Потомки лорда Каллига

— А вы, Дарт Нокс, что-то ведь замышляете, — несколько шутливо сказал Дарт Мортис. — Иначе почему бы вам оставаться в столице так долго? И сманивать у бедного одинокого Дарта Аркуса ученика, а у меня воровать разведчиков? — Замышляю, — охотно согласился он. — Вы слышали что-нибудь об Источнике Радживари? Мортис не сдержал смеха: — Избавьте меня от подробностей, молю! Я верю, верю, что это нечто восхитительное. И древнее, да? — Ну вот, — Нокс старательно изобразил разочарование. — Никто не хочет меня слушать. А это очень интересная легенда, несомненно, за ней прячется истина! И потом, — прибавил он уже куда более деловым тоном, — мой родственник очень хотел развеяться, и я предоставил ему такую возможность. Разве Империя не нуждается в информации прямиком с Тифона? — Вы меня поражаете, Нокс. Тот всплеснул руками — блеснул золотистый лак на когтях: — Я вообще поразителен! Кстати, раз уж я оказался в "Проходной": не знаете, Лахрис танцует? — Насколько я знаю, да, но не с вами. Её карне обычно бывает полностью заполнено за месяц до мероприятия. — Что ж, не мой день. — беспечно пожал тот плечами. — У Аркуса симпатичная секретарша. С вашей, конечно, не сравнится, но тоже ничего. — Вы подбиваете меня изменить моей прекрасной даме. Это нехорошо. — Но соблазнительно, не так ли? — Я героически преодолею этот соблазн. Увы, увы, если у дамы моей мечты железное сердце, мне остаётся только утешиться с железной дамой! — и подхватил за талию свою вечную спутницу. — Осторожнее, Нокс. Я уверен, однажды кто-нибудь вас убьёт, чтобы ей завладеть. Хороша собой, изысканно одета, манеры благородной дамы, а главное — не говорящая! Это ведь идеальная жена. — Что ж, буду следить за Барасом... — фыркнул тот. — И Раваджем. Им точно остро необходим кто-нибудь, кто не говорит ни слова в их присутствии, особенно ни слова критики. Началась музыка, и его с фемботом вместе унесло потоком танцующих. Кажется, он бормотал что-то о том, что, не иначе, Танатону про идеальную жену было видение, вот он и затеялся с каггатом. Причудливый инородец, этот Дарт Нокс. Иногда Мортису почти всерьёз казалось, что за его безголовостью, рассеянностью и полной тупостью в политических материях что-то прячется. Обычно после этого Нокс выкидывал очередную вопиющую глупость и иллюзия рассеивалась. И всё же, в своей области он был хорош, исключительно хорош — прямо савант. И щедр: никогда не отказывался делиться добытыми знаниями и артефактами с коллегами по Совету, всегда готов проконсультировать. И другое полезное свойство: исключительная верность раз выбранным союзникам — возможно, происходившая из политической тупости, но тем не менее ценная. Когда Равадж потерял совесть, а Мортис едва не потерял голову, кто был на его стороне, несмотря на отличную возможность ударить в спину и сорвать куш? Нокс да разведка. И потом, ну а кем его заменять? Очередным жадным до власти психом-Хратисом? Или новым помешанным на традициях Танатоном, который будет сидеть на своих данных, как дракон, и швыряться правом вето во все хоть сколько-нибудь перспективные проекты? По крайней мере, Нокс не лезет в чужие дела, послушно выполняет все поручения и, в конце концов, редко посещает Совет. «И он забавен, действительно забавен. И позволяет смеяться над собой — можно забрать забрака из рабов, а вот раба из забрака не заберёшь». Но всё же — организовать разведоперацию на Тифон только ради какой-то древней погремушки и развлечения Тени Девять! И ведь он действительно считает возможные данные так, сопутствующим товаром. Причудливый, ой причудливый инородец!

