***
- Это было бы хорошим пиар-ходом. К тому же, там будет Хованский, а ваш версус до сих пор обсуждается всеми, кому не лень. Голова Ксении лежит на его груди. Ларину чертовски хорошо. Было. - И приз за худший выбор темы для разговоров после секса достается... - он легко щелкает Ксению по носу, получая в ответ наигранно-раздраженный взгляд. - Я всё ещё твой менеджер, так что разговоры о работе... - Я про Хованского вообще-то. Ларин не видит Ксению, но чувствует её улыбку кожей. Она была неуловима похожа на все его предыдущие пассии, но – странная штука – в общем и в целом была абсолютно другой. Она вошла в его жизнь плавно и легко, что случалось с Лариным редко (не случалось вовсе). Она, кажется, действительно любит его. Пару дней назад он с удивлением подумал о том, что Ксения первый человек, который способен ему не надоесть, находясь с ним даже сутки кряду. Её присутствие рядом ощущалось удивительно естественно. Ладно, в чём-то ему всё-таки повезло.***
Март – самый скучный из всех двадцати девяти.***
Их собирают в шесть утра – первое испытание, очевидно. Ларин удивляется тому, что приехали действительно все – учитывая звездную болезнь, неизбежно поражающую людей, набравших больше сотни тысяч подписчиков, казалось странным, что никто из них не послал организаторов с такими условиями. Лица у большинства помятые – не все, в отличие от Ларина, додумались надеть очки, дабы скрыть следы раннего подъема. Хованский даже не опоздал. Надо же. Ларин беззастенчиво рассматривает его (непрозрачные очки – одно из лучших изобретений человечества). Ничего необычного – всклокоченные волосы торчат во все стороны, футболка с принтом (Юра в курсе, что ему уже не тринадцать?), неизменная бутылка в руке. Интересно, сколько ящиков пива на корабле зарезервированы Хованским? Учитывая, что пьет тот беспрерывно, а круиз продлится неделю, это что-то около... Охуеть как много, в общем. Ларин ловит себя на том, что напряженно ждёт взгляда Хованского (словно чёртова влюбленная девочка). Но тот, кажется, находится в полукоматозном состоянии, хмуро потягивая пиво и меланхолично смотря в пространство. Ну и ладно.***
Их селят в одну каюту. Что ж, было бы странно, если бы организаторы упустили возможность лишний раз столкнуть их лбами. Но, кажется, Хованского это действительно удивляет – настолько, что даже выходит из своего амёбовидного состояния и пытается качать права. Впрочем, Черников его быстро успокаивает (наверное, когда у Никиты появились дети, он был морально готов – ведь с Юрой он нянчится уже лет пять). Как ни странно, возмущенный Хованский вызывает у Ларина неясное, но определенно приятное чувство, подозрительно похожее на удовлетворение. Тот словно гребаная катушка Теслы, искрящая разрядами. Не те молнии, что были на версусе – так, искорки. Но тоже неплохо.***
Перетягивание каната, серьезно? Он ожидал чего-то более психологичного от этого шоу. Кажется, последний раз он занимался этим лет пятнадцать назад – в восьмом классе он получил пожизненное освобождение от физкультуры (его тётя была хирургом). В его команде Черников, Шилов (мужик огромных размеров, больше похожий на разнорабочего или слесаря, чем на блогера), и две девушки, суммарно весящие, наверное, килограмм восемьдесят. Они выигрывают – но Дима не чувствует удовлетворения – руки чертовски саднит от грубого каната. Когда после им выдают тест, Ларин довольно хмыкает – за последние три дня он прочитал кучу статей на тему кораблей и всем, что с этим связано. Рассеяно поднимая взгляд от листа, он замечает, что Коля, сидящий справа от него, бессовестно глядит в его листок. Мгновение он почти готов крикнуть возмущенное «Соболев списывает». Он прикрывает свой тест рукой, чувствуя себя донельзя глупо. Школа – отстой.***
День так и проходит – чередование физической нагрузки с околоинтеллектуальными тестами и убогими попытками организаторов шоу столкнуть их между собой лбами. Это излишне – контингент подобран по такому принципу, что шоу уместнее было бы назвать «Ларин против всех». Ну и пара блогерш, которые, естественно, забив на соревновательный момент, тратят силы на распускание сплетен друг о друге. Женщины! В целом Дима доволен. Он пару раз неплохо сымпровизировал (он не придумывал меткие замечания о противниках всю последнюю неделю, нет), заработал приличное количество баллов (которые у него, конечно же, отнимут другие участники на голосовании). Впрочем, у него не было амбиций победить – он же чертов Ларин, он просто обязан вызывать ненависть у оппонентов – такая уж у него стратегия. В конце-концов, это всегда получалось лучше всего. На ужине Дима, отстранившись, молча наблюдает за взаимодействием участников. Всё идёт так, как надо – Джарахов постоянно говорит (слово «шутит» было бы слишком лестным) о хуях, Афоня общается с незнакомыми Ларину блогерами, нарочито игнорируя Хованского - видимо решил, что обострение конфликта не пойдет на пользу его