Awakening

Балтимор был крайне непримечательным городом. Возможно, так казалось только Курту, потому что настроение у него было просто паршивее некуда. Он шел по улице, позади Блейна, насупившись и сложив руки на груди. Все здания вокруг казались ему уродливо-серыми и противно-высокими, как квадратные коробочки, в которых обычно продают сироп от кашля. И зачем они приперлись в этот Балтимор? Ах, точно. Потому что Курт, дебил, предложил Блейну найти им еще одного «попутчика». Чтобы Блейн, роскошный, сексуальный, чертовски умный Блейн, трахался с этим «попутчиком», потому что так захотел Курт. В Стэнфорд сейчас берут лишь четыре с половиной абитуриента из ста — признаться честно, Курт начал сомневаться, что когда-то был одним из этих четырех с половиной счастливчиков. Он же тупой, как пробка. Тупее всех республиканцев вместе взятых, тупее людей, которые носят сандалии с носками, тупее фанатов Сумерек… — Пришли, — сказал Блейн, остановившись у дверей гей-клуба. — Я зайду первым, чтобы никто не подумал, что мы пара. Блейн схватил ручку двери, но вдруг что-то заставило его остановится. Он полез в нагрудный карман своей рубашки, достал оттуда сто долларов и сунул купюру Курту в руки. — Это тебе на коктейли. — Блейн! — Курт схватил его за запястье. — Может, не будешь… так? — Ты же психолог, Курт, ради бога, — резко ответил ему Блейн. — Ты прекрасно понимаешь, как я себя сейчас чувствую. Потрахаюсь и пройдет. Курт ничего «прекрасно» не понимал, если честно. Видимо, отвергнув Блейна, он сковырнул корочку на какой-то старой, все еще иногда кровоточащей ране на его теле и теперь сам должен был залатать ее. Не зря он бросил Стэнфорд, не зря. * Пульсация музыки смешивалась с запахами пота, паленого алкоголя и сексуального возбуждения. Этот гей-бар явно не был местом, к которому привык Блейн, но тот, видимо, умел приспосабливаться к любым условиям. Чертов гений. Блейн расположился у деревянной барной стойки, засучив рукава своей дорогущей рубашки сапфирового цвета. Курт вновь узнал в нем «скучающего миллионера»: поза Блейна была кричащей и вальяжной, но его внимание было всецело сосредоточено на ком-то в зале. Курт проследил траекторию его взгляда и мысленно сжался. Каким-то образом на Балтимор снизошло чудо, и имя ему было… «Мудак», — подумал Курт и окинул глазами фигуру незнакомца. Парень был наделен грацией Майлза Макмиллана, взглядом Джона Кортахарены и губами Лаки Блю. Никто в баре загадочному парню и в подметки не годился, поэтому все взгляды и были устремлены на него. Блейн был не исключением. Он чуть ли не облизывался, глядя на то, как парень в пошлой манере извивался на танцполе под какую-то надоедливую песню. Вроде бы, пел Джастин Бибер. Курт заказал себе три шота текилы и выпил их по очереди, залпом, даже не морщась — если годы странствий и научили его чему-то важному, так это пить что угодно и не пьянеть. Он пытался убедить себя, что сам все начал: Блейн послушал Курта и теперь искал себе «мальчика для траханья», чтобы на протяжении всего пути они с Куртом могли заниматься не сексом, а психоанализом. Парень наконец заметил, что Блейн на него смотрит. Возможно ли было узнать его в темноте? Или в гей-клубах Блейна Андерсона не преследовала его слава? Ответа Курт не нашел, а парень тем временем, переместившись к барной стойке, наклонился к Блейну и начал шептать что-то ему на ухо. Блейн заулыбался. Потом засмеялся. Потом, видимо, завелся, потому что мышцы на его руках напряглись, а вены вздулись больше прежнего. Курт аж с другого конца зала почувствовал этот запах: пахло специями, потом и сексом. Парень взял Блейна за руку, и они направились на слегка подсвеченный танцпол. Курт допил пятый шот, нашел самого мускулистого мужчину в зале и подошел к нему, вырывая его из лап крашеного подростка, который наверняка оказался в клубе нелегально. — Потанцуем? — прокричал Курт ему в ухо, встав на цыпочки. «Гора мускул» окинул его оценивающим взглядом — Курту в этот момент стало мерзко, — а затем кивнул. Они