***
— В замке сейчас странные вещи творятся, Гарольд. Предпоследний чудный день рождественских каникул. В камине тихо потрескивают поленья, обволакиваемые ласковым алым пламенем, а запах хвои, еще не выветрившийся из-за постоянных подземельных сквозняков, уже кажется не таким душистым, как два дня или даже всего день назад, но все еще витает где-то под высоким потолком. Гостиная с каждой минутой все чаще оглашается весёлым смехом и шутками радостных учеников. Шустрые домовые эльфы старательно возвращали замку его обыденный — непраздничный — вид, поэтому никто из новоприбывших уже не мог полюбоваться на огромную пушистую ель, украшенную и сияющую здесь все каникулы, но зато в гостиной Слизерина тут и там все ещё можно было увидеть несколько отдельно висящих ярких украшений: старшекурсники, остававшиеся здесь на каникулах, хотели, чтобы их друзья вернулись в праздник, да и самим им, если честно, тоже хотелось ещё хотя бы чуть-чуть насладиться теплом и уютом Рождества. Домовиков можно было позвать и потом, во время учёбы — они не привыкли отказывать. В этот теплый субботний день всему Хогвартсу предоставлялось время поболтать подольше и обсудить все новые сплетни и слухи, о которых детям стало известно во время каникул. Упускать эту возможность не хотел никто. Люди сбивались в группы в гостиных, встречались толпой в коридорах, объединялись в кучки по интересам в Большом зале. Многим был совершенно не важен даже факультет: в некоторых компаниях можно было увидеть весело щебечущих учениц в галстуках всех четырех цветов, и никто не переживал по этому поводу, как это случалось обычно. Да что уж говорить, даже те, кто все каникулы проваляли дурака и еще не успели сделать домашнее задание на понедельник, не сильно переживали по этому поводу, благополучно откладывая всю тяжёлую интеллектуальную работу на завтрашний день и проводя все своё время в веселье. Гостиная Слизерина дышала жизнью, а детишки, заражаясь позитивом от одного, с удовольствием и небывалым энтузиазмом передавали его по цепочке другому. Да, дух Рождества все ещё не покинул сердца обитателей замка, однако даже в самом строгом правиле всегда найдется хотя бы одно исключение. В данном случае им опять был Гарри Поттер. К сожалению, сегодня, как, впрочем, и обычно, Гарри не разделял общего настроения. Он сидел в «своём», по обыкновению, темном углу и сосредоточенно делал вид, что читает книгу — на самом же деле все его внимание было обращено лишь на то, как бы почерпнуть как можно больше информации из, казалось бы, пустого трёпа однокурсников. Воспитатели в приюте были бы очень огорчены, узнав, что их слова про недопустимость подслушивания были нагло проигнорированы. Гарри никогда не задавался моральной стороной этого вопроса, как, впрочем, никогда и не воспринимал слова своих педагогов всерьез. Если надо — он будет подслушивать, не испытывая при этом ни стыда, ни вины. Ради возможного компромата, который можно было бы использовать в дальнейшем, а также ради уникальных знаний, которые можно было обрести только так, он был готов не только часами сидеть в этой гостиной и притворяться колонной, но и залезать в чужие комнаты, подслушивать за углом и использовать специальные заклинания прослушки, если информация слишком интриговала. Упущенное для самообразования время окупится: всегда окупается. Лишь бы найти что-то стоящее. Да и, если честно, у него было достаточно времени для необходимого ему уединения. Эти каникулы, в отличие от своих одноклассников, все время просидевших в своих тёплых гнездышках под крылышком семьи и ничего не знавших, кроме нелепых забав, Гарри провел достойно: изучил много нового, прочитал несколько книг, а также старательно отработал до совершенства часть не получавшихся ранее заклинаний. В общем, сам он смело мог сказать, что прожил эти дни не зря… что бы по этому поводу ни шипел Шеша. Глупый-глупый Шеша. Да что он вообще мог понимать? Иногда Гарри действительно забывал, что он обыкновенная змея. — …Гарольд, Вы меня вообще слушаете?.. — снова попытался до него достучаться собеседник, но Гарри был действительно слишком сосредоточен, поэтому так и остался сидеть — наполовину скрытый книгой и с довольно неестественным поворотом головы, чтобы это послужило причиной для опасения. Впрочем, что удивительно, подозрительным сейчас его точно никто не считал. А все потому, что прибывающие с каникул люди не обращали на то место, где он сидел, совершенно никакого внимания. Пусть и в тени, но это было точно такое же, как и все остальные, кресло, просто стоящее чуть в отдалении — так, чтобы Гарри оказывался незаметен для большинства людей, но недостаточно далеко от камина, чтобы не дрожать от сырости и промозглого холода подземелий. Даже то, что рядом с Гарри сейчас важно парил призрак, не вызывало ни малейшего интереса у многочисленных слизеринцев, которые уже давным-давно привыкли и перестали удивляться этой странности. К тому же, строгий призрак не одобрял, когда кто-то встревал или же пытался подслушать разговоры, которые были его инициативой. А их с Гарри беседы, за исключением пары особых моментов, всегда являлись именно таковыми. Гарри пару раз моргнул, приводя мысли в порядок, и сел ровнее. — Да, простите, господин Барон. Я отвлекся, — склонив голову в извинительном жесте, Гарри в тем не менее, не ощущал ни капли вины за свое невнимание. — Вы о чем-то говорили? Барон как-то особо грозно хмыкнул, но Гарри прекрасно видел, что вся злость — это не более чем притворство. За время их с призраком встреч он успел изучить Барона достаточно хорошо, чтобы не обманываться в такие вот моменты. Более того, призрак притворялся почти всегда, видимо слишком скучая по сильным человеческим эмоциям, которые были ему недоступны: бесплотные могли чувствовать лишь их отголоски, а Гарри же, наоборот, почему-то только с Бароном позволял себе не скрывать собственные. Он верил, что тот ничего не расскажет. Никому и никогда. Поттер впервые в жизни чувствовал, что может довериться не только змее, и искренне уважал и благодарил призрака за все это. Не только за возможность не держать лицо, но и за многое другое. Гарри, честно, не знал, когда это началось, просто в какой-то момент Кровавый Барон начал все чаще мелькать рядом с ним, каждый день искал с ним встречи. Показывал замок после уроков, ловил между занятиями для непринужденной беседы, подсаживался за стол во время приемов пищи или вот так, как сейчас, подплывал к нему в гостиной. Для Гарри соседство призрака оказалось не только выгодно в плане защиты от посягательств порядком доставших его однокурсников в присутствии факультетского привидения, но также и невероятно приятно. Как же, Барон из огромного количества учеников Хогвартса целенаправленно выбрал себе в собеседники именно его! Пусть его мнения никогда не спрашивали, пусть Барон изначально просто навязал собственное общество, но как на подобное можно жаловаться, если преимуществ оказалось в разы больше, чем всего остального? Гарри уже даже смирился, что источник интереса Барона к его персоне так и остался тайной для всех, кроме самого привидения. Странность была в том, что призраки живых… мягко говоря, не любили. Этот факт был известен абсолютно всем, кто хоть раз с ними сталкивался или даже просто читал о них в книгах: эти прозрачные и пугающие личности никогда не старались сделать пребывание людей поблизости приятным. Морозили кожу прикосновениями и старательно запугивали детей, если было желание и возможность. Обращались же к обитателям замка привидения лишь по делу, передавая что-то или работая распространителями сплетен. Загадка Барона от этого знания становилась в разы удивительней, чем если бы Гарри не знал этого совсем. Еще более молчаливый, чем