***
За окном проплывали зимние пейзажи. Горы и поля, занесенные сверкающим белым снегом, выглядели до того сказочно, что порой даже у такой ледышки, как Гарри Поттер замирало сердце от радостного трепета. Ему еще не доводилось возвращаться поездом в Лондон в это время года — в прошлом году он не особо горел желанием покидать Хогвартс на каникулы. Возможно, он бы остался там и в этом году, даже несмотря на желание проведать Дэни, но, на самом деле, тот был далеко не первостепенной задачей его возвращения. Как-никак, его ждали совершенно другие планы, нежели прозябание в ненавистном сиротском приюте на протяжении всех каникул. Как правило, в его купе всегда было либо очень тихо, либо он просто не обращал внимания на раздражителей. Этот раз был во многом особенным — в купе к нему забились не какие-то незнакомые студенты с Хаффлпаффа, а его собственные однокурсники и почему-то даже в компании людей он не чувствовал себя загнанным в угол, как это бывало обычно, — все эти люди упорно называли себя его друзьями. Пусть, среди них со скрипом к таковым он приписал бы только залипшего в журнал Блейза и тихо мурлыкающую какой-то ангельский мотивчик Полумну, но он все равно чувствовал себя в компании почти умиротворенно. Драко, Нотт и Кребб с Гойлом… Даже они уже не казались раздражающими. Полностью расслабиться здесь, в присутствии других людей, он бы, конечно, не рискнул — ни о каком доверии, ясное дело, речи не шло, — но чувство было очень близкое к этому. — Гарри, ты точно не поедешь к нам на каникулы? — Малфой подкатывал к нему с этой темой уже не в первый раз. Делал он это с той же грацией, что и тролль из воспоминаний первого курса, но останавливаться явно не собирался. Так и будет канючить до самого конца поездки, уж в этом Поттер был уверен. Явно отец науськал, а иначе Гарри не мог понять такого фанатичного желания провести с ним столько своего личного времени. У них даже интересы не особенно сходились, чтобы окончательно поладить. Хотя о волшебном мире Драко мог рассказать немало, в этом Гарри убедился на своем опыте, беззастенчиво пользуясь чужой открытостью и дружелюбием. Предложи тот идею погостить в Малфой-мэноре в любое другое время, он бы, вполне вероятно, согласился. Но не сейчас. Он очень сомневался, что его дражайший учитель потерпит такое пренебрежение к себе. Если Волдеморт сказал приехать на каникулы, он приедет без вопросов. Хотя бы потому, что Малфой-младший вряд ли знает о магии и магическом мире больше Темного Лорда. — Нет, Драко, спасибо за приглашение, — отказ прозвучал вежливо, как и несколько точно таких же до него, но впечатление немного подпортило, что он так и не оторвал взгляда от книги на коленях. Впрочем, все давно привыкли к подобному, так что никто не удивился. — Поттер, ты разбиваешь мне сердце, — театрально приложенную к груди руку он уже видел, а потому просто закатил глаза на подобные нехитрые манипуляции и продолжил читать, краем глаза наблюдая за окружением и проплывающими за окном живописными местами. Малфой же не стал зацикливаться, очень быстро снова вливаясь в жаркую дискуссию с Теодором о каких-то планах на Рождество. Гарри особо не вслушивался, у словоохотливого Драко помимо Нотта было еще как минимум два заинтересованных слушателя, потому что уплетающие за обе щеки какие-то пирожные Кребб с Гойлом порой яростно кивали головой — наивысшее проявление внимания к беседе с их стороны, как ни посмотри. Так, в общем-то, за умеренно тихими разговорами ни о чем, странными комментариями Луны, на которые кроме Поттера уже никто не обращал внимания, и шелестом переворачиваемых страниц, эта на удивление не сильно утомительная поездка подошла к концу. Поезд, выпустив последние клубы сизого пара, остановился на платформе 9¾, и студенты, отсидевшие себе все что можно за несколько долгих часов, кряхтя и постанывая потянулись на выход, где их уже встречали соскучившиеся родственники. Вокруг стояла странная атмосфера радости и предвкушения ожидаемых праздников, все вокруг кричали и веселились, кто-то быстро прощался с друзьями, чтобы отправиться домой с любимыми родителями, другие крепко обнимались, желая друг другу счастливых выходных. Шум, гам, уханье сов и мяуканье совсем ошалевших от творившейся вакханалии книззлов — Гарри всего этого избежал, попросту коротко кивнув на прощание своим спешащим к родным попутчикам и даже напряженно ответив на короткие объятия Полумны, после чего остался ждать спада активности в купе. У него не было маггловской зимней одежды, потому что из старой он с позапрошлой зимы вырос, да, в общем-то, не ожидал он вернуться в Лондон этой зимой. В утепленной мантии он мог идти только в пределах волшебной платформы, что не имело никакого смысла, после чего собирался, закутавшись в факультетский шарф по самую макушку, перебежками добраться до приюта, не привлекая внимания. По понятным причинам никем не ожидаемый, он выходил из вагона спокойно, стараясь не попадать в оставшиеся столпотворения. И потому