Одна неделя. Игра или ?..

Возможно, что самой кошмарной ошибкой Аомине было то, что с самого начала он не ценил Сакурая. Тогда, когда придумал этот спор. Чувствовал ведь, что ни к чему хорошему это не приведёт, а ведь все равно повелся и сказал «Неделя». И, возможно, что самой кошмарной ошибкой Сакурая было то, что пошел на поводу у чувств и согласился. И как же счастлив он был, хоть и понимал, что такое счастье продлится совсем не долго. Но как сладко было почувствовать тепло рук Дайки на своем теле, наблюдать за его взрывным характером и слушать его чуть глуповатые и грубые шуточки. И принимал, принимал все его недостатки и искал плюсы, много плюсов, положительных сторон. Ведь видел, что за грубостью и эгоизмом Аомине кроется нечто другое, чем просто плохое поведение. На самом деле Рё понимал, что Дайки своим поведением хочет обратить на себя внимание. И в сердце у Аомине на самом деле полно дружелюбия. Дружить он хочет, а не драться с непонятными людьми. Хочет, чтобы и его любили, гладили по голове за его поступки, хочет, чтобы заметили его рыцарское благородство, а не делали выводы, которые в корне оказывались неверными. Быть может, Рё оправдывает поведение Дайки и слишком возносит в культ его личность. Но ничего с этим поделать не может. В силу своего характера Сакурай всегда ищет положительные стороны в человеке, а только потом, принимая или отдаляя человека, – смотрит на что-то отрицательное. И все равно ищет и там какие-то прелести. Сакурай не любит делать выводы, основываясь на поверхностных фактах. Сам он это понимал. Так же, как и Аомине. Поэтому-то Дайки и чувствует вину перед Рё и пытается переступить свою гордость, чтобы вернуть себе человека, который смог многое в нем углядеть. Поэтому Аомине и сидит сейчас в палате Сакурая и чистит тому апельсины, который тот уплетает в обе щеки и, кажется, не может остановиться. То ли апельсины слишком вкусные, то ли это что-то нервное и Рё не хочет говорить с Дайки. Аомине усмехнулся, потому что подумал о том, что вполне может и быть и то и другое одновременно. - Д-дайки… - тихо позвал Рё. Чуть тормознутый Аомине не сразу понял, что Сакурай подал голос. А когда понял, то Рё его позвал уже второй раз. - Да? – уже с нескрываемым удивлением и любопытством отозвался Аомине. Ведь за сегодняшний день это пока что единственная фраза, которая не предвещала какой-либо истерики. - А твои родители… - Вот где мои апельсины, козёл! – из-за проема двери проорал Вакамацу и прошел внутрь, хлопнув дверью. – Это мой зеленый пакет… Ты их украл! Украл апельсины Имайоши! «Фрукты для Имайоши? Я съел их!» - подумал Рё с нарастающей паникой, и долька апельсина застряла в горле на пути к желудку. - Не крал я их! – злобно прорычал Аомине. - Не ври! Этот пакет мой, - стиснув зубы и метнув молнию из глаз произнес Косуке. – Я этот долбанный пакет везде узнаю, пакет бати моего. «Я съел его апельсины, бедный Имайоши! Как он без апельсинов?» Аомине раздражался все больше и больше. Ну да, украл он эти апельсины, и что с того? - Не хрен было шнурки завязывать, плакали твои апельсины. - Вот мудак, я тебе щас дам по роже! - Ну давай-давай. «Апельсины Имайоши, зачем я их съел?» - Рё, а ты че молчишь?! – рыкнул Косуке. Рё поднял затравленный и виноватый взгляд на Косуке. Этот взгляд сказал Вакамацу о многом. - Ты чё, дурак? – Аомине ткнул пальцем в Сакурая. - Не видишь, у него апельсин в горле застрял. Глотай быстрее, чё ждешь?!.. Уже позже, когда два амбала прекратили ругаться и чуть ли не бить друг друга, когда пришел Имайоши с костылем в палату Сакурая и утихомирил Вакамацу, тогда-то и Рё начал более-менее обдумывать