Мой анестетик

POV Белла Даже после того, как в мобильном послышались короткие гудки, я стояла, не в силах положить его обратно на прохладную поверхность стола. Мои щёки пылали, дыхание никак не могло прийти в норму, колени по физическим ощущениям всё ещё напоминали фруктовое желе, а руки дрожали так сильно, что я едва держала тонкий смартфон в пальцах. Кажется, мой мозг отказывался обрабатывать только что состоявшийся разговор. — Вот это да!.. — невольно выдохнула я, прямо как в тот день, когда я вышла из Роджерс Хаус после конференции, на которой поняла, что бесповоротно влюбилась в свою начальницу. Сейчас чувство было примерно такое же, только вместо влюблённости на меня нахлынуло обожание. Я болела за Роберта Роджерса и команду Феррари с тех пор, как впервые увидела по телевизору гонку Формулы-1. Роберт был так же блистателен в автоспорте, как его дочь — в хирургии. Мальчик, в неполные шестнадцать лет получивший титул чемпиона мира в самых престижных гонках планеты и за свою карьеру установивший абсолютный рекорд не только по возрасту, но и скорости прохождения круга, сумме очков и мест на подиуме и всевозможным спортивным наградам. Гонщик, единогласно признанный величайшим в истории и на пути к славе преодолевший невероятное количество сложностей, включая аварию на одном из Гран-при, после которой Роберт пережил клиническую смерть и провёл две недели в коме, но вернулся обратно сильнее, чем когда-либо раньше. Его было трудно назвать иначе, чем живая легенда. Уже не говоря о его многочисленных неформальных титулах — главный секс-символ среди мужчин, самый желанный спортсмен мира и другие, ещё менее скромные... И вот теперь я совершенно неожиданно разговариваю с Робертом Роджерсом, голос которого до этого слышала лишь на пресс-конференциях Международной автомобильной федерации или в интервью после очередной победы на Гран-при. Этого было достаточно, чтобы я не верила своим ушам. Я пыталась привести дыхание в норму, пока на лице расплывалась широкая улыбка. Как бы я ни пыталась об этом не думать, я очевидно понравилась Роберту — или, по меньшей мере, он не считал меня ужасным выбором для своей дочери. А потом я вернулась в реальность и поняла, что до того, как прозвенит будильник и Джейми проснётся, осталось всего десять минут. В спешке запихнув моющие средства на место, я побежала к холодильнику, чуть не поскользнувшись в процессе, и, потянув за хромированную ручку, замерла на месте. В гигантском холодильнике было столько всего, что глаза разбежались — овощи, фрукты, сыр, йогурты, соусы, мясо нескольких сортов... Судя по всему, кулинарное увлечение Алана и Эшли давало о себе знать. Понадобилось пару минут, чтобы найти упаковку органических куриных яиц и молоко, и ещё столько же, чтобы разобраться, в каком из кухонных шкафов есть соль и специи. Готовить на элитной посуде Джейми оказалось одним удовольствием, я даже начала пританцовывать, пока пышный омлет поднимался на сковороде, думая о том, как моя девушка будет кушать свой завтрак. Я зарделась и прикусила губу. Сейчас я занималась именно тем, о чём мечтала — делала еду для любимой женщины, такая простая и традиционная роль, но для меня она много значила. Мне захотелось найти рубашки Джейми и погладить их, хотя я знала, что девушка и сама прекрасно это умеет. Сверху донёсся слабый звук будильника. Я выключила плиту, протёрла столешницу, чтобы не осталось никакого беспорядка, и поспешила наверх, в нашу спальню, поймав себя на том, что думаю о спальне как о «нашей», а не только Джейми. В комнате меня ждала самая умильная картина, какую я только видела. Доктор Джейми Роджерс только-только открыла свои заспанные глаза и теперь тёрла их кулачками, как маленькая девочка. Я почувствовала, как всё внутри наполняется теплом. — Джем, — нежно окликнула