***
Черное озеро редко было гладким в это время года. В сезон дождей и еще по-летнему пригревающего солнышка для гигантского кальмара, притаившегося на глубине, было лучшим развлечением напугать какого-нибудь зазевавшегося студента у воды. В любой другой день он бы обязательно так и сделал. Но не в этот сентябрь. Сентябрь 1992 года, к сожалению, начинался откровенно погано. Если бы вас попросили описать то, что были вынуждены испытывать замерзшие второкурсники в этот унылый вторник, вылезающие из студеной жидкой грязи в чуть менее студеную и жидкую, но уже в пределах теплицы номер семь, то вы, определенно, совершенно точно не подобрали бы приличных слов. Гарри, мягко скажем, недолюбливал и этот вторник и саму травологию. Со вторником-то было все понятно — он лишь подхватил настроение погоды, а вот травология не нравилась ему с самого первого занятия. И не то чтобы у него были проблемы с копанием в земле, как, например, у горестно скривившегося Малфоя по ту сторону грядки, нет. Гарри был вполне привычен к физической работе вроде этой. Дело было совершенно не в грязи, жуках или чем-то подобном, а в том, что здесь было чертовски скучно, да к тому же еще и тесно как в адском котле. Слизерин по забавному совпадению опять стоял в паре с Гриффиндором. Гарри подозревал в этом если и не вселенский заговор, то заговор Макгонагалл с директором так точно. Заместитель директора упорно лепила в расписание как можно больше пар недолюбливающим друг друга факультетам, а разгребали все сопутствующие последствия, как правило, остальные преподаватели. Не сказать, чтобы сейчас между вторым курсом Слизерина и Гриффиндора кипела кровопролитная война, но приятного во взаимоотношениях было мало. Сегодня все были слишком похожи на ленивых жирных мух с тяжёлыми от дождя крыльями, чтобы собачиться и огрызаться друг на друга, как обычно. Образ тихой теплицы с уживающимися в ней змеями и львами несомненно растрогал бы Дамблдора до слез. Его негласный девиз «все ради дружбы» и подтасовки расписаний победили многолетнюю вражду, чем не повод отпраздновать это лишней лимонной долькой? Только вот Гарри не советовал бы тому спешить с приближением своего диабета. На самом деле, всё было не так уж просто, как могло показаться на первый взгляд. — Знаешь, слизеринцы ведут себя странно. Лонгботтом сегодня на занятии оказался в паре с Гарри, чему Поттер был даже немного рад. Этот его одноклассник был хоть и неуклюжим до безобразия, но тихим и спокойным. Наблюдательность, впрочем, как правило, не числилась в его сильных качествах точно так же, как и грация. Оттого и удивительнее вся ситуация, раз уж даже слепой тюфяк Невилл заметил этого слона в лавке. Но, по правде говоря, Лонгботтом конечно был далеко не первым. Многие из гриффиндорцев с самого начала нового учебного года тщательно маскировали свое недоумение — если с некоторым дружелюбием, не свойственным ранее Поттеру и появившимся как черт из табакерки на втором курсе, они как-то смирились и милосердно игнорировали, то странности остального Слизерина живо заинтересовали всех и каждого. Когда-то и это вежливое затишье должно было кончиться. Почему бы и не в это отвратное утро? Сам Гарри не особо понимал смысла всеобщего переполоха. На все вопросы можно было ответить по-обидному банально: всему виной очередные странности Драко Малфоя. Точка. Всё, нечего было даже копаться. В конечном итоге, никто же не знал, что науськанное отцом желание белобрысого мальчишки заиметь с Поттером хотя бы приятельские отношения обернется такими бонусами для последнего. Гарри до последнего даже не смел подумать о подобном исходе: ни после подарка, ни после после интригующего столкновения в книжном, и даже ни после внимательного взгляда мистера Малфоя и явной заинтересованности того, он не ожидал, что Драко действительно поменяет свое поведение и решится на дружественный шаг в школе. Малфой действительно удивил его, но еще больше поразили его студенты Слизерина, как по щелчку пальцев забывшие все свои претензии к его персоне и ставшие вдруг почти до отвращения милыми. Они такими были не все, но подавляющее большинство его курса точно. Он до последнего надеялся, что остальная школа воздержится от комментариев, смирившись с отчаянным течением общественного мнения точно так же, как и он сам. Но, похоже, его не оставят в покое. — Ты думаешь? — вежливо поинтересовался он в ответ на настойчивый взгляд Лонгботтома, когда тот так и не дождался его реакции. — Я ничего такого не заметил. Он правда хотел свернуть тему. Выносить разборки и вообще факультетские отношения за пределы гостиной, как это делал каждый кому не лень в прошлом году, он не собирался. С него хватит. Малфой сказал ненавидеть Поттера — его возненавидели, Малфой решил, что стоит простить и полюбить — простили и полюбили. Это было унизительно. Впрочем, сколько бы Гарри ни говорил, что Драко слабее его, это работало ровно до того момента, как Малфой не подключал общественное мнение. Самым слабым местом Гарри была его социофобия, с которой он и не особо-то боролся в прошлом и которая мешала ему заработать правильную репутацию на факультете. В этом году он собирался кардинально это изменить. — Да ты шутишь! — воскликнули вдруг сбоку. Как оказалось, уши грел не один только Лонгботтом. — Как ты мог не заметить? Это же так очевидно! Это был узнаваемый занудный голос Грейнджер, деловито натягивающей перчатки для работы. В данный момент она, похоже, собиралась помешать ему вежливо съехать с темы, чего Гарри совсем бы не хотел. Девчонка привлекла своим вскриком столько внимания, что даже Драко отвлекся от траурного разглядывания копошащихся в земле червей только для того, чтобы кинуть на нее неприязненный взгляд. Гермиона тоже это заметила, но все же продолжила, только теперь уже громким шепотом: — Ты забыл, как в прошлом году вы с Малфоем разве что глаза друг другу палочкой не выкалывали? А остальные? Такая тишина вокруг, словно эти люди и не плевались в тебя весь прошлый год. С тобой Малфой с улыбкой здоровается! Если это не странно, то я даже не знаю, что тебя удивило бы, Поттер. Гарри закатил глаза, но так не стал на это ничего отвечать, тем более, в теплицу в это мгновение, наконец, зашла преподаватель. Грейнджер тут же потеряла к их разговору всякий интерес, приготовившись внимать. Профессор Спраут ее не разочаровала: — Итак, сегодня мы будем учиться ухаживать за рассадой мандрагоры! — осматривающийся по сторонам Гарри заметил, что на этих словах Малфоя скривило так, что он на миг поразился многообразию человеческой мимики. — Кто-нибудь знает, что по технике безопасности нужно сделать в самую первую очередь? Забини, стоящий также неподалеку от Поттера и нервно косящийся на куст ядовитого плюща, прошептал себе под нос что-то удивительно похожее на «убраться отсюда», но сразу заткнулся под недовольным взглядом Спраут. Гарри прекрасно понимал его, ведь рядом с ним самим росла хищная японская древоуска, и ее побеги постоянно норовили оттяпать кусок его школьной мантии. Он мечтал ее препарировать. На вопрос преподавателя ожидаемо ответила Грейнджер, и весь ученический состав нехотя поплелся в конец аудитории за защитными наушниками. Когда все вернулись и снова встали на свои рабочие места, Спраут продолжила пересказывать учебник, так что Гарри, уже изучивший этот материал, немножко отключился. Лонгботтом все еще нервно мялся рядом с ним, явно желая о чем-то спросить и не находя себе места без ответа, чем безмерно его раздражал. Гарри уже даже сам хотел его поторопить с этим его животрепещущим