Бой в долине Лин

      Северный город Тальн готовился ко сну: мужья думали о грядущих заботах нового дня, дети нехотя ложились спать, а жены гасили фитили ламп, освещавших комнаты. Люди Тальна не знали о беде, что под ликом равнодушной луны приближалась по болотистым лесам. Не ведали о ней ни стражники на стенах древнего форта, напрасно вглядывающиеся в могучие воды реки Унара, ни дозорные корабли, мерно тянущиеся по течению. Лишь тишина черных вод да ночная прохлада встречали их на воде. Ибо древний враг впервые надвигался с суши.       Отряд лучших из островитян прокрадывался к крепостным стенам. По приказу вождя каждый из них прикрепил к броне ветки, найденные на опушках леса. В это мирное время защитников на бойницах почти не было. Для детей севера, покоривших склоны островных скал, не составило труда забраться по покрытой глубокими трещинами преграде. Стражники на воротах не подняли тревогу — их перерезали еще до того, как последний северянин вскарабкался на стену. Створки ворот, избавленные от засова, со скрипом отворили дорогу в спящий беззащитный город. И лишь тогда окрестности огласил глас боевого рога.       Стая северян хлынула в ворота. Разбуженные ратники Тальна даже не успели схватить мечи и копья. Островитяне легко разметали немногие отряды, собравшиеся на площади, и ринулись вверх по улицам, хаотично бросаясь кто куда.       Взвыли собаки, послышались крики. На улицах начиналась давка. Загорелись первые дома. Вспыхнули ратуша, порт, караульня, ремесленные цеха, торговая площадь. Пламя поглощало дома зажиточных торговцев и обители нищих, рыночные кварталы и казармы, святые места и бордели. По одной из улиц в последней скачке проносились добрые боевые кони, чьи гривы пылали огнем. Копыта их беспощадно молотили и горожан, и устремившихся за ними захватчиков.       Островитяне ходили по домам, выволакивали на улицы женщин, выбрасывали из узких окон младенцев, оставляли гореть стариков. Многие из них, забыв о еще идущих в городе стычках, бросали мечи и выносили из домов ткани, богато украшенные приборы, гобелены, оружие, женские драгоценности. Захватчики бросали награбленное в горы на площади и затем шли в иные дома, поджигая те, в каких уже побывали.       Самые удачливые из горожан в панике ринулись наверх, к замку, но второй ряд стен, отрезающих верхний город от рыночной площади, успели закрыть. Защитники Тальна, в спешке покинув посты у гавани, ринулись на защиту стен. Пристань защищали матросы, оставившие свои корабли. Песней надежды для одних и смертельным вихрем для иных звенел тетивой верный лук.       На площади пред дворцом собиралась, смыкаясь в тесный строй, личная охрана лорда. В отдаленных районах города, еще не поглощенных огнем, немногочисленные смельчаки собирали собственные дружины.       Горожанам, попавшим под защиту стен, казалось, город сможет сдержать набег. И тогда на дальней водной глади темной реки замаячили быстро приближающиеся точки…

