«De furore Normannorum libera nos, Domine» * © Строка из популярной молитвы раннего Средневековья
Дубовый пол чертога заскрипел от прикосновения его сапог. Тепло огня и запах хмеля приветственно потянулись к нему. В зале стихли все разговоры, перестала играть музыка, стихли пьяные выкрики и полушепот. Эрик Пятый, сын Фульгенфа, владыка северных островов, конунг Великой армии, наследник рода Морских Владык, быстро прошёл через пиршественный чертог и занял место на самой верхней скамье. Отсюда ему куда лучше был виден бывший тронный зал лорда Тальна. По левую руку от него сидела могучая Брунхильда, Дева Копья, подарившая ему легкую улыбку, и её многочисленная родня. По правую, мрачен, как грозовая туча, напротив пустой тарелки, — дядя, чьи крупные заплетенные в косы волосы спускались на стол. Впервые за столетия под сводом полуразрушенного чертога древнего города Тальн собрались ярлы со всех Северных островов. За столами, стащенными с руин всего города, бок о бок сидели Огнепоклонцы, почитатели Волка Урсиса, древние племена скалистых островков северного моря, верные ратники вотчины конунгов, Девы копья, вожди морских разбойников, примкнувшие к походу уже после его начала. Даже жители страны льдов, самого северного края, известного смертным, сидели за столами, резко выделяясь на фоне остальных северян необычной худобой и в то же время мощью стана. В зале сидели лишь самые достойные воители и их ярлы, теперь ждавшие от него, юного конунга, речи. Зал внимал ему, как, должно быть, внимали верные ярлы и князья древним Морским владыкам. В другом конце зала, отдельно от других, сидели речные князья Адольф и Уоррик, князь-изгнанник с Гор, да ещё какой-то подранок, загнанный правителями из дома Гатлеров и десяток-другой их дружинников. Из всех них только Адольф был достойным союзником, способным выставить в поле почти тридцать сотен воинов. Остальные же не представляли из себя ничего ценного, но первые пришли на его зов и уже потому удостоились сидеть с воителями островов за одним столом. — Привет вам, соратники и сородичи, — громогласно начал он. С самого своего рождения, в зимний час, когда мужи и девы островитян собирались у спасительного жара топимых костров, он мечтал об этом моменте. Мечты эти достались ему с материнским молоком, с первым отцовским ударом. Они взывали символами на забытом рунном языке, выгравированными на лезвии его первого стального меча, слышались в гуле ветра, впервые натянувшем кожу паруса его первого корабля, вопили к нему, вторя первой его рабыне, срывались с уст первого мужа, убитого им. Он видел этот миг во сне. Миг, когда он, Эрик из рода Морских конунгов, вернется на родную землю. — Соратники и друзья! — слова лились из глотки, отринув разум, как льются крики или неровное дыхание. — Попомните, где ныне я собрал вас. Гавань Конунгов, могучая твердыня, что названа в честь бога Свена, встречает нас руинами и гарью. Во времена могучих моих предков тут порт стоял. И корабли, построенные в верфях, покой хранили на реке Унаре, а враг, что с моря угрожал нам, был бит, как биты были все, кто меч поднял на власть Морских Владык. Забыты времена те. И даже старец, доживающий свой век, не вспомнит моих предков и их власть. Пес, служивший нам, взбесился и в борьбе кровавой взял верх. Но разве может взбешенный пёс наделом льва владеть? Пустил пёс в землю нашу орлов, пожравших юг и радостно налетевших на израненную сечью землю. Теперь стоим мы не в Свенпорте, а в Тальне, названным на их торговом языке. Нет! Стоим мы на руинах. Но чьи руины? Свенпорта, украденного у нас? Нет! Руины Тальна, где смертью рабыни умерщвлена Кейтлин Гатлер. Пёс издох