рейтингу. Юра, в свою очередь, планомерно накачивается пивом на пару с Шиловым, излишне громко смеясь (особенно над собственными шутками) - как и всегда, впрочем. Девушки кружат вокруг блещущего харизмой Черникова, словно изголодавшиеся акулы, учуявшие запах крови (учитывая, что у Никиты недавно появилась очередная дочь, это может стать поводом для неплохого скандала). От Соболева разит самоуверенностью, но – странное дело – в жизни она почти не раздражает и к концу дня Ларин с удивлением понимает, что Коля успел понравиться почти всем, уступая разве что Никите (посещает ужасная мысль, что Коля на самом деле не такой тупой каким хочет казаться). На вечернем голосовании (привет, дом-2) он отдает свой голос против Эльдара – тот бесил столь сильно, что Дима искренне сожалел о том, что они играют не на выбывание (с удовольствием бы сбросил его в Средиземное море). Отбой в одиннадцать (привет, пионерский лагерь) – и под угрозой съема баллов они расходятся по каютам.***
Он раздраженно шипит, когда бьется головой о притолоку. В ответ ему раздается противный смешок. Хованского не видно – в каютах нет иллюминаторов, а свет Юра включить не удосужился. - Надеюсь, ты хотя бы не раздет. - Подойди и проверь, сладкий. - Джарахов покусал? – шепелявое «сладкий» Юры неприятно режет ухо. Ларин шарит по стене рукой, но не находит выключателя. - Его здесь нет, не старайся, - Дима слышит характерный звук плещущейся жидкости. Он что, даже спит с бутылкой? У него же цирроз, блядь. - Какого хера? - А хуй знает – по ходу, это какая-то кладовка вообще – остальные-то в общем отсеке живут. Действительно, в помещении столь тесно, что расстояния между их койками хватает лишь на то, чтобы пройти между ними одному человеку. - Заебись. Вот и поговорили. Ларин начинает переодеваться. В каюте до звона в ушах тихо – ни слышно ни рокота моря, ни шума корабельных механизмов. Лишь шорох его одежды и мерное дыхание Хованского. Странно, но пивным духом не пахнет, хотя Дима был довольно чувствительным к подобному. Луч света ударяет ему прямо в глаза, ослепляя. - Какого... - Решил посветить тебе. Ларин ловит себя на том, что прикрывает туловище руками и торопливо опускает руки. Ему нечего стеснятся – а уж перед Хованским тем более. На Юру слегка падает свет, окрашивая его кожу в нежно-зеленый цвет (или его укачало?) – он лежит в боксерах и футболке, умудряясь расслабленно развалиться даже на узкой койке. Выждав пару секунд, тот выключает фонарик. За день, проведенный с Хованским, не произошло ничего необычного – они просто отыгрывали роли ненавидящих друг друга людей. Никакого неуместного напряжения, никаких «пробегающих искр» (или как там любят писать фанатки в своих сахарных фанфиках). И вот сейчас, когда они остались наедине... Нихрена не изменилось. Ларин рад. - Что, даже не поболтаем перед сном? – говорит Юра, когда под Димой скрипит, прогибаясь, раскладушка. - Лучше в бутылочку сыграем. В них у тебя недостатка не имеется, в отличие от тем для разговоров. - Какой же ты скучный, Уткин, - спокойный голос Хованского никак не вяжется с привычными оскорблениями. И откуда тот только взял ту злость на версусе? Пожалуй, это был единственный вопрос, который Ларин хотел бы задать Юре. Это звучит донельзя глупо, но – никаких камер и диктофонов (естественно, он обыскал каюту при первой же возможности). Так что какого черта? Хованский – не тот человек, перед которым стоило бы стесняться. - Ты доебывешься до меня несколько лет подряд, вызываешь на версус, - слышно, как Юра ворочается, пытаясь устроиться поудобнее, - а после спрашиваешь, почему ты меня раздражаешь, серьезно? Заебал ты меня, вот и всё. - Только не говори, что воспринимал это как нечто большее, чем пиар, - он беспокойно ерзает – если койка так сильно прогибается под худым Лариным, наверное, Юра и вовсе лежит на полу. - Одно другому не мешает. Отыграть то, что я тебя пиздец как ненавижу было от этого лишь легче. - Такое не отыгрывают, - Дима прикусывает язык, понимая, что то, что он сказал, определенно было лишним, но он не может остановиться – слова, которые он раз за разом озвучивал в бесконечном диалоге с самим с собой, не могли не выйти наружу. - Блядь, ещё скажи, что мне Рики Ф ненависти отсыпал, - вот сейчас Хованский действительно начинает распаляться, и Ларин снова чувствует болезненное удовлетворение. Больной ублюдок. - «Хованский не мог написать такой хороший текст», «Хованский не может так сильно меня ненавидеть», - Юра передразнивает Ларина, мерзко ломая голос, - ты можешь оценивать мою деятельность сколь угодно низко, Димочка, мне похер. Твоя от этого лучше всё равно не станет. «Хованский не мог поцеловать Ларина в глухой подворотне». Нет, об этом он точно спрашивать не будет.***
Капитан «Крузенштерна» недовольно хмурится. Снег – чертовски редкое явление в Средиземном море, но этой ночью белая морось застилает обзор, заставляя на всякий случай сбросить пару узлов.