вопросом, лишь бы это мельтешение на периферии зрения наконец прекратилось, но судя по нахмуриваемым в решимости бровям, тот неплохо справлялся и сам. Будучи по сути своей, слишком стеснительным, чтобы задавать вопросы слизеринцу, Невилл отчего-то почти не распространял свою удушливую робость на Поттера. Вернувший ему напоминалку на первом уроке полетов и не сказавший ни одного плохого слова в последствии Гарри воспринимался Лонгботтомом как немного мрачный, замкнутый, но, в общем-то, не самый жуткий слизеринец. Знай об этих мыслях сам Гарри, он бы от души посмеялся. Поэтому спустя еще пять минут трескотни преподавателя, Лонгботтом решительно наклонившись к нему, все же отважился на свой вопрос: — Вы заключили с Малфоем какой-то контракт? Пакт о ненападении или что-то такое? Это так же у вас на Слизерине поступают? — разочарованный Гарри молча натянул наушники и без интереса отвернулся, неопределённо пожимая плечами. Он в общем-то, по последнему глупому выражению лица Невилла уже понял, что адекватного вопроса не будет, и теперь даже не собирался обсуждать этот бред. Спраут тем временем, наконец приступила к объяснению, как лучше пересаживать растения из горшка и удобрять почву. Прозвучала команда надеть наушники. Невилл, не унимаясь, все продолжал трещать какую-то чепуху. Поттер, уже надевший наушники и не слышащий чужих слов, только сейчас заметил, что растяпа-однокурсник беззаботно шевелит губами. — Лонгботтом, наушники! — но Гарри не успел. Не усмотревшая за всеми в такой толкучке Спраут уже вытащила первый саженец мандрагоры для демонстрации правильной посадки. Дикий вопль, который сам Поттер, к счастью, не услышал, оглушил Невилла на середине фразы и отправил в глубокий нокаут. Гарри тут же толкнул в плечо стоящего неподалеку Забини, а сам присел к однокласснику, поспешно надев на него наушники, пока не стало еще хуже. — Мерлин, что тут опять случилось? — устало вопросила профессор, протиснувшись вслед за Блейзом меж грядок и учеников. Саженец был снова глубоко затолкан в землю, так что все растерянно поснимали свою защиту, чтобы понять, что происходит. Гарри встал на ноги и стянул свои наушники тоже. — Вот, как важно следовать технике безопасности, дети! Полюбуйтесь! — профессор указала на медленно приходящего в себя Лонгботтома. Оглушение молодой мандрагорой было безопасным, хоть и крайне неприятным явлением, но Спраут действительно разозлилась. — Минус пять баллов Гриффиндору, мистер Лонгботтом! Гриффиндорцы недовольно, но абсолютно бесполезно зароптали. Это был не первый косяк этого недотепы, за который приходилось терять баллы. Гарри, все еще нависающий над пострадавшим, почти небрежно смог протянул ему руку, помогая встать. Профессор Спраут выдернула безвольную конечность ученика у не успевшего отпустить ее Поттера и дернула Лонгботтома за собой, — было бы нечестно предполагать, что погода не влияла на преподавателей тоже. Грубой декана Хаффлпаффа видели не часто, но всегда как раз в такие дни. И не мудрено: то дьявольские силки на все пространство теплицы расплодятся, то алихоция зачахнет. Она вылезала из лужи только чтобы работать, а благодарности никакой — только падающие в обморок бестолковые студенты всюду. — Живо, молодой человек! Ваша голова будет болеть еще неделю, если я не сдам Вас в руки мадам Помфри, — профессор уже нетерпеливо притоптывала ногой где-то у выхода, Невилл же, услышав раздраженное понукание, только споткнулся о чью-то ногу. — Мистер Лонгботтом! С трудом удерживая себя на ватных ногах, очумелый, тот все-таки поковылял за профессором. Гарри же с чистой совестью очистил магией свою мантию и снял перчатки, справедливо полагая, что занятие продолжаться больше не будет. — Выпендрёжник, — тихо бросил Теодор Нотт ему в спину, стоило только отвернуться. Все сгрудились в одну большую и душную кучу около места падения Невилла, так что все всё равно его фразу отчетливо расслышали. Гарри повернулся, Нотт был злой как собака, непонятно как и когда выведенный из себя. В своей бессильной злобе он только и мог, что кидаться жалкими оскорблениями и воинственно сжимать свою лопатку для обработки земли — до побелевших костяшек, чтобы почти скрипела. — Подлизался к гриффам, Поттер? — выплюнул он еще более злобно, словно зрительный контакт был просто необходим для достижения определенного этапа бурления в его душе. Гарри окинул Теодора своим самым надменным взглядом. Он устал терпеть это дерьмо от зазнавшихся чистокровок. Если Малфой одумался сам, — или с посильной помощью своего отца, как предполагал Гарри, — то Поттер вправе вправить мозги всем тем оставшимся, с кем не смог в своей пропаганде справиться Драко. — Замолчи, Тео, — рявкнул Драко даже быстрее, чем Гарри успел открыть рот, чтобы породить какую-нибудь гадость. — Мы это обсуждали, — добавил он совсем тихо. Это можно было прочесть лишь по губам и острому взгляду. Неизвестно как у Тео, а у Гарри это получилось без особого труда. Стоит ли говорить, что все гриффиндорцы удивленно пооборачивались на стоящего в хвосте Малфоя? В душе Гарри искренне негодовал. Он не знал, как реагировать на подобное: с одной стороны, ему куда выгоднее не показывать свою плохую сторону при такой толпе, а с другой — на душе было как-то гаденько от того, что Драко теперь его вовсю защищал. Он, что, не смог бы сам заткнуть идиота? Тем не менее, он не мог не отметить, какие забавные выражения приняли лица его одноклассников, стоило за него заступиться Малфою. Он отстраненно разглядывал их вплоть до того момента, как не заметил опасно близко подобравшуюся к ботинку древоуску, которую тут же с чистой совестью пнул. В теплице повисла такая тишина, что было слышно тихий шелест обожающих чужие грядки и путешествия оплоусов, крадущихся куда-то к саженцам замолкшей мандрагоры. Кроме занятых своими делами цветов, все смотрели исключительно на Малфоя. Тот не стал себя утруждать ответными действиями, ему вполне хватило беглого взгляда, кинутого в сторону Гарри, после чего он ушёл. Нырнул прямо в еще больше разыгравшуюся непогоду на улице невозмутимее, казалось, самого лучшего игрока в покер. Большинство слизеринцев молча и угрюмо потянулось к выходу следом. Не сказать, чтобы этот день был очень плохим, но хорошим его просто язык назвать не поворачивался. Гигантский кальмар проплывал у окон подземной гостиной, даже не суясь к пугающим зарядам холодных капель на поверхности; лужи старательно пытались размыть многовековой фундамент Хогвартса, а студенты второго курса Гриффиндора и Слизерина уныло плелись обратно в замок, кутаясь в промокшие мантии. Первый урок дрянного вторника был сорван. У Гарри было над чем подумать. Впрочем, как и всегда.***