давно, теперь черед его выводка. В голове снова возник образ тела, распластанного на окровавленной кровати. Эрику говорили, что в природе рода равнинных псов необычная красота, однако тело Кейтлин Гатлер, безжизненное тело с вспоротым горлом, все равно пугало своей чародейской, пленительной привлекательностью. Лишь приоткрытые остекленевшие глаза, будто взывающие к пощаде, заставляли дрожать от страха. Эрик помотал головой, сопротивляясь воспоминаниям. Эта война и не станет он, победитель, горевать о умершей дочери врага. — Пусть новость эта костью в горле станет князьям большой земли. Пусть вспомнят Кейтлин Гатлер их дочки, что носят украшения и титулы, принадлежавшие лишь нашим дочерям. Пусть вспомнят город Тальн владыки, что дерзнут драться за отобранный мой трон. Пусть сыновья их помнят рать, что умерщвлена нашими воинами под этими стенами. Пусть помнит кровавый Нортвалл и княжий род пса, издохшего недавно, с кем драться предстоит в полях им. Пусть вспомнят и ужаснутся! Громогласный крик сородичей утопил его прервавшуюся речь. Сотрясая кружками с хмелем, боевую песню начали орать дружинники, а за ними и многие ярлы. В единый звук орды слились гласа жителей страны львов, звонкие крики Дев Щита и могучий бас северян. Люди присягнувших князей молчали. Эрик снова и снова проходил взглядом людей в зале. Среди дружинников он видел братьев по оружию, с которыми был знаком с детства, среди ярлов — лучших людей его народа. Еще недавно все они, присягнувшие ему на верность, страдали, подвластные воле морских волны да ветра. Еще недавно они были никем, кучей сброда, плывущим грабить прибрежные селенья да бесчестить рыбацких дочурок. И даже последний северный скальн не мог представить, что поход их славный достигнет таких высот в первые набеги. Уж пал ненавистный Сторм, сгорел Тальн. Мертва княгиня Кейтлин. Три князя уже присягнули ему, ему, Эрику, а ведь поход длился лишь два дня. «Придут и другие. Многих обидел почивший Эдуард Гатлер. Многим пересек дорогу. Шутка ли, он отдал земли к востоку от Унары имперцам, людям Юга. Тем, кто на снега и ногой не ступал. Издох старый пес, хорошее наследство оставив сыну своему, проповеднику южной религии, поборнику традиций отцов. Не могут псы править землями львов. Не могут, и сами мчатся назад, под знакомый ошейник». Когда гул поутих, медленно поднялся темноволосый Адольф. Эрик вспомнил рассказы о том, как мятежный князь бился с Гатлерами в войсках свергнутого короля из рода Сибардов. Он, как и прочие, был прощен князем-псом, однако обиды не забыл. Адольф молвил: — Мой конунг. Лазутчики твердят, что войной на нас идет Рыжий Гатлер **. С ним восемь тысяч верных воинов, среди которых наследник Тальна. — Вор, а не наследник, — тут же поправил Эрик. — Пусть так, мой конунг. Но в битве предстоит нам это доказать. За Ричардом пойдут многие. Он молод и силен, к тому же муж последней из рода Сибардов, а значит войска их прежних вассалов будут с ним. Достигнув нас, его полчище прибавит в численности. — Я знаю, друг мой. — «Не у одного тебя лазутчики в стане Гатлеров, речной князь. И мой, пожалуй, знает больше.» — Известно мне, что в войсках Ричарда ныне лучшие из числа всадников равнин и худшие дружины, собранные из безбородых юнцов. В зале послышались ехидные смешки. — Как намерен наш конунг встретить их? Эрик встал. Он ощущал невероятную пьянящую мощь, видя на себе взгляды лучших из северян. Мощь и величайшую любовь к каждому из воинов в этом зале и каждому, кто встал лагерем под его стенами. — Немедленно я дам ответ вам, князь Адольф. Пусть внесут карты!***