его собратья, слизеринский Кровавый Барон находил свою радость в запугивании полтергейста Пивза и лишь изредка служил связным между студентами и деканом — как правило, это была привилегия старост, и хоть, как и упоминалось ранее, призрак никак не хотел объяснить своего неожиданного выбора, Гарри в этом плане явно был для него исключением. Поттер действительно был благодарен возможности обсудить что-то с умным существом. Без загадок и недосказанности, как с Шеша, без смешливых комментариев Фарли и без покровительственного тона декана, с которым в последнее время им приходилось встречаться все чаще. И, как ни странно, долгие беседы со Снейпом, в которых профессор настойчиво выискивал признаки последствий прошедших событий, почти не приносили удовольствия. По понятной причине. Конечно, их разговоры не были о чем-то личном и несли, в основном, образовательный характер — они говорили обо всем подряд: о зельях, о школе, об истории, — но во всем этом все равно чувствовалось это странное незримое внимание и чуткость. Это не было чем-то неприятным, скорее непривычным, однако непривычным ему настолько, что Гарри временами чувствовал себя ужасно неловко. С Бароном же все было совершенно по-другому. Довольно часто бывало, что они, неспешно двигаясь по коридорам школы или вот так вот сидя в кресле слизеринского общежития, дискутировали на разные темы: их беседы варьировались от зелий и заклинаний до интересных книг и старинных артефактов — не важно, что именно они обсуждали. Поттер любил это уже хотя бы потому, что очень часто узнавал от Барона довольно много того, о чем не видел упоминаний ни в одном прочитанном ранее фолианте. Гарри действительно любил встречи с Кровавым Бароном, но, Мерлин! Как же несвоевременны они иногда были! Барон мягко соскользнул со своего места в соседнем кресле и подплыл под нос Поттеру, словно нарочно, а Гарри не без оснований полагал, что действительно нарочно, задевая его руку своими одеждами. Тот поток холода, на мгновение прошедший через все его тело и сгустившийся в его бедной конечности, игнорировать было невозможно. Гарри тут же отдернул руку и сунул ее под зеленый плед, зарываясь в утепленные карманы мантии озябшими пальцами. Глаза призрака искрились зловредностью и предупреждением. — Что Вы, совершенно ничего важного, мистер Поттер, — призрак еще какое-то время сверлил Гарри пристальным взглядом, после чего, наконец, успокоился и вернулся в собственное кресло. — Мне уже самому интересно, зачем я трачу здесь свое время. — Господин Барон, — начал Гарри, но был прерван властным взмахом руки и был вынужден замолчать. — Забудьте. Я знаю, что Вы и так избегаете всяческих неприятностей в этой школе, поэтому и информация Вам действительно ни к чему. — Какая информация? — внаглую прослушавший всю предыдущую часть монолога Барона Гарри навострил уши, готовясь послушать об очередном интересном факте о школе или ещё о чем-нибудь подобном, но призрак лишь самодовольно ухмыльнулся и покачал головой. — О каких неприятностях Вы говорите? — снова попытался Гарри, но уже куда более сухим тоном. Призрак, видимо, действительно скучал, раз так быстро сдался. Ни с кем другим он почти не разговаривал, потому и делился всеми наблюдениями лишь с Поттером. Гарри часто сталкивался с мыслью, что для Барона их общение — лишь своеобразное развлечение и возможность сбросить многолетнюю скуку. Возможно, так оно и было. — Я о запретном коридоре на третьем этаже, Дамблдор наказал туда не соваться даже нам, — тихо поделился призрак, а потом широко ухмыльнулся и важно откинулся на спинку кресла, выжидая драматическую паузу. Гарри не глядя нетерпеливо перелистнул страницу книги, ожидая продолжения, Барон с непонятным воодушевлением продолжил: — Однако, всем на удивление, не поставил даже необходимых чар. Подозрительно, не находите? Гарри задумчиво нахмурился, все еще не слишком уверенный, что хотел бы вдаваться в подробности этого дела. Для полного счастья ему сейчас только еще в какую-нибудь странность влезть. По-хорошему, стоило затаиться и не высовываться еще тогда, когда он только сошел в Хогсмиде с поезда, но заглядывать так далеко уже было несколько поздно. Так или иначе, попасть в ситуацию, хоть каплю похожую на ту, с троллем, он никак не хотел. Пусть творятся странности, да пусть хоть на каждом шагу происходят, это было уже привычным явлением — школа магии как-никак. Но лишь бы проблемы не затрагивали лично его. На этот год ему подобного хватило с лихвой. — Нет, — Гарри хмуро качнул головой, поверх книги еще раз пробегая взглядом по оживленной гостиной. Из своих комнат как раз выползло еще несколько первогодок, среди которых красовался раздувшийся от гордости Нотт в своей новенькой, сшитой на заказ, мантии. Призрак подавился заготовленными словами. Хотя, скорее, просто снова был возмущен невниманием к своей персоне. — Нет?! Гарольд, Вы, верно, шутите! Я как-то раз видел нескольких гриффиндорцев недалеко от запретного места. Неужели, Вам совсем не интересно, что… Барон еще какое-то время приглушенно вещал что-то о потерянных возможностях и совершенном отсутствии энтузиазма к приключениям и познанию окружающего мира у определенных личностей, но Гарри его уже почти не слушал, на деле, старательно вслушиваясь в разговоры однокурсников. Взгляд зеленых глаз вновь замер на самодовольно усмехающемся Теодоре, что-то старательно втолковывающем безучастному Забини, который пытался как можно скорее оказаться близ камина. Подмышкой тот нес какую-то потрепанную, очень старую на вид, книгу. Поттер попытался прочитать название, но вскоре сдался, потому что ребята уселись на диван и затихли. Через какое-то время разговор возобновился, а Гарри еле подавил расползающуюся по губам улыбку. Нотт никогда не умел говорить тихо. Настоящая находка для шпиона, коим сейчас Поттер и являлся. Гарри кивнул на очередной упрек от Барона, не особо заботясь о его содержании, и незаметно скосил глаза на парочку слизеринцев. Вот Забини отмахивается от назойливого одноклассника, но Теодор повышает голос, двигается ещё ближе к соседу, начинает говорить так воодушевленно, как может, лишь бы захватить ускользающее из жадных лап внимание к своей важной персоне. Из самого разговора Гарри успевает понять только то, что он снова на излюбленную Тео тему чистоты крови, поэтому Поттер почти теряет интерес и уже собирается вернуть все свое внимание призраку, но Блейз неожиданно почему-то вскакивает, говорит пару грубых слов однокурснику и уходит. Особенно Гарри поразился, когда увидел мельком брошенный на него извиняющийся взгляд, когда мальчик покидал гостиную, уходя в свою комнату. Поттер настолько сильно удивился этому, что не заметил того момента, когда Кровавый Барон наконец замолчал. Нотт, не теряя времени, нашел себе новую жертву для своего изощрённого словоблудия. — Гарольд? — тихо позвал его Барон. — Неужели, завели себе друга? — Нет, — так же тихо ответил Поттер, повернувшись всем корпусом к Барону, — нет, — еще тише зачем-то повторил он, — не заводил. И не собираюсь. Барон усмехнулся. — Все еще не оправдываете чужих ожиданий, верно? Теодор в этот момент как раз надрывал голос, рассказывая Креббу — или Гойлу, Гарри все еще немного их путал, — о необходимости намордников для некоторых «слишком буйных грязнокровок». Гарри поморщился. Ох, жаль, Малфоя еще нет. Ему бы точно понравилось. — Не вижу связи, сэр. Мой круг общения никоим образом не затрагивает общественное мнение. — Наверное, потому, что его нет, — раскатисто рассмеялся Барон, тем самым привлекая несколько любопытных взглядов близ сидящих людей. Гарри раздражённо дёрнул плечом и спустя пару секунд все снова потеряли интерес, вернувшись к своим делам. — Вашего круга общения. — А