Должно быть, это странно, когда зеленоватый свет, сглаженный водами Черного озера кажется привычным… Необычно, что приютский мальчишка уже не с трепетом глазеет на чудесный аквариум вместо окна. Порой Гарри казалось, что он так часто сидел здесь, в тишине, что уже совсем разучился удивляться. Это, конечно же, было не так, но сегодня таинства, скрытые толщей тяжёлой воды, прячутся явно не у окон гостиной слизеринского общежития. Лишь стайки разноцветных рыбок иногда просвистывают у ледяного окна, подгоняемые шустрыми голодными гриндилоу. По эту сторону стекла, впрочем, никому нет дела до далеких рыбьих проблем. — Макгонагалл просто зверь столько задавать! — вот такие проблемы уже вполне в духе огромной оравы до крайности ленивых детей. Малфой, как раз и оказавшийся источником этой жалобы, с размаху плюхнулся в соседнее кресло у камина, перебив только что говорящего Блейза. Сумку Гарри, лежащую на том месте, он беспардонно скинул на пол, а книгу с подлокотника небрежно швырнул на журнальный столик. Уселся, вытянув в проход ноги, и, кажется, насильно заставил себя расслабиться. Либо в блондинистой голове случилось очередное затмение, либо Малфой не предполагал, что Гарри может оставить собственные вещи на таком значительном расстоянии от себя, раз уж позволил себе такие вольности. Гарри полагал, что на первый вариант даже у Драко не хватило бы дурости. Вообще… С самого первого ужина в Хогвартсе Малфой постоянно отирался где-то поблизости. Он не требовал к себе внимания, как в прошлом году, не претендовал быть на первом плане в жизни Гарри, ничего такого — лишь здоровался, перекидывался с ним парой слов ни о чем в течение дня и все время был где-то рядом, даже когда был в компании. Это было неудобно в первую очередь самому Драко, потому что уже на второй день подобных реверансов Фелиссия Уайт, неразлучная с Драко, Ноттом и Пэнси с прошлого года, начала серьезно нервничать. Первый и последний ее срыв прошел громко и со вкусом, но следующее ее пересечение с Поттером в пределах замка было удивительно безмолвно. Помимо прекращения своей скандальной карьеры, та также вдруг разорвала все связи с прошлыми приятелями, вернувшись в общество Дафны Гринграсс, с которой была дружна еще до школы. У Малфоя была поразительная способность влиять на даже самые запущенные случаи, этого у него было не отнять: он приструнил Уайт, пресек нападки Нотта, как-то договорился с компанией Флинта и вообще стал главным творцом всеобщего мира на факультете. Он был бы святым, если бы не тот факт, что он тщательно исправлял свои же ошибки. Теперь Гарри практически никогда не сидел безвылазно в собственной комнате, как часто бывало ранее. Подземелья стали относительно безопасными и комфортными, когда старшекурсники охладели к его персоне, а одноклассники перестали плеваться при его приближении, желая получить одобрение обиженного Малфоя. Гарри понятия не имел, что Драко всем наболтал: что тогда, что сейчас, но эффект был очень даже впечатляющим. Это были далеко не единственные перемены в жизни Гарри. По правде, был почти конец их учебной недели в качестве учеников второго курса, и уже сейчас ему казалось, что его просто-напросто забросило в параллельную реальность. Его жизнь стремительно менялась в сторону чего-то совсем ему непонятного. Всё словно стало течь в его недоверчиво подставленные руки. Блейз Забини был первым, кто по-приятельски заговорил с ним в гостиной, потом к нему пару раз подходили первокурсники, а на следующий день он снова встретился с девочкой из поезда, только уже в библиотеке. Пожалуй, он должен был услышать звоночек перемен в тот самый момент, как бесстрашная девочка взяла на руки Шеша. Словно это был знак откуда-то сверху о том, что пора проявлять себя, пора осваиваться. В этот раз у него все получится, приложи он чуть больше усилий. Но, дьявол, как же было тяжело. Гарри не привык разговаривать с кем-то просто так, он постоянно видел во всем подвох и чувствовал себя некомфортно в чужом обществе. Для него было нормальным сидеть в одиночестве, и совсем дикостью, когда вокруг него собирались люди. Он настолько часто проигрывал своим слабостям, что сейчас у него уже не было морального права на ошибку. Как ни странно, Полумна Лавгуд была ему совсем не в тягость, в отличие от других нарастающих на его панцирь нелюдимости связей. Она поступила на Рейвенкло, и, хоть и была, пожалуй, самым странным человеком, которого Гарри встречал за всю свою жизнь, умудрилась сделать жизнь Поттера чуточку ненормальней. Удивительно, но даже это ненавистное слово вдруг приобрело какой-то позитивный оттенок, стоило его понять чуть-чуть иначе. «Нормальное — это лишь узость рамок, на которые нам указали», — так сказала Полумна на второй день их удивительного знакомства, стоило им завести разговор на подобную тему. «Скудость воображения», — воодушевленно согласился Гарри, увлекшись интересным спором. С Луной слишком многое было иначе — Поттер не мог отказаться от такой интриги. Он слишком любил разгадывать чужие тайны. Девочка была интересным собеседником и ее очевидные странности его совсем не отталкивали. Он сам с детства был фриком для кого-то, а понять таких, как он сам, он мог намного легче, чем всех тех «нормальных» с навязанными вездесущим обществом идеями. Близнецы были также из тех, кто не ценил общественного мнения. И они без малейшего сомнения перенесли устоявшееся за лето общение с собой в Хогвартс. Гарри был не против ровно до того момента, пока те не начинали нагло вторгаться в его личное пространство или трогать его вещи. Очевидно, Малфоя это касалось не меньше. Гарри просто ненавидел, когда трогали его собственность. Так что стоило его книге с обиженным лязгом встретиться обложкой с поверхностью столика, Гарри тут же перевел свой взгляд на нарушителя спокойствия. Но Драко не повернулся, он сидел с закрытыми глазами и явно подумывал здесь заснуть, лишь бы не заниматься Трансфигурацией. Не обращая внимания на несколько растерянный взгляд перебитого на середине фразы Блейза, Гарри педантично разгладил рукав мантии, выпрямился в кресле и прокашлялся. Малфой приоткрыл один глаз, объятый тем самым некомфортным ощущением пристального взгляда, обращённого тебе между глаз, и лениво осмотрелся в поисках источника звука. А после вздрогнул и тут же потерял зачатки сонливости, стоило ему осознать, кто именно решил его потревожить. Судя по всему, он вообще не ожидал какой-либо реакции на свои вброшенные в пространство слова — Драко часто ныл перед ликом мироздания… Но, несмотря на явное замешательство, в глаза Поттеру он смотрел почти бесстрашно. Всё-таки он сделал всё, чтобы больше не чувствовать себя в опасности. Всё, что велел отец, и даже больше. — Драко, мне нужна моя книга, — холодно улыбнувшись, произнес тем временем Гарри. Драко непонимающе моргнул, подтянулся в кресле повыше и нахмурил брови. — Что за книга? Гарри указал на грубо брошенную на стол энциклопедию, требовательно протянув вперед руку. Пожалуй, довольно нелюбезно для человека, пытающегося наладить контакт с людьми вокруг. Забини несколько растерялся от происходящего. Он раньше никогда не был так близко к эпицентру ссор этих двоих, но знал, что сейчас обязательно завяжется скандал. В секунду поттеровских нападок он мог почти гарантировать, что в ближайшее время карантин снова возобновится, а сам он с соседом по парте больше не заговорит. Лично с Блейзом Поттер всегда был вежлив, а общаться с ним было не просто выгодно (не во время бойкота, естественно), но и интересно. — Да, блин, ты жрешь их что ли? — Малфой скандала не закатил, как ни странно. Попытался вяло отшутиться. Борясь с всполохами гордости в себе, он все же поднял поттеровские сумку и книгу. И тут, глядя на его внутренние терзания, Гарри, вдруг развеселившись, добавил: — Я бы не советовал долго обниматься с ней, — он бросил невыразительный взгляд на руки блондина, сжимающие самую простую черную сумку из всех, что он нашел в магазине год назад. — Никогда точно не скажешь, что может прятаться в настолько обыкновенных вещах… Блейз потерял нить разговора, но Малфой, похоже, серьезно напрягся. Не скрывая небольшого шока и недоумения на лице, тот опустил взгляд вниз на свои руки, пока до него, наконец, не дошло. У Драко была интересная особенность: когда он пугался, он обязательно белел сразу на несколько оттенков. И кричал, о, как же громко он кричал. — Мордред вас всех за ногу! — в панике отбросив сумку к