POV Кирилл
Александр Гордеев: Одиннадцатое задание. Вышки в городе есть наверняка, верно? Мне плевать, как ты туда заберёшься, если там нет лестницы, но суть ясна. После школы идёшь туда, лезешь наверх, оттуда присылаешь мне фото. Можешь побыть там немного, можешь спрыгивать, мне похуй. Такое настроение куратора заставило меня смутиться. Впервые он говорит, что не против моего суицида раньше времени. Может у него что-то случилось, ну или мои ночные нюни заставили его пересмотреть своё отношение ко мне. И ведь не проверишь. Будешь сидеть и надумывать себе те вещи, которые возможно и неправдивы. Мой сонный мозг словно кричит, что ещё много времени, ляг и досмотри свой сон. Я повинуюсь этим желаниям, вновь падая на подушку, переведя будильник на семь утра, укутавшись в одеяло, словно в кокон, заснув через пару минут. И вновь мне снился сон, который не отличался от предыдущих своей странностью и загадочностью. Сейчас не было моих копий без лиц, зоопарка, Максима и мыслей об убийстве. Я вновь оказался в пустынном и туманном парке, но на этот раз среди людей. Несмотря на холодную погоду, которая чувствовалась даже сквозь сон, они улыбались, качая детей на карусели, громко разговаривая и смеясь. От такой атмосферы ощущение плохой погоды улетучилось и в душе разлилось тепло. Я прижал руку к груди, несмело улыбнувшись, начиная вертеться на месте, с любопытством рассматривая счастливые лица. Внезапно меня схватили за плечи, остановив. Я взглянул на человека, который ни чем не отличался от окружения. Он улыбался, зажмурив глаза от внезапно появившегося солнца. Его пальцы крепко вцепились в мои плечи, сжимая только сильнее. Мне хотелось вырваться из хватки, но парень не отпускал. Его рот двигался и похоже, что он говорил. Но я не слышал. — Я не слышу тебя, — озвучиваю свои мысли, но человек будто и не замечает. Он говорит и говорит, широко улыбаясь. Но вскоре всё замирает. Солнце исчезает, опускается туман, живые люди превращаются в застывшие статуи. Лишь этот говорящий парень продолжает свои попытки что-то поведать мне. И с каждой минутой его голос становится громче. Я суживаю глаза, пытаясь прочитать по губам, но внезапно в мозг врезается фраза: — Кирюш, просыпайся. Открываю глаза и вижу маму, которая теребит меня за плечо, держа в руке кружку с ароматным кофе. Мотаю головой, пытаясь понять, откуда эта фраза. Из сна или реальности? Похоже, что из второго. Чёрт, мне так хотелось досмотреть этот сон. — Уже половина восьмого, завтрак на столе, а я на работу, — говорит мама, открывая занавески. — Я отключила будильник, ты всё равно его не слышал. Киваю, скинув с себя одеяло. Что за странный сегодня день. Злой куратор, добрая мама. Они поменялись телами? Если такое вдруг случится, то спасибо, не надо, я тогда точно вскроюсь, ну или пырну куратора-мать. Стоп, что? В последнее время у тебя ужасные мысли, Кирилл. Прекращай. Быстро позавтракав омлетом и запив всё мятным чаем, я сбегал за рюкзаком, закинув в него все учебники и тетради. Расписание в нашей школе такое непостоянное, из-за чего приходится таскать либо всё, либо ничего. Ты можешь идти к первому уроку на математику, а оказаться на русском. И что из этого хуже, не понятно. Выйдя из подъезда, я чуть не врезался в Шестакова. Он стоял, облокотившись о перила лестницы, медленно затягиваясь сигаретой. Я непонимающе посмотрел на него, на что Тимур нахмурился, протянув мне конверт. — Я, блять, не голубь почтовый, но этот парень заплатил косарь. После этой фразы русоволосый поправил лямку школьной сумки, развернувшись и направившись к выходу с моего двора. Повертев прямоугольный белый конверт без единой подписи, я засунул его в рюкзак, поспешив в школу. Безусловно, мне было интересно, что там, но оставим это до лучших времён. Хотя бы до дома. Ведь если я опоздаю на физику, то учительница порвёт меня перед