***

      Лунный свет заглядывал в высокие окна, едва пробиваясь через плотный дым пожарищ. Бледные лучи скользили по лицу мужчины, придавая мертвой белизны хищному обветренному лицу.       Двигался он ритмично, не замедляясь и не ускоряясь, отчего шаги его создавали своеобразный марш, громогласно звучавший в холодном опустевшем зале. Иногда он все же останавливался, прислушивался… однако снаружи раздавались лишь стихающие звуки боя да громкий треск горящего дерева — так в предсмертных судорогах бился город Тальн.       Обнаженный меч, ведомый ни разу не дрогнувшей рукой, был весь забрызган чужой кровью, да и на плотной стеганой куртке не осталось чистого от бурых пятен куска. При входе во дворец, переступая через трупы охраны, налетчик отбросил шлем, позволив засаленным черным волосам рассыпаться по шее и груди. Изрубленный щит он оставил там же: в защите более не было нужды.       Юный Олаф — сын Рудольфа Рыжебородого — славно сражался в этом бою. Он положил семь врагов, а сколько убегавших жителей, женщин и мужчин, пало от его меча, известно одному Ультану*. В числе первых налетчиков Олаф врезался в плотный строй копейщиков, рубя без разбора. Теперь, когда враг сломлен, настала пора поживиться.       Все его собратья побежали на верхние этажи — в покои и тронный зал. Глупцы. Там сейчас собрались последние стражники, да и сокровища забрать не дадут: лучший кусок всегда получают любимцы ярлов. Простым воинам, вроде Олафа, стоило обратить внимание на иные комнаты замка, где порой встречалась добрая добыча. И вот северянин бродил по обители врага в поисках наживы.       Жаль, что его старания не были вознаграждены должным образом. Пока сверху доносились радостные крики собратьев и громкий, но совсем другого тона, вопль какой-то девчонки, Олафу встречались лишь лунный свет и мрак, мраморные колонны просторных залов да гнетущая тишина. Уже собравшись развернуться и идти прочь, Олаф заметил слабый луч света в дальнем углу пустого коридора. Ускорившись, он добрался до заметной двери.       Сильным ударом ноги северянин снес с петель эту смешную преграду и радостно ухмыльнулся. Его глазам открылась небольшая, но богато украшенная комната. Кровать белого цвета, закрытая тюлем, стол с зеркалом, ширма в углу и окно, выходящее в сад — все это сулило юному, но уже бывалому грабителю, добрую добычу.       Затем Олаф заметил мужчину. Он был куда старше самого Олафа, уже седой, но все еще не старик. Взгляд налетчика сразу остановился на обнаженном мече в руках незнакомца.       Они стояли так несколько мгновений и изучали друг друга. Олаф ударил первый, однако защитник успел отбить удар и сразу же ответил своим. Налетчик попытался отступить назад, но враг его тут же ринулся следом. Южный меч, более короткий, чем клинок северян, предполагал короткое расстояние между бойцами, а попытки Олафа отступить встречали быстрый отпор. Южанин заставлял северянина отбивать удары неудобным для такого расстояния длинным клинком, нанося быстрые колющие удары, которые налетчик отражал круговыми оборотами. Попытки Олафа перехватить инициативу были опасны — он не мог как следует размахнуться и потому вынужден был играть по правилам противника.       Наконец северянин отвел меч слишком далеко. Мгновенно заметивший это опытный воин позволил себе рубящий удар, но оружие его не достигло тела соперника. Олаф ловко отпрыгнул в сторону, уклоняясь от смертельной опасности. Осознавший свою ошибку защитник попытался отойти назад, но было уже поздно. Северянин обрушил удар на плечо своего врага.       Где-то слева от победителя послышался отчаянный женский вопль. Олаф едва успел обернуться и выставить левую руку, чтобы схватить нападавшую. Он застыл, разглядывая добычу.       Хрупкая и бледная, с черными кудрявыми волосами, одетая в черное платье с золотой вышивкой. Ее красивые глаза были полны слез. Северный налетчик перехватил взгляд девочки, полный злости и откровенного страха, и довольно оскалился.       «Дочь ярла», — сразу подумал он, решив, что эта охота заканчивалась удачно.       Вдруг его руку пронзила дикая, острая боль. Олаф резко рванулся, на секунду растерявшись и отпустив девчонку. Из левого запястья торчал кинжал для резки яблок. Добыча Олафа, оправившись, побежала прочь.       Он догнал ее у колонны. Сильно ударил рукой в живот, легко погрузил на плечо, а затем, перешагнув через тело убитого, бросил на кровать. Она пыталась вскочить, но Олаф не позволил. Девчонка что-то кричала — он не понимал. Впрочем, догадаться было не сложно.       Ее платье быстро порвалось. Она пыталась кусаться, царапалась, вырывалась, однако все равно лишилась наряда. Даже обнаженная, она не оставляла попыток ударить его в пах, тянулась к брошенному им совсем близко мечу. Олаф, все еще разозленный из-за раненой руки, с силой влепил ей пощечину, отчего девица едва не потеряла сознание, обмякнув на его руках. Минуту позволив себе насладиться испугом своей добычи и кровью на ее красивом личике, Олаф развязал тесемку на собственных штанах.       Северянин решил не оказывать ей последнюю милость. Решил взять ее как рабыню, развернул на живот, силой прижал к кровати, пресекая ее попытки извивать бедрами, и одним резким движением вошел в нее. Знатная девчонка вопила как крестьянка, сучила ногами, пытаясь отстраниться, и, судя по тону, быстро начала умолять. Однако он остановился, лишь когда сам захотел.       Встал, быстрыми шагами прошел в другой угол комнаты. Увидев на небольшом столике графин, Олаф схватил его и сделал долгий, жадный глоток. Сладкое южное вино обожгло его глотку приятным теплом.       На девушку, беспомощно рыдающую на постели, он даже не смотрел. Олаф уже давно все решил. Рабынь себе всегда забирали ярлы. Они даже получали деньги с их продажи, а им молодой северянин точно не собирался оставлять такую красавицу. Он снова подошел к несчастной. Схватил за шею, прислонил к кровати и показал нож. Северяне верили: принять достойно смерть имел право каждый человек. Даже раб… Но она не хотела. С новой силой задергалась, пытаясь вырваться, что-то шептала, глядя в его глаза с глубоким неподдельным ужасом. Нож легко вошел в шею девушки.       Олаф презрительно осмотрел ее труп, прошел по комнате, шаря окровавленными руками в вещах дворянки. Девчонка, да еще и мертвая, явно не была достойной платой за его труды.       Вне стен дворца догорал город Тальн…