* * *

Реут ненавидел большие приёмы, как ненавидел свою единственную парадную мантию. И всё же он признавал, это эта мантия — сама по себе, в отрыве от необходимости её носить — красива. А приёмы — необходимы для множества дел и просто для того, чтобы напомнить всем заинтересованным лицам, насколько он безобидный идиот, неспособный даже добиться благосклонности от весьма щедрой на неё Лахрис. А ещё — чтобы Заш могла как следует развеяться. — Всё-таки позор для меня, как учительницы, что мой ученик ничего не понимает в развлечениях, — как раз напомнила та о себе. — Не кисни, а? Ты ведь не на похоронах. — Я не кисну, я думаю, — Реут привалился к стене и задумчиво оглядел залу. — Кто сегодня будет твоей жертвой, кстати? — Мм... Хратис. К счастью, у меня нет рецепторов обоняния, а эта безмозглая мумия просто напрашивается на хорошую шутку, — учительница тихо засмеялась. — И может быть, уведу пару кавалеров у Лахрис. У неё их и так больше, чем нужно. — Причём намного. А ведь Марр сделал ей предложение! — Очевидно, она решила в ответ сделать ему полный абзац, — в тон ответила Заш. Кажется, это Вектор однажды заметил, что если одеть Скорпио в платье, та станет неотличима от сит-лорда в особо экстравагантной маске. «И, должен заметить, от весьма привлекательной сит-лорда». Он просто светски болтал ни о чём, но для Реута и Заш эти его слова стали спасением от затяжного тупика: как быть с тем, что учительница заслуживает наконец-то вернуть себе нормальную полноценную жизнь, а тело робота превращает её в глазах окружающих даже меньше, чем в раба — в неодушевлённый предмет, красивую безделушку. Такая мелочь — платье! Но как легко оно превратило безымянного робота в звезду светских салонов Дарт Скорпио, женщину, которая в ответе за те немногие политические решения Дарта Нокса, которые хоть немного похожи на что-то разумное. Последнее, кстати, было правдой — очень во многих вопросах Реут до сих предпочитал полагаться на чутьё, опыт и коварство своей учительницы. Как бонус, если платье снять, прекрасная тёмная леди превращалась обратно в незаметный предмет обихода — очень удобно, если надо присутствовать при не предназначенном для чужих ушей разговоре. А Заш очень любила быть в курсе дела. «Вот Тремейн вечно хоронит агента во мне, а по-моему, так в Заш его то ли хоронить ещё рано, то ли он успешно самозомбируется». Но сейчас она больше хотела веселиться. «Что ж, так Хратису и надо!», — унылый недоотшельник с мечтами о власти и гнилыми зубами, раздражающе подробно рассказывавший всем нежелающим о том, как достичь невиданных высот Силы путём самоистязания просто напрашивался на хороший розыгрыш. А Реута ждали в небольшой комнате за бальным залом.

* * *

— Риан дезертировал, — вместо приветствия сказал он. — Наш путь выше раздоров Тьмы и Света, — нахмурился Абарон. — Он точно не мог этого сделать ради каких-то наших целей? — Сомневаюсь. Всё, что мне удалось узнать от Фейна — Риан присягнул Ордену Джедаев и в качестве приданого принёс им те данные, которые были у него на руках. В основном, правда, общеимперские, но несколько ячеек нашего братства в Республике уже накрыли. — Дважды плохо, — печально сказал Серевин. — И ведь он чистокровный! — Абарон горько покачал головой. — Если хозяева Коррибана отдаются джедайской заразе, что ждать от меньших созданий? Этот памятный Реуту ещё по Академии чудак напоминал ему раката Горршу, у которого высшим знаком признания и почтения было обращение «глубокоуважаемый раб». Частенько Реута подмывало подсказать эту формулу краснокожему расисту — удерживала только боязнь ссоры. Что личность, свято убеждённая в тотальном превосходстве ситской расы, забыла в весьма пёстром по происхождению Братстве Реванитов — оставалось загадкой. Но в верности Абарона сомневаться не приходилось. — Убить его, и всех бед, — коротко бросил Моррун. — Учитель не любил и не ценил предателей. — Неразумно, — возразил Серевин. — Во-первых, я уверен, что предатель под надёжной охраной; во-вторых, таким образом мы можем неосторожно выдать себя. — Лучше оставить решение Мастеру, — согласился Дзун. — У тебя есть ещё что-нибудь, что нам стоит знать, брат Реут? Немного поколебавшись, он покачал головой: — Нет, ничего особенного.