ногам Гарри, Драко в секунду перемахнул сразу через несколько кресел с таким перепуганным видом, будто Шеша на его глазах сожрал несколько младенцев. Никаких змей в сумке, кстати, не было. Шеша вот уже два дня не выбирался из леса к нему в комнату. — Малфой, я же пошутил! — крикнул Гарри вдогонку, ни капли не скрывая своего веселья и удовлетворенно растекаясь по креслу. — Я всегда знал, что ты меня ненавидишь! — обиженно буркнул Драко, все еще не очень уверенно подходя и плюхаясь обратно. В гостиной было совсем немного людей, и эта часть сейчас как раз была занята игрой в «плюй-камни» и плевать хотела на большую часть звуков, генерируемую остальными, так что позора его мало кто вообще заметил. Тем не менее, он точно знал, как ярко у него сейчас горит лицо. — Не смеши меня, Драко, слишком много чести, — хмыкнул Гарри и медленным показательно надменным жестом поднял свою книгу, лежащую у ног. Любовно разгладил несколько примявшихся страничек, положил ее на колени и добавил: — уверяю, даже ненависть надо заслужить. На этом разговор иссяк. «Плюй-камни» первокурсников оказались прекрасным развлечением для желавшего отвлечься Драко. Ему нельзя было больше ссориться с Поттером, даже когда тот снова вел себя как полный кретин. Отец объяснял, что первое время так и будет. «Ты унижал его весь год, сын, не жди быстрых результатов», «не смей реагировать на агрессию, он обижен не меньше тебя», отец умел доходчиво объяснять, и в этот раз умудрился разъяснить позицию Поттера так, что даже Драко смог проникнуться. Помня все строгие наставления, он мог почти без усилий сдерживать свой темперамент в таких ситуациях. Отношения со змееустом и потенциальным союзником семьи были намного дороже. И это тоже были слова его отца. Гарри собирался возобновить обсуждение астрономии, но Блейз был явно чем-то озабочен, постоянно поглядывая на Драко в свете пылающего камина. Гарри вопросительно поднял бровь, и Забини прекрасно понял намек: — Чего это он так отреагировал? — смущенно поинтересовался он, стоило Малфою действительно отвлечься на наблюдение за игрой. Ему было очень-очень неспокойно, когда шутки — причем шутки, понятные только этим двоим, — вызывали такую реакцию у вечно надменного Драко. Поттер, не имеющий никакого желания вдаваться в секретные подробности, отмахнулся, все-таки возвращаясь к прерванному разговору, но на губах его застыла такая необычная для него довольная улыбка, что Блейзу сразу стало ясно, что что-то здесь не чисто. Подошедшая Фарли, впрочем, оценила веселость своего любимчика (каждый это знал, сколько бы Поттер ни огрызался) по-своему. — Стоило весь год тебе на мозги капать, чтобы ты и без моего вмешательства вдруг начал налаживать контакт с людьми, — ворчливо пробормотала она, присев на подлокотник кресла Поттера, будто проделывала это тысячу раз до этого. Окунаясь в прошлогодние события, Блейз вдруг понял, что, скорее всего, так и было. Джемма была единственной, кто разговаривал с Поттером, вне зависимости от того, что сказал Малфой. Она была старше и могла наплевать на его мнение с самой высокой колокольни, и порой Блейз очень завидовал ей в этом. — Я рада, что ты еще не разучился разговаривать, отшельник. И улыбайся чаще, тебе идет. Правда, Блейз? Поттер откинулся на спинку кресла, вынужденно забивая на астрономию, а Блейз… Блейз поперхнулся заготовленным воздухом. С Фарли он обычно разговаривал только по делу. Она казалась какой-то недосягаемой для общения с ним. Слишком взрослая, слишком красивая, слишком веселая с друзьями и слишком серьезная в полагающихся для этого ситуациях. «Идеальная» — как считали многие, а не только он. Нельзя сказать, что сам Забини чувствовал себя серой мышью. Он был из богатой чистокровной семьи, пусть и неполноценной в силу постоянно помирающих в его доме отчимов, был общительным в меру, прилежно учился, неплохо летал на метле. Но в действительности, как и у многих людей, у него был свой страх. Он никогда, никогда за свои двенадцать лет не рисковал высовываться на публику. С самого детства ему казалось, попробуй он взобраться чуть выше нынешнего положения, закончит точно так же, как все успешные мужчины в обществе его матери. И только теперь, когда сияющая взрослая Фарли так естественно переругивается с Поттером, он, наконец, видит то, что раньше отказывался замечать… Он так хотел общаться с Гарри Поттером. Многие дети, помимо Малфоя, мечтали познакомиться с ним, с самого детства, зная его только по сказкам на ночь. Он сам даже не совсем осознавал, что они с этой культовой личностью ровесники, пока не поступил с ним на один курс. А потом был Слизерин, одна парта на Зельях и скучно-тихий Поттер, которого так мало кто оценил. Блейз тишину ценил, так что и к Поттеру проникся некоторой симпатией почти сразу. Только он совсем забыл — в тихом омуте, как говорится… Поттер вообще никогда не был тенью, как можно было подумать, видя его только на уроках и в гостиной. Он просто не мог ею быть. Около него нельзя было просто болтать об уроках или просто дружить (а уже это казалось невозможным) без прочей головной боли. Он высвечивал каждого, кто к нему был сколь-либо приближен. Блейз старался не думать над этим, так что не стал держать дистанцию после того, как Малфой объявил мир. Но… Было ли это правильным в его ситуации? Полумну Лавгуд, сидевшую с Гарри в библиотеке пару раз, теперь знали все, успев обсудить в каждой гостиной. Кости Грейнджер перемывали всей школой еще в прошлом году. А имя Малфоя так часто звучало не столько из-за его звучности, сколько из-за памятного конфликта. Гарри Поттер, будучи той самой темной лошадкой, о которой знают всё и в то же время ничего, был популярен ничуть не меньше Дамблдора или Темного Лорда, заслуживших свою кричащую славу кровью и политикой. Сейчас Блейз как никогда рисковал оказаться на самой вершине, прямо под перекрёстным огнём тысячи взглядов. Стоят ли его страхи хотя бы малой доли удовольствия от общения? На самом деле, да. Шутка или нет, но стоило с Поттером заговорить хоть раз, этого хотелось еще и еще. Он уже знал, что застрял в этой небрежной, можно сказать, неосознанно развешенной пауком, паутине. Малфой погряз намного раньше него, и, кажется, до сих пор не осознал этого. Но это все, конечно, не важно, когда тебя спрашивают о таких приземленных вещах, вроде яркости фальшивой улыбки — Блейз был не совсем уверен, что Поттер умеет действительно улыбаться. Фарли красноречиво подвигала бровями, ожидая хоть какой-нибудь реакции от него, так странно замершего. — Да… Да, я тоже так думаю. Словно другое лицо, — произнес он, на что получил веселое подмигивание старосты и нечитаемый, пробирающий до самых костей взгляд Поттера. Легкая дрожь появляется и исчезает, стоит к разговору подключиться еще одному человеку. — А теперь пусть кто-нибудь попробует сказать, что он стал дружелюбнее с этим выражением, — вставляет Малфой, на всякий случай двигаясь ближе к дальнему подлокотнику своего просторного кресла, на стратегически безопасное расстояние, — я лично стащу у Снейпа какое-нибудь зелье правды и выведу этого безумца на чистую воду! Поттер, Мерлина ради, перестань скалиться! Поттер перестает улыбаться и закатывает глаза, устало открывая книгу. Фарли отнимает ее, вскакивает с подлокотника и смеется. — Ты сначала флакончики друг от друга отличи, неуч. Ты недавно колбу с глазами жуков назвал семенами гвоздики, — раздраженно откликается Поттер, подаваясь всем телом за своим томиком. — Ох, какой ужас. Снейп бы все равно Слизерину баллы не снял… — Действительно, мы бы всего лишь