всем классом. Физику отменили. Вместо этого одиннадцатые и десятые классы собрали в аудитории, где обычно проводились различные заседания, чтобы провести лекцию. Девчонки, сидевшие передо мной, шушукались, обсуждая тему собрания. Немного придвинувшись, я понял, что речь пойдёт о вреде интернета. Ничего интересного. По этому поводу нас собирают каждый год. Когда я учился в восьмом классе, то директриса делала попытки поставить в школе заглушки и запретить телефоны. Но старшеклассники подняли бунт и ей пришлось уступить. Поэтому такие собрания с подобной темой уже никому не интересны. Прошло уже двадцать минут. Я положил голову на парту, заткнув уши наушниками с музыкой, без интереса смотря на человека из министерства, который с пеной у рта пытался доказать, как интернет угрожает нашим жизням. Вскоре этого мужчину сменил молодой и высокий парень. Он закатал рукава белой рубашки, попросив включить какой-то видеоролик с его флешки. Свет погасили и на электронной доске стали мелькать фотографии подростков. Мне стало любопытно, что говорит этот парень, поэтому вынул один наушник, сделав музыку чуть тише. Речь шла об играх-убийцах. Это заставило меня освободить уши, выровнявшись. Если сначала на фотографиях были улыбающиеся мальчики и девочки, то вскоре их сменили мёртвые тела. Школьницы стали громко пищать, закрывая глаза. Неестественные позы тел в лужах крови возле высотных зданий, умиротворённые лица в воде ванн с перерезанными венами, посиневшие губы и шея у повесившихся. Я с ужасом смотрел на экран, а парень продолжал рассказ. — Самое страшное, что среди этих тел есть парень из нашего города, — фотография улыбающегося Максима заставила меня чуть ли не подскочить с места, но я лишь вцепился в парту, слушая дальше. — Вчера утром его тело нашли во дворе офисного здания. Самое страшное, что на его губах была улыбка. Переписка в социальной сети подтвердила, что он был игроком смертельной игры. К сожалению, страница человека, который давал ему задания, удалена, — фотография счастливого рыжеволосого сменилась его мёртвым телом. Он лежал на животе, а его конечности наверняка были сломаны, ибо вывернуты они были слишком неестественно. Показали даже лицо парня. С милой и спокойной улыбкой. Дальше я не слушал. Попросился выйти и выбежал из аудитории, еле сдерживая слёзы. О чём он думал, когда летел вниз? Был ли он рад смерти? Похоже на то, ведь его улыбка была такой счастливой, словно это самое лучшее, что могло произойти. Я забежал в туалет, направившись к раковине. Облокотившись о края, стал смотреть в запачканное пальцами зеркало на плачущего себя. Лицо искажено гримасой боли и обиды. Моя сентиментальность вскоре привела меня в бешенство и я со всей силы ударил кулаком в отражение. Из костяшек тут же начала сочиться кровь, а зеркало раскрошилось посередине. Бордовая жидкость уже падала огромными каплями в раковину, а слёзы продолжали течь. — Я тоже его знала. Я испуганно повернулся к двери и увидел девушку. Она пыталась подкурить сигарету от зажигалки, даже не смотря на меня. Чёрные длинные и прямые волосы выглядели грязными, некрасиво спускаясь сосульками по груди до живота. Тёмная одежда, вызывающий макияж, чересчур худая фигура. Я узнал эту девушку. Анорексичка из параллельного класса. Она известна в школе тем, что вызывает рвоту после каждого приёма пищи в школе. Больная не только физически, но и душевно. — Откуда? — спросил я, вытерев рукавом слёзы, повернувшись к Марго. — Жили в соседних домах, — ответила она, брезгливо осмотрев меня. — В день, когда он был в школе и ждал тебя, Максим ушёл со мной. Я знала, что он играет. Бесполезно было вытягивать этого пиздюка из игры. Марго словно выплёвывала эти слова, её голос был пропитан желчью. Я уже успокоился, пытаясь оттереть бумажными полотенцами кровь с костяшек, которая не прекращала течь. — А ко мне