я любимую. — Доброе утро, родная. — Доброе, — улыбнулась она, притягивая меня ближе, как только я подошла к кровати. — Иди ко мне... ой! Стоило Джейми поднять руки, чтобы обвить мою талию, как девушка застонала и сморщилась от боли, а моё тепло внутри моментально исчезло, сменившись жгучим беспокойством. — Как ты? — спросила я, садясь рядом и бегло осматривая те места на теле любимой, что были свободны от одеяла. — Ты помнишь, что вчера произошло? — Я упала, — кивнула Джем. — С лестницы, потому что мне приснилось... Она не договорила, и я понимающе кивнула, зная, что ей сложно об этом рассказывать. — Ну, переломов нет, это главное, — ухмыльнулась девушка, запустив пальцы в растрёпанную после сна копну каштановых волос. — К синякам мне не привыкать. — Джейми, милая, тебе будет немножко больно двигаться какое-то время, синяков много, — мой голос дрогнул. — Знаю, — кивнула любимая, осторожно потягиваясь. Одеяло соскользнуло с её живота, открывая новые кровоподтёки и слегка зажившие за ночь ссадины. От жалости к Джем мои глаза стали влажными, и я быстро-быстро моргала. — Вроде пока ничего страшного, чувствительно, но не больно, обещаю. Не переживай. У меня было куда хуже. — Потерпи, тебе будет легче, — всхлипнула я, и слёзы всё же потекли вниз по щекам. — Это пройдёт, Джеймик, я буду каждый вечер мазать их, прикладывать лёд, всё, чтобы они побыстрее исчезли, обещаю... Девушка улыбнулась и покраснела в ответ на наше с ней интимное прозвище. — Вытрите щёки, Гриффин, что это такое? — притворно строгим голосом сказала она, и я засмеялась сквозь слёзы. — Так значит, билеты на Сицилию, ммм? — невинно поинтересовалась я. Глаза Джейми расширились. — Ты... ты что, нашла билеты? Как? Я же... они же... Я едва удержалась, чтобы не расхохотаться. — Как ты их нашла? — Я не нашла, но твой отец сказал мне, — объяснила я и хитро прищурилась, ожидая, пока эта новость произведёт на Джейми впечатление. — Мой... отец? А что, ты с ним разговаривала? — рот любимой открылся, и тогда я прыснула, падая на кровать рядом с ней. — Да, разговаривала, представляешь? — поддразнила я. — Когда? Ты сама позвонила? Что ты сказала? И он? — немедленно засыпала меня вопросами Джем. — Сама? Конечно, нет, он позвонил, ты же не думаешь, что я полезу в твой мобильный и буду искать его номер! — ухмыльнулась я. — Я разрешаю тебе залезть в мой мобильный и звонить кому хочешь, позвони, пожалуйста, членам ВОЗ, а то я от этого уже устала, — любимая улыбнулась мне своей очаровательной асимметричной улыбкой. — А ещё я не против, чтобы ты залезла мне... — Так, хватит, у нас ещё консультация! — замахала руками я, уворачиваясь от пальцев Джейми, которые пытались скользнуть под резинку моих спортивных брюк. — Как скажете, мисс Гриффин, — подмигнула она. — И о чём же вы говорили с папой? — На самом деле... — я виновато взглянула на девушку. — Ты сказала ему, что я упала с лестницы? — нахмурилась она. — Прости, но он спросил, как ты, я не могла соврать, — тихо ответила я. — Нет, нет, — выражение лица Джем тут же поменялось, стало тёплым, и она потянулась ко мне. — Милая, всё хорошо, я не против! Но ведь ты объяснила ему, что я не получила существенных травм и что у меня не было панической атаки, правда? — Да, я сказала, что позаботилась о тебе, — покраснела я. — И он не переживает за меня больше? — Вроде бы нет, — осторожно ответила я. — Думаю, я его успокоила. — Это замечательно, — с облегчением выдохнула Джейми. — Вы говорили с ним про гонки? — Гонки? — вопрос застал меня врасплох. — Нет, а надо было? — Просто папа может говорить об этом часами, а ты фанатка Формулы-1, ты же ему сказала? — Пока нет, мы говорили только про тебя, дорогая, — соблазнительно протянула я. — Это приятно, — девушка притянула меня к себе за шею, и наши губы встретились. — Мы