взлетели в воздух. Подумаешь! — препирательства с Драко совершенно не мешают ему в это время сверлить взглядом Фарли. Пальцы лишь слегка сжались на палочке и тут же разжались, он не мог даже в шутку напасть на старосту без последствий, так что решил действовать старыми-добрыми методами: — Фарли, ну что за детские игры, отдай книгу! — Волшебное слово? — Пожалуйста, черт возьми! — Какой грубый ребенок, — дразняще надувает губы та, а после ее глаза загораются поистине дьявольским огнем. — Попробуй убедить меня, — Джемма заводит руку за спину, почти пританцовывая на месте. Некоторые слизеринцы отвлекаются от своих дел, и теперь смотрят в их сторону. Это ненадолго. — Да ты опять за свое! — Неубедительно, попробуй еще. Практически незаметно для себя Блейз улыбается и вливается в их шуточную перепалку. Джемма хохочет, Поттер требовательно трясет рукой в воздухе и каким-то удивительным способом балансирует на грани нелепости, а Малфой тихонько фыркает от смеха. Забини еще не знает, что уготовано ему в дальнейшем, но даже сейчас он может сказать, что человек, стоящий перед ним: этот серьезный и мрачноватый Гарри Поттер, обожающий свои книги и учебу, сотворит немало удивительных и великих дел в будущем. И, пожалуй, наверное… было бы все же совсем неплохо, если бы Блейз был где-нибудь рядом в этот момент.***
«Слава, работающая только на него», да? Забавно, ничего не скажешь. Подходящий к концу октябрь откровенно напрягал всех обитателей замка и, хотя обычно Гарри не поддавался всеобщим настроениям или очень старательно игнорировал пошатнувшееся душевное равновесие, то в этот раз он мог признать: он, определенно, задолбался раньше положенного. Не изменяя своим привычкам и убеждениям, Гарри все еще был очень прилежен в учебе. Этот год шел совершенно иначе, чем предыдущий, буквально во всех его аспектах. Во всех, но только не в направлении книг и драгоценных знаний. Порой было утомительно делать столько дел одновременно. Почти за два месяца он успел несколько раз посидеть в кабинете декана с чашечкой успокаивающего чая, два раза отбыть трехдневную отработку у самодура-Локхарта, побывать на дополнительных занятиях с Флитвиком и, что самое удивительное, отсидеть огромное количество часов в компании… ну, просто компании. Каких только компаний у него за это время не было! Забини, Малфой, с которым он теперь даже как-то общался, Фарли, их шумные компании; после Грейнджер, Лонгботтом, Уизли (намного больше устраивавших его двух штук), Джастин Финч-Флетчли — дерганый магглорожденный мальчишка с Хаффлпаффа, непонятно кем приведенный к его столу; даже какие-то друзья Фреда и Джорджа. Были еще какие-то люди, имена которых он забыл через полчаса за ненадобностью. Полумна Лавгуд была наконец. Он мог бы вечность, на самом деле, отпираться от всего, что происходит, если бы знал, что это такое. Он даже не старался стать популярнее у людей, лишь чуть-чуть ослабил защиту. Люди налипали слишком быстро. Поможешь собрать рассыпавшиеся книги рейвенкловцу, тот на следующий день тебе улыбается; дежурно улыбнешься младшим слизеринцам, те станут здороваться каждый день; девочка с Хаффлпаффа, упавшая в грязь и благодарная за протянутую руку помощи; гриффиндорец, подошедший поглазеть на известную личность и не прогнанный, и так далее. Это было странно, но порой даже от такого напряженного и не вполне привычного взаимодействия он мог получить если и не выгоду, то какое-никакое, но удовольствие. Прямо сейчас, например, он молча шел с Зелий сразу в библиотеку, вяло переговариваясь с Блейзом, и был бы искренне рад застать там ту самую девочку, которая не далее как вчера умудрилась заболтать Локхарта так, что совершенно отбила у него интерес к назначению Поттеру очередного вечера в компании мага, его портретов и — угадайте, чьей? — его почты. Гарри мог подружиться с Луной хотя бы за это. Она была бриллиантом его коллекции приобретенных связей. — Я слышал, что Кровавый Барон вчера показывался кому-то из барсуков, — Блейз шел неспешно и очень тщательно следил за реакцией собеседника. Поттер тут же вырвался из своих мыслей, заинтересованно поворачивая к нему голову. Тема была благодатной. Блейз почти похлопал себе: попал прямо в яблочко. Барон пропал еще весной. Весь Слизерин всполошился уже спустя неделю возобновившейся учебы, и это было понятно. Раньше такое случалось исключительно редко. Его исчезновение оказалось чертовски заметно: Пивз теперь шалил без продыху, повергая весь быт студентов и преподавателей в настоящий хаос — порой на то, чтобы его остановить, могла уйти вся пара Трансфигурации. На ЗОТИ вообще творился сущий цирк, но этот предмет был и вовсе отдельной историей. Вскоре эффект от вредного полтергейста наложился на шепотки привидений — и волна жарких споров о пропавшем с радаров палочек призраке облетела всю школу. Блейз, по правде, догадывался, что нашел не просто интересную всем тему — он нашел проблему, важную именно Поттеру. Не так уж много людей общаются с привидениями так часто, как Поттер общался с Бароном. — Рядом с кухней, как я понял, — чуть тише добавил он, потому что они вошли в библиотеку. Гарри, он видел, хмурил брови только сильнее. Потому что эту весть слышал тоже. Даже проверил, но Барон исчез точно так же, как и всегда. Даже дымки не оставил. — Гарри, Блейз, какой хороший денек, — Луна уже сидела на привычном месте Поттера — стол был в отдалении, он думал, что здесь будет поменьше народу, но пока что складывалось только так, что весь народ в основном сюда и забивался, — с газетой в руках. Она всегда их читала, ее папа был главным редактором «Придиры». — Ох, вижу, что не у всех… Гарри, кто покусал тебя сегодня? Луна мягко, но настойчиво дотронулась до его плеча; он повел им, но конечность не исчезла. Гарри поднял взгляд с крепко сжатых между собой рук на коленях, встрепенулся — чувствуя, что рука все-таки отпускает его, — и сделал вид, что его абсолютно ничего не волнует. Вряд ли он смог кого-то провести: Полумну, казалось, обмануть было невозможно, а Блейз при более близком знакомстве оказался тем еще пронырой и почему-то умудрялся читать его, словно открытую книгу. Не очень-то приятно, но для Гарри это стало очередным уроком, каждодневным. — День тяжелый, не обращай внимания, — Поттер достал свитки и разложил их на столе. Он был почти уверен, что если не сделать домашнее задание в ближайший час, сюда сбредётся столько народу, что сосредоточиться будет самым настоящим подвигом. Кажется, Малфой будет опять нудеть, чтобы они пришли поболеть за него на матч по квиддичу, где он в первый раз выступает в качестве ловца сборной. Гарри очень не хотел — будет странно, если он начнет отчаянно зевать на трибуне. Не дождавшись конкретизированного ответа от Гарри, Луна обратила взгляд серых глаз прямо на Блейза. Тот более-менее нашел с ней общий язык, так что она предпочитала вить веревки именно из него, когда не могла добиться чего-то от Гарри. На деле, несмотря на все усилия Полумны быть дружелюбной и подружиться с кем-то, только у Поттера было достаточно то ли живого воображения, то ли такта, чтобы не высмеивать ее идеи и причуды. Порой они всерьез могли обсудить руны-перевертыши, превращающие уши в лимоны, или затянуть на несколько часов разговор об их с отцом путешествиях в поисках нарглов, морщеногих кизляков, лаплапутов и всех тех удивительных существ, чье существование не признавало большинство волшебников… Поттер чаще всего был серьезен и даже пытался найти подтверждение некоторым теориям в книгах. Он не называл ее чудачкой, как это сделала девочка Гермиона