ты зачем пришла? — грубо спросил я. Девушка грозно посмотрела на меня, фыркнув. — Больно ты мне нужен. Я в мужском туалете курю всегда, а тут ты ноешь, как девочка последняя. Сдох и сдох этот пидр, так теперь реветь из-за него, что ли? Она успела договорить последние слова до того, как я подскочил к ней, сжав пальцами тонкую шею, прижав Марго к стене. Она начала брыкаться, вцепившись в мою руку, пытаясь ослабить хватку. Но поняв, что я сильнее, девушка улыбнулась сумасшедшей улыбкой, прохрипев: — Ты ведь тоже сдохнешь, как этот рыжий. Кит. И она начала смеяться. Громко и безумно. Я отшвырнул её к раковинам, но черноволосая, упав, не перестала заливаться хохотом, начав кататься по полу. Посмотрев на эту умалишённую в последний раз, поспешил выйти из мужского туалета, решив не возвращаться на лекцию. Благо рюкзак я захватил с собой. Все эмоции куда-то делись после этой стычки. Я целенаправленно и уверенно шёл к вышке, игнорируя боль в руке от удара. Сегодняшний день просто пестрит странностями, что заставляет мою голову чуть ли не взрываться от этого переизбытка. Такое будет теперь всегда? До дня моей смерти? Я ведь был обычным подростком, которого гнобили в школе и кормили нравоучениями дома. Так почему всё это стало так стремительно меняться? Неужто эта игра так влияет на жизни? И что же ждёт меня к пятидесяти дням? Наверное, я просто сойду с ума. Уверен, я выглядел сейчас странно. Подросток, испачканный в некоторых местах кровью, с перемотанной бумажными полотенцами рукой, смотрящий на верхушку телефонной вышки. Залезть туда будет не проблема — с краю была лестница. Главное, не струсить. Если честно, то такие задания разыгрывали в моей крови адреналин и выполнить подобное не составляло труда. Вот и сейчас. Передо мной открывался чудесный вид. Странно, что меня никогда не посещали мысли залезть сюда. Я протянул руку, будто трогая город. Он на моей ладони. Я могу многое, если захочу. А что я хочу? Изменить свою жизнь? Да. Выйти из игры? Безусловно. Надрать задницу куратору? В первую очередь. Пусть он думает, что всё это ломает меня, что я жажду смерти. Но я при этом буду делать маленькие шаги к счастливой жизни. Вырвусь из игры, которая предупреждает в самом начале, что выйти из неё невозможно. Так ведь возможно всё! Почему я понял это только сейчас?! Наверху было мало места, но перегородки вселяли уверенность, поэтому я сел на пол, свесив ноги. Достав телефон, я сделал фотографию, отправив куратору, как он и просил. Он прислал ответ через минуту, но мне было не интересно. Я вспомнил о письме, поэтому потянулся к рюкзаку, вытащив конверт. В нём оказалось не письмо. Фотография. Сначала я вытащил её обратной стороной, прочитав послание:Твой личный Кит. Лишь твой.
И что хотели этим сказать? Как странно это звучит. Я перечитывал снова и снова, вскоре перевернув фотографию. На ней был я. Спящий, завёрнутый в одеяло. Похоже, что она и вовсе была сделана сегодняшней ночью. Этого мне не хватало. Но вновь странно, что такое не напугало. Тихо ухмыляюсь, понимая, что сейчас меня мало что сможет испугать. Смерть? Пройденный этап. И не раз. Предательство? В этом я могу давать уроки. А может угрозы? Нет, даже это мы уже проходили. Меня лишь интересовал вопрос, кто это сделал и с какой целью. Плевать, не хочу думать об этом, пусть все идут лесом. Моё внимание отвлёк звук сирен. Посмотрев вниз, я увидел полицейские машины, которые подъезжали к вышке. Нахмурившись, я наблюдал за людьми в форме, которые устремили взгляд на меня. Один из них стал говорить в рупор, чтобы я не прыгал. Да я и не собирался. Люди внизу стали суетиться, кричать мне о том, чтобы я передумал и выбрал жизнь, ведь у меня ещё всё впереди. Мне почему-то стало смешно и я расхохотался, наблюдая, как приехали спасатели и стали поднимать лестницу. Чувствую, что остаток дня пройдёт ещё веселее.