Гул боевого рога пронесся по побережью Унары, подобно диким порывам речного ветра. Верхушки еловых деревьев сгибались под его ударами и громогласно, словно переговариваясь, рыдали в унисон. Ледяная гладь воды отражала золото солнца, переливаясь и блестя. Тучи маячили на небосводе, угрожая смертным в любой момент разразиться проливным дождем. Но Прародитель Свен, бог солнца, все еще улыбался своим последователям широкой, теплой улыбкой. Люди, пришедшие с севера, холода не замечали: для них даже это слабое весеннее тепло казалось достойным жаркого летнего дня. Лагерь налетчиков медленно, повинуясь громкому звуку рога, пробуждался от ночных грез. Мужчины и женщины выходили на свет из палаток, разводили костры, разбивались по своим дружинам, затерянные в этом безумном празднестве. Вчера три северные рати пересеклись на руинах города Тальн. Передовая флотилия, разорившая вольный город, осталась в руинах. Третья рать северян, отколовшись от общего похода у устья Унары, где направилась вдоль побережья и грабила тамошних торгашей, присоединилась к флотилии конунга несколькими днями ранее. Войска конунга, медленно плывшие по течению, бурей накинулись на твердыню Хель, могучую морскую крепость, которую передовая рать северян вынуждена была проплыть тайком. Этому приему северян научили контрабандисты, скрывающиеся на островах от бича закона южных земель. Благодаря этому маневру Тальн был взят столь малой кровью, а неприступную Хель покинула большая часть сил, спешившая помочь торговому городу, что позволило конунгу успешно осуществить штурм, не потеряв преимуществ неожиданного нападения. Наконец, близ руин Тальна, окрыленная чередою славных и быстрых побед, встретилась вся рать островитян. Поистине великая дружина плыла на юг, орошая берега Унары кровью. Тогда же великий конунг провозгласил себя полноправным королем Нортвалла, наследником Морских королей и правителем государства. Он отправил гонцов всем ярлам большой земли и их людям, с требованием преклонить колено перед сыном старшей крови. Конунг говорил перед народом, и обрывки его речи летали по лагерю, принимая множество видов и возможных трактовок. Легенды рассказывали и о первых приказах самопровозглашённого короля-конунга. Среди прочего, говорили о том, что конунг ищет мастеров и подмастерьев корабельного дела и прочих, умеющих работать с деревом. В честь соединения сил и столь великих побед ярлы давали один из лучших пиров на памяти северян. Эль и солонина из родных земель перемешивалась с богатыми дарами местных владений: оленина, кукуруза, яблоки и птица. Отовсюду доносились боевые песни о героях прошлых лет. Однако теперь, когда празднество подошло к своему концу и сменилось тихим утренним светом, воинам уже было не до веселья. Олаф вывалился из палатки, грязно выругавшись. Голова беспощадно трещала, зло напоминая о выпитом вчера вине. Он хорошо помнил, как пряный вкус проник в горло, согревая и пьяня. Куда хуже он помнил, как плясал с кем-то из воительниц, может с Вив, может с Лартой. Дальше лишь темень. Пусто. Пытаясь бороться с головной болью и слабостью в теле, Олаф кое-как доплелся до костра, где устало упал на мягкие подстилки, принимая из рук товарищей глиняную тарелку. — А, славный герой Олаф, — улыбнувшись, приветствовал его беловолосый Хельм. Олаф любил его за честность в дележке добычи и словах. Кроме того, Хельм бесстрашно бросался в любой бой за своего ярла. Такими людьми Олаф, идущий вперед лишь ради наживы, искренне восхищался. А уж каким хорошим Хельм был копейщиком! — Магра меня побери, сколько я пил? — спросил сын Рудольфа, поедая ломоть хлеба. — Достаточно, — отвечал Зигфрид. Его Олаф уважал куда меньше, нежели Хельма. Жадный до добычи, тем не менее, он