потом призрак уже абсолютно безэмоционально добавил: — В самом деле, это довольно странно. Вам самому не кажется, что общаться лишь со старостой, деканом и страшным призраком все своё время — это не самая хорошая идея? Не думаю, что это удачная ступень во взрослении нормального мага. Явственно чувствуя, что разговор скатывается на скользкую дорожку, Гарри все больше начинал раздражаться, но на лице его все ещё стоически держалось нейтральное выражение. Барон вновь перегибал палку — второй Снейп, ей богу. — Вы пытаетесь от меня отделаться, сэр? — попытался отшутиться Поттер, но призрак остался пугающе серьезным. — Чего Вы добиваетесь, мистер Поттер? — Барон вперил в Гарри довольно страшный взгляд. Поттер все же не выдержал и дёрнул щекой в раздражении. Интересно, если он сейчас молча встанет и уйдет, призрак продолжит порой делиться с ним некоторой информацией? Вряд ли. — Прошу прощения? — вместо этого выдавил он. — Большая часть изумрудов в чаше нашего факультета — Ваша заслуга, Гарольд, — призрак задумчиво уставился куда-то на полки шкафов. Гарри устало вздохнул и приподнял одну бровь в удивлении, словно спрашивая «и?», но вместо этого он со всей ироничностью, которая была дана ему от природы, спросил совсем другое: — Вы же не всерьез думаете, что своей хорошей успеваемостью я самоутверждаюсь? — Барон кинул на него такой взгляд, что сразу стало ясно — да, именно так он и думает. Гарри обескураженно раскрыл рот и нахмурился. — Это же нелепо! — возмущенно воскликнул он. — Уверен, все так говорят. Оттого я склонен считать, что это лишь не более чем самообман. Гарри с прищуром посмотрел на Барона, но ничего не сказал. В самом деле, пусть думает, что хочет. Хоть это и оскорбительно. Учеба ради внимания? Он что, похож на такого человека? Раньше думал, что нет, а теперь ему открытым текстом заявили обратное. Усердно учиться и выделяться только для того, чтобы завести близкие связи с этими людьми, которые сейчас обращаются с ним как с мусором, когда он всего-то поссорился с одним маленьким напыщенным мальчишкой? Или из-за чего они так все всполошились? С Малфоем общалась едва ли четверть их потока, но вес на факультете его слова определенно имели. Ах, как же, как он мог забыть. Статус крови, верно? Оскорбления по факту происхождения являлись едва ли не единственным поводом его задеть, и многие усердно пользовались этой возможностью. Гарри знал, что все эти слова — не более чем пустой звук, но почему-то все равно чувствовал боль от всех этих оскорблений. Что-то они задевали — что-то, что сидит глубоко в душе. Он со всей яростью, со всей его злостью, вскармливаемой окружающими в течение многих лет, хотел быть лучше всех их, хотел власти над ситуацией. В какой-то мере, желал признания. Чтобы все эти маленькие снобы осознали одну простую вещь — он всегда будет лучше них, чтобы они склонились. Но признание никогда не было самоцелью, даже мысль об этом была кощунственной. Он учится хорошо, потому что он умен, он совершенствуется не только с целью утвердить свою законную силу, но еще и потому, что искренне любит свою магию. Сведение все к одному банальному «самоутвердиться и привлечь внимание» было непростительным. Шквал детского смеха заглушил тихий смешок призрака, Гарри же только сильнее сдавил пальцами книгу. В гостиной показался только приехавший из дома Флинт. Вот уж «приятность». Люди снова все незаметно рассыпались по гостиной, перемешались, образуя новые группки и обсуждая уже что-то новое. Флинт собрал уже немаленькую компанию друзей и приятелей, и Гарри против воли все же прислушался к разгорающейся беседе внимательней. К новому действующему лицу тут же присоединился Нотт, снова повторяя свой рассказ. Из всего, что было сказано, Поттер хорошо расслышал лишь небольшой кусочек про предателей крови, на который Флинт важно и торжественно в своей грубой манере заявил: «резать таких надо, как собак!», чем очень сильно напомнил Гарри старуху Коул в минуты ее гнева. Ассоциация проскользнула в голове за секунду, но Гарри успел задавить ухмылку еще в зародыше, когда от одного из говоривших донеслось интригующее: «Отец говорил, что при Темном…». Этот момент выбрал Барон, чтобы напомнить о своем присутствии деловым покашливанием. Гарри как никогда сильно пожалел о том, что призраки уже мертвые. Сейчас бы он с удовольствием убил одного. — Не интересуйтесь этой темой слишком явно, мистер Поттер, — бесцветно обронил Барон, заметив ледяной недовольный взгляд, направленный в его сторону. — Прислушайтесь хоть к этому совету. Узнай о Вашем интересе тот, кому об этом знать не положено, Вы пожалеете об этом в ту же секунду. — За интерес к исторической личности разве могут осудить? — Гарри приподнял одну бровь в насмешливом удивлении. — Не смешите, сэр. Мой интерес основан на простом любопытстве. — Странно это слышать от человека, чьи родители были жестоко убиты этой «исторической личностью». Может быть, Вы собираетесь мстить? Уголки губ Гарри изогнулись в ироничной усмешке. — Мстить мёртвому? — насмешливо фыркнув и покачав головой, добавил: — Даже если и живому, то не представляю возможным, что у меня могло бы что-то получиться. — Очевидно, не могло бы. Пока Вы так молоды — точно нет, — вскользь подметил Барон и замолчал, погружая их маленький островок уединения в неопределенную тишину. Гарри тоже на какое-то время задумался, отстраняясь от всех звуков, гулявших по гостиной. У него было довольно много мыслей и вопросов на тему, которую не стоит обсуждать ни с кем, кроме самого себя. И все они объединялись всего в одну загадку. Лорда Волдеморта. Зияющие проплешинами, его знания базировались на рассказах окружающих и старательно вычитанных книгах и газетах, освещавших события тех дней. Темного Лорда всегда здесь называют великим — кто-то тихо шёпотом и за закрытыми дверьми, а кто-то во всеуслышание в гостиной. Почти все слизеринцы, от мала до велика, все они обожествляют фигуру, про которую, по сути, неизвестно абсолютно ничего. В газетах военного времени сухим перечнем перечислялись имена погибших и раненных от агрессивной политики Того-Кого-Нельзя-Называть, а также даты этих разбоев и погромов. Ничего более. Где правда? Как ее найти? Жестокий лидер и политик, имеющий странное имя, страх к которому у новых поколений впитывается с грудным молоком в младенчестве. Пропагандировал идею так осточертевшей ему чистоты крови, а значит, чистокровный. Получается, что чистокровный, но скрывающий принадлежность к какому-то роду. А как ещё объяснить тот факт, что ни в одном источнике нет ни единой строчки, где бы упоминалась фамилия мага? Разве это не странно? Гарри еще предстояло в этом разобраться. — Гарольд, — снова позвал его Барон. Отвлекшись от строчки, по которой он бесцельно водил взглядом все это время, Гарри вновь обратил его на призрака. Он был готов к новой тираде или чему-то подобному — призрак сегодня явно был не в настроении, — но смотрящие в упор провалы глазниц Барона мгновенно заставили его насторожиться. — Вы ведь хотите знать о нем, верно? Гарри несколько растерянно моргнул, все ещё не понимая. — Волдеморт. Я могу рассказать Вам о нем, — Барон увлеченно разглядывал знамёна факультета, а потому не видел недоверчиво-удивленного взгляда Гарри, направленного на него, — у меня всего одно условие. Скажите причину, по которой Вы не перестаёте искать. Гарри только сейчас заметил, что его рот каким-то образом оказался приоткрыт. Расскажет? Барон действительно расскажет? — Ну? — поторопил его Барон. — Назовите причину и можете задать любые интересующие вас вопросы. — Я… Гарри бы действительно просто сказал, что не знает причин, почему это так важно для него. По правде говоря, он никогда не задумывался об этом