Одна неделя. Игра или ?..

Маленькое помещение. Однотонные светлые стены. Мужчина за столом с бумагами и прочей канцелярией смотрел на парня, который сидел напротив. Рядом с парнем – его родители, которые сверлили сына тяжелыми взглядами. Мать была разочарованной, злой и в то же время напуганной. Отец – строгим и высокомерным. Мужчина в полицейской форме опустил голову, стал листать какие-то бумаги. Не отрывая взгляда от них, он задал вопрос: - Аомине Дайки? На что тут же получил четкий ответ: - Да. - Ты можешь идти, родители пусть останутся. Аомине встал со стула и, не посмотрев на родителей, вышел из кабинета. Мужчина поднял взгляд, серьезным тоном произнес: - Вы знаете, что сделал ваш сын? Отец ответил положительно, мать, сдерживая слезы, кивнула. Мужчина снова начал смотреть в свои бумаги. Полицейский молчал. В помещении была гнетущая атмосфера, и лишь звук работающего кондиционера нарушал стоявшую тишину. - Мы примем меры, - вдруг сказал отец. - Отправим его в закрытую школу. Только, может, мы с вами можем договориться? Для нашей семьи будет позором иметь малолетнего сына преступника. Мать начала плакать. Нет, она была не согласна со своим мужем, который считал это позором. Женщина начала думать про себя о том, за что ей такой сын. Вспыльчивый, не почитающий семью, сын. - Простите, что? – мужчина оторвал взгляд от бумаг, поднял голову и посмотрел на родителей Аомине. – По-вашему, что сделал ваш сын? - Совершил… преступление, - выдавила мать, и вдруг муж взял ее за руку. - Я говорю, что мы можем с вами договориться. Мужчина заморгал, уставившись на родителей Аомине. Он не верил тому, что они только что произнесли. Но, убедившись их сдержанным молчанием, он понял, что они серьезно. - В этом нет необходимости, - мужчина иронично усмехнулся. - Потому как, кажется, вы все неправильно поняли. Мать перестала плакать, с надеждой она взглянула на полицейского. Но она чувствовала какой-то подвох. Отец тем временем выгнул бровь и подозрительно посмотрел на полицейского, прищурив глаза. Он отнял ладонь с ладони своей жены, затем скрестил свои руки на груди. - Что вы хотите этим сказать? – произнес он четко. - Разве не наш сын избил до полусмерти какого-то парня? - Ваш. Но… - мужчина вдруг сделал паузу. – Вы знаете, кого он избил? – Полицейский, смотря на родителей, сделал выводы. – Очевидно, нет. Но, вы правы, ваш сын избил до полусмерти парня. Он сейчас находится в специальном отделении больницы, его пришлось госпитализировать, но он уже в сознании. Вы, я полагаю, мало знаете подробностей этой ситуации… дело в том, что Дайки помимо этого парня избил еще троих человек. Мать начала снова плакать, отец снова взял ее за руку. - Может, хватит ходить вокруг да около? – прошипел отец. - Да, конечно, - спокойно ответил полицейский. - В общем, этот парень… преступник, двадцать четыре года. На его счету десять грабежей, два изнасилования. Он, так сказать, шишка среди малолетних преступников, к коим ваш сын, к счастью, не относится. - То есть… - растерянно, но твердо, произнес отец. - Вы хотите сказать, что Дайки… - И да, - перебил вдруг полицейский, - как давно вы читали газеты? - Не читаем… - выдавил из себя отец. Он нахмурился от того, что его так бесцеремонно перебили. Полицейский полез в какой-то из ящиков своего стола. Открыл его, достал оттуда газету, положил на стол и начал листать. - Мы уже успели опросить некоторых избитых… Понимаете, все они принадлежат к местной банде, и некоторые из них, помимо обычных драк и потасовок, совершали грабежи. – Мужчина перестал листать газету. Он снова поднял