его удивлению не было предела, когда уже почти у портала на маггловский Кингс-Кросс его рука неожиданно попала в плен чьих-то пальцев. Первый порыв вырваться из крепкой хватки пришлось задушить на корню, стоило только узнать голос захватчика. — Здравствуйте, мистер Поттер, — Снейп был не слишком-то доволен долгим ожиданием. Руку, тем не менее, он отпустил и даже отступил на шаг. Как-никак он прекрасно знал, насколько Поттеру претят чужие прикосновения. — Профессор? — в эту секунду все внутри Гарри замерзло точно так же, как и мерзло снаружи. У него не было ни малейшего желания узнавать, что еще для него придумал директор на эти зимние каникулы. По правде говоря, он искренне надеялся, что это был уже пройденный этап их взаимоотношений. Так какого черта здесь делает декан? Его снова отвезут к Уизли или, может, вообще к Дурслям? Запрут где-то еще? Однако подозрениям не дали развиваться слишком далеко. Профессор окинул его озябшую фигуру раздраженным взглядом и фыркнул. — Мистер Поттер, Вы растеряли все свое здравомыслие по дороге в Лондон? Почему Вы в таком виде, позвольте спросить? — и, не дожидаясь ответа, быстрым движением палочки вдруг наложил на него какое-то заклинание, от которого сразу стало неожиданно очень тепло. Не выслушав его благодарностей, тот продолжил: — Я здесь, чтобы проводить Вас до Вашего обычного места проживания. Не стоит так подозрительно щуриться, в этот раз я здесь по собственной инициативе. Учитывая ситуацию в школе и отношение к ней учеников, я считаю это разумной предосторожностью. — Сэр? — несколько раз совершенно глупо моргнув, Поттер поспешил взять себя в руки. Все слова, которые уже норовили сорваться с языка, тут же были тщательно пережеваны и проглочены. Ему уже даже не было дела до того, как профессор так беспардонно считывает с его не самого выразительного лица все невысказанные вопросы, до того сильно его вдруг растрогала такая забота. Пусть это было непривычно и дико, но это было на удивление приятным чувством. — Спасибо, сэр, — голос прозвучал до смешного тихо, но никому до этого не было дела. Снейп требовательно протянул вперед руку для аппарации. — Только, пожалуйста, не к воротам… Я сам дойду, там уже точно безопасно. Тут он, конечно, откровенно лукавил — район, в котором находился Приют Вула был отнюдь не благополучным и о безопасности там можно было только молиться. Того и гляди, попадешь в какую передрягу. Профессору, впрочем, об этом знать было совсем не обязательно — Гарри знал там каждый закоулок как свои пять пальцев. К тому же ему совсем не хотелось в очередной раз напоминать кому-то вроде декана об условиях своего проживания. Эти его два мира не должны были пересекаться больше необходимого. Он не был уверен, как сам бы отреагировал, заведи Снейп разговор со старухой Коул или с ненавидящими его детьми. Не желал даже представлять, насколько обострится ситуация для него, если профессор изменит свое мнение о нем, как это делало множество людей до этого. Враги умели убеждать — тем более, если учесть, что сам он никогда не был святым и поводов для культа ненависти предоставил достаточно. Покорно приняв чужую ладонь, Гарри задержал дыхание и закрыл глаза в ожидании неприятных ощущений. Стоило хватке Снейпа сжаться чуть сильнее, их тотчас затянуло в вихрь перемещения. Хлопок и они уже были в другом месте. Слегка пошатнувшись от тошноты, Поттер с трудом выпрямился, ощущая под своими ногами уже не камень вокзала, а мерзлую землю. Они оказались примерно в квартале от приюта, в тени заснеженных деревьев прямо у обочины. Людей вокруг почти не было, но звуки долетали до слуха вполне отчетливо, заставляя нервничать. Если эти глупые магглы заметят за ним такие серьезные признаки колдовства, вряд ли они оставят все как есть. Он не хотел бы эти два дня провести, скрываясь от обезумевших от изумления пьяниц. — Сэр, а вдруг аппарацию заметили? — Поттер нервно отпустил чужую руку и под пронизывающим взглядом отступил на шаг. — Не будет проблем? Снейп вдруг усмехнулся, снова вытаскивая палочку и взмахивая ею в его сторону. С кожи в ту же секунду будто смыло тонкую пленку магии. — Проблемы бы были, забудь я использовать дезиллюминационные чары. Теперь магглы могут видеть Вас, но не меня. — Ох, — Гарри почувствовал смущение. Он совершенно не заметил, что помимо греющих чар профессор использовал еще и маскировку. Он все еще был таким неопытным в колдовстве, что не видел даже элементарных вещей. Это удручало. — Спасибо, профессор, я пойду? — Стойте, Поттер, — Гарри напряженно замер. — Я хочу напомнить Вам об обязательной осторожности. Наступают непростые времена и Вас события вряд ли обойдут стороной, как бы сильно этого ни хотелось. Я хочу, чтобы Вы взяли это, — профессор протянул ему неброский тонкий браслет с несколькими почти прозрачными бусинами на нем, — и никогда не снимали. В случае опасности порвите его и разбейте бусины, зелье в них вызовет короткое задымление, которое может помочь при побеге, а сигнальные чары