раньше. Просто… так казалось правильнее всего. Считал ли он, что его первоначальный порыв, когда он с таким упоением обдумывал момент встречи с темным магом, глуп? Да, несомненно. Это же было смешно — думать о чем-то настолько безумном мог разве что тупой болван, к коим Гарри себя старался не причислять. Поттер отказывался это принимать, но тролль неплохо тогда вправил ему мозги, заставил вспомнить все застарелые страхи. Он не в сказке, это точно такой же чертовски несправедливый мир, только с магией. Сейчас Гарри твердо мог сказать, что то, чем он жил ранее, было лишь баловством. Он учился не так, как необходимо. Мечтал о том, что не должно было его задевать никоим образом и уж точно никогда не произойдет. Да и кто, в самом деле, сказал, что Волдеморт жив? Хагрид? Вот уж, глупец, нашел, кому верить! Странному великану с абсолютной верой в директора Хогвартса! Глупо-глупо-глупо. Но почему-то где-то на задворках сознания он продолжал в это верить. Человек, по слухам, убивший сотни или даже тысячи людей, обладающий отвратным деспотичным характером, невероятно умный, гениальный. Самый могущественный маг за последние сто лет, который намного старше и самого Гарри, и даже его давно почивших родителей. Старше, сильнее, умнее многих ныне живущих людей. Интересно ли это? О, несомненно. Человек, который десять лет назад попытался убить маленького Гарри Поттера, но погиб при неизвестных обстоятельствах, о сути которых стало неожиданно все кристально ясно почему-то только его врагу Альбусу Дамблдору. Гарри слишком часто обманывался, пытаясь доказать самому себе, что его интерес не мог быть личным лишь из-за той единственной таинственной встречи, считая это чем-то глупым, но уже и сам понимал, что отпираться бесполезно. Стоит быть честным хотя бы с самим собой. Это дело его касалось. Самым прямым из возможных способов. И Гарри хотел докопаться до правды, потому что он желал каждую крупицу знаний. И уж тем более, когда они касаются его. Гарри не был фанатиком, как многие его однокурсники. Он хотел быть великим, а превзойти великого волшебника — разве плохая цель? Готовое сорваться с языка «я не знаю» мгновенно трансформировалось в нечто новое, намного более уверенное. — Я должен знать, сэр, — твердо сказал Гарри, и Барону на секунду померещилось, что из глаз сидящего перед ним слизеринца Гарри Поттера льется зеленоватое свечение смертельного проклятья. Кровавый Барон кровожадно осклабился, принимая не ответ, а то, какая жестокая решимость за этим стояла, и откинулся на спинку своего кресла, будто пытаясь повторить расслабленную позу самого Гарри. — Ну что ж, раз Вам надоело слушать дифирамбы в Вашу честь, — Барон качнул головой на середину гостиной, где Нотт устроил целый концерт с морем уничижительных фраз и обидных обзывательств, половина из которых почему-то сыпалась в его — Гарри — сторону, — тогда слушайте то, что я Вам сейчас расскажу, — Поттер отложил книгу на подлокотник, полностью укутываясь в теплую ткань пледа и расслабленно растекаясь по креслу. — Начнем с того, что Темный Лорд был странным человеком, но мне, пожалуй, нравилось его общество… Барон со смехом и лёгкой ухмылкой на бледных губах ещё долго рассказывал Гарри историю об одном очень амбициозном маге по имени Волдеморт, который когда-то давно точно так же ходил по коридорам этой школы, учился, переживал об экзаменах и зачётах, делал домашнее задание и читал книги. Рассказывал о том, что тот думал и чем жил. Не слышащие же ни звука от призрака люди в гостиной шутили и смеялись, но Гарри был слишком сосредоточен на рассказе, чтобы понять, что слизеринцы в очередной раз шутили за его счёт.***
«Слова ничего не значат, сынок». Эту фразу Северус Снейп регулярно слышал от своей матери в детстве, с этим знанием грозные ругательства отца становились лишь глупым шевелением губ, а издевки одноклассников в начальной школе больше не причиняли боли. Существовать так было намного проще. Только вот, к сожалению, даже его мудрая и добрая мать иногда ошибалась. Слова имели вес, они могли вершить человеческую судьбу. Они же в самый отчаянный момент имели свойство совершенно терять весь свой смысл. В этом была их невозможная сила. С каждым разом жизнь все больнее и больнее напоминала ему об этом. Еще маленьким мальчиком Северус разучился верить людям. Человек мог солгать без какой-либо причины или жестоко ранить. Единственными людьми, которым все еще отводилось место в его душе, были его любимая мать и милая девчонка Лили, жившая неподалеку. К несчастью, Смерть, не особо заботясь о его чувствах, отбирала всегда самое дорогое — Эйлин Снейп ушла рано. Точно так же, как и многие до нее. В душе ее единственного сына в тот год образовалась зияющая чернотой пропасть. Его мир рушился на куски. С каждым днем в Снейпе умирало что-то важное, необходимое для каждого человека. И даже заботливая подруга Лили — первая и единственная любовь тогда еще юного Северуса Снейпа — ничего не могла с этим поделать. Северус стал заложником собственного сознания. Изломленного, страдающего в агонии, сознания, которое отказывалось воспринимать окружающий мир без мрачных красок и ужаса. Северус упивался своей черной болезнью, совершенно не замечая, что от него медленно отдаляется последний важный для него человек. Он был слаб физически, сломлен духовно и совершенно явно держал свой путь в бездну, а потому не было совершенно ничего удивительного в том, что такие запретные, но притягательные знания по темной магии неожиданно смогли полностью захватить его под контроль. Спустя какое-то время у него уже совсем неплохо получалось отвлекаться даже от глухого отчаяния. Кроме того, он никогда не мог даже помыслить о том, что станет таким сильным! Пожирательская маска дарила ощущение могущества, теперь он обладал реальной властью над человеческими жизнями. Это не было его избавлением, лишь помогало забыться. Опомнился от поглотившего его безумия он, к сожалению, слишком поздно. «Лили и Джеймс доверились не тому человеку, Северус. Так же, как и Вы», — пожалуй, эту фразу он не забудет никогда. Слова, словно жестокий приговор, разбивали его и так слабую веру в людей. Обещания, клятвы, заверения — ничего больше не имело смысла. Милая, добрая и заботливая Лили Эванс теперь была уже не больше, чем бедным фантомом его и без того полной шкатулки памяти. Это его необдуманные поступки погубили ее. Он сам уничтожил все то, что могло его спасти. Теперь же он был совершенно один. Шанса на спасение не было. Сейчас, сидя в своём кресле, слушая сосредоточенное пыхтение учеников и наблюдая за тихо варящим своё зелье Поттером, он как никогда ясно осознавал свои ошибки. Вина — то самое чувство, что за столько лет почти ни на секунду не отпускало его — пожирала его каждый раз, стоило только вспомнить тоненькие шрамы на хрупком теле или даже просто встретиться глазами с мальчиком. Сложись все тогда по-другому, если бы он не был таким глупцом, и этот мальчишка мог бы быть его сыном. Он бы растил его в любви и строгости, гулял бы с ним в выходные по Косой Аллее, учил бы зельям и защите. Вместо этого Гарри Поттер был ему незнакомцем, которого он впервые увидел лишь этой осенью, сыном ненавистного Джеймса и прекрасной, любимой Лили, за смерть которой он себя не простит уже никогда. В его жизни было слишком много сослагательного наклонения. Северус прекрасно понимал, что пора прекращать всё это раз и навсегда. Если тот факт, что он мог сейчас хоть как-то заботиться об этом ребенке, был его искуплением, то, пожалуй, он хотел бы воспользоваться этим шансом сполна. Очистить совесть и подарить хотя бы толику той недоплаченной в детстве ребенку заботы. Хоть как-то отдать дань своим самым смелым мечтам и сожалению, грызущему его каждый