из Гриффиндора при знакомстве, а просто выслушивал и говорил то, что думает. Не имело значения то, что он каждый раз огрызался своим привычным «мне не нужны друзья», стоило кому-то из многолюдного «кружка» в библиотеке слабо вякнуть о подобном, Луна знала, что она друг Гарри Поттера, а он сам — ее друг в ответ. Этого ей было вполне достаточно. А вот тихий непримечательный Блейз просто держался с ней безразлично, но на вопросы отвечал почти всегда. — Локхарт. Опять, — он не стал больше ничего пояснять, это было бы излишне. А после одними губами прошептал «и Барон». Луна грустно кивнула, скользнув взглядом по жесткому сосредоточенному лицу Гарри, и уткнулась в книги — по сути, чаще всего все неожиданное сборище именно этим и занималось. Просто читало, либо делало домашнее задание. Либо снова читало. Полумна умела наслаждаться тишиной, несомненно умела. Та патокой лилась им в уши, пыльной шершавостью оседала на языках, танцевала меж страниц в ворохе чужих дум и воспоминаний. В черных волосах, склонившего голову знаниям человека, игриво оседали крупицы мудрости, позабытые на пожелтевших листах бумаги — мозгошмыги очень любили волосы Гарри. Они шептали ей это, подлетая поближе, прямо к уху, а она всегда не забывала улыбаться, чтобы они делились с ней чаще, чтобы не забывали свою давнюю подругу. Она чувствовала волнение где-то в животе, чувствовала, как тихий смех рождается где-то в голове, выпархивает из груди на волю, словно маленькие мотыльки на смертельный огонь. Но им не суждено было сгореть, не сегодня. Мотыльков спугнул громкий звук. Это была книга, самая обычная пыльная книга, грузно сброшенная к ним на стол. И девочка, эту книгу кинувшая. — У меня новости! — Грейнджер, ты совсем больная? — Гарри, оторвавшийся от пера, раздраженно дернул уголком губ, встречаясь взглядом с упрямыми глазами девчонки напротив. Он знал: та была человеком глубоко закомплексованным — незамеченным и отвергнутым, невольной одиночкой. За этим столом, правда, не собирались другие (помимо Фарли и близнецов, но они — совсем иная история). — Ой, простите, — тихо извинилась она, когда поняла, что отвлекла не Поттера, всех — и почти пришла в ужас, заметив стальной взгляд библиотекаря. Гарри увидел, как та заметалась взглядом, начала заламывать руки. Так происходило каждый раз, стоило кому-то более взрослому посмотреть на нее, подразумевая разочарование. Не было ничего, сильнее этого слова, способного напугать ее. — Прекрати мельтешить, сядь, — Гарри почти не спал этой ночью, так что раздражение его перло прямо-таки через край. Гермиона послушалась, обиженно брякнувшись на твердую лавку рядом с Забини. — И вам совершенно не интересно, что я хочу рассказать, м? Может, это что-то важное? — понизив голос спросила она. Нотки обиды в голосе были бы слышны даже глухому, а никто из них таким не был. Гарри не повелся на давление, продолжив заниматься своими делами. Грейнджер, уже более взволнованным и намного более раздражительным тоном продолжила: — Это про привидение. Про Безголового Ника, призрака нашего факультета. Гарри почувствовал, что проигрывает своей стойкой гордости, когда его голова поднялась от эссе по Чарам сама собой. Грейнджер приободрилась, заполучив общее внимание, ее глаза заблестели победным огоньком. Оценили. Оценили! — Так вот, о чем я, — она склонилась к самой столешнице, словно прячась от взгляда мадам Пинс, — Безголовый Ник последнее время ни с кем, кроме других привидений не разговаривает. Слышала, как он обсуждал что-то с Толстым Монахом. Думаю, он что-то знает про вашего исчезнувшего Барона. Почти уверена! Гарри недоверчиво поджал губы, обдумывая, и почти сразу отрицательно покачал головой. Возможно, местонахождение Барона и было известно призракам, но говорить они его все равно отказывались, молчали как рыбы, мол, ничего не знаем, никого не видели и вообще откуда нам? Поттер вообще не знал, зачем он так нервничает. Он должен был быть последним, кого заинтересует местоположение скрывшегося с глаз предателя. Полумну предположение Гермионы тоже не очень-то впечатлило. — Сэр Николас отмечает юбилей смерти в этот Хэллоуин. Вот и оповещает всех привидений, — мягко пояснила она, переворачивая газету вверх тормашками и внимательно вчитываясь в перевернутые буквы. Гермиона пренебрежительно фыркнула: — А тебе-то откуда это знать? В «Придире» этой твоей лживой написали? Нарглы там всякие, хороводы русалок, юбилеи смерти… Не подумай, что я осуждаю, но… Гарри резко захлопнул книгу. — Но именно этим ты сейчас и занимаешься, — обрубил он, меньше всего сейчас желающий слушать бесполезные споры. Гермиона себе такое позволяла не со многими, она бы даже не вякнула кому-то вроде Фарли или близнецов (они же были старше, ну). — Я всё жду, когда твоя осуждалка наконец поломается, Грейнджер. Может, этот мир станет чуточку спокойнее, как думаешь? Неприятные улыбки у Поттера выходили лучше всего. Грейнджер всю аж скривило. — Хам, — припечатала она, отворачиваясь. — Никто не держит, — пожал плечами он. Луна и Блейз молча обменялись нечитаемыми взглядами, и снова вернулись к своим делам. Спустя час, как Гарри и предполагал, закончилась тренировка Малфоя, и тот усталый и раздраженный приполз в библиотеку. Грейнджер, наморщив нос, смотала удочки так быстро, как только могла — при Поттере Драко никогда себе больше не позволял никаких «грязнокровок», но все знали, что порой, особенно вдали от Гарри, он умудрялся доводить Грейнджер с переменным успехом то до бешенства, то до горьких слез. Луну тот любил не больше, но той доставалось и без него. — Кто-нибудь помнит, что нам Флитвик на следующую неделю задал? — уныло спросил он в пространство, которое по идее могло его и послушать. Полумна бы вежливо ответила, только, увы, училась на курс младше. — Эй, о чем задумались? И тут, абсолютно не к месту (по мнению Драко), Лавгуд осенило: — Гарри, я думаю, Кровавый Барон может появиться на празднике… — её взгляд мечтательно застыл на верхней полке стеллажа у Гарри над головой. Почти не двигался и не мигал, Малфой всегда считал это жутким. Поттер, кстати, тоже так умел, так что его совершенно не удивляло, что эти двое так хорошо общались. — На каком, блин, празднике? — уточнил он, но снова не получил ответа. Поттер чуть более заинтересованно глянул поверх книги, да и только. И то на Лавгуд. — Поттер, ау! Беседа шла своим чередом. — А откуда ты вообще узнала про праздник? — Так сэр Николас сам и рассказал, даже пригласил, — Луна немножко безумно улыбнулась, не видя в подобном ничего необычного. — Хочешь сходить? Я могу вас познакомить. Уверена, ты ему понравишься! Не обращая внимания на, кажется, прикинувшегося ветошью Забини, спрятавшегося где-то за трактатом по Травологии; остро недоумевающего Малфоя и раскатисто громкие приветствия близнецов у входа библиотеки — да и те явно были больше сейчас заняты выслушиванием выговора от мадам Пинс за нарушение порядка библиотеки, — Гарри осторожно кивнул, соглашаясь. Если ему так важно найти Барона, он не будет разбираться в причинах сейчас. Он лучше просто его найдет. И хорошенько расспросит, да. С пристрастием. Ему совсем не нравилось чувствовать себя использованным и брошенным. — Может кто-нибудь мне объяснить, что происходит? Хватит игнорировать меня! — Что тебе подсказать, Драко? — устало выдохнул Блейз, понимая, что интересный разговор при них уже не продолжат. Этот взгляд Поттера не оставлял надежды на гласность: собственнический, жадный, абсолютно ревнивый до информации. — Чары?***
