Мой анестетик

POV Белла But you’re not broken, just bent, and you can learn to love again. Но ты не сломана, просто погнулась, и ты можешь научиться любить снова. – Сейчас, когда я рассказала всё это, я и правда не понимаю, почему не ушла, – прошептала Джейми. – И почему так страдала, когда наши отношения закончились? Она полулежала на локте, в моих объятиях, положив голову мне на грудь, и тело любимой, даже полностью обнажённое, впервые не вызывало безумного желания. Всё, что сейчас стояло у меня перед глазами – это Джон, прижимающий мою хрупкую девочку к кровати и двигающийся внутри Джем, не обращая ни малейшего внимания на её сопротивление, ведь оно было слишком слабым, чтобы остановить процесс. Я дрожала, ощущая, как в голове снова и снова и снова звучат слова Джейми. Я знала, что никогда не забуду их. – Потому что ты стала жертвой домашнего насилия, – тихо сказала я, осторожно целуя любимую в висок, чувствуя губами тонкие короткие волоски. Внутри защекотало от охватившей меня нежности. – Он манипулировал тобой и заставлял ощущать себя виноватой, хотя твоей вины в этом не было. Ни капли, слышишь? – Мне надо было пойти в полицию, – всхлипнула девушка. – Мне все об этом говорили, все – родители, бабушка, Марк, Стивен, Эддисон – все они знали, что происходит, но я умоляла ни к кому не обращаться, потому что мы не состояли в браке и я ещё надеялась, что всё может измениться. А даже если бы я хотела рассказать полиции, то у меня не было ни сил, ни времени с этим разбираться, и я очень переживала за свою карьеру. Кто захочет оперироваться у хирурга, которая не в состоянии справиться с собственным парнем? На тот момент я была в эпицентре мировой славы, а общественность и так постоянно пыталась найти моё слабое место. Я просто не могла позволить себе разборки с полицией, не представляла, как люди будут копаться в моём грязном белье, ведь я не зря так старалась сохранить личную жизнь в тайне. И ещё я всегда прощала Джона, даже в тот раз, когда он ударил меня... – Что? – ахнула я. Джейми мгновенно замолчала. Её взгляд испуганно заметался туда-сюда, и я поняла: любимая случайно призналась в том, в чём очевидно не хотела признаваться. – Но ты сказала, что он никогда тебя не бил, – выдохнула я, вся сжимаясь от страха. Спина сразу же покрылась липким холодным потом. – Ты же только что сама это сказала! Девушка часто-часто дышала, её грудь поднималась и снова опускалась, словно Джейми изо всех сил пыталась не разрыдаться. – Джейми... родная... он бил тебя? – я обхватила её подбородок пальцами и приподняла, чтобы любимая посмотрела на меня. – Было... несколько раз, – неразборчиво, едва слышно пролепетала она. И именно в этот момент что-то внутри меня окончательно сломалось. Я не сразу поняла, что сломалась иллюзия – идеальная картинка, которую идеальная доктор Роджерс годами выстраивала ради публики и своей начищенной до фальшивого блеска репутации. Поражающий воображение контраст, разница, выбивающая из лёгких весь кислород, почти непостижимое откровение. Доктор Джейми Роджерс среди вспышек камер, сияющая на лице улыбка, в руках – очередная престижнейшая медицинская награда и диплом с витиевато написанным именем. It’s alarming honestly how charming she can be, Fooling everyone telling them she’s having fun. То, насколько она может быть очаровательной, настораживает, Она вводит всех в заблуждение, рассказывая, как хорошо она проводит время. Доктор Роджерс за операционным столом, блестящая, неповторимая, гениальная, умеющая обращаться со скальпелем так, как не умеет никто в мире, кроме неё. Доктор Роджерс во главе крупнейшей корпорации на закрытом для обычных людей собрании Fortune 500. Доктор Роджерс в своём чёрном смокинге и белой рубашке, с алой помадой на губах и стрелками. Доктор Роджерс в шикарном струящемся платье на гала-ужине, ловящая на себе взгляды всех гостей, лучшая из хирургической элиты. Доктор Роджерс на интервью, холёная, волевая, безупречно сдержанная. She gives them butterflies, bats her cartoon eyes, She laughs like God, her mind’s like a diamond, Audio tune lies, she’s still shining, Like lightning... От неё бросает в дрожь, когда она хлопает своими кукольными