едем на Сицилию через пару дней, и я хочу, чтобы ты познакомилась с моей семьёй, потому что... — И почему же? — шепнула я в перерывах между поцелуями. — Потому что скоро ты станешь моей миссис Роджерс, вот почему, — как ни в чём не бывало ответила Джейми, и это заставило мышцы внизу моего живота приятно сжаться, что не укрылось от моей любимой. — Что такое? Ты возбуждаешься, когда я называю тебя своей, ммм? — Собственница, — я легонько прикусила её нижнюю губу. — Значит, мы с тобой будем доктор и миссис Джемесон Роджерс? — Доктор и миссис мне очень нравится, а вот Джемесон... — сморщилась девушка. — Да и вообще, кто сейчас использует только имя одной половинки? Думаю, мы всё же будем просто доктор и миссис Роджерс, а не Джемесон Роджерс... — Это тоже прекрасный вариант, — счастливо вздохнула я. — Джем... — Что такое? — Где ты хочешь свадьбу? — В Венеции, здесь и сомнений быть не может, — твёрдо сказала любимая. — Там мы первый раз встретились, и там станем женой и женой. — Я тоже хочу в Венеции, — призналась я. — Только... понимаешь, я бы не хотела много народу, и... Я замолчала, кусая губы. — Много и не будет! — успокоила Джейми. — Ты же знаешь, насколько я сама ценю личное пространство! Я тоже не хочу пышную свадьбу, не считаю это хорошим — лишний стресс, гости, которых едва знаешь... мы с тобой пригласим только тех, кто нам действительно близок — мою семью, твою, нашу бригаду, друзей, ведь и у меня, и у тебя их совсем немного. Возможно, я захочу позвать кого-то из тех, кто помогал мне в развитии Роджерс Плазы, и моих хирургических менторов, конечно. Но я обещаю, что со всеми тебя познакомлю и что наша свадьба будет интимной, без лишних людей, прямо как ты хочешь... — Это идеально, — прошептала я ей на ушко. — Ты и я, кольца, клятвы... как мы выберем клятвы, я же столько всего хочу тебе сказать? — Напишем сами, конечно, сначала будут традиционные клятвы, а потом наши с тобой, — улыбнулась девушка. — Традиционные? О да, Джейми, мы с тобой очень традиционные, правда? — поддела я, погладив веснушчатый нос любимой. — Мы нет, но традиционные клятвы очень красивые, — мечтательно сказала Джем. — Я, Джемесон Мишель Роджерс, беру тебя, Изабелла Рейвен Гриффин, в свои законные жёны... — О, — выдохнула я, на мгновение зажмурившись и представив себе эту сцену: нас с Джейми перед алтарём. — Ну а потом я буду брать тебя не только в этом смысле, — многозначительно приподняла брови девушка, щекоча мой живот ноготками. Я тут же вспыхнула. — Как грубо, доктор Роджерс! — Ну я же знаю, как вам нравится грубый секс, — облизнулась Джем. — Как же я буду надевать белое платье, я ведь не девственница? — Но ты женишься на той, кто лишил тебя девственности... и в первую брачную ночь ты не уснёшь, это я тебе обещаю... — Так, всё, негодная, хватит! Твой завтрак остынет! — прервала я наши фантазии. Между бёдер уже становилось влажно, и я пыталась, чтобы любимая это не заметила. — Завтрак? — неуверенно переспросила Джейми, словно не поняла, что это такое. — Конечно! И я там убралась, не переживай, осколков внизу больше нет, — успокоила я. Девушка посмотрела на меня, и её зелёные глаза заблестели. — Я тебя не заслужила, — прошептала она, прямо как вчера, когда засыпала в моих объятиях. Завтрак моя любимая съела с таким огромным удовольствием, словно это было блюдо мишленовской кухни, умильно причмокивая губами. После еды Джейми решительно потянула меня с собой в душ, и я запротестовала: — Нет, нет, к такому я ещё не готова! — К чему «такому»? — ухмыльнулась девушка. — Я всего лишь хочу, чтобы мы приняли душ вместе... Я помотала головой, обхватив себя руками. Как сказать Джейми, что я так стесняюсь собственного тела, что даже никогда не рассматривала себя голой в зеркале?.. — Ты смущаешься? Из-за комплексов? — ласково