голову и стал смотреть на родителей Дайки. - За эти два дня нам удалось выяснить, что Дайки избил их всех в той драке за то, что они били его сокомандников… - Какие сокомандники? – на лице отца Дайки проступили удивление и подозрение. Полицейский вдруг схватился за голову, взъерошил свои коричневые волосы. - Мотивы вашего сына были бы вам ясны, если бы вы интересовались им, - мужчина повернул газету к родителям Аомине, те нагнули свои головы. – Насколько я понял, вы совсем не знаете, чем занимается ваш сын. Но, думаю… вы еще не понимаете того, что Дайки всего-навсего защищал других людей. Да, это было нападение со стороны вашего сына. И, кажется, но еще не точно, оно было совершено в состоянии аффекта. Это было нападение, ради защиты других людей. Учитывая все эти обстоятельства, с учетом того, что ваш сын случайно поспособствовал одному нашему делу… то ему никаких обвинений не предъявят. А если сделают, то лично я сделаю так, чтобы у него была самая достойная защита. Вы прочитали? Отец, все еще смотря в газету, кивнул. Почему-то при прочтении он почувствовал какие-то отголоски разочарования в себе. А мать снова заплакала, уже от того, что Дайки ни в чем не виноват. Она не знала, что отвечать, поэтому эту ношу передала своему мужу. Впрочем, он сам не знал, что сказать. В городской газете было опубликовано общее фото, на котором был изображен их сын и его сокомандники в спортивной черно-красной форме. Сверху надпись «Баскетбольная команда академии «Тоуоу» - за последнее время одна из самых сильных команд среди старших школ». Далее текст, в котором говорится о преимуществах каждого игрока основного состава. Затем – уже на следующей странице газеты, - фото каждого игрока, его значение в команде и краткое интервью с ним. «… - Насколько нам известно, вам уже поступало несколько предложений о том, чтобы после школы пойти учиться в институты, профильное обучение которых связано со спортом. Все они находятся в разных городах. Это так? - Да. - Вы планируете поступить куда-то из предложенных вам мест? - Возможно, что мне предложат что-то еще. - А как ваша семья реагирует на то, что вы, возможно, будете в другом городе? Они не будут скучать? - Думаю, что ответ на данный вопрос не будет интересен читателям…» - А если вы пошлете его в закрытую школу, - вдруг нарушил затянувшуюся тишину полицейский, - то сломаете ему его будущее, как выдающегося и подающего большие надежды баскетболиста. Находясь в закрытой школе, у него не будет возможности участвовать в матчах. И, возможно, все выгодные предложения, касательно его будущего, он потеряет. Родители Дайки не знали, что сказать. Они оба были поражены. Отец был напряжен, и все равно с каким-то неверием и подозрением все это читал. Но он осознавал, что правда у него перед глазами. Плюс ко всему, отец Дайки подумал о том, что этот полицейский уж больно странный. Зачем ему вообще говорить об этом всем? Неужели у него столько много времени, чтобы разговаривать с родителями чужого ребенка о его будущем? - Почему вас это так волнует? – спросил отец. - Мой сын, - произнес полицейский. – Йошинори Суса, в той же баскетбольной команде, что и ваш сын. Вот он, - мужчина ткнул на фотографию в газете, - говорит, что восхищается Дайки как баскетболистом. Я не помню, чтобы видел вас на общих родительских собраниях среди старших классов… - Это потому, что мы на них не ходим, - перебил отец. – У нас нет на это времени. -…фотография вашего сына висит в холле школы на доске почета. И… если вдруг… Ваше дело, посылать Дайки в закрытую школу или нет, но расследование, суд, допрос