час. Верно, он заботился о мальчике. И не потому, что на нем был непреложный обет, данный Дамблдору десять лет назад, а потому что сам хотел этого. Каждый, кто хоть раз встречался с Поттером, понимал, что своим поведением мальчишка практически кричал о неприемлемости гипер-опеки и ласковой заботы, не признавал чужую жалость да и, чего греха таить, сам не вызывал в людях желания все это ему дать, но Северус почему-то был исключением из всех правил. Он понимал, что задолжал слишком многое этому одинокому ребенку. За разрушенную семью из-за пророчества в прошлом, за скверное настоящее в сиротском приюте, а также за совсем неопределенное будущее. Бедный, озлобленный и слишком взрослый Гарри Поттер, в таком раннем возрасте уже утративший то, что присуще каждому ребенку, даже Северус со своим не самым счастливым детством и отрочеством порой не мог понять весь смысл того огня, скрывавшегося за холодом этих глаз. Без преувеличения, Гарри Поттер уже представлял угрозу для многих своих однокурсников, и это оставалось лишь делом времени, когда терпение этого загнанного в ловушку зверя кончится, и он сам наконец-то откусит кому-нибудь голову. Как декан, Северус впервые столкнулся с подобной беспомощностью, но бежать и докладывать Дамблдору про проблемы Слизерина он не собирался. На долю Гарри Поттера и так выпало слишком многое, не хватало, чтобы еще и директор следил за ним пристальнее необходимого. Впрочем, в директорский кабинет ему в любом случае предстояло пойти, хоть и совершенно по другой причине. Удивительно, но даже она была связана с одним известным здесь каждому слизеринцем. И Северус понимал, что откладывать неприятный разговор и дальше он не может.***
Тем же вечером проверяя последние свитки с домашними работами, Северус мысленно уже находился в кабинете Дамблдора. Пока что он не знал, что точно скажет, но в голове уже кружилась сотня правильных вступлений в этот разговор и столько же, если не больше, стратегий ведения беседы. Мордред, как же он не хотел туда идти. Посиделки с директором никогда не были чем-то, к чему он мог подготовиться в достаточной степени и быть полностью уверенным в своих действиях. Отложив последнюю, самую бездарную, на его взгляд, работу, Северус потянулся, размял задеревеневшие от долгого сидения мышцы и наконец поднялся. Пора. Путь до кабинета в этот раз обещал быть необычайно коротким. Обычно Северус предпочитал прогулку пешком до седьмого этажа быстрому перемещению камином, но сейчас он, не без оснований, опасался, что и в этот раз, просто не дойдя до нужного места, найдет себе кучу неотложных дел и снова отложит все на такое неопределенное, но дико заманчивое «потом». И если быть откровенно честным, Северус необъяснимым образом одновременно и ждал, и боялся этой встречи. До дрожи в руках опасался задать вопросы и услышать ответы на них. Он прекрасно знал, что в неведении ему будет намного проще. Образ Гарри Поттера, продумываемый его же больным воображением в течение десятилетия, уже с треском распался, и Северус, наверное, никогда и не строил надежд на «светлость» Альбуса, но к таким неожиданностям он точно был не готов. Дамблдор никогда не был святым, но и злодеем он определенно не был. Однако, несмотря на все это, Северус и помыслить не мог, что когда-нибудь будет в такой ярости по отношению к этому человеку — не в отчаянном разочаровании, а именно ярости; никак не ожидал того, что Альбус снова не сдержит своего обещания. Десять лет назад Северусу было слишком больно, чтобы он в достаточной мере переживал ещё и за отпрыска Джеймса. За это безразличие сейчас он ежеминутно корил себя, тогда же он, уверившись заверениями Дамблдора про безопасность мальчишки, мечтал лишь уснуть и никогда больше не просыпаться. Снейп знал, что сын Лили жив, здоров и относительно счастлив и этого знания ему с лихвой хватало, чтобы самозабвенно предаваться самобичеванию и ни о чем постороннем не думать. На деле же, Гарри был хоть и жив, но ни черта не здоров и уж точно не счастлив. И Дамблдор прекрасно знал об этом. Не мог не знать. Ещё тогда, в больничном крыле, когда Гарри с горькой усмешкой в глубине глаз сказал про приют, у него неожиданно сильно зачесались кулаки. «О нем позаботится Петунья», вот что ему сообщили. Как же! Лживый старик! Все так же сладкоречив, как и раньше. Вот уж в чьи слова точно не стоит верить. Северус с силой сжал чашу с летучим порохом и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Он не скажет лишнего, будет спокоен и сдержан. Дамблдор больше никогда не увидит его слабостей. Кивнув своим мыслям, Северус взял в руку немного порошка и шагнул в камин, чувствуя себя так, будто сейчас по собственной инициативе ныряет в бездонное море с самой огромной на планете скалы. Как в случае и со скалой, полет оказался недолгим, каких-то пара жалких секунд, но в море у него был бы хотя бы шанс избежать неприятной встречи с Дамблдором — в кабинете директора Хогвартса не встретить директора было попросту невозможно. Появляясь в назначенном месте в вихре зелёного пламени, Снейп выпрямился и ступил на ковер, глазами пытаясь отыскать старого волшебника, но Дамблдора нигде видно почему-то не было. Возможно, оно и к лучшему — есть время собраться с мыслями. — Северус? — зельевар еле сдержал себя от постыдного вскрика, когда за спиной, где, как он был уверен, никого не было, раздался голос директора. Спустя секунду он с сожалением понял, что передышка всё-таки отменяется. — Не ждал тебя сегодня… Что-то случилось? Северус успел только повернуть голову, когда Дамблдор уже шустро преодолевал расстояние до своего стола, где из резной стеклянной мисочки огромный огненный феникс клевал какое-то печенье. Похоже, Дамблдор совсем не беспокоился за сохранность легко воспламеняющихся бумаг, которые лежали там же. Северус встряхнул головой, в тысячный раз напоминая себе, что причина его прихода состоит вовсе не в помощи Дамблдору с дрессировкой ручных птиц. — Прошу прощения, что без предупреждения, господин директор, но я давно хотел обсудить одну очень важную тему, — Северус уселся в кресло, на которое ему указал Дамблдор и, привычно отказавшись от лимонных долек и чая, продолжил: — она связана с одним учеником моего факультета. Альбус несколько раз кивнул, загадочно сверкая глазами из-под тонкой оправы очков, и, погладив бороду, предложил Северусу продолжать. Снейп тяжело вздохнул и, стараясь не выказывать эмоций, сказал: — Я пришел поговорить по поводу Гарри Поттера. В ту же секунду, как с уст зельевара сорвалось это имя, загадочный взгляд Дамблдора потерял свое выражение и потускнел, а сам директор нахмурился и поджал губы: — Что-то не так с мистером Поттером, Северус? — Дамблдор пожевал тонкие губы в каком-то странном необъяснимом волнении. — Его обижают на факультете? «Или это делает он?..» Невысказанный вопрос неловко повис в воздухе, но и Северус, и Дамблдор оба прекрасно поняли друг друга. И, если честно, то, с каким неподдельным опасением директор ждал ответа, немного напрягало Северуса. — Поттер ни разу не жаловался мне на однокурсников, но те распри, что сейчас существуют на факультете, я надеюсь устранить в самое ближайшее время. Не стоит беспокойства, директор, — сухо заверил Северус. — Я пришел совершенно по другому вопросу. Я хотел узнать, — по глазам Альбуса Снейп знал, что о вопросе Дамблдор уже догадался… и теперь крайне сильно не хотел, чтобы его догадки оправдались, — с каких пор Гарри Поттер, по вашим же словам, долго и счастливо проживающий с тётей, оказался в сиротском приюте? Северус даже не заметил, как его голос, спокойный и собранный еще секунду назад, приобрел обвинительную, злую интонацию. Намного больше его удивила реакция Альбуса. Старик не стал