казался Олафу опасно верным своему ярлу, и потому странник часто сторонился его компании. — Достаточно, чтобы славить прекрасный город Тальн и его жительниц. Олаф зло стиснул зубы. Вино, вино, Магра его… Коварный напиток южан сыграл с ним злую шутку. В комнате той дочери ярла он нашел немало интересного. Жемчуга, золота, несколько колец и дорогой обруч. Внушающее сокровище даже для торгового города. Вернувшись после боя в лагерь, Олаф решил не сообщать о добыче ярлу. Риск был велик, но отдавать половину сокровищ дружине он не собирался. — Много я сказал? — зло бросил Олаф. Но ответить ему не успели. Рядом с дальней палаткой грозно замаячили две видные фигуры. Рослые люди из числа лучших, вооруженные большими круглыми щитами и железными палицами, одетые в черные плащи и шлемы. Люди из личной охраны ярла. — Олаф, — окликнул его человек в черном плаще, приблизившись. — Ярл зовет тебя. — Мне нужно одеться, — буркнул он, вставая. Воитель согласно кивнул. Не подобает говорить с ярлом, обнажив торс. Олаф быстро зашел в палатку и, накинув сначала грубую рубаху, а затем и кожаную куртку, вновь вышел на свет. Предстоял сложный разговор. Уже когда он шел вместе с воинами ярла по лагерю, он увидел, как из дальней палатки взглядом его провожает испуганная Вив.***
— Садись, Олаф, сын Рудольфа, — после приветствия пригласил ярл, указывая ему на деревянный стул. Олаф послушно опустился. Теперь его и ярла Видала разделяла лишь ширина обеденного стола. В былые годы Видал был сильным и храбрым воином, что до сих пор подтверждало крепкое и могучее тело. Теперь же, постарев, он считался одним из самых влиятельных ярлов, чьи владения лежали на берегах узкого залива Урис. Только мудрый и сильный вождь мог больше десяти циклов управлять заливом. Ярл Видал держал первенство уже тридцать. Однако не столько это обеспечивало ему признание и уважение средь его народа, сколь небывалая простота нравов. Богатейший ярл отличался от самого бедного своего дружинника в походе разве только шатром, а ел, пил и даже жил Видал несильно лучше любого своего воина. Кроме того, Видал славился своей необычной религиозностью. Он свято почитал обеты предков и всегда поступал согласно им. Он был сыном Фьерна, Вечного Волка, последователем Свена и Син, Иды и Ральфа. Такого рода религиозность, как подозревал Олаф, была довольно показушной, однако ярл собирал вокруг себя многих хороших бойцов, чьих богов он почитал, и во многом благодаря этому рать Видала была одной из лучших на северных островах. Также Видал никогда не жалел денег на хороших наемников. Ярл всюду ходил в кожаном жилете и темном простом плаще. Его длинные темные волосы, уже местами поседевшие, спадали ниже шеи, а сам ярл был не слишком высок, хотя и крепок. Лицом он немного походил на южанина. Возможно, такое впечатление оказывали недобро сощуренные глаза и крупный нос, а возможно — пухлые бледные губы. Так или иначе, потомственным северянином ярл не был. Впрочем, на островах во все эпохи жили представители многих племен. — Хочешь есть? — Спросил ярл, поймав его взгляд и пододвинув тарелку к Олафу. — Вина? — Благодарю, ярл, — покачав головой, произнес воитель, выпрямляясь. Вина ему хватило. Видала Олаф не любил, хотя и уважал куда больше, чем остальных ярлов. Они всегда брали лакомый кусок добычи Олафа. И уж тем более, налетчик не любил говорить с ярлами, когда их окружали стражники. — Твое право. Ты ведь знаешь, зачем я позвал тебя сюда? — Сменив тон на более серьезный, спросил повелитель Уриса, отпивая из собственного рога. — Помнишь, что говорил вчера? — Да, вождь, — также нехотя отвечал Олаф. Он хотел добавить еще фразу, но ярл