при разрушении артефакта известят меня о том, что Вы в беде и я поспешу на помощь. — Спасибо, сэр, но зачем это все? — за словами декана стоял довольно тревожный подтекст. Гарри предполагал, что это может быть как-то связано с возвращением Волдеморта к жизни, и не ошибся, поскольку, помолчав с пару секунд, Снейп сказал: — Директор не хочет, чтобы Вы обладали подобной информацией, но в этом вопросе мы с ним никогда не сойдемся во мнениях, — пренебрежительно фыркнув, он продолжил: — сейчас у нас есть веские основания полагать, что Темный Лорд вернулся к жизни и может захотеть убить человека, который послужил причиной его падения. То есть — Вас. Гарри постарался, чтобы его лицо ничего не выражало, и был уверен, что у него это получилось, но Снейп, похоже, расценил его молчание по-своему, поскольку уже более мягко добавил: — Успокойтесь, Поттер. Я не верю, что он сейчас же ринется на Ваши поиски, но предпочел бы перестраховаться. Поэтому не снимайте браслет. Ни в коем случае. — Хорошо, сэр, еще раз спасибо. — Отлично, тогда Вы можете идти. До свидания, мистер Поттер, — и не успел Гарри ничего ответить, как раздался очередной хлопок и профессора на прежнем месте уже не было. Что ж, весьма ироничен тот факт, что он пойдет к человеку, о котором его только что предупреждали, по собственной воле уже меньше, чем через два дня. Гарри выдохнул изо рта облачко пара, аккуратно скрыл браслет под темным приютским пиджаком и, зябко поежившись из-за ослабших чар тепла, двинулся вниз по грязной улице. Его уже ждали.***
Гарри тихо прошел приютские ворота и продолжил свой путь по насыпной дорожке к чернеющему своей убогостью зданию впереди. Пока он шел, он только еще раз успел удивиться, насколько сильный контраст был не только между чудесным своим волшебством Хогвартсом и Приютом Вула, но даже между детьми. И дело здесь было не только в том, что все эти люди здесь магглы, просто он всем нутром чувствовал — воспитанники приюта даже радовались вынужденно, почти фальшиво. Он и сам был таким совсем недавно, да и сейчас по большей части в этом почти не изменился. Все сироты живут в иллюзии душевного благополучия, глубоко в душе являясь лишь разбитыми вдребезги отголосками былых мечтаний. Мечтать в такой среде разучиваются быстро. На самом деле, он не так давно понял, что вовсе не обязательно искать любой повод, чтобы просто обрадоваться, не надо искать свежих впечатлений и уюта. В Хогвартсе это все предоставлялось по умолчанию, но никто, казалось, этого не замечал — все принимали это как должное. Гарри долго учился тому, что жизнь не собирается оставить его за бортом: никто не отнимет у него еду, теплую постель и доступ к знаниям, а чтобы достичь чего-то большего в мире, необходимо лишь захотеть и приложить усилия. После школы у него будет диплом об образовании и, что главное, знания, почти все дороги магического мира будут открыты. С другой стороны, все эти маггловские детишки явно останутся не у дел. Он знал, как заканчивают подобные им. Он был лучше них и четко осознавал это, но даже так было весьма нелегко поверить в то, что после приюта он нашел бы достойное его талантов место в жизни. О, он всегда был целеустремленным, этого не отнять. Это, кстати, было одной из тех причин, почему он не мог расслабиться в стремлении стать лучше, почему даже ночевал в школьной библиотеке под мантией-невидимкой. Гарри просто не умел и не хотел признавать, что его жизнь уже изменилась. Вряд ли он теперь умрет на улице, если перестанет трудиться. Тем не менее, он и не собирался прекращать. Приют перед ним был старым, мрачным и таким холодным. Спонсирования не всегда хватало даже на то, чтобы прокормить детей и протопить помещения. Чего уж говорить об одежде. Форма выдавалась на вырост, а с любыми повреждениями приходилось справляться самостоятельно, чтобы не быть позорно выпоротым или запертым в изоляции за порчу казенного имущества. Люди здесь жили несчастливые. Битые, усталые, грязные и злые. Он был одним из них, хоть и сохранял внешний лоск в надежде возвыситься над ненавистным ему окружением. Он не хотел быть как они, так же как не хотел закончить как кто-нибудь из знакомых ему старших. Он… он был уверен, что рожден для чего-то большего. Так оно и оказалось. Дети, до этого кидающиеся друг в друга снегом, стоило только им заметить приближающуюся фигуру Поттера, тревожно замирали с нелепыми удивленными лицами и старались не приближаться слишком близко. В любой другой раз Гарри бы только обрадовался этому, но не сейчас. Сейчас ему нужно было найти одного мальчишку и желательно до того, как он явится на ковер к директрисе или, что еще хуже, встретится со старой каргой Коул. — Где Фрейтон? Ты видел его? — зазевавшийся мальчишка из тех, кто еще не заметил его, был жестко схвачен за рукав. Тот тут же округлил глазища в узнавании, да так, что они чуть не вылезли из орбит, и в панике замотал головой. Он боялся даже пошевелиться. Гарри только раздраженно цокнул, отпуская пацана и уже не