Ангел восточного окна

      Джон подскочила в постели и ошарашенно осмотрелась. Шотландское небо за занавесью только принялось голубеть, а на будильнике мигали шесть часов утра. Очень спокойного, даже с намёком на «доброе», утра; тело не ломило от усталости, голову кружила приятная лёгкость. Она не помнила, что ей снилось ночью, лишь то, что это было очень успокаивающе.       На днях в момент просветления Джон записалась на три собеседования, которые начинались со следующей недели. Два из них находились в пределах Старого и Нового города[1]. Оставшееся требовало выезда в Дандерхолл. Когда она изучала в сети местоположение местной больницы, то заметила близость в нескольких милях от неё пчеловодства. На миг под левым ребром тянуще и протестующе заныло. Чтобы отвлечься, она чётко и раздельно перечислила себе целительные плюсы пригородной работы.       А сейчас её не изводило ежеутреннее недомогание, которое должно было, по идее, отяготиться употребленным накануне виски и Ко. Джон сочла это добрым знаком — среди скопившегося за последнее время дерьма. «Господи, пусть всё наладится. Вряд ли всё будет так, как раньше. Но, пожалуйста, пусть всё будет нормально, Господи. Прошу тебя.» После завтрака она спустилась прогуляться, раз ей выпали ленивые дни до закладки новой жизни.       Дойдя до Хаба[2], она осознала, что вокруг лето. Конечно, эдинбургский июль яркостью и жарой не шёл ни в какое сравнение с мадридским или кабульским (о, о последнем она знала не понаслышке). Однако осознание накатило на неё сродни озарению, отчего она долго стояла на месте, вдыхая воздух, напоённый выхлопами бензина, крепким духом свежей выпечки и еле уловимой смесью морского и травяного запаха. Невидимая рука, державшая её в напряжении месяцами, ослабла.       В кармане завибрировало.       «Гарри?» Кто ещё мог слать сообщения беглому врачу-терапевту с кучей психологических травм, кроме запойной родни. Джон нажала на кнопку и чуть не выронила телефон.       00:27. Позвони или отпишись, когда приедешь домой.       01:20. Джон, ты уже у знакомого?       02:03. Джон?       02:48. Надеюсь, ты в порядке. Позвони мне утром, пожалуйста. Спокойной ночи.       08:15. Утра, дружище. Как пробуждение?       Последняя SMS гласила: Я начинаю переживать, парень. Кончай шутить. Я позвоню через 15 мин.       Пока она остолбенело изучала сообщения, данный ей Мэри срок истёк: на экране высветился неизвестный номер.       — Алло, Джон?       — Да, Мэри, привет. Извини, что не отвечала. Буквально сейчас прочла твои «эпистолы». Я тронута, серьёзно. Спасибо за заботу. Как ты?       — Нормально, ты как?       — Никаких последствий, представь? Видимо, есть ещё порох в пороховницах.       Смешок.       — Слушай, вчера мы как-то неправильно распрощались. Это из-за меня, да? Ну, то предложение переночевать после долгой разлуки. Ты рассердилась?       Джон попыталась незаметнее выдохнуть воздух сквозь стиснутые зубы.       — Что ты. Я просто торопилась к Майки. Сам понимаешь, стыдно причинять неудобства, если напросился временно пожить. К тому же, я подумала, будет неплохой идеей тут остаться подольше.       На другом концу связи осмысливали её ответ.       — Ладно. Хорошо. Тогда нам необходимо опять пересечься, чтобы я загладил неловкость. Всё равно чувствую вину за произошедшее. Ты не можешь оставить старого друга погибать от самоедства!       Она помедлила.       — Было бы неплохо, можно насчёт завтра в полседьмого у Парламента. Прямо там, где ты меня вчера поймал. Как ты сам?       — Окей. Ну, меня тебе никогда не перепить, дружище. Бодр как огурчик и всегда готов как бойскаут. Кстати, Джон, забыл вчера сообщить, что наш Викки уже год живёт парижанином. На днях собирается погостить в родных краях, хочешь собраться вместе?       — Э, нет. Здорово, рада за него. Да, конечно, как-нибудь обязательно, — Джон помолчала, не зная, как дальше продолжать беседу.       — Слушай, Мэри. Я немного тороплюсь. Давай до следующего раза, договорились? Спасибо ещё раз за заботу.       — Договорились. Пока.       — Угу, до свидания.       «Надо наконец найти жильё.» Джон вытянулась поверх одеяла с газетой, испещрённой галочками около интересных объявлений. Определиться следовало как можно скорее. Перебирая способы сэкономить на съёме, она запнулась на мысли о соседе по квартире. Сердце зашлось, а дыхание зачастило. «Джоан, считайте вслух. Раз, два, три, четыре…», — как-то велел Эл во время очередной панической атаки. На «пятнадцати» она глубоко выдохнула. Внутренний Эл продолжил:       « — Попытайтесь писать. Я понимаю, теперь блог для вас — не вариант. Я имею в виду — по бумаге. Заведите дневник, описывайте всё произошедшее с вами для себя, свои эмоции. Перечитывайте. Стремитесь к живому общению, пусть непродолжительному, с разными людьми и не концентрируйтесь на одной личности.»       Джон открыла глаза.       — Когда пойду искать квартиру, постараюсь выбрать с такими же умиротворяющими бежевыми обоями, — пообещала она на себе.       Сев за стол, Джон проверила ручку на наличие чернил и коснулась её кончиком первой строки тетради.              Если бы меня попросили назвать двух наиболее непохожих людей, которых знаю, то я бы не задумываясь назвала братьев-двойняшек Морстенсен.       Впервые я встретила их в шесть лет или около. Они были детьми новых соседей, переехавших из Торсхавна[3] в Стирлинг[4]. Впрочем, для девочки нежного, но шустрого возраста они были просто мистер Магнус и миссис Шарлотта из зелёного дома напротив.       Однажды любопытствующая мама зазвала миссис Морстенсен на «чашечку чая», чтобы добыть из гостьи сведений о себе, то есть, почвы для пересудов. Довольно безобидные сплетни про соседей являлись любимым видом спорта на Каслвью Драйв[5], уступая только обсуждению свежей порции «Улицы Коронации»[6]. На мои плечи легла ответственность развлечь детей гостьи. Так состоялось моё знакомство с Марионом и Виктором.       Не уверена, что в памяти нас троих оно окрашено в радужные тона: к вечеру каждому досталось по шраму. У меня — под правой коленкой, у Мариона — на нижней губе, а на запястье Виктора отпечатался след укуса. После этого нас не оставляли наедине для укрепления какой-либо дружбы. Однако, как говорится, был сделан почин.       Возможность стать ближе подвернулась довольно банально — когда я только пошла в школу, а мальчики, будучи старше, уже два года как хвастали формой. До этого мы в-основном злобно переглядывались через забор или за юбками мам. Теперь мы свободно кипели негодованием в шаге друг от друга, идя на занятия и возвращаясь с них. Из-за грустного опыта ябедничества и круга взаимовозмездия, мы договорились о нейтралитете и не по-детски серьёзно старались его соблюдать. Постепенно договор забылся, зато привычка осталась. Росту приязни в немалой мере также поспособствовало отсутствие на улице сверстников, затем пришли общие увлечения и игры.       Они были моими первыми друзьями, они были моими лучшими друзьями. Именно они дали мне второе мое имя — «Джон», потому что стала их третьим и младшим братом. Именно с ними я билась стенка на стенку против группировок с параллелей и с ними несла наказания (как и избегала, с завидной частотой). Именно они лезли ко мне в окно, пока я болела, с контрабандным мороженым, и именно я ваяла сочинения по литературе на заданную тему от трёх лиц. Мы делили между собой не только завтраки и уроки, но практически всё свободное время с его радостями и горестями.       В средней школе к нам перевелась Мэгги Смит. Так окончательно сформировался наш нерушимый союз Четырёх.              Неожиданно Джон зевнула. Её на самом деле потянуло в сон без дополнительных стимулирующих средств. Боясь упустить шанс, она бросила ручку и ласточкой кинулась на подушки.       «Пожалуйста, пусть и сегодня я засну мирно. Господи, пожалуйста, пусть я не увижу его умирающим. Вновь и вновь. Прошу тебя, пусть я…»