, не только… Злобой? Что вообще за бред? Сила… сила… Силой для него были знания. Знания и власть. Это же было так очевидно! Пока эти озлобленные мальчишки разменивают свое драгоценное время на игры, поедание конфет и пустой треп, он учится, практикуется в магии и познает мир единственным доступным для себя способом — через книги. Пусть сейчас разница между ним и этими бестолочами для постороннего не так очевидна, но через несколько лет? Неужели даже умная Фарли не понимает такой простой истины? — Хозсяин, — Шеша выполз из-за шкафа, а Гарри, опомнившись, восстановил охранные чары на двери и запер щеколду. — Подарки… От кого это? — Без понятия. — Гарри вернулся к кровати, где Шеша уже кружил вокруг свертков, тщательно проверяя магию на вкус языком, и взял первый. Змей зашипел, привлекая к себе внимание: — Посссылка с магией… Сссильной магией. Гарри только кивнул, он и сам это мог чувствовать. Только вот много какие подарки в волшебном мире могли содержать магию. Надо было лишь знать адресата. Нежно-салатовый сверток был необычайно легким, почти невесомым. Не знай Гарри, что там лежит что-то магическое, подумал бы, что это нелепо пошутили сверстники, подкинув ему упаковку без подарка. Будто бы его действительно задела бы такая ерунда! Он никогда не получал подарков и не ожидал их в будущем. Произнеся несколько заученных заклинаний, проверяя подарок, он ничего особенного не обнаружил, поэтому аккуратно развернув шуршащую бумагу, Гарри вытряхнул содержимое на кровать. Им оказалась какая-то серебристая ткань — необычайно красивая и поблескивающая складками в неровном освещении нескольких догорающих свеч на столе. Шеша заинтересованно подполз ближе, а Гарри поднял лежащую поверх ткани записку. На ней мелким почерком со странными завитушками было написано следующее: «Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть ее его сыну. Используй ее с умом. Желаю тебе очень счастливого Рождества». Гарри задумчивым взглядом еще раз окинул подарок и, немного подумав, взял его в руки. Это было очень похоже на мантию-невидимку, о которой он читал в одной из книг по чарам. Довольно сильный артефакт, но быстро терял свойства — на самых дешевых чары невидимости приходилось обновлять как минимум раз в два месяца. Если эта вещь лежала неиспользуемая целых десять лет, и этот аноним, что неожиданно решил ему вернуть артефакт отца, ничего не обновлял, то это было всего лишь бесполезным куском ткани. Конечно, Гарри видел, что это не простая мантия-невидимка, что она все еще работает… Недаром Шеша упомянул, что в нее заложена сильная магия, это действительно было так. Однако Гарри также не мог утверждать, что на ней нет и проклятья, прикрытого этим шлейфом силы. Отправитель был неизвестен, письмо весьма расплывчатым. И вообще, все это выглядело довольно странным. Сложив мантию, Гарри положил ее на самую верхнюю полку шкафа и, на всякий случай, накинул на нее сигналку. Завтра он сходит в библиотеку и поищет что-нибудь об этой разновидности мантий-невидимок, а также посмотрит, как бы можно было проверить предмет на проклятья на более глубоком уровне. Простую проверку он проводить уже умел — научился сразу после того памятного письма от лесничего. Вернувшись к постели, он взял в руки второй подарок, только теперь уже в изумрудной обертке. Как бы банально это ни было, это оказалась самая обыкновенная коробка шоколадных лягушек. Поверх живописной упаковки была приклеена маленькая записочка. Гарри безжалостно разорвал маггловский, декорированный цветочками и бабочками, розовый скотч и, отлепив от него записку, принялся читать: «Привет, Поттер! С Рождеством тебя! Пожалуйста, прими эти конфеты как мою благодарность за то, что ты спас меня тогда. Конечно, я понимаю, что этого мало… но я не знаю, как это выразить по-другому. Если тебе будет что-нибудь нужно, я всегда помогу! Еще раз спасибо! P.S. Я всем на факультете рассказала, что ты меня спас, но почему-то мало кто поверил… С наилучшими пожеланиями, Гермиона Грейнджер». Гарри не выдержал и фыркнул, Шеша заинтересованно дернул хвостом и повернул голову в его сторону. — Не волнуйся, Грейнджер, у нас все поверили, — тихо пробормотал мальчик и неожиданно даже для себя рассмеялся.