***
Комари Шив настроил бинокль и впился взглядом в сцену, на краю которой замерла — последний луч света на краю бездны тьмы, хрупкая и непреклонная одновременно — юная джедайка в белоснежном платье. Даже если бы Вектор специально тренировал её для этой роли, она не могла бы встать так красиво и уместно, так точно поймать себя в перекрестье прожекторов. «Должно быть, это и есть Великая Сила: не задумываясь делать ровно то, что нужно — и ровно так, как следует». — У нас есть лишь одна просьба, — чуть дрожащим голосом сказала она. — Мы просим дозволения увести малых деток из партера в ложи. Детям страшно и душно, яркий свет им мучителен, а в ложах кондиционирование и полумрак, — она прерывисто вздохнула, закусив нижнюю губу. Что интересно, сын Анграла среагировал не сразу. Эта заминка — обмен взглядами, жестами, просто движениями тела — прошла бы незамеченной для любого... любого другого. — Разве мы можем отказать прекрасной даме в такой малости? — «Кто-то связался с начальством, получил ответ; но кто?». — Поверьте, наша вражда уж точно не к младенцам. Скорее, к старцам... лично к одному старцу, если совсем точно. Готов ли Орден утолить наш голод, отдать нам, злодеям и преступникам, его — также злодея и преступника? Сейчас нужно было повторить попытку: пусть снова обратится наверх за правильным ответом. Как видно, девица это тоже понимала: — Вы ведь понимаете, что ни я, ни вы не уполномочены принимать такие важные решения? Людские жизни — людскими жизнями, но есть же протокол! Я могу говорить от имени Ордена, поскольку я Кайра Карсен и мой учитель — пятая в Совете, премудрая Бэла Кивьикс. Вы — Тарнис, сын Дарта Анграла, но от чьего имени говорите вы? — Никогда не знал, что протокол столь важен для джедаев... — «Есть!». Взгляд Тарниса метнулся влево, на хмурого громилу. Тот чуть склонил голову набок... «А вот и конец цепочки!». Оставалось только то ли самому атаковать, то ли как-то передать информацию дальше: может быть, Избранному, а может быть... «Или рискнуть? Стрельнуть снотворным, потом подобрать?» — Я говорю от имени самой Империи, — продолжил тем временем Тарнис. — И она одобряет каждое моё слово, поверьте. Девица Карсен низко присела в формальном поклоне: — Я не сомневаюсь ни в вас, ни в вашем праве говорить от имени Империи, милорд. Но ведь кто-то должен будет поставить подпись под нашим договором, когда он будет заключён? «Тянет время. Хорошая девочка», — Вектор мысленно усмехнулся и вдруг понял, что она смотрит ему прямо в глаза. Через весь зал, через макробинокль... неужели вычислила? И если вычислила — то что теперь? Девица Карсен улыбнулась — не просто так, улыбнулась лично ему, — и аномид[1] («Отличная идея, кстати — использовать его вокодер как передатчик!») медленно осел на пол, сбив по дороге одну из декораций. Тарнис, нахмурившись, оглянулся на звук. В тот же миг, словно в дурном фильме, над сценой взлетел, сияя мечом, рыцарь Нааран Редвин.* * *
Тристену снова снилось, что учитель ещё жив и они бродят по поверхности Коррибана, без особой надежды поймать-таки расхитителей гробниц, пока те не нашли что-нибудь ядовитое или взрывоопасное и не активировали на горе себе и всем республиканским службам слежения. И как всегда во сне, мир был полон красок. Переливался оттенками красного песок под ногами — от тёмно-багряного до слепяще-алого. Сияла золотая кайма по краям бело-рыжих облаков. Манили взгляд тёмные провалы пещер. Коррибан был прекрасен — может быть, не так, как Корускант, может быть, порочно прекрасен, но прекрасен всё равно. — Вот ты не видишь, — задумчиво сказал учитель, — а цвета тут почти как дома. Словно напоминание: не так уж мы различны. Между джедаем и ситхом лежит не расстояние, а три шага и два решения, ученик. Никогда не забывай этого: Экзар Кун был однажды джедаем; Люсьен Дрэй однажды был ситхом... Во сне он видел. Во сне он думал то же самое: две планеты так похожи, так похожи два мира, почему они не могут просто существовать? Почему им надо пытаться уничтожить друг