глядя, как тот взволнованно подбегает к своим глупым маленьким друзьям. Вокруг сразу прорезался шепот. Гарри не собирался вслушиваться, но информация, которую различил острый слух, в этот раз оказалась весьма полезной. Дэни умудрился загреметь в карцер. — Тупой мальчишка, даже без моих странностей умудрился нарваться на неприятности, — злобно шипел он себе под нос, когда стучался в дверь директорского кабинета. Карцер использовали редко, и Гарри знал, о чем говорил, все-таки он там был частым — и едва ли не единственным — гостем. Фрейтон как-то умудрился разделить его злой рок, не иначе. — Поттер, — в кабинете директрисы резко пахло алкоголем. Женщина никогда не брала и капли в рот, а это могло означать только то, что здесь в углу притулилась и ее чокнутая мамаша. Гарри скривился, отказываясь даже посмотреть в сторону озлобленно глядящей на него со своего глубокого кресла старухи, и кивнул окликнувшей его миссис Смит. Коул он до поры до времени решил игнорировать. — Я получила твое письмо, в котором ты сообщал о своем отъезде послезавтра, тебя заберут отсюда? — Нет, мэм, я договорился встретиться с друзьями в Лондоне. — Ну, конечно, — пренебрежительно фыркнула Смит, обращая взгляд на документ перед собой. — Твоя комната всё там же, можешь идти. Несмотря на то, что директриса явно больше не желала его ни видеть, ни слышать, Гарри все же остался на месте. Его так и подмывало спросить, что же такого сотворил тупица Фрейтон, чтобы занять пожизненно забронированную Поттером комнатку без окон. Судя по разговорам приютских, тот сидел там с самого утра. В ответ на его любопытство от окна раздался смачный глоток и пустой бокал с остатками бренди на стенках громко стукнул об подоконник. Повернувшись в ту сторону, он сразу заметил неприлично растянутую беззубую улыбку. О, могло ли такое быть, что эта древность стала выглядеть еще старее с их последней встречи? Он действительно думал, что это уже невозможно. — Добрый вечер, миссис Коул, я Вас не заметил, — абсолютно ровным тоном солгал он. — Еще один ненормальный щенок сегодня снова ночует в твоей конуре, не хочешь узнать, что натворила твоя послушная зверушка? Гарри мысленно усмехнулся. Это было что-то новенькое, раньше подобного комплимента удостаивались лишь он сам и таинственный Том Риддл. Не знай он, что в этом убогом месте нет ни капли магической силы помимо той, что была в нем и Шеша, он бы подумал, что Дэни тоже волшебник. Эту женщину, казалось, доводили до такого злобного состояния только магически одаренные дети. — Прошу прощения, мэм, я не понял. Возможно, Вы запамятовали, но приют запрещает содержать здесь домашних животных. К тому же я недолюбливаю собак… — как можно более невинно хлопнув глазами, Гарри со злорадным удовольствием наблюдал, как мерзкая маггла вся ощетинилась и явно с трудом встала. — Фрейтон пошел дальше, он притащил в приют труп вороны. Мама считает, это ты его науськал делать странные вещи, — директриса опередила все слова, рвущиеся из рычащей глотки Коул. — К счастью, мальчишка одумался и избавился от этой мерзости как только его заметили. Я решила, что ему будет полезно посидеть в одиночестве и подумать над своим поведением, но можешь не волноваться, перед ужином его уже выпустят. А теперь иди, Поттер, не мешай мне работать. Проигнорировав злое брюзжание из-за спины, Гарри послушно выскользнул за дверь и задумчиво нахмурился, ничего не понимая. Труп вороны. Серьезно? Он словно чувствовал, что Дэни сотворит еще что-то необычное перед тем, как он уедет отсюда. И конечно не ошибся. Стоило только переступить порог собственной комнаты и расслабиться под ее мягким успокаивающим воздействием — магия здесь все-таки осталась, как от его присутствия, так и от еще прошлого владельца, — как снова появилось чувство какого-то подвоха. В его комнату в его отсутствие никогда никто не заходил, но, конечно, Дэни не смог бы удержаться от соблазна спрятаться в таком защищенном месте, когда ему никто не мешал зайти сюда. Пусть все его вещи лежали сейчас в уменьшенном сундуке, Поттер понимал, что что-то здесь все-таки по-другому. Он никогда бы не оставил комнату в таком неряшливом состоянии: стул явно стоял не там, где он его оставил, как и слегка примятое покрывало на кровати. Не было и слоев пыли, которые бы он точно нашел, как было в прошлом году по возвращении из Хогвартса. Малолетний засранец явно наведывался сюда, и не раз. Гарри с удивлением понял, что даже не сильно рассержен из-за посягательства на свою территорию. Пока это не переходило рамок, он был готов пожертвовать свое убежище для этого ребенка. — Хозсяин? — от осматривания комнаты его отвлек уже скрывшийся под кроватью Шеша. Его хвост выглядывал из-под неровно свисающего с кровати выцветшего покрывала. — Это мой ужин? Вы запрещали мне есссть большшших черных птиц, но эта маленькая, поэтому, наверное, можно? — в голове Гарри будто щелкнуло, когда у него сложилась мозаика, и он поспешил встать на колени у кровати и заглянуть под