* * *

Он не хотел рассказывать, как побывал в их храме — теперь уже бывшем. Точнее, там были они вместе с Заш. Вообще-то они направлялись в гости к Мортису; но что-то всё подбивало их свернуть с большой дороги на узкую горную тропку. Одарённым стоит слушаться таких желаний, и вот они уже были в пещере. Статуя Ревана была разрушена; изуродованная бранной надписью голова в побившейся маске валялась близ алтаря, и мелкие жёлтые цветы оплели её царским венцом. Каменные светильники и остатки статуи стали опорой для толстых жгутьев лиан, разбитый алтарь весь покрылся мхом, сквозь пол пробилась трава. Когда уходят люди — приходит лес, особенно здесь, на Каасе. И всё же там не было той пустоты и горькой боли, которые гнездятся в забытых святынях. Печаль — да, конечно, и странная усталость, но не пустота и не боль. И не ненависть, не злоба. Реут опустился на колени, коснулся кончиками пальцев каменной головы. Чего он искал, уходя всё глубже в созерцание заброшенного храма? Прощения. Его братья и сёстры не знают — информация до сих пор закрыта — но ведь это он десять лет назад своими руками убил их общего Учителя. И то, что это было неизбежностью, необходимостью — как и то, что эта победа была почти случайной — никак не извиняло его. Он должен был переубедить Ревана, должен был суметь разрешить всё без оружия. И тогда ему не пришлось бы взваливать себе на плечи чужую неподъёмную ношу. Да, прощения — и, наверное, благословения. «В конце концов, я только пытаюсь продолжить то, что ты начал. И очень надеюсь закончить, но не знаю, выйдет ли». Ответом ему была тишина, которую нарушила Заш: — А ведь знаешь, ученик, здесь я не чувствую... его присутствия. Как и многие Дарты старшего поколения, она не любила упоминать Императора даже по титулу. — Так вот что это за тишина и покой! — догадался Реут. Заш задумчиво подошла к увенчанной цветами голове статуи, присела на корточки, взглядываясь в кривоватые линии каменной маски. — Занятно подумать, какие следствия можно вывести из того, что они с... ним были единым целым, — тихо сказала она. — Ведь связь всегда двустороння. Если Реван знает... его мысли, то и наоборот должно быть тоже верно. И кто принимал ваши присяги, кто слушал ваши молитвы, вот в чём вопрос? — Не знаю. Я никогда не молился учителю. Учителям ведь вообще не молятся, верно? — Верно. Молятся на учителей, о мой непочтительный ученик, — хмыкнула Заш. — Впрочем, это не важно. Ты ведь не единственный реванит. Сколько умирали у этого алтаря? И сколько возвращались, надеясь достучаться до тайного знания? — Хочешь сказать, мы все... — Весьма вероятно. И на твоём месте я задумалась: а как именно... он мог использовать все эти ритуалы и самих реванитов. Реута прошиб холодный пот; а учительница вдруг засмеялась — жутковатым механическим смехом Скорпио. — А ведь ты, может быть, единственный из них, кто избежал этой участи! — весело воскликнула она. — Все знали, и... он тоже точно знал, что я ращу тебя на убой. А ритуал я готовила в Храме. — Интересно, какой это по счёту раз, когда оказывается, что твоя афёра с переселением душ спасла мне жизнь? — задумчиво покачал он головой. Ему почудилось, что в ответ на смех учительницы кто-то тоже засмеялся — легко, сердечно, как смеются друзья вечером за чашкой кафа и дурацким сериалом.