оправдываться, напоминать про «высшее благо» и пороть прочую свою ерунду, вместо этого он просто страдальчески вздохнул, опустил голову и произнес всего три слова: — Так ты знаешь… Северус уставился на Дамблдора застывшим взглядом: — Это не то, что я ожидал услышать, — Дамблдор поднял голову и посмотрел прямо в глаза Снейпу, и Северус с ужасом понял, что видит в этих глазах невыносимую боль, страх, отчаяние и отчасти даже злость. И зельевар не имел ни малейшего понятия, к чему относятся все эти эмоции. — Почему мальчик ни разу не встречался с Петуньей? — На самом деле, встречался, — директор снова вернул своему лицу привычное выражение, но какие-то отголоски пережитого все еще проскальзывали в некоторых его жестах и взглядах. Теперь Северус отчетливо различал их, завороженный таким несвойственным Альбусу поведением и тем, что он впервые видит этого человека в таком состоянии — слабом, уязвимом. Такого открытого в своих эмоциях. Зельевар чувствовал, что этот момент навсегда останется в его памяти злорадным сгустком отмщения, коего он желал так долго. — Просто, был он тогда совсем еще маленьким. — Альбус, объясните нормально. Просто ответьте на вопрос. Зачем надо было лгать? Вы вообще собирались сказать об этом мне или просто и дальше надеялись бы, что я не приду к Вам на порог с вопросами? Альбус погладил Фоукса по золотистым перьям, смотря куда-то на поверхность стола. — Петунья отказалась от мальчика. Я сам узнал об этом недавно. — Отказалась? — Северус растерялся. Снейп никогда не любил сестру Лили, но отчего-то всегда считал ее показателем правильности и ответственности. У нее всегда все было разложено по полочкам, везде в ее комнате царил стерильный порядок, а если кто-то смел коснуться ее вещи, то этот кто-то непременно обрекался на вечное презрение с ее стороны. Эта дотошность раздражала Северуса и в первые годы знакомства с Петуньей, поэтому, общаясь с Лили, он старался не контактировать с ее сестрой, но, когда та вдруг озлобилась на Лили из-за ее поездки в Хогвартс, раздражение окончательно превратилось в ненависть. Да, они не ладили — не ладили практически с первого дня, но никогда Северус не предполагал, что безграничная правильность Петуньи позволит ей отказаться от ответственности за родного племянника. — Верно. Мальчик был отправлен в приют в тот же самый день, как оказался на крыльце её дома. — Она… она знала, что это сын Лили? — Северус сглотнул в ожидании ответа. Ему вдруг стало настолько обидно за своего ученика, что хотелось прямо сейчас пойти к Петунье и спросить ее, за что же она так поступила с маленьким ребенком. Перед глазами отчетливо стоял пустой взрослый взгляд одиннадцатилетнего мальчика — результат ее решения. — Знала. Северус в задумчивости уставился на полыхающий камин. — И что дальше? Позволите герою и дальше находиться в маггловском приюте? — Я уже связывался с Петуньей, но все совы прилетели с нераспечатанными конвертами обратно. Я даже нанес им визит, но меня не пустили на порог. Сейчас я пока не знаю, что делать, — Дамблдор явно был не очень рад тому, что говорил. — У меня есть пара идей, но сперва я хотел бы в конце года сходить туда уже в сопровождении мистера Поттера. — Он не согласится, — уверенно возразил Северус, но Альбус лишь сверкнул упрямым взглядом, оставаясь при своем мнении. — Гарри Поттер не захочет встречаться с теми, кто однажды от него уже отказался. — Не попробуем, не узнаем. Северус покачал головой, скрестив на груди руки, но начинать спор не стал, не зная, что еще можно было сказать. Дамблдор еще какое-то время был отвлечен на своего феникса, но когда тот доклевал свое печенье и упорхнул на жердочку в углу кабинета, Дамблдор снова обратился к Снейпу: — Ты говорил с Гарри о том происшествии с троллем? — Северус удивленно приподнял брови. Не то чтобы вопрос был столь удивительным. На самом деле, Северус ожидал его уже очень давно, но ни на следующий день, ни даже через день его так и не спросили ни о чем, а потому Снейп посчитал тему закрытой. Почему Дамблдор вдруг заинтересовался всем этим через несколько месяцев после событий, оставалось загадкой. — Как декан его факультета, я был просто обязан провести несколько бесед с мистером Поттером, — невозмутимо подметил Северус. — Я не могу оглашать все то, что я обсуждаю со своими подопечными даже директору, но могу ответить на некоторые конкретные вопросы. Что именно Вас интересует? — Он случайно не говорил тебе, из-за чего именно умер тролль? — лицо директора исказило волнение так, будто от этого вопроса зависело что-то действительно важное. — Может, он чувствовал что-то особенное в момент стихийного выброса? Он хотел… убить его? Шутка ли, Снейп сперва даже замер от неожиданности. Он ожидал вопросов на тему здоровья мальчика или чего-нибудь похожего. В глаза как никогда сильно бросалось это странное, «особенное» отношение к Гарри. Эта настороженность, подозрительный взгляд, постоянное ожидание чего-то плохого. Северус видел это в Дамблдоре очень четко и не мог понять причины. Пусть Поттер не оправдал его ожиданий, попал в Слизерин вместо Гриффиндора и многое-многое другое, но это не может быть поводом для столь бурной реакции на маленького беззащитного ребенка. — Директор… — Северус отвел взгляд от пронзительных голубых глаз, но все равно отчетливо чувствовал, как внимательно они смотрят прямо на него. — Вы ведь сами понимаете… Это была серьезная опасность. Маленькие дети не должны быть свидетелями такому ужасу. Дамблдор вдруг горько усмехнулся, а глаза его вновь засветились той смесью эмоций, которая так сильно поразила Северуса в самом начале этого разговора. — Думаю, не стоит напоминать, что один из них этот ужас и устроил, Северус.***
Библиотека — оплот тишины и спокойствия, храм знаний, в котором для их получения нужно довольствоваться лишь своими силами. Место, где решается твоё будущее, а потому, несомненно, являющееся самым важным пунктом посещения в этой школе. По крайней мере, таково было мнение Гарри Поттера на этот счёт. Сидя в укромном уголке библиотеки, вдали от любопытных глаз, сосредоточившись на книге перед собой, мальчик непрерывно выписывал себе в толстую тетрадь важные, на его взгляд, пометки и нужные для дальнейшей работы с домашним заданием данные, коих в этот раз было не так уж и мало. Его почерк, в начале года все еще оставляющий желать лучшего из-за непривычных руке письменных принадлежностей, с каждым днем становился ровнее, а работы всё чище, но за последние несколько месяцев он все равно уже не раз успел пожалеть, что отказался от покупки маггловских ручек в пользу тренировок письма пером и чернилами. Гарри тяжело вздохнул. Рука, работающая без перерыва уже третий час, адски устала, на бумаге красовалось несколько неаккуратных чернильных клякс, а перо постоянно норовило выскользнуть из подрагивающих пальцев и упасть, забрызгивая чернилами всё пространство вокруг и все кропотливо сделанные записи. Это было просто ужасно, но Гарри, прилагая титанические усилия, все равно продолжал свою работу. От неровного тусклого освещения в этой части библиотеки начинали болеть глаза. После очередного раза, когда строчка в дрожащих руках съехала куда-то вниз, а текст перед глазами расплылся, Гарри потëр переносицу, раздражённо захлопнул книгу и начал собирать свои письменные принадлежности. Последней в сумку отправилась тетрадь с заметками, на страницы которой перед этим было наложено стандартное заклинание сушки для чернил. На непослушную руку, мешающую всем его планам, Гарри посматривал, как на заклятого врага. Наконец, встав с жёсткой скамьи и прихватив с собой книгу и сумку, он отправился в основную часть читального зала, надеясь, что хотя бы там сможет еще чуть-чуть позаниматься. Облюбовав