остальных участников потасовки будут идти около двух месяцев. До этого времени ваш сын должен находиться в школе, в которой он находится сейчас. Так как скорей всего понадобится дневное время для дачи показаний и присутствия на суде. * * * Рё открыл глаза и тут же зажмурил их от яркого света. - Рё! – Сакурай узнал голос матери. Тут же послышался скрип стула: мама резко встала с предмета мебели. – Рё! – в ее голосе были счастливые нотки, она тут же приобняла своего сына, поцеловала его в щеку. Сакурай попытался открыть глаза, но слишком яркий и будто непривычный свет мешал ему это сделать. Рё открыл рот, хотел что-то сказать, но понял, что у него пересохло горло. Он еле прошептал: - Пить... Рукой прикрыл глаза, чтобы на них падала тень. Сакурай чувствовал слабость во всем теле, очень болели суставы и живот. Немного щека. Рё открыл глаза, но щурился. Затем он в комнате заметил не только маму, которая наливала ему воды у стола, но и своего отца, стоящего у окна. Сакурай начал часто моргать, чтобы привыкнуть к свету. Отец к нему в это время подошел. Мысли Рё в этот момент никак не могли слиться воедино. В голове было все перемешано, он не сразу понял, что находится в больнице, не осознал, почему мама так беспокоится и что здесь делает отец, когда тот должен быть на работе в другом городе. - Вот, вода… - сказала его мама, и это означало, что Рё нужно сесть на больничной койке. В этом ему помог отец, который тут же начал протягивать свои руки и аккуратно брать того под мышками. Когда Рё начал опирать свои руки о постель, то почувствовал, что в этот момент у него жутко заболели пальцы, а затем, напрягая мышцы живота, его пронзила колкая боль в том районе. Он снова жмурился, тяжело вздыхая. И, наконец, он присел. Мама тут же подошла почти вплотную с другой стороны кровати, ее русые кудри встрепенулись, и она прислонила стакан к потрескавшимся губам сына. Холодное касание неживого предмета отрезвило Рё. Кажется, у него температура. Сакурай, обеими ладонями обхватив стакан, начал жадно пить, осушая его до дна. Когда он допил, он начал смотреть на родителей, и первое, что он сделал – это опустил голову. Затем, произнес: - Простите… меня. Извините. Мама кинулась его обнимать и целовать. Рё, выпустив стакан из рук, обнимал в ответ. Когда мать прекратила свои манипуляции, отец, посмотрев на сына, сказал ему без намека на какие-либо отрицательные эмоции: - Подними голову. – Рё поднял, посмотрел на отца. – Подрался? – кивок, прикусывание губы. Пальцы сжали больничное одеяло. Отец нагнулся к нему, обнял и сказал: - Красавчик, всем мужикам на работе расскажу. Сакурай не успел ничего сделать, ни обнять отца в ответ, ни что-либо сказать, как его мама начала бить мужа сжатыми кулачками по спине и по плечу, и тому пришлось с виноватым «ай-ай» под ее возмущенные вопли выпустить ошалевшего сына из рук. * * * - Поверить не могу, тебя избили только из-за того, что твои очки вышвырнули куда-то при драке! - Вакамацу, ну ты же знаешь, очки носят люди с плохим зрением, да и к тому же темно было… Ну что поделать? – Имайоши развел руками, иронично улыбаясь. На его нижней губе был наклеен пластырь. - Поэтому ты щас валяешься на этой чертовой койке, мудак! – Вакамацу, сидя в кресле, ударил больничную постель. - Ну-ну, не кипятись, - протянул Имайоши. - Все не так уж и плохо, от меня отдохнешь, на тренировках побудешь без моих домогательств. Зато, вот, с тобой все хорошо, ну не красота ли? – Шоичи заулыбался. - Ну да, красота, - почесав затылок и посмотрев куда-то в сторону, проворчал Косуке. Имайоши заржал, затем