ситуацию, которая произошла. Он не стал скрывать свои чувства: посмотрев на Дайки, он улыбнулся. Аомине встретился с ним взглядом и увидел улыбку на его лице, прищурился в подозрении, а действительно ли эта улыбка адресована ему? А затем Сакурай заливисто засмеялся и, хватаясь за живот, не мог остановить свое хихиканье, хоть и пытался. Затем его хохот заразил остальных, и даже Вакамацу засмеялся, не сразу, конечно. Сначала обозвал всех придурками и только потом начал улыбаться во все тридцать два. * * * На следующий день Аомине пришел к Сакураю с пакетом апельсинов. Рё, естественно, заметил это, покосился на этот пакет. И Дайки вместо приветствия сказал: - Сам купил. Я не крал. Этими словами он тут же успокоил Сакурая. Дайки притащил стул, который был у стены. Сел рядом с кроватью Рё и… не знал, что сказать. Точнее, вроде что-то такое и крутилось в его голове, но он отметал все эти мысли и решил, что уж лучше промолчать. - Слушай… - в который раз уже Рё сам начинал разговор и спасал малословного Дайки. – Я… это… спросить хочу. Кажется, у Аомине даже ухо оттопырилось, настолько интересно ему стало. Что же такое Рё хочет спросить у него? Дайки начал анализировать ситуацию: он наблюдал за Сакураем. Рё, чуть покрасневший, теребил одеяло в пальцах, опускал голову, отводил взгляд, когда Аомине пытался посмотреть в его глаза. Да что же с Рё такое? Он хочет спросить что-то очень супер-важное? Нервничает весь, изводится что-то. Эмоции Сакурая как открытая книга. Но иногда в открытой книге видишь фигу. Вот и Аомине тормозил, смотрел с любопытством и отметал мысль за мыслью. - Это самое… Я… это… а можно мне мой дневник обратно? Рё сразу как-то скукожился и уменьшился. До того ему было неудобно и неловко от своих слов, от того, что решился спросить такое. Аомине сразу как-то губы поджал, вздохнул тяжело и с недовольством, пакет в его руках как будто треснул: зашелестел сильно. Рё понял, что Дайки злиться начал, кулаки сжал. Что же, и Сакурай тоже не смог скрыть своего недовольства. Как так? Дневник-то его! Имеет полное право потребовать обратно свою вещь, и этот чертов Дайки должен ее вернуть! - Это же мой дневник! – обидчивым голосом произнес Рё. – Я хочу его обратно! Почему ты… не хочешь мне его вернуть? Он же мой… - Не могу я!.. пойти сейчас домой и вернуть его тебе, – повышенным тоном произнес Аомине, а затем чуть тише добавил: - Из дома ушел. - К-как… что… Из дома ушел?.. - в растерянности спросил Рё. - Ага, - хмуро произнес Аомине и решил, что лучше бы к Рё он сегодня не приходил. - П-прости… - Рё тут же извинился за свою маленькую истерику. Даже не поинтересовался, как у Аомине дела, а тут же с порога заявил о том, что хочет обратно свой дневник. Кажется, привычный Сакурай снова стал возвращаться на место. Тот Сакурай, который все время чувствует свою вину. – Прости, пожалуйста, я… - Да не виноват ты, - резко перебил Дайки. - Это все родители, - уже куда-то под нос буркнул он. - А? – в замешательстве произнес Рё. Ему не нужно было, чтобы Аомине произносил это второй раз. Сакурай все прекрасно слышал, но не мог не отреагировать в своей обычной манере на то, что застает его врасплох. Родители… как же… как он мог забыть, что, кажется, у Аомине не очень хорошие отношения с ними. И Рё еще думал, что очень хорошо знает Дайки, но на самом деле ничего не знает! И Сакурай, почувствовав, что, кажется, он может потерять Аомине в ближайшее время, спросил: - Расскажешь? На что получил взгляд глаза в глаза, чуть недовольное выражение лица Аомине, его тяжелый вздох. И затем - слова, целую кучу слов от Дайки. И Рё слушал его, внимательно, с замиранием сердца. И