Молчание - золото

      Темнота, сотканная из тумана и томной боли, была настолько плотной и липкой, что застилала глаза сплошной пеленой. Василиса беспомощно завертела головой, сдерживая рвущиеся наружу крики ужаса. Холод полз по пальцам, по всему телу, разрывая лёгкие недостатком кислорода. Лишь прерывистые вдохи-выдохи, слишком громкие, крошили пробирающее безмолвие.       Тьма проникала со всех сторон, медленно поглощала, сладко душила. Огнева, словно приведение, едва ощущала себя. Будто призрачная тень, будто лёгкий мазок прошлого, нестерпимо тёмного. Рука с дрожью коснулась груди.       Девушка не чувствовала биения сердца.       Внутренние инстинкты велят бежать, бежать без оглядки, быстрей, быстрей. Огнева не чувствует ног, не ощущает твёрдости под собой и просто ныряет в клубящееся чёрное пространство. Дышать всё тяжелее, всё мучительнее. Словно глотая иглы, прожигающие болью, чисто пламенной, тянущей, разломанной.       Утягивающая за собой бездна потусторонне пела всплесками пустоши. Везде и нигде. Пустота. Надсадный комок обострённых до сумрака эмоций сдавливал грудную клетку. Захлёбываясь кровавыми подтёками, она собирала обрывки мыслей, смазанных до непонятных пятен.       Дальше густые омуты тьмы становились светлее, достигая мутно-серых мерзких оттенков. В нос ударил запах металла и гари, перехватывающий горло тошнотой. Вокруг Василисы слышались неясные истошные и яростные вопли, продёргивающие до костей, охватывающие стаями мурашек по телу. Не прекращались, подбираясь всё ближе и ближе.       Вдруг в лицо ослепительно ударила белоснежная вспышка, чистая до рези в глазах. На миг девушка потерялась в мире, во времени, безвозвратно теряя себя. Размывая берега огненным морем, раздался ещё один тот самый женский крик, неожиданный, замерший в янтарной секунде. Резко оборвавшийся, режущий по ушам и сердцу. Кровь стынет в жилах.       Вслед за ним, словно запоздалым эхом разносится сотрясающий крик, от которого не спрятаться, не скрыться. Отчаянный, непонимающий, надтреснуто-одинокий. Трепещущий на тонкой оборванной нити. Потерянный.        — Селена!. …       Василиса с испуганным вдохом открыла глаза. Взгляд сфокусировался на синеватом потолке. Огнева резко села, чувствуя, как неприятно облепила тело мокрая майка, как холодный пот оседает на спине. Мысли носятся неостановимыми потоками. Но Василиса уже и так прекрасно понимает, что это было.       То, что повторяется год от года. То, что преследует её вечной тенью. То, что невыносимо навязчивым образом приходит, когда не ждёшь. То, что не смоется из памяти и навсегда останется в душе.       То, что всегда будет с ней.       Сон о дне, когда Василиса Огнева стала немой.       О дне, когда всё началось.       Как девушка ни старалась затолкать эти леденящие душу воспоминания на задворки сознания, забыть неотвратимо, они всплывали, непотопляемые, всплывали каждый год. Каждый год сон повторялся. Он был таким реальным, что страх захлёстывал, обволакивал её всю.       И в последние месяцы Огнева вполне удачно не вспоминала об этом, погружаясь в череду событий, изменивших её жизнь. Изменивших до неузнаваемости. И только-только Василиса начала выбираться из паутины бесчувствия, которую сама же и сплела, только почувствовала вкус к жизни… как видения вернулись.       Да, её немота — приобретённая.       И эта истина вновь тяжело вгрызается в неё, вновь хочется услышать свой голос. Вновь эта мысль будет мучить.       Девушка попыталась успокоить бешеное сердцебиение и частое дыхание, убрала прилипшие пряди с лица и посмотрела в окно. Ночное небо подёрнуто туманом, сквозь который не видно звёзд. Огнева потянулась к тумбочке, нашарив там телефон. На чересчур ярком дисплее высветилось время. Полтретьего, расстроенно подумала Василиса. Она теперь не уснёт.       И ей снова не с кем поделиться своими мыслями и страхами. Этим сокровенным. Или… есть?