схватился за живот, где у него внезапно заболело, но продолжал смеяться уже более сдержанно. - Не смейся! Придурок… - произнес Косуке. – Калечишь себя, и только. - Заботишься? – ехидно произнес Имайоши и схватил Вакамацу за бедро. Косуке вспыхнул, вскочил со стула. Он схватил валяющуюся сумку на полу и поспешил выйти из больничной палаты. - Я не буду тебя навещать, понял?! – и вышел за дверь. Имайоши грустно улыбнулся, потому что понял, что, кажется, Вакамацу раскрыл его секрет. На самом деле, Шоичи хотел быть избитым. * * * В палату через не задернутые шторы из окна светило солнце. Рё сидел в больничных рубашке и штанах на койке. Его ноги были укрыты светлым одеялом, а сам он читал принесенную мамой книгу. Переворачивая страницы, он все время задевал ими свои пальцы в пластырях и зеленке. За один день после его пробуждения ничего не изменилось: все болело, все напоминало о драке. Отец снова уехал. И мама ушла на работу, но сказала, что каждый вечер будет приходить ненадолго к своему сыну. Сакураю сказали, что неделю он должен точно проваляться в больнице. Сказали, что необходимо взять некоторые анализы, проверить, все ли с ним хорошо. Ведь сознание просто так не теряют. В палате с Рё никого из больных не было. Вторая койка пустовала. Сакураю было немного одиноко. Хоть к нему и заходил Вакамацу, притащил пару недописанных конспектов из школы, но он через полчаса уже ушел. После Косуке к нему заходил Имайоши. Шоичи тоже потрепали как следует, отметил про себя Рё. Оказывается, он в палате этажом выше, и не понимает, почему его не подселили к Сакураю. Рё ответил, что тоже не понимает. Затем он снова извинился, и потом еще раз, а потом вообще лег на кровать и отвернулся от Шоичи на другую сторону. Имайоши спросил тогда: - К тебе Дайки не заходил? - Рё один раз легонько мотнул головой. – Ну, придет еще… Ладно, я пойду к себе. Сакурай, вспомнив о вопросе Шоичи, не мог сосредоточиться на чтении книги. Он был в ожидании и никак не мог успокоиться. Рё не знал что делать, если Аомине действительно придет, но, не успел он и придумать своего плана, как дверь со скрипом отворилась. Знакомая синяя макушка появилась в проеме двери. У Сакурая выпала книга из рук, глаза расширились от непонятного страха и удивления, Дайки тем временем вошел в палату, закрыв дверь. И пока Рё откладывал книгу на тумбочку, у него внутри все переворачивалось, и сердце начало биться чаще. Сакурай не хотел видеть Аомине, но убежать ему было некуда. И… будь что будет. Дайки приметил стул у стены, подошел и взял, начал перетаскивать его через всю палату к койке, на которой лежал Рё. Пока Сакурай сжимал своими пальцами край одеяла, опустив голову с закрывавшей обзор челкой, Аомине притащил стул, поставил его у постели, а затем сел. Дайки смотрел на Рё, а тот смотрел на свои пальцы в пластырях и зеленке. - Привет, - нелепо нарушил тишину Дайки, почесав затылок. Рё осторожно повернул голову, посмотрел на него из-под челки. - П-привет… - запнувшись, тихо ответил Рё и отвернулся. Его спина была сгорблена, нижнюю губу он прикусывал. Молчание. Это было то самое больничное молчание, которое ставило собеседников в неловкое положение. - Я сейчас был у Имайоши, - сказал Дайки, Рё напрягся. Что же мог наговорить ему Имайоши? – Он рассказал мне, что вы шли ко мне в тот день, - Рё кивнул. – И ты убежал… Рё снова кивнул, вспомнил тот момент и то, что произошло потом. Сакурай почувствовал себя виноватым. Но слова у Рё просто-напросто застряли в горле. И говорить он не решался еще и потому, что ждал, что же скажет Аомине. Сакурай