ближайший к стеллажам столик, он решил остаться тут и начал раскладывать свои вещи, сразу же возобновляя работу. Через минут пять место напротив решила занять какая-то девчонка. На секунду подняв глаза от книги, Гарри понял, что к нему подсела Грейнджер. Опять. — Эм… Привет? — не просидев и минуты заговорила Грейнджер. Она все еще наивно верила, что в этот раз Гарри Поттер соизволит ей ответить. Гарри молча перелистнул страницу. — Слушай, может быть, хватит, а? Я же к тебе обращаюсь, Поттер! — уже более раздраженным тоном обратилась к нему Грейнджер. — Неужели, тебе так сложно сказать обыкновенное «привет»? Ты понимаешь, что ведешь себя невежливо?! Гарри раздраженно скрипнул зубами и поднял глаза, встречаясь с праведным возмущением по ту сторону стола. Он не хотел отвечать, но игнорировать девчонку постоянно не получится, а потому сквозь зубы все-таки проговорил: — Ну, привет. Теперь довольна? — и после снова уткнулся в книгу. Девчонка возмущенно засопела, и Поттер услышал скрип отодвигаемого стула, после чего Грейнджер, сверкая глазами, молча удалилась. В этот раз она даже не стала называть его грубияном, как она это делала обычно. Что ж, оно и к лучшему, не стоит привлекать внимание мадам Пинс. Гарри таким вот образом отталкивал гриффиндорку далеко не впервые. Она старалась наладить с ним отношения с того самого дня, как он вышел из больничного крыла после встречи с троллем, но каждый раз, стоило ей подсесть к нему в библиотеке или заговорить с ним в любом другом месте, она натыкалась на стену отчуждения и намеренного игнорирования. Гарри знал, что Грейнджер не понимает причин такого отношения, но объяснять их ей он не собирался. На деле же, все было очень просто. Гарри не хотел быть ее другом. А то, что девочка хочет с ним именно подружиться, он понял сразу. Хотя, казалось бы, почему нет? Многие отмечали, что она была на него в чем-то даже похожа: умная, трудолюбивая, прилежная ученица; магглорожденная, которая пока еще не так много знала о магии, но старательно пыталась познать ее через книги и занятия; девочка, которая точно так же пала жертвой всеобщего порицания на собственном факультете. У них были похожие условия и, по идее, именно с ней Гарри и мог бы найти общий язык, только вот всё было совсем не так. Мало того, что Гарри старался выкинуть из головы все хеллоуинские приключения, а Грейнджер мешала этому как никто другой, так она была еще и назойливой. А Поттер назойливых не любил. Девчонка его раздражала — особенно сейчас, когда до экзаменов оставалось не так много времени. Каждый раз приходила, садилась, навязывая собственное нервное общество, и всячески отвлекала, стараясь завести разговор — как правило, если она все же оставалась после одностороннего приветствия, она очень долго рассказывала Гарри о том, как много она выучила и как сильно она волнуется перед предстоящей сессией. Гарри же, не имеющий подобных проблем и уж точно не желающий общения, в ответ старался просто не обращать на раздражитель внимания, но с каждым днем это становилось все сложнее, поэтому в какой-то момент он начал даже уходить вглубь библиотеки, лишь бы избежать этой встречи. Не помогало ничего. Всё начиналось по новой: Грейнджер приходила, старательно отвлекала, а после оскорблялась и гордо уходила, громко цокая маленькими каблучками, куда-то в другое место, оставляя раздраконенного и раздраженного Гарри с его предыдущими занятиями. Более того, Поттер чувствовал, что скоро не сдержится и в один из таких ее визитов просто открутит девчонке ее лохматую голову. Пытаясь унять злость, которая появилась больше от общей усталости, чем из-за настырной Грейнджер, Гарри отодвинул книгу дальше от себя и несколько раз прокрутил в руках перо, обдумывая, как бы по-тихому на этот раз стащить такой громадный том из-под носа мадам Пинс, чтобы в уже более спокойной и приветливой обстановке собственной комнаты изучить его как следует. В это мгновение откуда-то от входа в библиотеку раздался ужасный свист, и с улюлюканьем и громыханием падающих доспехов мимо дверей пронесся Пивз, но Гарри ужаснулся совсем не этому, а тому, что в библиотеку, подгоняемые расшалившимся полтергейстом, забежали несколько пятикурсников, в числе которых была и хохочущая, раскрасневшаяся староста Слизерина — Джемма Фарли. И оставалось просто мизерная надежда, что спустя несколько секунд она его не заметит. Словно прочитав его мрачные мысли, Фарли повернулась в его сторону и посмотрела ему прямо в глаза. Гарри смог лишь в очередной раз тяжело вздохнуть, когда староста махнула рукой своим друзьям, разбредающимся по библиотеке и весело о чем-то перешептывающимся, самого Поттера, к которому быстрым шагом и направилась их однокурсница, они удостоили лишь безразличным взглядом. Будь его воля, он бы загадал желание, чтобы Фарли сделала точно так же. — Привет, Поттер, грызешь гранит науки? — девушка приземлилась на то самое место, на котором менее пяти минут назад его гипнотизировала Грейнджер, и Гарри в очередной раз поразился, насколько же по-разному он относится к двум, казалось бы, одинаково раздражающим особам. Вот, его вроде и отвлекли, но книгу в лоб запустить человеку не хочется. Разве что он был уверен, что Фарли от него так просто, как гриффиндорка, точно не отстанет. — Здравствуй, Фарли, — Гарри даже сподобился на слабую улыбку, но не более того. — Пришла сюда позаниматься? — с довольно прозрачным намеком добавил он. — Тебе меня так просто не прогнать, Поттер. Старайся лучше, — она перекинула через плечо волосы, сегодня уложенные в красивую длинную косу, и наклонилась чуть вперед. — Уроки делаешь? — Нет, — Гарри не знал, что от него хотела девушка, но догадка у него была лишь одна. — Ты опять от декана? Джемма отчего-то удивленно на него посмотрела, а потом понимающе усмехнулась. В глазах ее почему-то сверкнул яркий озорной огонек, присущий, наверное, только ей. — Может, я за тебя волнуюсь, карапуз. Ты ведь исключил подобный вариант, верно? — Не называй меня подобными прозвищами, — предупреждающе заявил Гарри, а после неожиданно даже для себя раздраженно добавил: — Знаешь, я тебя совсем не понимаю. Джемма приподняла брови в легком удивлении: — О-о, продолжай, уже интригует, — Гарри ее веселый тон стоически проигнорировал, как ни в чем не бывало перевернув страницу книги и вчитываясь в сложный для понимания текст. — Зачем пытаться общаться со мной, когда остальные этого не одобряют? Думаешь, нашла себе «убогого»? — он поднял безразличный взгляд снова на девушку перед собой. — Брось. Это не нужно ни мне, ни тебе. Фарли лишь улыбнулась на эту тираду и встала. Гарри понадеялся, что она сейчас наконец отстанет от него и уйдет к своим друзьям, но девушка вернулась меньше чем через минуту, но уже с книгой подмышкой. — Как же я тебя брошу, болезный? — Джемма мягко улыбнулась и уселась на соседний от него стул. — Как ты вообще мог подумать, что я общаюсь с тобой из жалости? Ты же умный мальчик, хватит быть букой. Гарри скосил на нее взгляд, но решил промолчать. Стоит ли вообще когда-либо связывать себя более близкими отношениями с людьми? Он никогда не знал ответа на данный вопрос хотя бы потому, что возможности для дружбы с кем-то у него просто не было. В приюте дети были другими — хотя тут точнее было бы сказать, что все они как раз были самыми обычными, в то время, как сам Гарри был совершенно иным. Люди не хотели с ним связываться. Никогда. Как оказалось, это «никогда» прекратило свое существование в этом году: сначала, пусть и непродолжительная, и странная, но дружба с Малфоем, теперь настойчивые попытки подружиться от Грейнджер, а также мягкое, но не менее настойчивое шефство Фарли, которая вдруг проявила к нему интерес. Гарри не знал, как на это