Гарри шел, прислушиваясь к шепоткам вечернего Хогвартса и к еле различимому дыханию Луны рядом с ухом. Он похитил ее прямо с праздничного, воистину «тыквенного» ужина в Большом зале, за что обязательно опять поплатится перед Снейпом — разве что, он очень надеялся, что теперь не будет отягчающих обстоятельств вроде мертвого тролля в женском туалете. — Нам надо повернуть здесь, да, вот тут. Слышишь, слышишь? Музыканты… — тихонько указывала дорогу Полумна. Она была маленькая и худенькая, словно стебелек, так что без проблем влезла к нему вторым человеком под мантию-невидимку, но ее длиннющие волосы постоянно, не сказать чтобы приятно, лезли ему в нос. Гарри постоянно его морщил, отплевывался, но спутанные локоны, в серебристом блеске мантии казавшиеся живым пеплом, все равно оказывались не там, где надо. Еще в прошлом году Гарри бы даже не подумал, что может с кем-то поделиться секретом этой мантии. Это было его сокровище, запускать в тайну которого он никого не планировал. Даже просто мысль о доверии человеку настолько, чтобы разделить что-то настолько сокровенное, личное, казалась кощунственной. Полумна же запустила руки куда глубже: она вытаскивала самое затаенное, самое бережно припрятанное, так что и раскрытие мантии теперь не казалось ему чем-то страшным. Она ходила с ним к кромке Запретного леса, только чтобы полюбоваться его змеей. Она не боялась его дара, его самого и очень хорошо изучала чужие границы комфорта, прежде чем влезть в душу. — Нам туда? — Гарри указал на большие резные двери, от которых пахло смертью и веяло холодом, ощутимым даже в коконе из свитера миссис Уизли и теплой зимней мантии — он хорошо подготовился и настоял на такой же подготовке для Луны. — Да, — выдохнула та, подаваясь ближе к входу. Он плавно потек следом, не отставая, чтобы мантия не соскользнула. Чем ближе они были, тем меньше хотелось туда заходить. Вдруг Лавгуд остановилась у дверей и зачем-то шустро выпуталась из артефакта. Такого в плане не было — он хотел побывать здесь незамеченным и уйти, наверное, даже продолжил бы скрываться, только вот на них уже обратил внимание какой-то призрачный исполин у дверей. Он внимательно смотрел прямо в ту точку, где стоял спрятанный Гарри. Поттеру ничего не оставалось кроме как со вздохом последовать ее примеру, снимая чудесную мантию с плеч. — Добрый вечер, сэр, — ласково прощебетала Полумна, когда потусторонний взгляд стал почти невыносим. Поттер встал за ее правым плечом, не встревая — сам он общался только с Бароном и с другими призраками дела, в отличие от нее, никогда не имел. — Вы нас пропустите? — Что на таком мероприятии забыли живые дети? — ощерился призрак. Он был очень крупным, очень высоким и умер явно раньше прошлого столетия, если судить по старомодной одежде. Он не шелохнулся, когда они подошли ближе, даже градус взгляда не сменил, полностью загораживая проход. Конечно, они бы смогли пройти и через него, но Гарри этого очень-очень не хотелось. — Нас пригласил сэр Николас, — охотно пояснила ему Луна, не теряя своей потусторонней улыбки. Привидение помолчало, несколько секунд понаблюдав за их бездействием и безразлично уплыло обратно в зал. — Тогда не советую вам здесь ничего трогать, — донеслось далекое эхо, когда они ступили за ним следом. Двери зала с лязгом захлопнулись. Было зябко и противно. Они лавировали между пышно разодетых дам и кавалеров, звонко ступающих по воздуху рыцарей и королевских особ, но Гарри бегал глазами, пытаясь среди серебристого мертвого сияния найти только одно. Барона нигде видно не было. — Гарри?! — Поттер аж подпрыгнул, не ожидая здесь услышать этот чертовски знакомый голос. Полумна расплылась в улыбке, махая неожиданному для этого места человеку. Гарри только поморщился: среди такого количества потусторонней магии было почти невозможно найти теплую энергию, даже если она была тебе до последнего оттенка известна. — Наш слизеринский приятель решил прогуляться на вечеринку к мертвецам? Несчастную Полумну-то зачем с собой потащил? Джордж был обряжен в старомодный сюртук и длинные старые охотничьи сапоги — явно с чердака своего вещи потырил, — весь в черно-белой гамме, только растрепанные волосы сверкали ярко-алым, почти ослепительно для этого места. Гарри даже не сопротивлялся, когда их с Полумной подтолкнули в абсолютно противоположную выходу сторону. — Так и думали, что ты притащишься, — пояснял Джордж, таща их под руки в одному ему известном направлении. — Фред ожидал, что ты еще и Малфоя захватишь, в воспитательных целях, так сказать, помучить холодом и страхом. Этот любопытный хорек бы точно не упустил возможности сунуть свой нос во что-то подобное, — он все тараторил и тараторил, и Гарри, в конце концов, перестал слушать, возвращаясь к поискам. Спустя еще с три десятка шагов, он, правда, нашел, пусть и не Барона, но тоже весьма занимательную картину. И не удержал, никак не смог удержать клокочущий вопрос в себе: — Ребят, вы это вообще серьезно? — Джордж показал ему «класс» и подмигнул. Фред явно завидел их движение издалека, но не отрывался от разговора. Он стоял у большой колонны и о чем-то шушукался с Пивзом. Чертовым. Полтергейстом. Пивзом. — Нет, ты не можешь быть серьезным! Зачем вам этот шут дался? — У нас лучшая команда, приятель, — отмахнулся от него Джордж, присоединяясь к брату и хитро улыбаясь полтергейсту. — И думаю, он может помочь тебе с поисками. Правда, Пивз? — Ты обещал помочь, помнишь? — добавил Фред уже серьезно. — Помочь? Правда? Что-то не припомина-аю. Или нет, стойте-стойте! Помощь Гарри Поттеру? Нет, не было такого! Клянусь хером безголового мудака, не было! Ха-ха, ох, рассмешили, сейчас помру от смеха! — кривляка очень натурально покраснел, хватаясь за живот от хохота. Лица близнецов почти не изменились, стало быть, все было в порядке. Гарри не очень с этим пока справлялся. — Мальчик, что, некому теперь сопельки подтирать? Теперь, когда барончик-то пропал? Без следа пропал! Пуф! Ис-па-рил-ся! Ой, не могу, ха-ха-ха! — Ты что-то знаешь? Про Барона, — голос Гарри был холоднее окружающего их воздуха. Пивз завис прямо над ним, корча уродливые гримасы прямо у лица Гарри, его маленькие мерзкие глазки смотрели издевательски, а черти в них отплясывали убогий танец черной радости. — Отвечай, Пивз. — «Отве-еча-ай, Пи-и-ивз!» — гнусно прогундосил он, передразнивая. Скорчил еще одну поганую рожицу, переворачиваясь в воздухе шутовским колпаком вниз. — Без него же стало лучше, змеенышек! Чем дольше он не вылезает из своей сточной канавы, тем лучше! Ха, намного-намного лучше! Самоубийца в узеньких кальсонах, ха-ха-ха! Трусливое мрачное ничтожество, без него стало лучше! Лучше стало! Пивз все продолжал и продолжал противно ворковать, корчась в омерзительном по своей природе экстазе ненависти. Луна подергала его за локоть, ее глаза были мягкими, почти без обычной для нее задумчивой поволоки. Извиняющиеся. «Его здесь нет», — проговорила она одними губами, тем самым выводя Гарри из состояния, близкого к тихому бешенству. — Сами с ним разбирайтесь, — холодно бросил он все же немного растерявшимся от этой сцены близнецам, стремительно разворачиваясь. Он слышал заливистое «лучше-лучше-лучше» и издевательский смех, который, казалось, совсем не отдалялся, сколько бы он не отходил. Луна семенила следом, все еще с легким интересом оглядывалась по сторонам — она никогда не знала Барона, лишь по слухам, так что не вполне могла понять его злости. Но, кажется, понимала. — Он сказал, Кровавый Барон был самоубийцей… — Ничего не знаю! — резко отрезал Гарри, перебивая ее на середине фразы. Он совсем не хотел думать сейчас