заговорил первый. — Ты плаваешь на моем корабле, странник***. Ты ешь мою пищу, братаешься с моими людьми и спишь с девами из моих владений. Я даю тебе равную часть добычи, не меньше, чем дают воинам Стригора**** другие ярлы и даже сам конунг. Чем я обидел тебя? Что дает тебе право обкрадывать меня, сын Рудольфа Рыжебородого? — Я не грабил тебя, мой ярл, — спокойно продолжал Олаф. — Я сразил стража сокровищ и забрал их себе, также как великий Бьерн забрал клад гномов, сразив перевертыша Олка. Мифология северян. Именно она служила им сводом законов, правил и мер. Именно ею можно было оправдать свои поступки и именно на ее основании ярлы выносили приговор. Впрочем, Олаф рассчитывал, что приговора ещё можно избежать. — Перевертыш Олка, — хмыкнул ярл Видал, руками разрывая куриное мясо. — Смелое сравнение. Не ты ли вчера похвалялся пред дружиной, что, сразив старика, взял прекрасную дочь ярла Тальна силой, после чего у ее трупа нашел драгоценности? За победу над дряхлым мужем или девственной девчонкой ты просишь у меня столь большую награду, Олаф? Олаф услышал, как стражники за его спиной рассмеялись. — Я мог погибнуть в тех залах, вождь, — Олаф терпеть не мог насмешек, поэтому против воли своего хозяина и его тон дрогнул. — Одним из первых я бросился на твоих врагов и, да будут Древние мне свидетелями, не хуже любого из твоих воинов рассекал им черепа. Ты взял меня в дружину драться за тебя, и я дрался так хорошо, как умею. Неужто я не заслуживаю найденной мной добычи? — Скажи ты мне это перед тем, как скрыл находку, — откидывая куриную кость в тарелку и отодвигая посуду от себя, продолжал ярл, вытирая руки о край своего длинного плаща, — я бы подумал. Но ты врал мне, странник Олаф. Ты врал своим боевым товарищам. Обманувший раз обманет вновь — такова природа обмана. Тебе есть что еще сказать в свое оправдание? — Я чист перед тобой и перед богами, ярл, — упрямо продолжал Олаф. Он уже понял, что повелитель не стерпел его поступка и давно все решил. Ему предстоит пережить собрание старейшин. Осталось лишь надеяться на помощь всех богов. — Я не крал у тебя, а лишь забрал себе законную часть добычи. Мне больше нечего сказать. — Что ж, странник Олаф… — Начал Видал, поднимаясь, однако его прервало движение створок шатра за спиной Олафа. Неслыханная дерзость: входить в шатер или дом вождя без разрешения. Ни воитель, ни женщина, ни даже другой ярл не смели нарушить покой господина, не дождавшись разрешения войти от стражников. Однако на пороге появился единственный человек, которому подобное поведение позволялось. Олаф много слышал о великом конунге, собравшем воедино все племена островитян. Один раз за весь поход, еще на Великом море, он издали видел огромный корабль с белыми парусами и головой дракона, высеченной на носу. Но никогда в жизни странствующий воин не чаял увидеть конунга даже в разгар боя. Теперь же их разделяла лишь пара шагов. Ярл Видал быстро поднялся с места, склонив голову и прижав правый кулак к груди. По примеру окружающих его стражников, Олаф поспешил подняться и склонить колено. — Конунг Эрик, мой повелитель, — приветствовал Видал. Олаф много слышал о великом северном вожде. Знал, что в нем текла кровь древних королей Хорсла, рухнувшего королевства северных людей, ранее занимавшего все побережье материка. Слышал он и про молодость предводителя. Однако он представлял себе могучего Эрика, властителя всех северных островов, совсем иначе. Конунг Эрик действительно был невероятно молод. Ему было едва ли более трех десятков, что немыслимо мало даже для ярла. Сам он был высоким, широким в плечах и мускулистым, словно дружинник. Его лицо удивительным