принялись ритмично двигаться под музыку, тереться друг об друга всем телом. Курт положил обе руки мужчине на плечи. Тот в свою очередь обхватил его за талию. Народу в клубе было не слишком много. Курт нашел среди танцующих тел то, которое в пульсирующей темноте больше всех смахивало на тело Блейна. И даже в темноте оно все еще было… прекрасно. Узкие бедра, широкие плечи, шея, покрытая капельками пота… А еще ладони у другого мужчины в штанах, а язык — в чужой глотке. И приятно было Блейну делать это у всех на виду? Курту показалось, что Ворчун, гном из сказки про Белоснежку, вдруг пнул его под колено и закричал во всю мочь: «Идиот!». Если так будет продолжаться всю неделю, он не выдержит и сбежит, ей богу. Смотреть на то, как Блейн целовался с другим мужчиной, было просто невыносимо: легкие Курта словно горели в огне; это чувство было страшнее ревности, и намного ее опаснее. Это была самая настоящая дикая ярость, которую древние люди испытывали при виде саблезубого тигра, намеревавшегося убить их семью. Что Курт должен был делать? Закрыть глаза на то, как его мужчину забирал другой? Музыка закончилась, и заиграл медленный танец. Курт вздрогнул от того, насколько нелепы были его мысли. С каких пор Блейн стал «его мужчиной»? И почему он так сильно переживал? Курт взвесил все и, приняв решение, сказал Блейну четкое «остановись». Что за фигню сейчас вытворяло его сердце? «Гора мускул» сжал Курта в своих объятиях, пока они качались под «How Will I Know?» Стиви Уандера. От мужчины противно пахло, как будто он вышел из спортзала и сразу облился ведром духов. И объятия его были настолько крепкими, что у Курта уже начинали болеть ребра. Блейн его не так обнимал: его руки были нежными, от него пахло теплом и, как ни странно, домом… Курт встретился взглядом с предметом своих мыслей. Блейн все еще страстно целовал паренька в губы, но теперь он не сводил глаз с Курта. Чувствовал ли он то же самое? Беспричинную, глупую ревность, сжигающую дотла здравый смысл? Курт закатил глаза, запустив руки качку в волосы. Блейн снова опустил ладони парню на задницу и смял ее. Курт позволил «горе мышц» целовать свою шею, приоткрыв рот «от наслаждения». Это была настоящая игра, и победить они могли, лишь сдавшись. Зачем весь этот цирк, когда они уже давно могли бы закрыть дверь их номера на ключ и повесить на ручку табличку «не беспокоить»? Однако ворчание уязвленной гордости Блейна оказалось громче голоса сердца. Он взял парня за руку и повел его в сторону туалетных кабинок. У Курта кровь застыла в жилах. Неужели он может так просто сдаться? После всего, что он пережил, после всех духовных практик, что он освоил, всего опыта, что он получил за годы странствий? Курт никогда не сдерживал себя, но тут вдруг он встретил мужчину, поразившего его, и решил, что настало время морального и физического воздержания. Какой дурак его на это надоумил? Курт вырвался из объятий качка и быстрым шагом направился к туалетам. Он переживет эту неделю так, как велит ему сердце, и никакой Майлз-Джон-Лаки его не остановит, каким бы внеземным красавцем тот ни был. Курт чувствовал кожей, что они с Блейном встретились не случайно. Им суждено пройти вместе этот отрезок жизненного пути и раскурочить там все, что можно. Их обоих разрушала рутина: Блейн погряз в прелестях богатой жизни и тем самым упустил саму ее суть, а Курт привык к своему бродячему существованию и затонул в случайных связях. Он начинал свое путешествие, чтобы найти свое предназначение в жизни. А свелось все к тому, что Курт просто доказал себе, что он «не такой, как все». Им с Блейном нужна была обоюдная встряска, импульс, который поможет им найти новый путь к себе, обрести энергию ци, почувствовать дыхание жизни, называйте это, как хотите. Смысл-то один: в жизни каждому нужен смысл. Ни у Курта, ни у Блейна его не было. Курт встал у дверей и прислушался. Затем он начал долбиться в одну из них (вроде нужную), пытаясь привлечь к себе внимание. Там, по ту сторону двери, Блейн