глазами, Она смеётся, как богиня, её ум подобен бриллианту, Акустическая мелодия лжёт, но она всё ещё сияет, Словно молния... Доктор Роджерс, совершенная всегда и во всём. Now the camera’s on, and you’re alive again. Включается камера, и ты оживаешь. Джейми в моих объятиях, хрупкая, сломанная, обнажённая, тело сплошь покрыто фиолетовыми гематомами. Джейми, плачущая, со следами прошлого на животе и неоспоримыми признаками ненависти к себе на бёдрах. Джейми, режущая себя тем же скальпелем, которым так мастерски орудует в операционной, страдающая ночными кошмарами, преследуемая болезненными воспоминаниями, пачками пьющая валиум. Джейми, резко отличающаяся от остальных, так долго не способная найти свою родственную душу. Джейми с огромным множеством тёмных моментов из прошлого. She says you don’t want to be like me, Don’t want to see all the things I’ve seen, I’m dying, I’m dying. Она говорит: «Вы не хотите быть такими, как я, Не хотите увидеть всё то, что видела я, Я изнемогаю, изнемогаю». И вот это «было несколько раз», сказанное тихим, скомканным голосом, словно у любимой не осталось сил на большее. – Расскажи, – прошептала я, взяв её лицо в свои ладони. Я понимала, что прошу от неё того, чего она, возможно, не говорила никогда и никому, только шёпотом сама себе, задыхаясь от слёз, сжимаясь в комочек на широкой кровати. – Не могу, – всхлипнула Джейми, глядя на меня своими широко распахнутыми, влажными зелёными глазами. Я ещё ни разу не видела её такой слабой, такой уязвимой и открытой. – Я боюсь, Белла... разве я нужна тебе с таким багажом? Что со мной будет, если ты уйдёшь? – Ты нужна мне любой! – горячо возразила я. – Я не могу, – повторила она, еле сдерживая рыдания, и её голос сорвался. – Я знаю, родная, – я крепче сжала дрожащую девушку, показывая, что она в полной безопасности. – Я знаю, что ты ещё не очень мне доверяешь, это совершенно нормально, и ты можешь не говорить, если не готова... – Дело в другом, – покачала головой любимая. Уголки её сухих искусанных губ опустились. – Я доверяю тебе больше, чем кому-либо, но то, что происходило между мной и Джоном... это ужасно стыдно и... отвратительно. Мне очень трудно об этом рассказывать, потому что каждый раз я пропускаю через себя те же эмоции, что и тогда... – Ты не должна стыдиться, Джейми, – успокаивала я, изо всех сил стараясь придать своему тону уверенности. – Ты не виновата ни в чём из того, что произошло, но тебе нужно отпустить это. Тебе нужно выговориться, освободиться от того, что ты так долго носила в себе, и тогда мы вместе пройдём через период восстановления. Ты и я, и я всегда буду рядом. – Хорошо, – пролепетала девушка. Я положила ладонь на её тёплый затылок, чувствуя, как любимая тычется мокрым от слёз лицом в мою шею. – Хорошо, я расскажу, но это сложно, правда, это очень-очень больно для меня... и для тебя будет тоже. Ты уверена, что хочешь знать? – Да, – заверила я, и это было чистой правдой. Джем подняла голову и ещё раз заглянула мне в глаза, словно проверяя, готова ли я на самом деле, а потом заговорила – сбивчиво, путаясь в словах, но с такими острыми, сырыми эмоциями, что выворачивающие всё моё существо наизнанку картины сами собой возникали перед глазами. – Сначала он начал меня контролировать. Одежда, макияж, встречи с друзьями, всё это. Он ненавидел мои стрелки, ненавидел каблуки и ненавидел, когда я носила кружевное бельё для себя, а не для него, ведь девушка, по его словам, должна быть скромной... His eyes and words are so icy, Oh, but he burns Like rum on the fire. Hot and fast and angry as he can be, I walk my days on the wire... Его глаза и слова ледяные, О, но он пылает, словно подожжённый ром. Пылкий, стремительный и сердитый, каким он может быть, Я словно хожу по проволоке каждый день... Я ещё раз окинула взглядом своё отражение в зеркале и, оставшись довольной, повернулась, чтобы выйти из ванной, но тут же врезалась в стоящего в дверном проёме Джона. – Следишь за мной? – засмеялась я, прижимаясь к его груди. – Конечно, слежу, вдруг ты пойдёшь на свою конференцию в неподобающем виде? – ухмыльнулся мужчина в ответ. – Дай мне на тебя посмотреть. Я высвободилась из крепких