Дайки даже признался, что никогда и никому он не рассказывал о своем детстве, где родители его каждый раз кидали. И как потом, когда он подрос, ругались на него. Говорил может и не очень охотно, и слова ему давались как-то с трудом, но Сакурай подбадривал его, спрашивал о чем-то очень аккуратными вопросами. Такими вопросами, на которые Аомине мог бы отвечать легко, не задумываясь, а стоит ли вообще об этом говорить? Быть может Аомине вообще ничего не понимает в чувствах и эмоциях людей, но уж точно знал – Рё переживает за него и ему можно доверять. Убедился в этом. Поэтому не стал отмалчиваться. А говорил, говорил и говорил. - Они до сих пор не знают, что мне нравится баскетбол. Рё ничего не сказал на этот счёт, молчал и внимательно слушал. Ему стало очень грустно и почти что до невыносимости больно. У Сакурая было желание крепко сжать ладонь Аомине в своей ладони, он хотел бы его обнять, но не решался и шевельнуться, потому как боялся, что Дайки перестанет говорить, что это собьет его с толку и он замолчит и больше не вымолвит и слова о своем прошлом. Рё думал, что прошлое Аомине не то, чтобы какое-то из ряда вон выходящее. Детство Дайки одно из самых обычных. И от осознания этого Сакураю стало еще больнее. Сколько таких, как он? Сколько таких подростков, которые некогда были еще совсем детьми, ходят по земле с обидами на сердце? Это не самая большая беда, которая может происходить в мире, но для Сакурая это имеет большое значение. Пока Дайки рассказывал о своем детстве, Рё вспоминал своё. Детство Сакурая было счастливым. Как помнит сам Рё, и мама и папа всегда отзывались на его просьбы, поддерживали и не повышали голос в случае какой-то провинности. И то, что сейчас рассказывал ему Аомине, стало для Сакурая своего рода открытием. Очки с розовыми стеклами были безжалостно сняты, и Рё окунулся в мир Дайки, в мир совершенно непривычный для себя. Когда трагедия происходит прямо на твоих глазах - ты уже не можешь быть спокоен. * * * - А ты… тебе ведь переночевать негде, да? - Ну, я мог бы пойти к Сатсуки, но не знаю, что её папаня скажет… - Может тут останешься?.. - Чё? – затупил Дайки. - Тут, - повторил Рё, - останешься? Вторая кровать есть… и тебе не придется к Сатсуки напрашиваться… а от медсестер спрячем тебя, чтобы не видели… или дверь закроем, а можно под кровать тебя, просто чтобы ты вдруг не остался без ночевки, потому что ты не знаешь, что скажет папа Сатсуки… А я не хочу, чтобы ты на улице мерз, хоть и весна уже, вдруг снег пойдет… - Что ты сказал?! – перебил Аомине бессмысленный поток речи Сакурая. - Что? А? – с нарастающим волнением отозвался Рё и понял, что у него снова случилась та непонятная штука, когда мозги отключаются, а страх затормаживается и он несёт какую-то чушь. - Стоп! - П-прости… если не хочешь… - Молчи! – Сакурай тут же заткнулся, а Дайки покосился на вторую койку. – Остаюсь тут, решено. И пока Рё не успел передумать или что-то типа того, Аомине подошел ко второй койке и начал толкать её в сторону Сакурая. Непонимающее выражение лица Сакурая с выпученными от удивления глазами повеселили Дайки. - Ты сам предложил здесь переночевать, - произнес тот, по обыкновению ухмыльнувшись. Рё поджал губы, промолчав. Что верно то верно, Дайки выкрутился, и ведь возразить совершенно нечего. Ближе к ночи, когда они лежали на своих постелях, свет был выключен, а за окном стало темно, они разговаривали. Под теплым одеялом, зарывшись туда до подбородка, Сакурая клонило в сон, но он всё ещё продолжал разговаривать с Аомине. Оба смотрели в потолок, изредка поворачиваясь друг к другу. Дайки лежал поверх одеяла, руки у него были за