занервничал: он не знал, чего ожидать. - Этот парень… - голос Аомине стал мрачным. А Рё сразу догадался, о ком идет речь. – Имайоши сказал, он поставил тебе засос, - выговорил Аомине как факт, четко и ясно, с холодной, убивающей интонацией. Рё повернул свою голову, и Дайки увидел страх на лице Сакурая. У него был приоткрыт рот, и было видно, как у Рё перехватило дыхание. Аомине заметил лиловый синяк на его щеке, царапины, которые были в зеленке. Сакурай, вспомнив о случившемся, инстинктивно прикрыл место засоса рукой и потер его. Рё был рад, что все это закончилось, что он не испытает больше тот ужас, то отвращение, тот язык, наждачку, которая царапала шею до крови. Это было хуже всех синяков на его теле, всех царапин. - Значит вот где… - нахмурившись, сказал Дайки. Он так резко встал со стула, что спугнул Рё: тот дернулся в противоположную сторону от Аомине. Дайки схватил руку Рё, которая прикрывала место засоса. Сакурай не успел сделать ничего, это было слишком неожиданно и внезапно. Лишь рука напряглась в захвате пальцев Аомине, а ноги Рё, мирно лежащие до этого на матрасе, вдруг приподнялись. Дайки сжал его запястье, отдернул от шеи, другой рукой резко оттянул ворот больничной рубашки Сакурая и нагнулся. Аомине припал к его шее. Глаза Сакурая, два медно-карих кругляшка, заслезились. Рё дернулся, он начал часто вздыхать, не успевая выдыхать воздух. С чмокающими звуками Аомине присасывался к его шее, желая поставить свой засос поверх засоса чужого. Сакурай затрепыхался, пальцы на ногах сжимались и разжимались, плечи подрагивали. Рё почти задыхался, почти плакал. Почти был в отчаянии. И это делает Аомине? С этим остервенением он кусает его шею, делает так, что становится больно, Рё чувствует, как в том месте начинает пульсировать. То, что делает Аомине, в тот момент Сакураю казалось, что это в тысячу раз хуже, чем то, когда то же самое делал ему тот парень. - Дайки… - прошептал Рё. Воздуха катастрофически не хватало. – Дайки! – чуть громче позвал Рё, чувствуя, с каким напором Аомине засасывает его кожу на шее. Сакурай вдруг вспомнил, как это случилось там, в темной арке у помойки. Рё был тогда чертовски напуган. Сакурая начало трясти, пальцы второй руки сжимали и разжимали одеяло. Глаза Рё начали наполняться слезами, он вспомнил тот ужас, когда его держали, он не мог пошевелиться, и тот язык скользил по его шее. Но Аомине... Сакурай начал вырываться. - Прекрати! – шепотом закричал Рё, находясь в отчаянии и ужасе. Но Аомине его не послушал, лишь сильнее сжал его руку и уже начал жестче кусать за шею. Сакурай начал свободной рукой отталкивать Дайки, часто дыша. Его движения суетливые, неаккуратные, но полные решимости. Рё начал дергать руками и ногами, и тут Аомине оторвался от его шеи, а Сакурай, улучив момент, резко вырвал свою руку из его захвата. Рё тут же лег на койку и быстро накрылся с головой одеялом. Он дрожал и почти плакал. Всхлипывал, но все еще держал слезы при себе. Сакурай начал шептать, как умалишенный, на грани сумасшествия и безумия, с силой зажмурив глаза: - Уйди, уйди, уйди… Он повторял это снова и снова, как мантру. Место засоса щипало, как будто лимонный сок попал на раны. Он почувствовал то, как Аомине начал оттягивать одеяло. Рё вцепился в этот кусок ткани, спрятавшись в одеяле еще больше. Сакурай не хочет впускать его в свою обитель, дом. И, теперь, душу. - Уйди! Ненавижу тебя! – выкрикнул Сакурай, надрываясь от переполнявших его эмоций. И через секунду раздался грохот. Это был стул. Затем быстрые удаляющиеся шаги от кровати, с силой захлопнутая дверь. Дайки ушел.