реагировать, чтобы не причинить себе проблем. Дружба была не для него. Важнее всего Гарри сейчас была учеба, ведь у него все еще было слишком много вопросов, в отличие от ответов, которых катастрофически не хватало. Сколько бы книг он ни прошерстил, всегда оставались пробелы. Всё уже казалось бесполезным, весь его труд. Он прочитал уже очень много, — возможно даже больше, чем некоторые третьекурсники — но почему, например, он все еще не разобрался, как работает стихийная магия или не нашел ни факта о том, как научился колдовать без помощи палочки и волшебных артефактов? Почему он мог колдовать при не очень сильных всплесках эмоций, когда ему даже не грозила опасность, до школы? И что самое важное: как контролировать собственные эмоции? Вопросов была уйма. В сущности говоря, он даже не знал, что произошло, когда умер тролль. А Снейп ведь не раз его спрашивал об этом! Гарри помнил лишь силу… а также ненависть. Больше ничего. А потому он считал, что не может позволить себе отвлекаться на других людей. Еще было слишком рано, у него пока что недостаточно знаний, чтобы можно было расслабиться. — Ты вообще когда последний раз на улице-то был, пыль библиотечная? — с веселой усмешкой продолжала вопрошать Фарли, читая откуда-то выуженный женский журнал. — Все сидишь и читаешь-читаешь-читаешь. Даже в гостиной! — В теплицах вчера был урок, — безразлично ответил Гарри, совершенно не обращая внимания на новое прозвище, самозабвенно записывая интересный факт про гоблинское золото в свою уже наполовину исписанную тетрадь. — Да я не об этом! Все нормальные дети сейчас друг друга последним снегом колошматят, бегают, резвятся… — Пожалуйста, пусть делают, что хотят. Я им не мешаю, — Гарри раздраженно посмотрел на усмехнувшуюся девушку, но у той был поразительный иммунитет к его взглядам, потому она просто хитро блеснула глазами поверх журнала и улыбнулась. — А теперь… Фарли, пожалуйста, не мешай и мне. — Ну уж нет. Говорила же, тебе нужно постараться лучше, чтобы меня прогнать. Ты, кстати, хоть есть не забываешь? А то тощий, как скелет. Скоро в инфернала превратишься. Гарри бы закатил глаза, не помешай ему это не отвлекаться от чтения. — О, и почему ты на квиддич никогда не ходишь? Все мальчишки просто с ума сходят на матчах, но тебя я никогда не видела, — похоже, Фарли просто пыталась найти тему для разговора, чтобы отвлечь его от книги, но, к сожалению, даже в этот раз она промахнулась. — Я не люблю квиддич. — Что?! — Джемма удивленно отложила журнал. — Почему? Может, ты бы больше хотел играть, чем смотреть? — предположила она, но Гарри покачал головой. Тогда, понизив голос и наклонившись к уху Гарри, она загадочно прошептала: — Неужели Гарри Поттер боится высоты? Гарри снова скосил на нее глаза, но девушка уже вернулась в первоначальное положение и прикрыла улыбку журналом. — Только тогда, когда она подразумевает опасность для жизни. Фарли подавилась воздухом: — Но никто же ещё не падал насмерть! Гарри отнял глаза от книги и, не скрывая удивления, посмотрел на девушку. Она встретила его взгляд спокойно, но с вызовом. — Вообще-то, падал. И не один человек. Селена Карт, ловец одной из Британских команд, Джагсон Олли, еще один ловец, а также Нора Уолш — ирландская загонщица, — теперь уже удивлялась Фарли. — И это только трое, на самом деле список имен на несколько страниц. — Ты же сказал, что не увлекаешься… — Я читал, — коротко заметил Гарри, сразу утыкаясь в книгу. Так они молча провели пару минут. Отвлекаясь от журнала и игнорируя справочник по травологии, притащенный ранее, девушка внимательно всматривались в обложку книги, силясь понять, что же за фолиант с таким интересом листает Гарри. Когда тот приподнял книгу, чтобы положить ее в более удобное положение, она, наконец, увидела то, что хотела, и приподняла брови в изумлении. «Гоблины и их артефакты», серьезно? — Э-э… Поттер… — Тихо и неуверенно позвала она. Гарри поднял голову, показывая, что внимательно ее слушает. — Ты вообще как-то сортируешь то, что читаешь? Или, что на голову упало, то и сойдёт? — Гарри оскорбленно отвернулся и отмахнулся, а девушка не выдержала и расхохоталась. Но смеялась она недолго, будто вспомнив что-то, она, враз посерьезнев, впилась в Гарри взглядом. Поттер, немного дезориентированный резкой переменой настроения собеседницы, напрягся и отложил перо. — Я заходила в твою комнату позавчера вечером, — осторожно заметила Фарли, а Гарри возмущённо дернулся, не замечая, что его собственный взгляд похолодел до колючего состояния. Зато это заметила Фарли и попыталась сгладить впечатление мягкой улыбкой. — Ты ведь понимаешь, я должна спросить, где ты был той ночью? Гарри, замеченный за нарушением правил, слегка поморщился и попытался успокоиться. Если он привычно ответит, что читал, он ни в коем случае не соврет, но тогда придется объяснять, где именно он это делал после отбоя, если не в своей комнате и не в гостиной. А вот это… уже было нехорошо. Потому что делал он это прямо в библиотеке. И под мантией-невидимкой, которая оказалась очень даже полезной в каждодневном пользовании. Гарри обыскал тогда всю библиотеку, в надежде узнать что-либо о получателе или хотя бы об этой странной мантии, которая не теряет свойства, но все книги как одна утверждали о необходимости постоянного обновления чар. В конечном итоге, пришлось обращаться к Барону, но и тот сказал почти то же самое, пообещав поспрашивать у других призраков, которые, как оказалось, знали еще меньше. Нигде, ни в одном источнике, который они вместе с Бароном обыскали, не было ни единого упоминания о каких-либо усовершенствованных или модифицированных мантиях-невидимках, если, конечно, не считать ту мантию, принадлежавшую Смерти из сказки про трех братьев. Впрочем, про мантию Смерти в сказке было и того меньше. Гарри тогда тяжело вздыхал, совершенно не представляя, где теперь искать информацию о таинственном артефакте и не менее таинственном отправителе такого щедрого подарка. Сказки Барда Бидля были прочтены несколько раз скорее от отчаяния, чем из острой необходимости — ответов не было нигде, а пользоваться артефактом неизвестного происхождения и «начинки» было бы крайне глупо. Даже то, что, судя по всему, проклятий на ней все-таки не было, не сильно успокаивало. Гарри как только ее ни изучал, все рождественские каникулы буквально землю носом рыл — кроме слабеньких следящих, спавших самостоятельно где-то через два дня после Рождества, не было ничего. Абсолютно. Но это же было даже нелепо. Абсолютно бессмысленно! Отправитель явно должен был иметь какой-то мотив для того, чтобы дарить такие подарки. Чего же он тогда хотел от Гарри? И кто это все-таки был? В итоге, Гарри просто сдался, окончательно поверив, что мантия абсолютно безопасна, как не раз говорил ему об этом Кровавый Барон и всяческие проверки. Как оказалось, с помощью подобного артефакта можно было делать очень и очень многое из того, что было не дозволено делать без него. Именно к этому и относились его ночные походы в библиотеку. Хотя, казалось бы, всего четыре раза за все время, но все равно поймали! Гарри захлопнул книгу и сунул ее в сумку, начиная собираться. — Куда ты? — Фарли схватилась за ручку сумки, удерживая его на месте, но отпустила сразу же, когда Гарри вздрогнул и обернулся, прошивая ее ледяным, полным злости, взглядом. — Отпусти. — Просто ответь мне, Гарри. — Слушай, госпожа староста, прекрати следить за мной, — Гарри отошел на шаг, готовясь развернуться и даже бежать, если потребуется. — Это уже переходит все границы! — А то, что первокурсник ночует непонятно где — это не переходит все границы? — строго возразила девушка, но Гарри ее проигнорировал, развернулся и, четко чеканя шаг, уже вышел из библиотеки.