спросила любимая, заглядывая мне в глаза, и я глубоко вздохнула, стараясь сдержать слёзы. — Ничего, мисс Гриффин, я найду решение и заставлю вас полюбить ваше прекрасное тело, обещаю... — Мне надо тебя осмотреть, — обеспокоенно сказала я, неожиданно вспомнив о синяках девушки, спрятанных под тонкой тканью домашнего халата. — Не волнуйся об этом, — мягко проговорила Джем. — Они пройдут самое большее через неделю. — А твоя голова? Как она? Ты ударилась довольно сильно, — я потянулась к Джейми, чтобы пощупать шишку на её затылке. Любимая поморщилась, когда мои пальцы коснулись нужного места. — Сейчас потерпи, солнышко, я немножко посмотрю. Девушка послушно стояла на месте, время от времени кусая губы, пока я ощупывала её голову. — Вот так, — улыбнулась я, опуская руки. — Каков ваш вывод, доктор Гриффин? — Джейми улыбнулась мне так соблазнительно, что на секунду у меня перехватило дыхание и я совершенно забыла, что хотела сказать. — Мой вывод такой, что вы вполне в состоянии идти сегодня на консультацию, доктор Роджерс, — наконец ответила я, стараясь скопировать возбуждающий тон любимой. — Что ж... тогда я пойду собираться, — пожала плечами девушка и, хитро подмигнув, скрылась за дверью ванной. — Стой, стой! А что мне надевать? — позвала я в растерянности. — То же, что ты надевала в мой офис, когда первый раз ночевала у меня, мне очень понравилось, — отозвалась Джейми. Звук льющейся воды заглушал её мелодичный голос. — Одежда в гардеробной! — А... где именно? Собралась я куда быстрее, чем моя любимая, даже несмотря на то, что едва нашла нужные мне вещи в огромном раздвижном шкафу. Я заправляла кровать в спальне, когда Джейми наконец показалась из гардеробной, и тут я окончательно потеряла дар речи. — Ты... ты, — выдохнула я. К щекам незамедлительно прилила кровь. — Нравится, мисс Гриффин? — кокетливо поинтересовалась девушка, облокотившись на дверную раму и наблюдая за моей реакцией. На Джейми была узкая юбка-карандаш, идеально облегающая стройные бёдра, заправленная в неё выглаженная голубая рубашка без единой складочки, лодочки на шпильках и, конечно же, любимые «Ролекс». Синяки на ногах тщательно замаскированы тональным кремом и тканью чулок — кружево которых, между прочим, любимая и демонстрировала мне сейчас, приподнимая узкую юбку. — Достаточно для консультации, как вы думаете? — приподняла брови девушка, словно невзначай касаясь своей высокой причёски — сложного переплетения кос. Теперь я понимала, почему Джейми так долго собиралась — она даже нарисовала свои фирменные стрелки, аккуратные, но подчёркивающие разрез глаз. — Джейми, разве можно так ослеплять пациентов своей красотой? — от возбуждения у меня даже голос сел. — Я ещё и белый халат надену, он висит в шкафу в клинике, — уведомила меня любимая, и я прикрыла глаза, стараясь остановить жар, стремительно зарождающийся внизу моего живота. Сегодня Джейми решила не садиться за руль сама, поэтому Сойер, личный водитель девушки, уже ждал нас около выхода из резиденции One Riverside Park. Как всегда, любимая предпочла открыть для меня дверцу автомобиля, а я зарделась от очередного подтверждения галантности Джем. — Ты ведь расскажешь мне, что делать на консультации? Я ни разу не была, — робко спросила я, как только машина плавно тронулась с места. — Естественно, — пообещала девушка и зевнула, прикрыв рот ладонью. — Так хочу спать... — Знаю, ты не выспалась, я тоже нет, — вздохнула я. — Ничего, обязательно поспим, когда приедем. — Алан и Эшли как раз должны вернуться от друзей к этому времени, возможно, они даже приготовят обед, — улыбнулась Джейми. — Я-то отвратительно готовлю, если честно, совсем не так, как папа. — Он что, ещё и готовить умеет?! — поразилась я. — Да, и делает это просто шикарно, — кивнула любимая. — У них дома даже есть