объятий и игриво покрутилась перед Джоном: – Как тебе? – Ты прекрасна, кроме... – мужчина нахмурился, глядя на моё лицо, и я ощутила, как улыбка пропадает с него. – Что такое? – Иди сюда, сейчас кое-что поправим и пойдёшь, – сказал он, взяв меня за руку и подведя к раковине. – Джон, я могу опоздать! – запротестовала было я, но один многозначительный взгляд заставил слова застрять в горле, и я молча смотрела, как Джон смачивает ватный диск жидкостью для снятия макияжа. – Не волнуйся, это недолго, – успокоил мужчина. – Ты не опоздаешь. – Что ты делаешь? Зачем? – я хотела увернуться, но он больно стиснул мой подбородок пальцами и, держа руку у меня на горле, принялся стирать предмет моей гордости – стрелки, на которые я только что потратила добрых десять минут, доводя до совершенства. Жидкость щипала глаза, и я вновь предприняла попытку вырваться, но Джон слишком сильно стискивал меня, не давая даже вдохнуть полной грудью. – Вот так-то лучше, – удовлетворённо произнёс он, отступая на шаг и стирая следы от подводки с моих щёк. Я стояла перед ним, слишком растерянная, чтобы злиться. Нет, конечно, Джон и раньше говорил, что мне лучше без макияжа, что ему нравится, когда у меня естественное лицо. Но ведь не до такой степени, чтобы стирать мои стрелки? – И чтобы больше я не видел этого у тебя на глазах, Джейми, хорошо? – спросил он, и что-то в его голосе заставило меня сжаться. Ладно, обойдусь без стрелок, это же не повод, чтобы закатывать истерику, это не в моём стиле. Их ведь можно и нарисовать, когда приду на мероприятие? Но не здесь. Не при Джоне. Я не знала, как он отреагирует, если я снова появлюсь с подведёнными глазами. It looks ugly but it’s clean, Oh, momma, don’t fuss over me. Это выглядит нездорово, Но чувства искренни. О, мама, не переживай за меня. Я сняла с крючка около двери сумку. Джон, сложив руки на груди, наблюдал за каждым моим движением. – Я буду к девяти, – улыбнулась я, как обычно, потом повернулась, готовая выйти из квартиры, но сильные пальцы вдруг сжали мою руку чуть выше локтя. – Забыл кое-что проверить, – ухмылка Джона была соблазнительной, однако в глазах оставалось какое-то странное напряжение. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, мужчина задрал моё платье. – Ты что?! – возмутилась я, отшатнувшись, но он крепко держал меня. – Почему на тебе кружевные трусики? – А почему бы и нет?! – резко сказала я. Это уже переходило все границы. Он схватил тонкую ткань и рванул её, оставляя меня в кружевных кусочках, еле держащихся на бёдрах. – Бюстгальтер тоже кружевной, да? – Джон рывком расстегнул молнию на моей спине, и платье упало к ногам. Теперь я была в одном белье. – Я так и знал. Они даже сочетаются! – Джон, что с тобой? – я не на шутку перепугалась. Он впервые вёл себя со мной так агрессивно. – Ты намерена спать с кем-то, да? У тебя кто-то есть?! Не ври мне, Роджерс! The way he tells me I’m his and he’s mine, Open hand or closed fist would be fine, The blood is rare and sweet as cherry wine. То, как он говорит, что я – его, а он – мой, Открытая ладонь или сжатый кулак были бы в самый раз, Кровь не густа и сладка, словно вишнёвое вино. Он ударил меня по плечу, так сильно, что я сложилась пополам, от боли на глазах выступили слёзы. Сустав пульсировал, и я ощущала, как на коже проступает гематома. – Не вздумай трахаться за моей спиной! – прошипел Джон, сжимая моё горло. – Отпусти! – я забилась в его руках, и он неожиданно отпрянул, ослабив хватку. Я схватила с пола платье и дрожащими, едва слушающимися пальцами натянула его, не понимая до конца, что произошло. Липкий, удушающий страх сковал всё тело – чувство, которое я никогда не испытывала раньше. Меня всю трясло. – Джейми... прости, я... я не хотел, я не знаю, что... – пролепетал мужчина, протягивая ко мне руки, словно только что осознал, что наделал. Я выбежала из квартиры в расстёгнутом платье, порванных кружевных трусиках и хлынувшими по щекам слезами. – Он, конечно, просил прощения, умолял на коленях, клялся, что такого больше никогда не повторится, – горько усмехнулась любимая. – И я пожалела его. Сорвался, перенервничал на работе, с кем не бывает, ведь это всего один раз, а