нее. — Стой, не ешь его, — он едва мог сдерживать шипящий смех от нелепости ситуации. Под его кроватью действительно была ворона, еще живая. Вороненок, если точнее. Тот самый «труп», от которого Дэни избавился по словам миссис Смит. Веселье тут же пропало без следа, стоило заметить, что птица едва дышала, а черное крылышко было вывернуто под неестественным углом. Неудивительно, что все подумали, что она мертвая. — Шеша, прочь! Дай я вытащу его. Змей тут же послушно выполз из-под кровати, а Гарри аккуратно достал вороненка. На сломанном крыле все перья слиплись от запекшейся крови. Злость поднялась из глубин подсознания, воскрешая забытые воспоминания об этих гордых птицах и их исчезновении, он прекрасно знал, что подобное могли сотворить только обезумевшие от своей безнаказанности приютские дети. — Я чувствую запах смерти, Вам его не ссспасти, — Шеша лениво наблюдал за разворачивающейся сценой уже с кровати. — Заткнись. — Поттер уже рылся в снова увеличенном сундуке, флаконы с забранными с уроков зельями лежали почти на самом дне, завернутые в вещи, и сейчас это безмерно раздражало его. Но он спешил и, наконец, флакон с серебристой вязкой жидкостью оказался в руках. — Хозсяин, — напряженно прошипел Шеша, но Гарри только отмахнулся, сноровисто вливая в маленький клювик припасенную кровь единорога. — Лучше бы он умер. Проклятье просто пожрет его. — То, что он жив до сих пор — это чудо. Он боролся со смертью, видимо, с самого утра, такая воля к жизни не пустой звук. Он справится, — он был как никогда убежден в этом. Со времен первого курса прошло достаточно времени, но Волдеморт все еще не скончался от проклятья, что бы там кентавры ни вещали. Сейчас птицу вытащит с того света только это, тем более, когда он не мог пользоваться своей палочкой даже для слабых диагностических заклинаний. Все его тщательно накопленные знания сейчас были почти пустышкой. Он ненавидел мир магглов и дурацкие правила, запрещающие несовершеннолетним колдовать вне Хогвартса. — Ему очень повезсет, если он переживет это. У него будет самый великодушшный хозсяин в мире, — змей и не думал успокаиваться, он уже узурпировал его подушку и самозабвенно капал ревностью Поттеру прямо на нервы. Гарри, откупоривающий все новые пузырьки с уже стандартными школьными зельями, только закатил глаза. Ворон, минуту назад едва подающий признаки жизни, задышал чаще. Его дыхание было настолько прерывистым, что можно было не сомневаться — тот сейчас испытывает невыносимую боль. Спустя еще одно мгновение несчастное животное начало издавать настолько жалобные звуки, от которых у нормального человека застыла бы кровь в жилах. Гарри соблюдал завидное хладнокровие. — О, можешь не сомневаться, Шеша. Эта птица выживет. И в этот момент ворон забился, хрипло закричал и резко распахнул глаза. Кроваво-красные глаза смотрели прямо на Поттера.***
Как и говорила миссис Смит, спустя пару часов, прямо перед ужином Дэни отпустили из карцера. Гарри узнал об этом одним из первых, потому что наглый мальчишка, громко топая, ворвался к нему в комнату. — Гарри! Гарри, ты приехал! — на лице ребенка было такое буйство эмоций: от нестерпимого счастья до оглушающей надежды, что Гарри сперва даже растерялся. А потому не успел отреагировать, и Дэни вцепился в него объятиями словно клещ. — Я так ждал тебя! Я боялся, ты не успеешь! Они сделали ужасное, эта птичка… они издевались над ней, забивали камнями, сломали крыло! Помоги ей, умоляю! Скажи, что она еще жива! Поттер отупело вцепился в подрагивающие плечи завывающего продрогшего в карцере Фрейтона и даже предпринял несколько бесплодных попыток оторвать его от себя. Мальчишка, конечно, не отцепился. — Невыносимый идиот, отвали уже от меня! Жива она! — успокоил он мальчика, наконец отдирая от себя чужие ледяные руки. — Вот, смотри, на столе лежит. И действительно, искомый объект обнаружился спящим на тщедушном рабочем столе, в ворохе старой одежды, из которой Гарри давно вырос. Птица выглядела уже куда лучше, чем когда он ее только нашел — сон был почти спокойным, перья аккуратно вычищены, и даже на сломанное крыло была наложена шина. Сейчас оставалось только уповать на зелья и драгоценную кровь, но опасность для жизни давно миновала. Огромные глаза Дэни, прикипевшие к неподвижно лежащему на столе телу, расширились и снова наполнились слезами, и Поттер чуть не застонал от охватившего его раздражения. Как же он ненавидел детей и их постоянные мокрые ресницы. Просто отвратительно! — Фрейтон, втяни слезы немедленно и послушай меня внимательно, — раздраженно рявкнул он, прерывая снова начавшиеся всхлипывания. Сейчас у него было несколько вопросов, которые он решил бы с бо́льшим удовольствием, нежели просто сидеть и подтирать сопли ребенку. По правде, его устроит любое дело намного больше этого действа. — Мне нужны имена тех, кто это сделал, и твое полное молчание о том, что я это спрашивал. Тебе совсем не понравятся последствия, если я узнаю, что ты трепался почем