совершал ужаснейшую ошибку — разбивал свою и без того потрескавшуюся душу, — и Курт обязан был его спасти. — Блейн, открой! Нам нужно поговорить! За дверью послышалось шуршание. За шуршанием последовал громкий стон. — Открой, я сказал! После стона Курт услышал звук удара — видимо, Блейн ударил кулаком в стену. Парень прекратил стонать, и когда Курт понял, почему, его терпение лопнуло. — С меня хватит! Я открываю дверь! — закричал он и дернул ручку со всей силы. Дверь закрывалась изнутри на хлипкую щеколду, поэтому Курту хватило лишь семи таких рывков, чтобы распахнуть ее настежь. Парень так усердно отсасывал Блейну, что даже не заметил того, что случилось. У последнего же глаза стали напоминать два мячика для пинг-понга. — Выметайся! — закричал Курт, а затем схватил парня за волосы и выставил вон из грязной кабинки. Блейн чуть не поперхнулся собственной слюной: все происходящее казалось ему вырванным из какой-то мыльной оперы. — А ты застегивай ширинку, — обратился к нему Курт, хотя сам не мог оторвать взгляда от возбужденного члена Блейна — он понял, почему усердия парню было не занимать. — Какого черта ты пришел сюда? — опомнившись, подал голос Блейн и потянулся к штанам. — Я же… — Я пришел сюда, чтобы ты не совершил ошибку. А теперь прячь свое хозяйство наконец, мы уходим. Из бара Курт выходил, крепко стиснув плечи Блейна. Майлза-Джона-Лаки нигде не было видно, но это, наверное, и к лучшему. Никому не было до них дела — один лишь бармен проводил их подозрительным взглядом. Балтимором правил вечер. В воздухе витал аромат мокрой стали и крекеров, и Курт вдруг понял, что безумно голоден. Он бы сейчас не отказался от огромного бургера с двумя котлетками и картошки, щедро политой сырным соусом. — Как это понимать, Курт? — Блейн завел свою шарманку по новой. — Ты чего творишь? Что ты… Курт сделал глубокий вдох и подарил Блейну самый нежный поцелуй, на который был только способен. Поцелуй… в лоб. — Вот так это можешь понимать. — Курт провел тыльной стороной ладони по его щеке. У Блейна от этого движения в глазах зажглись рыжие огоньки. — Сейчас я тебе кое-что скажу, но пообещай мне, что не будешь ругаться. Блейн сложил руки на груди и медленно кивнул. — Ты мне вроде нравишься, — еле-еле пробормотал Курт после минутной паузы, хотя до этого в своей голове он подготовил почти пятиминутную речь. — Возможно, я повел себя немного стремно, но… — Курт прикусил губу. — Я сморозил глупость. Когда сказал, что тебе нужен кто-то еще. Блейн нежно обнял его за талию и притянул к себе. — Скажи мне, — ласково прошептал он Курту на ухо, — ты придурок, да?! — резко закричал он. — Какого хрена ты мне кричишь в ухо? — всполошился Курт. — Я же извинился! — Ничего ты не извинился! Ты же меня с ума сводишь, Курт! Какого хрена ты себя ведешь, как козел? — Блейн всплеснул руками. Прохожие смотрели на них, как на дебилов. — Потому что я тупой козел! И ты не лучше! Повелся на все, что я тебе заливал! Блейн вдруг впился в губы Курта, вышибая весь воздух из его легких. — Ты сумасшедший, Курт. Полный кретин, — сказал Блейн, сильно сжав его плечи ладонями. — Но знаешь что… Все это неважно. — Потому что я тебе нравлюсь? — спросил Курт с усмешкой, обвивая шею Блейна двумя руками. — Угораздило, не правда ли? — ответил Блейн. — А теперь давай целоваться, пожалуйста, -простонал он, и Курт в ту же секунду принялся с усердием выполнять его просьбу. У Блейна было три квартиры в центре Нью-Йорка, шале в Швейцарии и целое, мать его, конное хозяйство в Ирландии. Он был другом Илона Маска и целовал Мишель Обаму в щеку. Однако Курт не знал ничего из вышеперечисленного; да и наплевать ему было на это все. Зачем все эти детали, когда он мог просто целовать самого невероятного мужчину на Земле? * В МакАвто Блейн заказал все, что имелось у них в меню. Нет, правда — все. Все заднее сиденье машины было усыпано едой, и Курт, запихивая в себя уже второй бургер, жалел, что не встретил Блейна раньше. Но дело было не в количестве еды. Дело было в