то, что ревнует – это, наоборот, прекрасно. Значит, ценит меня и хочет защитить от остальных. Но, разумеется, одним случаем всё не обошлось. Calls of guilty thrown at me, All while he stains The sheets of some other. Thrown at me so powerfully Just like he throws with the arm of his brother... На меня сыплются обвинения, Пока он пятнает чужие простыни. Он набрасывается на меня так, словно направляет руку своего брата... Я думала, что окажусь в полутёмном коридоре операционного блока одна, но Джон очевидно ждал меня, и я резко затормозила, едва не налетев на него. – Ты звонила полтора часа назад и сказала, что операция закончилась! – выкрикнул мужчина, хватая меня и прижимая к стене. Я задохнулась от неожиданности, глядя на него расширенными глазами. – Где ты была?! – Мы сортировали инструменты, Джон, что с тобой? – прошептала я, не в силах даже повысить голос. – Кто «мы»? Ты и Стивен? Или Марк? Или оба? Ты у меня любительница секса втроём, да, Роджерс?! – с каждым словом ярость в его тоне возрастала. – Хватит! – закричала я, отпихивая его от себя. – Прекрати! Я ни с кем не сплю, ясно?! Тогда он замахнулся – по-настоящему, впервые за всё время наших отношений. Первый удар был сильной, звенящей пощёчиной, и уже этого оказалось достаточно, чтобы я всхлипнула и сжалась. Второй пришёлся прямо в живот, а потом они посыпались один за другим, и я потеряла счёт. Он не трогал ни моё лицо, ни руки – знал, что останутся следы, что я могу потерять позицию за операционным столом, и тогда руководство клиники точно вмешается. Поэтому он исступлённо колотил меня по ногам, животу и плечам, так, что у меня темнело перед глазами – даже не столько от боли, сколько от внезапности того, что происходило. Я словно отделилась от собственного тела, зажмурившись, стиснув зубы, просто думая о том, что это скоро закончится. Не может не закончиться. But I want it, it’s a crime That he’s not around most of the time. Но я хочу этого, И то, что его так часто нет рядом – преступление. Протирая заспанные глаза, я зашла в ванную. Мне хотелось в туалет, живот невыносимо болел, всё тело ломило, и в ярком свете гематомы на коже смотрелись ужасающе даже для меня самой. Я обернулась, проверяя, не стоит ли Эддисон за моей спиной. Я знала, что она не сможет сдержаться, если увидит мои синяки. Холодное сиденье унитаза заставило меня покрыться мурашками, но по меньшей мере это отвлекало от боли внутри. Я расслабилась, позволяя организму взять своё, и тут же вскрикнула, зажав рот рукой, едва не застонав от рези внизу. На белом фаянсе остались алые следы, и я оцепенела. Сердце пропускало удары – один, второй, третий... Внутреннее кровотечение. И я точно знала, из-за чего оно возникло. – После этого случая он несколько дней ходил за мной и вставал на колени при первой удобной возможности, даже плакал, кажется, – Джейми хотела презрительно фыркнуть, но из её груди вырвался лишь странный всхлип. – И мне стало жалко. Опять. Я не могла отпустить его, потому что тогда я бы снова осталась без отношений, и все снова начали бы говорить, что я лесбиянка, а я изо всех сил сопротивлялась этому. Она глубоко вдохнула, прикрыв глаза, и, когда снова посмотрела на меня, в её взгляде было столько боли, что внутри всё сжалось, уже в который раз за сегодняшнюю ночь. – А потом произошло самое унизительное из всего этого, – сглотнув, продолжила любимая. – Одной ночью, после дежурства, когда у меня только-только закончилась мигрень... ты точно хочешь это услышать? Нет, хотела прошептать я. Нет, не хотела, не хотела знать, не хотела даже представлять, как ещё Джон, этот грязный извращенец, ублюдок, моральный урод, мог измываться над Джем – моей Джем, моим маленьким доверчивым сокровищем. Моё сердце уже и так было изранено, и я хватала воздух ртом, пытаясь справиться с собой. Но я должна была об этом знать. – Я готова, – тихо, мягко сказала я, целуя её тонкие, переплетённые с моими пальцы. His fight and fury is fiery, Oh, but he loves Like sleep to the freezing. Sweet and right and merciful, I’m all but washed in the tide of his breathing... Его побои и ярость пламенны, О, но он любит, Словно сон в холод. Нежный и нужный и милосердный, И