меню, представляешь? Папа умеет готовить блюда любой кухни мира, это единственное его хобби, которое не предполагает риска для жизни. — Ничего себе! — выдохнула я. — Твой отец просто идеален, и не только в гонках... — Это так, — согласилась Джейми, и её улыбка приобрела какую-то особенную теплоту. Уже который раз меня тянуло спросить, почему девушка ничего не говорит про Мишель Роджерс, свою мать. Когда Джейми по дороге в Рим рассказала мне о побеге из дома, стало понятно, что именно миссис Роджерс меньше всего понимала девочку и в каком-то плане даже отталкивала из-за желания дочери стать хирургом. Джейми говорила, что мама очень любит её, но при этих словах всё время выглядела так, словно сама сомневается в их правдивости. Вопрос почти сорвался у меня с языка, но я вовремя остановилась. Сейчас было не время. Джейми и так слишком много нервничала вчера, и меньше всего мне хотелось снова ввести её в состояние стресса. Это могло подождать. Я переплела пальцы любимой со своими, наслаждаясь их теплом. В голове всё ещё мелькали сцены, которые я не хотела представлять. Двенадцатилетняя Джейми Роджерс, будущий великий хирург, с длинными каштановыми локонами и веснушчатым личиком, и её мать, неодобрительно смотрящая на девочку, когда та тянется не к романтическим книжкам, а к хирургическим инструментам и видео с операциями. Миссис Роджерс, кричащая на Джейми в пылу ссоры. «Почему ты не можешь быть как все остальные дети?!». Джейми, бегущая из дома, прочь от проблем, ссор и непонимания. Джейми в автобусе, идущем в Нэшвилл, прижимающая к себе рюкзак и блокнот с анатомическими рисунками. Джейми, плачущая ночью в уже мокрую от слёз подушку, обнимая худенькие острые коленки. Хрупкие детские плечики, дрожащие от рыданий. Я зажмурилась, изо всех сил сдерживая вновь подступающие слёзы и стараясь, чтобы любимая не заметила моей внезапной смены настроения. — Всё хорошо? — заботливо спросила девушка, наклоняясь ко мне. — Да, — улыбнулась я, смахивая влагу с ресниц и прижимаясь щекой к плечу Джейми. В конце концов, сейчас у нас всё было хорошо, и от этой простой истины мне мгновенно стало спокойнее. — Так что с консультацией? Лучше расскажи сейчас, чтобы я знала, что делать, — попросила я. — Мы с тобой входим не через главный вход клиники, а через отдельный, и... В салоне автомобиля заиграла приятная музыка с отчётливыми гитарными рифами, и Джейми неожиданно замерла, вся обратившись в слух. По зелёным глазам девушки, отстранённым и словно затуманенным, я поняла, что она вспоминает что-то. — Джейми? — мягко позвала я, зная, что нельзя вырывать любимую из такого состояния, потому что она может испугаться. — Что такое? — Эта песня... — выдохнула Джем, и её руки задрожали. — Эта песня! Она играла в операционной, когда я делала свою самую первую краниотомию! Именно тогда я поняла, что хочу быть нейрохирургом, и... Она хватала воздух ртом, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями и, очевидно, слезами в уголках глаз, которые Джейми аккуратно стёрла, чтобы не испортить стрелки и тушь на ресницах. — Эта песня для меня особенная, — призналась любимая. — Каждый раз слёзы и дрожь по всему телу, когда её слышу. Знаешь, это ведь был первый раз, когда мои менторы стояли не в операционной на подхвате, а в галерее, наблюдая с расстояния. Я действовала полностью самостоятельно, командовала бригадой, оперировала... и я помню, что когда взяла в руки дрель и включила её, на заднем плане заиграла эта песня, и я смогла немного совладать со своими нервами и начать работать над черепом пациента. Я прикрыла глаза, слушая песню и пытаясь представить, как чувствовала себя доктор Роджерс, стоя за столом во время первой в своей жизни краниотомии. Come on, come on, Put your hands into the fire, Explain, explain, As I turn, I