зря. Дэни, кажется, растерялся от такого напора, хоть и не выглядел таким напуганным, какими обычно становятся окружающие от такого его тона. Он даже не потрудился узнать, зачем ему эта информация. Каким бы подозрительным интерес Гарри ни был, мальчишка доверял ему безоговорочно. А потому следующие полчаса в деталях описывал инцидент и кто в нем участвовал. Как он и думал, птицу чуть не убили приютские дети, он был даже знаком с большей их частью, те еще отпетые мерзавцы. И несмотря на всю отвратительность ситуации, Гарри ничего не мог сделать с охватившим его злобным предвкушением по этому поводу. Когда уже почти прошло время ужина, на который Поттер все равно не собирался идти, Дэни робко засобирался к выходу, хотя невооруженным глазом было заметно, как сильно он не хочет сейчас уходить. Пару минут назад тот снова чуть не расплакался, когда услышал, что Гарри уезжает уже послезавтра утром. — Ой, подожди! — Гарри окликнул его, когда тот уже со склоненной головой стоял в дверях. Быстро встав с кровати и чуть не пнув спрятавшегося под кроватью Шеша, он подошел к своему чемодану и вытащил оттуда небольшой сверток. Протянув его Фрейтону, он невозмутимо продолжил: — Это тебе. У меня не было возможности передать его в срок, поскольку в моей школе нельзя нормально воспользоваться почтой, поэтому отдаю сейчас. С прошедшим днём рождения. Дэни с абсолютно растерянным, но восторженным лицом взял подарок и застыл, словно боялся даже вздохнуть от охватившего его счастья. Гарри раздраженно вздохнул — он терпеть не мог испытывать смущение, однако из-за такой бешеной реакции на обычный ответный подарок он чувствовал, как загораются надежно скрытые волосами уши. — Боги, мальчишка, открывай уже или выметайся! — Это правда мне? — увидев уничтожающий взгляд, Дэни мгновенно успокоился и теперь со смущенной улыбкой раскрывал сверток. Когда бумага была сорвана, он аж задохнулся от счастья. — Гарри! — Не смей рыдать, — предупредил он сразу, внимательно следя за тем, как на свет вытаскиваются конфеты и серый плетеный браслет со странным камнем, будто бы впаянным в эту нехитрую конструкцию. В отличие от конфет, которые ему просто натаскала Фарли из Хогсмида за год, где его задачей было лишь отобрать наиболее маггловские из них, над браслетом он действительно корпел немало. Он даже показывал его Макгонагалл и Флитвику как одну из внеклассных работ по трансфигурации и чарам. Изначально будучи простой бечевкой и обычным, хоть и красивым камушком, найденным у Черного озера, этот браслет прошел через множество превращений и заклятий стазиса для того, чтобы трансфигурация не развеялась через несколько месяцев. Однако на внешнем виде безделушки Гарри не остановился. Он посчитал, что это прекрасная возможность потренировать защитные чары. Конечно, наложить их, на самом деле, было довольно непросто, но он справился, за что получил полные одобрения взгляды от профессоров и несколько десятков баллов на счет родного факультета. Что ни говори, но он гордился своей работой, и, пусть Фрейтон и не знает об этом, но теперь такие хулиганские выходки вроде брошенного в голову камня были ему не страшны. Камень просто незначительно сменит траекторию, а задира будет думать, что промахнулся. Он сам бы хотел такую штуку в детстве, поэтому мог только слабо улыбнуться, когда ничего не знающий о волшебной составляющей подарка, но крайне благодарный Фрейтон захлебывался в словах, пытаясь произнести очередное «спасибо». Как ни странно, но он почувствовал себя почти счастливым, слушая это. — Всё, беги, Фрейтон! — показательно раздраженным тоном бросил он. — Ужин закончится через пятнадцать минут, и если ты не поторопишься, то есть будешь только завтра. Давай-давай, вали! После того, как дверь наконец закрылась, оставляя его наедине со своими мыслями, он вернулся к кровати, растянулся на окончательно смятом покрывале и обратил сияющий радостью взгляд на забытого на столе вороненка. Он был рад тому, что Фрейтон признал его труд, и тому, что эта птица выжила. Теперь он верил, что далеко не зря отпросился у Волдеморта на эти дни обратно в ненавистный приют. Забравшийся к нему на теплый живот Шеша млел. Он едва ли не больше него восторгался тем, что это громкое недоразумение оставило их в покое. Гарри же, чьи мысли уже свернули в направлении каникул у наставника, мягко вздохнул от привычного веса, посмотрел на затерявшиеся в ворохе одежд черные перья на столе, и тут его голову, пока еще полную счастливой безмятежности, резко прострелила сумасшедшая, но забавная мысль. — Шеша! Мы оставим его, этого ворона, — Гарри не сдержал глупого хихиканья, его не менее глупая мысль продолжала крутиться в голове волчком. — У всех будут совы, а я как самый ужаснейший «Наследник Слизерина» и вообще всеобщий ужас выращу себе огромного красноглазого ворона. Шеша недовольно завозился, не издавая ни звука. Похоже, крупно обиделся. Но молчание не продлилось долго, очень скоро он подполз к лицу Гарри, заглянул в веселые глаза и грустно