я подхвачена волной его дыхания... Я слышала, как открывается дверь в спальню, и уже знала, что сейчас произойдёт, поэтому сжалась в комочек, уткнувшись лицом в подушку. После недавно перенесённой мигрени виски всё ещё пульсировали, мысли путались, но одна из них оставалась чёткой, и я, зажмурившись, ждала, когда Джон начнёт делать то, о чём я думала. Долго ждать не пришлось – в следующую секунду одна его рука обвилась вокруг моей талии, а пальцы второй сжали подбородок, заставляя меня поднять голову. Губы Джона тут же прижались к моим, язык скользнул мне в рот, и меня едва не стошнило. – Ну что, дорогая? Помнишь, что ты мне обещала? – вкрадчиво прошептал он, стягивая с меня трусики. Я знала, что сопротивляться и протестовать бесполезно, потому что это только возбудит Джона ещё больше. Уже так хорошо знакомый мне липкий ужас, стыд перед чужим вторжением в моё тело, начал подступать к горлу, но хуже всего было осознание того, что я бессильна. Бессильна перед ним. Джон разорвал упаковку от презерватива. Я начала дрожать. Он широко раздвинул мои ноги и прижал меня к кровати, удерживая своим весом. – Пожалуйста, – всё-таки всхлипнула я, отворачиваясь, чтобы не смотреть в его полные похоти глаза. – Что такое, Джейми? – у него хватило совести задать этот вопрос. – Не надо... – Надо, – отрезал он и насмешливо прибавил, – расслабься. Он вошёл в меня насухую, не став утруждать себя нанесением смазки, и это было так больно, что я вцепилась в простыню, до крови кусая губы, чувствуя на них противный солёный привкус. Я не буду кричать, просить остановиться, нет, я не издам ни звука. Не доставлю ему ещё и этого удовольствия. – Тебе хорошо? – Джон поцеловал меня в шею, и я едва поборола в себе желание расхохотаться прямо ему в лицо. Он же не думает, что мне и правда нравится? – Нет? А что ты любишь? Резать людей, да? Это тебе приятнее, чем со мной в постели? Расслабься, Роджерс! – мужчина неожиданно сильно шлёпнул меня по животу, и я вскрикнула. – От тебя ничего не требуется, кроме как раздвинуть ноги и расслабиться, а ты и этого не можешь! Да уж, женщину-хирурга и правда не назовёшь женщиной в прямом смысле этого слова. Нормальным женщинам нравится секс, чего не скажешь о тебе. Перевернись. Он с лёгкостью уложил меня на живот и приподнял, заставляя встать на четвереньки, в ужасно унизительную позу, при этом не выходя из меня. Я опустила голову, глубоко дыша, уговаривая себя продержаться ещё немного. Потерпи. Просто потерпи, и разорвёшь эти отношения на следующий же день. Мне было уже всё равно, что он со мной сделает. Моё тело будто бы принадлежало не мне. – Сейчас будет немного неожиданный момент, – предупредил Джон, улыбнувшись, и резко ввёл два пальца в мой задний проход. На этот раз я закричала, рванулась, пытаясь вырваться из его хватки. Все мышцы судорожно сжимались, стараясь вытолкнуть сухие грубые пальцы из моего самого сокровенного, чувствительного отверстия, но мужчина лишь продвинул их ещё глубже, полностью завладев моим телом. До этого я ни разу не испытывала такого. And it’s worth it, it’s divine, I have this some of the time. Оно того стоит, это божественно, И иногда я это чувствую. Это было ужасно стыдно, противно, грязно и, хуже всего, унизительно – вот так стоять на четвереньках, пока Джон двигался во мне, поворачивая свои пальцы во втором моём месте, проникая в меня со всех сторон, жутко болезненно растягивая. Я рвано всхлипывала, комкая подушку, из последних сил борясь со стремительно подступающим отвращением. – Ну что, Джейми? Работа забывается? – поддразнил Джон, вторгаясь в моё тело снова и снова. – Ммм, какая ты здесь тесная, давно мечтал это сделать, надо было раньше... Я заплакала, но он даже не заметил этого. – Тебе, может, и не нравится, в первый раз такое никому не нравится, но вот здесь ты очень даже хорошо реагируешь, – он потёр пальцем мои половые губы, и я услышала мерзкий мокрый звук. От предательства собственного тела мне стало ещё хуже. В голове осталась лишь одна мысль – та, которая помогала мне терпеть действия Джона. Я больше никогда не буду снизу. The blood is rare and sweet as cherry wine. Кровь не густа и сладка, словно вишнёвое вино.