друга? Неужели именно потому, что они так похожи? Но сон шёл своим чередом, и они с учителем шли дальше среди красных песков, пока не увидели странное существо, замершее на коленях перед алебастрово-белым обелиском, по поверхности которого, складываясь в незнакомые (нет, теперь уже -отлично знакомые) буквы пробегали синие огни. У существа была длинная рыжая коса и кожа, отливающая алым, как у всех, кто слишком много времени проводил на поверхности проклятой планеты. В косе были золотые украшения, в ушах — золотые серьги, на руках и ногах — золотые браслеты, но одето существо было в какие-то чудовищные лохмотья, посеревшие то ли от грязи, то ли от частых стирок. — Что ты здесь делаешь? — спросил учитель. — Молюсь, — просто ответило существо. Его стоило бы назвать человеком, но что-то мешало. Какие-то черты лица, или эта странная плавность движений, или просто то, что никак не выходило понять, мужчина оно или женщина. — О чём? О добыче, что ли? — учитель положил руку на меч: если о добыче, то это контрабандист и надо его арестовать. — Ни о чём, — существо пожало плечами. — Просто: молюсь. Сегодня годовщина смерти моих детей, — пояснил он. — А что с ними случилось? — спросил учитель. — Катастрофа, — оно снова пожало плечами. — Я пытался предупредить их, уговаривал их бежать... кого-то даже уговорил, но многие остались. Они просто не верили, что могут вот так, в один миг, умереть. А потом — умерли. — Вот так, в один миг? Существо кивнуло. Оно не плакало, лицо его было спокойно и почти безмятежно — как у тех, кто давным-давно смирился и сжился с потерей, привык к боли и просто не замечает её, как не замечает инвалид недостатка руки или ноги, прожив с протезом десяток-другой лет. И всё же Трис — Жойез — не мог промолчать. — Если бы я там был, — сказал он решительно, — я бы спас твоих детей. Или хоть попытался бы, — смущённо добавил он. Существо склонило голову набок: — Даже если джедаи запретили бы тебе? — Даже если бы запретили. Чужая жизнь превыше приказов, нет? Оно развело руками: мол, откуда мне знать. — А ты, мастер-забрак? — спросило оно вдруг. — Что сделал бы ты? Учитель долго молчал, словно в этом вопросе было нечто большее, чем просто слова или даже образы, потом решительно произнёс: — Если бы я не мог их спасти, я по крайней мере мог бы умереть, пытаясь. — Даже если?.. — Особенно если. Странное существо покачало головой, погладило обелиск, как гладят любимого питомца или симпатичную уличную шавку, и снова покачало головой, словно с кем-то беззвучно беседуя. — Я запомню, — сказало оно наконец. — Я тоже, — ответил учитель.* * *
Ран приземлился — красиво, как учили в Академии: на правую ладонь и одно колено, левая рука держит меч, клинок строго параллельно полу. За спиной беззвучно — ни стона, ни вскрика — рухнул Тарнис. Две половины Тарниса, точнее. Учитель всегда говорил: «Убиваешь — убивай одним ударом. Второго могут и не дать». Прямо перед ним стояла девица Кайра. Немного ошарашенная, но бодро улыбающаяся. Должно быть, именно этого момента и ждала, а может, даже и рассчитывала именно так всё закончить. Просто одно дело рассчитывать, а другое — увидеть вживую. За спиной террористы — опять не на рэйга, опять на бейсике — переговаривались между собой, орали угрозы, обещали взорвать всё взрывчатое. Уже не важно: сейчас они действовать не смогут. Никто бы не смог, сначала надо пережить шок, собраться с мыслями, принять решения... а этого им не дадут. Вон и охранники немедленно зашевелились: всё верно, одарённые разобрались с одарёнными, а дальше дело техники... Он схватил Кайру и ушёл в прыжок ещё до того, как понял, что именно делает. Три шага — до ложи Комари Шива. Впихнуть этих двоих и самого себя в потайной лифт, нажать на "вниз" — и рухнуть. Рухнуть в безопасную бездну за миг до того, как зал утонет в белоснежной вспышке, предвещающей гибель. — Кто бы мог подумать, — с каким-то неуместно бодрым изумлением протянул посол. — Кто бы мог подумать — у них и в самом деле была заготовлена взрывчатка!