зашипел: — Если Вам нужен еще один «Шеша», Вы могли бы… — увидев, насколько расширился в красных глазах обычно узкий зрачок, Гарри поспешил перебить: — Ох, Шеша, нет, ты мой самый верный и вредный друг, кто же тебя заменит? — Гарри почувствовал, как в уголках глаз уже собираются слезы от подавливаемого веселья. — И конечно, я никогда не назову эту птицу твоим именем! У меня есть идея получше! — И какая же? — змей от его ободряющих слов успокоился достаточно, чтобы положить голову Гарри на плечо и с интересом ждать ответа. Поттер с трудом взял себя в руки, перестал дрожать от смеха и, вздохнув, тихо прошипел: — О, дражайший учитель точно оценит. Ты только взгляни на эту птицу, мне кажется, ей очень подходит имя Волдемар. Шеша вытянул свое тело по направлению к столу, разглядывая это беспорядочное море всклокоченного пуха и перьев, и тоже зашипел, смеясь. — Единсственное, что могу сказать, было крайне разссумным хотя бы не полностью копировать его имя, — весело добавил змей. — Мерлин, ну я же не совсем самоубийца!***
На следующее утро птица очнулась. Она явно чувствовала себя ужасно, судя по несчастным звукам, которые издавала, стоило ей сделать хотя бы одно-единственное движение. Красные глаза были мутными и больными, и иногда в них зажигался самый настоящий страх, словно та погружалась в очередной кошмар наяву. Гарри наблюдал за всем этим с жалостью и все более крепнущей жаждой мести к тем, кто сотворил подобное. Пока он засыпал вчера, его веселое настроение от глупой шалости с именем уже немного поутихло, и он даже обсудил с Шеша все произошедшее. Это повлекло за собой и старые воспоминания, и в целом мрачный настрой. Всю ночь он спал неспокойно, постоянно ворочался, а в какой-то момент в его сны прокрались и ужасы из раннего детства. Несколько раз он просыпался от посторонних звуков и обнаруживал мечущегося от боли вороненка, и засыпал только тогда, когда бедный Волдемар затихал. К сожалению, весьма неохотно. Проснулся он в итоге, конечно же, абсолютно разбитым, и теперь с мрачным ликованием ждал часа расплаты за всё. Сегодня на его лице не осталось и тени вчерашней радости, а потому за завтраком, на который пришлось пойти хотя бы из-за физиологической потребности в пище, дети обходили его почти неподвижную фигуру по большой дуге, опасаясь даже вздохнуть лишний раз в его присутствии. Столы вокруг редели с бешеной скоростью, один лишь смельчак-Дэни, в своем счастливом неведении, сидел рядом и болтал без умолку. Гарри не особо вслушивался, все равно в его отсутствие не могло произойти ничего интересного — казалось, здесь замирало само время, а серые будни тянулись бесконечно долго. Гарри не торопился ни с этим завтраком, ни с прочими последовавшими за ним занятиями. Он ходил с книгой, отрешенно кивая на какие-то замечания Фрейтона, и машинально отслеживал свои будущие цели для мести. Он прекрасно понимал, что подозрения, скорее всего, падут на него, но в этот раз ему было удивительно все равно. Завтра уже рано утром его здесь не будет, а Смит не станет связываться с ним без каких-либо доказательств всего за день до отъезда, уж в этом он был убежден на все сто процентов. Он слонялся по приюту отнюдь не из праздного любопытства. Помимо прочего, в его планах было также узнать еще немного о Томе Риддле. К сожалению, ни архив фотографий в старой захудалой библиотеке, которая и библиотекой называться то не могла, ни перекопанные в том же архиве записи ничего ему в этом деле не дали. Пришлось признать, что все поиски придется проводить в Хогвартсе. Не к Коул же с этим ему подходить, в самом деле. К сумеркам, когда уже даже непонятливый Фрейтон осознал, что пора бы от него отстать, Поттер обнаружил себя на старом подоконнике своей комнаты, бессознательно поглаживающим черную обложку дневника Тома Риддла. Было довольно иронично, что Том даже не подозревал, что в этот самый момент вернулся в свою приютскую комнату, покинутую так много лет назад. Гарри не общался с ним с самого отъезда из Хогвартса и пока что не стремился к этому, но руки так и чесались открыть книгу и написать хотя бы приветствие — он еще не понимал, чем именно тот является, но торчать в старой тетрадке на протяжении пятидесяти лет Поттер не пожелал бы даже врагу. Не справившись с соблазном и краем глаза замечая вышедших на задний двор мальчишек, всего день назад чуть на смерть не забивших его нового питомца, он дотянулся до своей сумки и вынул перо с чернилами. «Привет, Том. Знаешь, я собираюсь сделать кое-что очень плохое. С точки зрения морали, по крайней мере.» — он и сам не знал, зачем делился подобным. Наверное, потому, что уж запертый внутри артефакта мальчик никому ничего рассказать не сможет. И точно поймет его, если все, что рассказывала Коул об их сходстве было правдой, конечно. «Привет, Гарри. Идиот Локхарт снова отобрал твою палочку и заставил изображать какое-нибудь чудище?» — обложка дневника почти незаметно потеплела под пальцами, за все время общения Гарри успел уяснить, что