Я помню все

Озеро на то и озеро – никаких следов. Вообще. Круглов невесело усмехнулся – и почему он не удивлен? На все предыдущие выезды была та же картина: гора трупов, ни одной улики, ни одного свидетеля. МВД не закрыло ФЭС только по одной простой причине: у их собственного расследования продвижение колебалось в районе абсолютного минимума. Так и топтались на месте, изредка откликаясь на новые вызовы. Трупы увезли в фэсовский морг, над ними уже колдовала Валентина. Майский что-то больно часто стал поглядывать на Антонову, да еще и эти слова о необходимости остепениться. Остепениться! В такое-то время! Пир во время чумы, любовь во время холеры… Созрел, голубчик. Да и пора уже. Круглов невесело вздохнул. Пора. Ему было сорок девять, за плечами скоропостижно сгоревший брак и тридцать лет оперативки… Всех сокровищ – квартира в центре, вечера в режиме «ностальгия» да кот Василич. Такой же старый, как и сам Круглов. И такой же одинокий. Николай поднял глаза к небу. Небо серо-стальное, затянутое тяжелыми свинцовыми тучами. Холод. Февраль. Краем глаза Круглов заметил странное действо. Из домика на обочине Софьино выбежал мужчина, одетый в черный плащ. Зыркнув по сторонам, незнакомец припустил к стоящей неподалеку машине и, заведя мотор, направился в противоположную от Москвы сторону. Сам вид его и сверток, прижатый к груди, насторожили Круглова. Добежав до собственного автомобиля, Николай двинулся за неизвестным. *** Не медля более, опер-группа выехала в восточный сектор. Котов, Майский, Овчинникова и Белозеров («в качестве фонового элемента» - отшутился он на вопрос Рогозиной) – все четверо сосредоточены, нервы на пределе. А в мозгу стучит «прибыть во время, не опоздать, не опоздать…» Каждый думал о чем-то своем. Котов – о новоприобретенной квартире и о ненаписанном завещании, Белозеров – о разводе с женой и маленькой дочке, Майский – об Антоновой и ее детях, Овчинникова – о чем-то своем… Каждому было что вспомнить, с чем мысленно проститься. «На войне как на войне» - частенько говорил Круглов. И точно. Как на войне. Не опоздать - не опоздать - не опоздать… А сердце гулко отбивает - «вернуться живым, живым…» *** Галина уже давным-давно перебазировалась из кабинета в комнату отдыха. Сидя на диване и откинувшись на его мягкую спинку, удавалось мыслить гораздо четче. Голова уже не гудела, как пчелиный рой, мысли не грозились пробить черепную коробку и разлететься по комнате. Удавалось даже немного отдохнуть. На ее коленях спала Катя. Знающие друг друга от силы полгода, Рогозина и Зарецкая удивительно быстро сошлись на почве взаимопонимания и вселенской усталости. Катя, находясь вдали от родины и близких, открыла в полковнике образ некой покровительницы, наставницы и просто чуткого терпеливого слушателя, а Галина… Галина просто любила вот такие минуты, когда Катя, свернувшись уютным клубком рядом с ней, тревожно спала, изредка дергаясь во сне, а теплая искренняя Валентина пила в кресле рядом горячий малиновый чай. Она ошибалась. Да, Рогозина ошибалась. У нее была семья. Ей есть, что терять.