том, что они ехали по узким улицам Балтимора, тронутым ночной дымкой, слушали Джона Майера и курили вишневые сигариллы. Дело было в том, что Курт чувствовал себя по-детски счастливым и пускал пузырики через трубочку, пока пил милкшейк. Блейн широко улыбался Курту и рассказывал нелепые истории про брата. Курт кормил его картошкой с кисло-сладким соусом и иногда целовал в шею, особое внимание уделяя кадыку. — Что ты еще хочешь? Кантри-бургер? — О да, давай, — промычал тот. Они остановились на светофоре, и глаза Блейна вдруг в буквальном смысле засияли. — Знаешь, что я еще хочу? — спросил он. Курт знал ответ. — Что же? — Угадай. Автомобиль тронулся. Курт начал расстегивать штаны Блейна, и тот крепче сжал руль. — Вообще-то, я хотел сказать, что хочу поехать в Сан-Франциско. Но твой вариант тоже сойдет, если честно, — пробормотал Блейн, уже не способный думать ничем другим, кроме как своим членом. — О Боже, Сан-Франциско! — Курт подпрыгнул на сиденье и хлопнул в ладоши, мигом забыв про все свои предыдущие планы. В том числе и минет. — Поехали! — А как же… — Блейн сделал глубокий вдох, а потом тяжело выдохнул через нос, стараясь успокоиться. Курт был невероятно красивым, а сам Блейн был… довольно возбужденным, мягко говоря. — Как же твои друзья? Курт усмехнулся, обведя его взглядом. Впереди их ожидала насыщенная неделя. — Они поймут, — ответил он просто. — Вон мотель, смотри. — Курт показал пальцем на дешевую вывеску, на которой было написано «Love Shack». Блейн посмотрел на него со смесью похоти и неверия в глазах. — Зачем нам мотель? — Думаешь, я не вижу? Давай скорее снимем комнату и займемся там безудержным гейским сексом, как это показывают в фильмах. Блейн рассмеялся, но тем не менее припарковался рядом с входом. Подростки, курившие рядом с зеленым мусорным баком, посмотрели на их машину, как на восьмое чудо света. Обнимаясь и хихикая, Курт и Блейн сняли самую дорогую комнату в мотеле — да, да, ту самую, со скрипучей двуспальной кроватью. К кровати прилагались обшарпанные стены, пятнистые серые ковры (которые изначально были белыми), надписи в туалете и треснувшее зеркало над раковиной. Курт приноровился курить прямо в номере, усевшись на деревянный подоконник и раскрыв настежь окно. У них еще оставалась гора еды из Макдональдса, поэтому они позвонили на ресепшн и заказали две бутылки шампанского—вместо "MOET" им принесли что-то похожее на «смесь яблочного сока и кошачьей мочи». Жаловался, конечно, лишь Блейн, потому что для Курта такое шампанское не было чем-то удивительным. Что удивляло на самом деле, так это то, что Блейну не хотелось сбросить с себя всю одежду и оттрахать Курта до смерти. Наоборот, они не спеша раздевали друг друга и нежно целовались. Курт покрывал мелкими поцелуями сильные плечи Блейна. Блейн гладил бедра Курта, медленно растягивая его пальцами и наслаждаясь стонами, которые тот издавал. Когда Курт скидывал свою одежду, вместе с ней на пол падала и его броня. Он становился уязвим и… совершенен, вся его кожа словно светилась, а в глазах мог уместиться целый океан. Был ли виноват в этом буддизм, или Курт просто был человеком, кардинально отличавшимся от других? Почему Курт, живя невероятной и удивительной жизнью, мог оставаться простым и не задумываться о том, что о нем подумают другие? Он мог отшить Блейна, а на следующий день самозабвенно отдаться ему в номере дешевого мотеля. Он мог чувствовать себя одинаково уверенно и в шикарных апартаментах в Нью-Йорке, и где-то на окраине Балтимора. Он мог ехать в Санта Фе чуть ли не с первым встречным! Блейн искренне восхищался Куртом. У него было пластичное, но одновременно с этим натренированное тело, длинные пальцы, светлая шея и три родинки на правом плече. Он отзывался на каждое прикосновение, каждый толчок, каждый вздох. Они знали друг друга всего ничего, но Курт уже умудрился узнать Блейна, как никто другой. Каким-то образом он уже знал, как Блейна заводит зрительный контакт во время минета, поцелуи в спину и поза наездника.