так проявляются только действительно искренние эмоции собеседника. Стоило полагать, сейчас Том был явно заинтересован в его ответе. «Нет, но несколько моих старых приятелей явно заслужили хорошую взбучку» «У такой сволочи как ты есть приятели?» — насмешливый вопрос так и остался без ответа, потому как Гарри с жестоким смешком захлопнул дневник и отложил его на стол, снова возвращаясь к наблюдению. С Томом он успеет наговориться и после. Надо сказать, из окна открывался прекрасный обзор. Он смотрел на них, этих монстров в детских телах, беззаботно играющих в снежки прямо у него под окнами, и не находил в себе ни единого побуждения не опускаться до подобного уровня. Он не был хорошим человеком, но он был сильнее и мог показать этим детям ужас того, что будет, если с ними обернется та же беда, что и с тем, кто был слишком слаб, чтобы сопротивляться им. Он помнил себя, убегающего раз за разом и мечтающего о том, чтобы все насилие вокруг прекратилось… Но так не бывает. На насилие он научился отвечать еще большим насилием и только тогда перестал страдать. Это было закономерным течением всех вещей, происходящих в их давно прогнившем мире. Сейчас сам воздух тяжелел от его злого намерения и одурманивающего гнева. Только приехав в Хогвартс он действительно долго пытался понять, почему без палочки он становился слабее котенка. В детстве все было намного проще — манипулировать своей магией без какого-либо проводника было словно… дышать. Он ощущал ее, всегда рядом, всегда доступную, и, стоило ему захотеть, она как верный друг исполняла любое его желание. Он наконец догадался, в чем был корень его проблемы. Сколько себя помнил, он часто чувствовал злость и страх — он никогда не подавлял эти чувства, они были частью его самого. Однако со временем чувство превосходства над другими детьми, его неоспоримое преимущество и знание, что он всегда сможет указать им на их место, притупили его эмоциональность. Обращаться к верной подруге он стал всё реже. Позже, пойдя в Хогвартс он всегда держал лицо, старался душить в зародыше любые эмоции, вскрывающие его слабости, железным самоконтролем. Магия замка ничуть не помогала, она путала, под ее мощью терялось его собственное ядро, разобраться было так сложно, он почти не чувствовал в общей мешанине самого себя — не так, как других или окружающее пространство. Несколько раз, в особенно удачные дни поисков, он натыкался в книгах на некоторые намеки на то, что физическое и магическое состояние волшебника напрямую зависит от эмоций. Ты расстроен или в смятении — у тебя болит голова, чувствуешь душевный подъем — и магия делает свое дело, превращая твое тело в легкое перышко. Он долго изучал этот вопрос и нашел закономерности. Сейчас он был в чистейшей ярости и сознательно подогревал это чувство все новыми и новыми мыслями. Он хотел причинить боль. Так хотел! Боль, действительно достойную того, что они сотворили. Один из мальчиков в этот момент как раз заливисто смеялся, строя вокруг себя баррикаду из снега. Вокруг не было ничего, что могло бы навредить, но смех все равно оборвался, когда тот рухнул наземь с отчаянным криком. Всё случилось так быстро… Его рука была вывернута под неестественным углом и только время отделяло его тонкую желтую куртку от проявляющихся пятен крови. Его перепуганные приятели уже бежали к нему сломя голову, когда один из них споткнулся практически на ровном месте и упал лицом в снег и точно так же взвыл дурным голосом. Гарри мог лишь догадываться, как его магия смогла так точно уронить мерзавца прямо на торчащую из снега корягу — он только надеялся, что глаз поврежден достаточно, чтобы ублюдок больше никогда в жизни не смог им видеть. Третий, еще больше напуганный, чем прежде, резко остановился, словно что-то почувствовав, и вдруг поднял взгляд прямо на уровень окна Гарри. Его глаза были расширены от ужаса и страха, в них горела всепоглощающая ненависть. Поттер встретил его взгляд невозмутимо. И улыбнулся. Той самой жуткой улыбкой, от которой у любого посмотревшего пройдет настойчивый мороз по коже. Тоби Клиффорд, этот придурок, который вечно донимал его со своей компашкой в детстве, не имел права смотреть на Гарри вообще, и он это вспомнил очень скоро, упав на колени с воплем боли. О, у него не останется таких травм, как у его малолетних подпевал, это было бы уже не так интересно. Он хотел, чтобы все они и этот семнадцатилетний идиот-заводила, в частности, точно знали, что их жизни находятся в его руках, так же как до этого они держали в своих жизни невинных созданий. Он хотел, чтобы они познали ужас беспомощности перед его силой. Внизу уже прибежал кто-то из взрослых, он слышал крики, ругань и беспомощные причитания воспитателей. Ему не было до этого дела, он сделал то, что хотел, и все еще был в полной уверенности, что его не тронут, а потому без малейших зазрений совести слез с подоконника и отправился спать пораньше. Тоби Клиффорд еще добрых полчаса рвал глотку в агонии в кабинете медсестры.