***

      Фэш появился неожиданно, подрывая наскучившее Василисе серое одиночество, ведь родители вновь уехали. Согреваясь в тепле его смущённых улыбок, она старалась вести себя как можно естественней, словно и не было последних дней, этих моментов, выбивающих остатки дыхания, этих мгновений, о которых вспоминаещь с алыми щеками и прокручиваешь в голове, понимая, наконец, почему так быстро бьётся сердце.       Вроде даже получалось. Они улыбались друг другу почти как обычно, общались почти как обычно, избегали прикосновений и почти не прятали глаза.       Почти.       Сейчас Огнева спокойно слушала Драгоция, пытаясь смотреть не на него, а куда-то в сторону, время от времени вставляла свои мысли.        — …Знаешь, я не могу понять, как я всё это время был таким дураком и не замечал. А можно было догадаться. Он был таким с самой начальной школы. Закрытым, угрюмым. И ничего не говорил о родителях. Я до сих пор жалею, что наговорил ему всего этого, — тяжело вздохнул Фэш.       «Вообще-то, незначительные детали обычно важнее всего» — вставила девушка. Парень усмехнулся.       Но Василиса чувствовала всем своим существом, что тяготит его не только это. Его улыбка была немного натянутой, а в глазах читались другие мысли. И голос. Драгоция определённо волновало что-то ещё.       И он явно не собирался об этом говорить.        — Да, я извинился, но ты понимаешь, так легко такое не простишь, — парень с досадой прикусил губу, раздумывая о том дне, когда Марк оказался совсем другим.       «Победа над собой стоит тысячи войн» — написала Огнева на клетчатом обрывке бумаги.        — Что-то знакомое. Я это уже где-то слышал, — расплылся в улыбке Фэш. Больше наигранной, чем искренней.       Он снова носит маски.       Василиса не решалась спрашивать ни о чём. Не решалась. И мысли о сне не выходили из головы. Она настолько погрязла в раздумьях, что Драгоций привычно пощёлкал пальцами перед её лицом, сетуя на такую задумчивость.        — Эх, я и правда не ожидал, что люди настолько… — он запнулся, подбирая слова, — глубоки.       «Звёздный свет океанов пропитан ночью» — Огнева недовольно посмотрела на хмыкающего и чешущего затылок Драгоция.        — Хорошо, что хоть я не выдаю тут такие философские речи.       И ничего вообще не выдаёшь, подумала Василиса.       Она не знала, не знала, не знала. Не знала, что ей делать. Нужно ли это делать. Возможно, она пожалеет. Огнева продолжала нервно крутить в руках карандаш. Василиса чувствовала непреодолимую потребность поделиться с Фэшем с кем-то. Сил держать в себе не оставалось. Правда рвалась наружу, продирая горло раскалённым железом. Не хотела больше оставаться внутри.       Её немота приобретённая. Она могла бы говорить. Сейчас. В этот момент. Могла бы смеяться. Жить как нормальный человек. Любить. Чувствовать любовь. Не умирать с заходом солнца в мире густого сумрака, а рождаться с лучом дымно-нежного рассвета. Дышать весной и свободой. И её бы слышали.       Огнева перевела глаза на обеспокоенного Фэша. Поняла, что чувствует к нему безграничное доверие. Она решилась.       Неровными буквами заполнился новый листок.       «Фэш, я хочу кое-что рассказать» — парень недоумённо оглянулся на девушку и продолжил читать.       «Я не всегда была немой» — Драгоций замер, впитывая фразу и осознавая. Сердце Василисы пропустило один удар.       «Каждый год мне снится сон о том самом дне, когда я потеряла способность говорить. Так бывает. Немота может быть врождённой или приобретённой. Я обрела свою вследствие шока.       Это случилось давно. Мне было два или три года, я не помню точно. Мой сон очень смутный и обрывочный. Я лечу в темноте и слышу звуки… сражения? Вокруг въедливые запахи гари, вопли и вскрики ярости повсюду. Так темно. Мне мерещится присутствие отца иногда.       Потом я всегда слышу женский крик, протяжный и горький. Будто бы предсмертный, я не знаю, почему мне так кажется. Но это ощущение со мной, преследует меня.       И за ним эхом тоже слышится долгий крик, от которого мурашки по коже. По-моему, мужской. Этот человек зовёт кого-то по имени. Сон всегда обрывается на его долгом: „Селена!“. Этот навязчивый образ неотступно со мной. Я больше не могу это держать. Моя немота приобретённая, Фэш».       Драгоций больше не останавливался. Он читал и читал. Подолгу смотрел, бывало, на какие-то фразы. Плотно сжав губы в тонкую полоску, парень оторвался от листка.       Медленно встал, сжав руки в кулаки. Он, казалось, едва сдерживал смертельную ярость. Лицо стало бледным-бледным, а глаза метали молнии. Василиса нахмурилась и сглотнула, не понимая.        — Чувствуешь присутствие отца, да? — тихо и пронизывающе-холодно проговорил Фэш, почти прошептал. — Слышишь предсмертные крики? Слышишь, как кто-то зовёт Селену? Твой отец, ты и вся ваша семья… всё из-за вас! — срываясь, продолжал говорить. — Твой отец — подлая тварь. Он убил моих родителей!       Слова, резкие и морозные, отражаются в ушах набатом, хрупко разбиваются внутри.       Слова пробивают душу до крови, смазывают болью едва заживающие раны.       Слова дуют колючим ветром и разрывают вены.       Отец убил его родителей? То есть, люди, кричащие в её снах, — родители Фэша?..       Но как такое может быть?       Драгоций дёргается, бросается к выходу. Девушка вскакивает, беспомощно наблюдая, как огонёк доверия сдувает ветром отчаяния. Фэш даже не одевается и гулко хлопает дверью. Василисе жгуче хочется кричать, пока связки не сорвутся и, она не захлебнётся в собственной крови. Ей хочется сгореть, выгореть, лишь бы унять пожар в душе. Ей хочется разлететься пеплом.       Огнева снова тонет в беззвучном крике. …       Пронзительной молнией врезаясь в тишину, послышался звонок домашнего телефона. На негнущихся ногах Василиса подошла ближе. Внутри зарождалось холодяще плохое предчувствие, растекалось льдом по телу, заставляя задыхаться.       Она подняла трубку.        — Василиса Огнева, здравствуйте. Я предупреждён о вашей неспособности говорить, извините за просторечие, — произнёс поставленный мужской голос. — Поэтому, прошу, дайте понять, что вы меня слышите. Василиса?       Огнева очнулась и спешно пощёлкала пальцами.        — Хорошо. Я врач из городской больницы. Пожалуйста, не волнуйтесь, но… ваши родители попали в аварию, когда проезжали перекрёсток. На данный момент они буквально между жизнью и смертью…       Родители в больнице. В больнице. Между жизнью и смертью. Между смертью и жизнью. На грани. Тонкой грани.       Телефон со стуком упал на пол.       Она оглядела прогоркло-серую комнату.       Впервые Василиса поняла, как пусто в этом доме.