еще и об этом. На той стороне век мелькали вспышки, алым заливало почти все пространство в его голове. Он почему-то вспомнил прошлогодние события этого праздника: всё, что видел во снах и то, что забыл от шока сразу после происшествия. Забавно получалось, но именно сейчас он снова чувствовал, ощущал каждой клеточкой тела, что может уничтожить — магия плескалась через край, только отпусти. Он пока держался. — Ты права, его здесь нет, — сухо заметил он, останавливаясь и еще раз, уже без должного энтузиазма — без задушенной подушкой клоуна надежды, — осматривая зал. — Мы можем уходить. Гарри потер виски и сделал первый шаг к выходу. Все те зловонные запахи испорченной пищи на ржавых, но, несомненно, когда-то изысканных блюдах и подносах, ауры мертвецов, ненависть и отчаяние — его не могло впечатлить подобное, но измотать — вполне. Ему плевать. Плевать. Барон выползет, обязательно покажется, и тогда Гарри спросит все, что накопилось. — Я думаю поздороваться с хозяином праздника, — придержав его за рукав, добавила Лавгуд. — А ты лучше иди! Тебе больше не нужно здесь оставаться, Гарри. Твои мозгошмыги… — Да-да, я понял, неспокойны. Ты знаешь, где найти близнецов, если что, — Полумна торжественно кивнула, помахав ему рукой, а Гарри все-таки направился к выходу. Спустя минуту аккуратного обхождения каждого гостя и удивленного шепота за спиной, который он раньше попросту не замечал за щебетанием Джорджа, он наконец добрался до дверей и выскользнул наружу, тут же облегченно выдыхая. Он бы никогда не подумал, что сквозняки могут оказаться приятными, но сейчас он чувствовал именно это. Ветерок холодил кожу лица, раздувал полы мантии, тушил снова загорающиеся свечи и настойчиво колыхал волосы. Никакого замерзшего нутра вместо нормально функционирующих органов. Гарри потер руки друг об друга, подул на них — восприимчивость к магии была, как оказалось, не всегда и полезна. Полумна явно себя чувствовала на этом празднике куда лучше него, как и близнецы. Сбоку послышался шорох, Гарри вздрогнул и обернулся, ожидая кого-то увидеть. Никого не было. Он даже посмотрел на мантию в своих руках, на секунду предположив, что мог забыть ее у Луны. Хотя, как он мог? Он прислушался. Почему-то стало жутко. Шорох и свистящий звук, скрежет многолетнего камня. Это все шло словно прямо из стены. Там есть потайная дверь? Чья-то шутка? Может быть, это Барон? Чувствуя, как слабеют ноги от подползающего к сердцу страха и ощущая чудовищное дежавю, он прислонился ухом к стене. Звук усилился. И он вдруг почувствовал её. Смерть. Настоящую. Не ту, что за этими резными дверями: холодную, застаревшую… а ту, которая пригвождает к месту, мешает лишний раз пошевелиться. Его Смерть, воплощение страха, подкрадывающееся к незащищенному горлу на мягких лапах. И вдруг он явственно ощутил, что не может двинуться. Что-то словно держало на месте. Будто провалившееся вниз сердце настолько утяжелило ботинки. Ногу не оторвать. — Кто здесь? — голос предательски сорвался. «Подойди ко мне…» — Совсем не смешно! — громко крикнул Гарри в стену, ощущая себя очень и очень глупым. А еще напуганным. Чертовски напуганным, если честно. «Иди сссюда, ко мне… Подойди чуть ближшшшше, дай мне насссытитьссся!» Гарри отпрянул от стены. Ему показалось? Конечно, ему показалось! Змеи, ни в коем случае, не могут излучать столько магии. Шеша имел свою собственную, но и той было в сотни-тысячи раз меньше. Это не могла быть змея, никак… но он слышал голос. Шипящий Голос. «Дай мне разссорвать тебя… Убить… Только подойди ближшеее, прошшшшу…» — продолжало зловещее эхо. — Ох, Гарри, ты все еще тут! Фред вывалился из дверей так же неожиданно, как у людей бывают инфаркты. И сейчас Гарри был очень близок к этому. Он почти протаранил стену лбом, не ожидая оклика и будучи и так испуганным. Он повернулся, все еще с ужасом прислушиваясь. Голос двигался. «Только подойти, я так жшшажшшду… Жшшертва… Ближшше», — он уходил куда-то вглубь замка, и Поттер, испуганный до дрожащих пальцев, но чувствующий, что не может оставить все вот так, подался следом за ним. Сделал несколько слабых шагов, припал к стене снова. Гарри одновременно боялся того, что тот исчезнет и жаждал этого. — Я хотел сказать, — сбивчиво продолжил Уизли, не замечая его безумного взгляда и общей бледности, — прости за этот… Нет-нет-нет, неужели Фред не слышит? Молчи, глупец, не мешай! Молчи, не говори ничего! Когда Фред начал сбивчиво объясняться за сцену на празднике, Гарри, наконец не выдержав, зарычал, но тут же замер, затихая. Уизли на секунду опешил и чуть внимательнее присмотрелся к скрытому тенями собеседнику. Он снова открыл рот, чтобы как-то отреагировать, но побелевшие губы Гарри вдруг разлепились и начали испуганно повторять: «Молчи-молчи-молчи». — Гарри? — он ничего не понимал. — Заткнись! Ни слова! — рявкнул вдруг Поттер с явной агрессией, а после чуть тише, с опаской, как будто не знал, хочет ли, чтобы его действительно услышали: — Где ты? — он бормотал это, повторяя, звал: и всё просто так, в воздух, в пространство, беспорядочно шаря по стене руками. Вот тут Фред действительно перепугался. — С кем ты говоришь? Гарри, приятель… — осторожно подкрадываясь, прошептал он. Медленно, еле дыша, словно подбираясь к дикому опасному зверю. Поттер вел себя неадекватно, очень неадекватно. — Эй? Ты в норме? И он положил руку ему на плечо. Поттер аж подскочил. Ошибка, Фред! Ошибка! — Я сказал. Ни слова! Больше! — Взбешенно прорычал слизеринец, поворачиваясь к Фреду мертвенно бледным лицом и отбрасывая его кисть словно брошенный на грудь квофл. Его лицо выглядело почти страшно сейчас, с животным ужасом и гневом на нем. Он вдруг и весь одеревенел, всем телом — неестественно, неправильно, все время шевеля губами, но не озвучивая слов. Он… он больше не слышал. Ничего. В голове воцарилась зудящая тишина, ни одной мысли, пусто. Смерть ушла, Голос ушел. Куда-то вглубь замка. Или вглубь его головы. До поры до времени. И Фред все же отшатнулся, когда Поттер вдруг развернулся снова к стене, зашипел и со всей возможной для его хрупкого тела силой ударил. А потом еще. И еще. И еще. А после обмяк, обессиленно сполз на пол, вжимаясь лбом в камни, будто пытаясь слиться с ними воедино. Эта школа была безумна или только он сам? — Брат! Ты нашел его? — открывшаяся Джорджу картина, поразившая бы любого, явно не располагала к ответу. — Что тут происходит?! Фред просто смотрел на брата-близнеца неприлично огромными глазами. И молчал. И тогда подал голос другой: — Эй, ребят… Слышать голоса… это очень странно? — непривычно дрожащим голосом поинтересовался Гарри Поттер, повернув голову в их сторону. — В своей голове, я имею в виду. Фред, открывший было рот, снова просто застыл соляным столбом, а Джордж, ошарашенный, но не настолько — он же не видел творящегося здесь безумия, — хмуро кивнул головой. Конечно, слышать голоса в голове — это очень безумно. — Так и знал, — опустошенно пробормотал Поттер себе в руки. — Нет, со мной точно не все хорошо, совсем не хорошо, Фред. Дальше он говорить с ними отказался. Был лишь один момент, когда слова вырвались из него. Он был явно еще не спокоен, но уже не метался. Опустошенный, вот каким он был уже через пять минут после истерики. — Я вот пытаюсь понять, — безразличным, почти мертвым тоном тогда обмолвился он, когда они подняли его и уже вели в гостиную, так и не добившись ответов. Близнецы трепетно замерли, ожидая откровения. — Почему каждый раз, стоит мне только подумать, что все хорошо, постоянно, абсолютно всегда… мне сразу кажется, что я ненормальный?