образом сочетало в себе как типичные островные черты, такие, как тонкий нос правильной формы, большие синие глаза, ярко-золотого цвета волосы, так и характерные особенности людей большой земли, вроде правильной, тонкой формы губ, аккуратно лежащих волос и странной для северян, овальной формы лица. Конунг носил прическу знатного человека, не воина, зачесывая короткие золотые волосы назад. Сам конунг на поясе носил простой меч в ножнах. По крайней мере, Олаф, чуть приподняв голову, не смог разглядеть в оружие ничего необычного. — Ярл Видал, — голос конунга, звонкий и властный, но какой-то непривычно мягкий для жителя севера, пронзил церемониальную тишину шатра. — Мужи Усуриса. А это, должно быть, тот самый Олаф, ограбивший ярла? — Улыбнувшись, спросил конунг. Видя замешательство странника, Эрик добавил, — вставай, брат. Я слышал о славном Рудольфе Рыжебородом. Он служил в отцовской дружине. Клянусь мечом Турга, если в тебе есть хотя бы капля его силы, мужества в тебе будет поболее, чем в многих моих воинах. Олаф был одновременно и ошарашен, и радостен. Для любого воителя севера, что Странника, что родового, услышать обращение от конунга было невероятной честью. А уж тем более, если это упоминание отца. — Вина конунгу! — приказал ярл и в зал тут же подошла рабыня, внося рог, наполненный дорогим напитком южных лордов. — И каков же приговор ты выдашь сыну славного Рудольфа, ярл Видал? —Принимая напиток из рук невольницы, поинтересовался конунг. — Олаф предстанет пред собранием Старейшин за свой обман, — ответил Видал, кидая недовольный взгляд на дружинника. — Собрание? Его ждать пару дней. Разве может в нынешние времена меч последователя Турга послушно сидеть в ножнах, дожидаясь два дня? — С лица конунга не сходила самодовольная улыбка. Олаф предпочитал отмалчиваться. — Я предлагаю решить ваш спор иначе, — произнес неторопливо конунг. — Ты, странник Олаф, станешь моим воителем. Мне нужны храбрые люди в передовые отряды. Топором владеешь, да? — И, не слушая ответа, конунг легко развернулся лицом к повелителю Урсиса. — Ты же, ярл Видал, получишь стоимость всей украденной добычи и расходов на содержание бойца твоей дружины. Что, по рукам? — Я готов служить вам, конунг Эрик, — не думая, почти вскричал Олаф, ударяя кулаком о грудь. Этот поход начинался превосходно. Биться в дружине конунга — величайшая честь. Кроме того, приближенные к властителю люди были первыми в дележе добычи, нередко имели собственных рабынь и даже свои корабли. Ярл Видал же, кинув злой взгляд на странника, молча кивнул. Радость Олафа чуть поутихла. Он понял, что только что приобрел не только несравнимо лучшее место среди северных воинов, но и могущественного врага. — Превосходно, — Эрик шутя ударил Олафа по плечу. — Собирай вещи и прощайся с собратьями, друг. Я пришлю за тобой человека. Твое, ярл Видал! — И конунг жадно опустошил рог. Олаф, еще раз поклонившись, вышел из палатки. Бог Свен играючи ударил его по глазам. Уже отойдя от шатра бывшего вождя, Олаф громко рассмеялся. Кто бы мог подумать, что воровство и обман выведут его на такой путь. Жаль только, что он убил девушку из Тальна. Теперь он с радостью взял бы ее первой рабыней. Что ж, на все воля богов. Надо было спешить. У ярла в лагере хватает верных сторонников. Вряд ли Видал решит противиться воле конунга, но все же злить его, а особенно его людей, не стоило. Начиналась новая жизнь, которая, как мечтал юный Олаф из странников, еще будет полна рабынь, золота и крови. Видимо, Праотец Свен был благосклонен к нему. С тех пор, как они отплыли от родных северных берегов, добыча так и текла в руки юному Олафу. Оставалось только взять.