meet the power... Давай, давай, Сунь руки в огонь, Объясни, объясни, Как я поворачиваюсь и встречаюсь с силой... — Сколько тебе было лет? — улыбнулась я, когда в песне начался проигрыш. — Девятнадцать, — всхлипнула Джейми. — Это было уже после аварии, и нейрохирургия очень помогла мне справиться с посттравматическим стрессом. — Всего девятнадцать... — тихо повторила я, качая головой. Сложно представить девушку, которая смогла бы выполнять нейрохирургические операции в столь нежном возрасте, но Джейми Роджерс была именно такой. Pull up, pull up From one extreme to another, From the summer to the spring, From the mountain to the air... Возьми вверх, возьми вверх, От одной крайности к другой, От лета к весне, От горной вершины к небу... — Я так боялась, ты не представляешь, — прошептала любимая. — У меня всю операцию тряслись коленки, я едва могла справиться с тремором рук, только чудом удерживала их. Но я была в трансе, просто восхищена, понимаешь? Я впервые видела человеческий мозг вот таким, в своей естественной среде, прямо перед собой, и это было так потрясающе, то, о чём я мечтала всю жизнь, но при этом так страшно — ведь это самое главное в человеческом организме, все эмоции, воспоминания, чувства, всё это в мозге. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому ощущению, хотя прошло уже десять лет! — А потом ты позвонила своей бабушке? — спросила я, затаив дыхание. Я обожала, когда Джейми рассказывала про себя и хирургию. — Да, — кивнула девушка. — Я просто рыдала, было столько эмоций, бабушка даже не поняла, что происходит, но стоило мне сказать «краниотомия», как всё стало ясно. Я знала, что это моё настоящее призвание, что я хочу заниматься этим всю жизнь, что я нашла свою стихию. Бабушка тоже плакала, это всегда было её мечтой — чтобы я стала именно нейрохирургом. Я так и сидела в коридоре около операционной, разговаривала с бабушкой, и у меня текли слёзы. Я бы очень хотела, чтобы она в этот момент была рядом, если честно, но знала, что у неё тоже работа в Лондоне. — Твоя бабушка была на какой-нибудь из твоих операций? — улыбнулась я. — На самом деле нет, — покачала головой Джейми. — Она очень боится за меня, ведь одно дело — смотреть трансляцию на сайте и совсем другое — действительно быть в операционной. Знаешь, я понимаю, почему она не присутствует — я и сама нервничала бы ещё больше, да и не хочу подвергать её такому стрессу, она и так за свою карьеру много чего пережила. — Какая она? Твоя бабушка, имею в виду? С ней нет ни одного интервью, она ни разу не появлялась на публике вместе с тобой, но ведь она воспитала двух легенд — тебя и твоего отца... — я наконец задала вопрос, который не давал мне покоя с тех пор, как я впервые услышала о хирургических достижениях юной доктора Роджерс. Джейми всегда говорила о своей бабушке и о том, как сильно та повлияла на её карьеру, однако ни один журналист так и не получил возможности встретиться с Элис Роджерс и поговорить о её знаменитой внучке. Та же ситуация складывалась и в мире Формулы-1: в интервью Роберт всегда благодарил свою маму за всё, что она сделала для него и его гоночной деятельности, и снова Элис отказывалась даже ответить на пару вопросов. Загадочная и отстранённая бабушка Джейми, так повлиявшая на становление двух легенд, по понятным причинам вызывала огромный интерес у общественности, но всё, что было известно об Элис — это место её работы, клиника Ройал Лондон в Великобритании, и её семья, английский клан аристократического происхождения. Впрочем, даже со своей семьёй Элис не поддерживала близких отношений. — Моя бабушка очень скрытный человек, это правда, — задумчиво сказала Джейми. — Она всегда предпочитала оставаться в тени, на заднем плане, ни разу не соглашалась на интервью, даже когда её назвали лучшим