головой. - Ты чё, психологом заделался? – как-то проворчал Дайки. Сегодня был вечер промывания мозгов от Сакурая Рё. Точнее, так это назвал Аомине, а Рё лишь говорил о том, что он думает об отношениях Дайки с окружающими его людьми. Спрашивал Аомине о причинах того, почему его раздражает Косуке. И в какой-то степени Сакурай даже защищал своего лучшего друга и говорил о его положительных сторонах. Единственное, о людях которых Сакурай не говорил – родители Аомине, хоть и упомянул, что Дайки должен завтра пойти и помириться с родителями. На что тот недовольно поворчал, но согласился. Сакурай говорил о Сатсуки, об Имайоши, даже упомянул тех людей, с которыми они подрались. И все говорил о том, что у каждого человека есть что-то хорошее. Есть что-то, за что его можно любить. После этих слов Аомине придвинулся к Сакураю, навалился на его сторону постели и лег боком, одной рукой поддерживая голову, а другой взялся за краешек одеяла, оттянул его, но, немного подумав, отпустил. - А что во мне хорошего? – спросил Дайки. Рё вытянул шею из-под одеяла, посмотрел на лицо Аомине, заволновался и спрятался в одеяло, отвернувшись от Дайки. - Спать пора, - сказал Рё и с силой зажмурил глаза. - Не понял, - возмутился Дайки. – Я чё, настолько плохой? - Ты апельсины украл... - И чё, я негодяй и нет мне теперь прощения? - Н-нет! Прости, совсем нет! Ты не плохой, - Сакурай развернулся обратно. – Просто… просто мне неловко. Может потом как-нибудь… - Ну смотри у меня… - Аомине прищурился. - Никаких "потом как-нибудь". Давай сейчас. - Ч-что? Все в дневнике моем написано! – пришла пора возмущаться Сакураю. – Ты же читал его… - уже тише прибавил Рё, тут же пожалев о своих словах. - Не понял, ты откуда дерзкий такой?! - Что?.. – растерялся Сакурай от услышанных слов. – Это ты дерзкий! – поджав губы и обидевшись, Рё отвернулся обратно. – Я спать, - совсем тихо сказал он. Вопреки просьбе Сакурая Аомине оттянул одеяло и начал забираться к Рё. Забравшись под его хилые протесты, Дайки пробурчал: - Спать так спать, только прекрати бузеть. - Прости. - Рё скукожился, заёрзал в постели и зарылся лицом в подушку. Аомине понял, что Рё опять чувствует себя виноватым, когда как на самом деле все наоборот. Это Дайки чувствует себя виноватым за все те беды, что он принёс Сакураю. Это Дайки сейчас лежит в его постели и думает, что он бесконечно благодарен этому парнишке за то, что он есть. За то, что тот хоть и обижен на него, но не выгоняет из постели, а мог бы. Благодарен за то, что тот выслушал его, разговаривал с ним весь вечер, ел дольки апельсина с рук, хотя в начале настаивал на том, что он "сам". Аомине подумал о том, что будь он немного романтичным, чуточку культурнее и менее бестактным, Сакураю было бы намного лучше и проще с ним. Но Дайки осознавал, что ему не сделать этого. Не измениться, не стать другим. И все-таки для себя он решил, что даже с таким раскладом хрен он куда теперь отпустит Рё. Аомине перекинул свою руку через тело Сакурая и обнял его. Ему хотелось бы этого парнишку в охапку сгрести, но решил, что с таким напором он спугнет его, ведь даже сейчас, просто перекинув руку через Рё и чуть приобняв, Дайки понял, как быстро бьется его сердце. Он придвинул свою голову к его макушке и прижал губы к русым волосам, пахнущим цитрусами. Сакурай развернулся, оказался лицом к лицу Дайки, встретился с его тёмными прищуренными глазами, а затем зарылся ему куда-то в район шеи. Он почувствовал жар тела Дайки, а затем тепло руки, которая прижимает его ближе к Аомине. И затем сам Рё решил, что не будет сбегать от Аомине. Ведь им обоим стало понятно, что они хотят быть вместе.