хирургом Теннесси и предложили должность главного врача в самой крупной клинике штата. Естественно, она отказалась. Она не любит внимание общественности, в центре которого находится с того момента, как мой отец выиграл свой первый, и самый главный, чемпионат мира в Формуле-1. Джейми глубоко вздохнула, словно собираясь с мыслями, потом продолжила. — Моя бабушка — одна из сильнейших людей, что я знаю. Она вырастила моего отца сама, потому что забеременела в шестнадцать и не стала ничего об этом говорить своему парню, а потом рассталась с ним. Она поддерживала папу во всём, ездила с ним на чемпионаты, оплачивала занятия с тренером, хотя она никогда не хотела, чтобы её сын шёл в гонки и рисковал своей жизнью, но знала, что это его мечта и призвание. Она успокаивала его, когда он хотел всё бросить, когда проигрывал соревнования, когда все вокруг были против его участия в Формуле-1 в пятнадцать лет и говорили, что он погибнет в аварии на первом же повороте. И даже когда стало ясно, что решающее Гран-при чемпионата пройдёт на трассе в Нюрбургринге, самой опасной в истории Формулы-1, где погибло больше двухсот гонщиков, бабушка не стала отговаривать отца от участия. И он стал первым, вопреки всем тем, кто в нём сомневался... Любимая всхлипнула, и я крепче сжала её руку, зная, какую гордость испытывает Джейми каждый раз, когда говорит о своём отце. — Эх, жаль, что меня тогда ещё не было и я не могла увидеть этот триумф, лучшую победу в папиной карьере, — улыбнулась девушка. — На самом деле мне тоже жаль, — призналась я. — Папа расскажет тебе об этом куда лучше меня, — ухмыльнулась любимая. — Только спроси. — Если я вообще смогу что-либо спрашивать, когда реально его увижу, — многозначительно проговорила я. — Сможешь, — уверенно ответила Джейми. — А для тебя самой... твоя бабушка... я имею в виду, какая она? В хирургии, например? — застенчиво спросила я. — Я могу описать её двумя словами: идеальный хирург. Да, именно так. За операционным столом и вообще в больнице она жёсткая, волевая и часто даже холодная, никогда не позволяет эмоциям взять верх. Я ни разу не видела, чтобы бабушка плакала на работе, хотя у неё, как у большинства хирургов, умирали пациенты. Она пила успокоительные каждый вечер перед сном, но на следующий день была так же готова к операциям, как всегда. Многие даже говорят, что она безразлична к пациентам, что у неё отсутствует сострадание, но на самом деле она очень переживает, просто не показывает этого. Она как никто другой умеет отключать ненужные чувства, абстрагироваться от всего, кроме операционного процесса. На работе её боятся, я бы сказала, очень боятся, но уважают. В больнице Теллико Плейнс она была движущей силой. Она прекрасно оперирует, разумеется, аккуратно и красиво, но чем я всегда восхищалась, так это её личными качествами. У неё железные нервы и самообладание, умение держать себя в руках, что бы ни случилось. Как бы я ни пыталась приблизиться к такому, у меня не выходит, мне слишком всех жалко, я часто срываюсь, плачу по ночам. Бабушка учила, что сострадание надо оставлять за дверью операционной, но у меня всё равно не совсем получается, хотя я работаю над этим... — Но я уверена, что бабушка очень гордится тобой, — мягко сказала я. — Это так, — кивнула Джейми. — Между прочим, она тоже будет на Сицилии, так что вы как раз сможете познакомиться! — Ты хочешь, чтобы я совсем потеряла голову от волнения, да? — жалобно спросила я. — Поверь мне, они будут счастливы встретиться с девушкой, которая сделала счастливой меня. Да и потом, ты фанатка Формулы-1 и хирургии, это гарантирует тебе успех среди моей семьи! — Правда? — Конечно! — заверила любимая. — И к тому же у тебя нет выбора, ты так или иначе едешь со мной на Сицилию. А теперь пойдём, у нас консультация, ты же не забыла?