* * *
Вновь еле слышно тикали часы на стене. Люси полулежала на заправленной постели, подложив под спину ворох подушек. Свет от светильника на тумбочке рядом падал на страницы раскрытой книги в её руках, но блондинка её не читала. Глаза смотрели на ровные чёрные строчки, но при этом словно ничего не видели. Мыслями она была где-то очень далеко. В тёплых днях их своих воспоминаний… Вдруг тонкие пальчики стискивают обложку книги, и Люси зло хмурится. Мысли её возвращаются к настоящему, и она просто не может сдержать негодования, что возникло в её душе по вине отца. Как он вообще мог?! Почему сейчас?! Неужели не смог выбрать какой-то другой день для своих дел? Лишь один в день году… Сейчас, когда он особенно ей нужен, когда ей так нужна семья… И тут вежливый стук в дверь прерывает её размышления, а из коридора слышится голос дворецкого: — Госпожа Люси, можно войти? — Да, конечно, Каприко, — зовёт Люси, и дверь открывается. Мужчина перешагивает порог и направляется к кровати, на ладони его покоится небольшой серебряный поднос. — Вам пришло письмо. Уверен, вы давно ждали его. — Спасибо, — тут же расплывается в улыбке девушка, когда взяв в руки тонкий конверт, взглянула на ровные и витиеватые строчки. Этот почерк она узнает из тысячи. Люси быстренько поднялась с постели, облокотившись ладошкой на галантно поданную мужскую руку в белой перчатке, и поспешила к письменному столу. Там она достала из верхнего ящика ножичек для вскрывания писем и кончиком аккуратно открыла конверт. Девушка достала письмо и жадно стала вчитываться в строки, присев на стул. И медленно улыбка её стала гаснуть. Всего на одном листе было написано следующее: «Дорогая Люси. Я искренне надеюсь, что это письмо не потеряется по дороге и дойдёт до тебя. В последнее время стало так сложно поддерживать связь на расстоянии. Спешу сообщить, что со мной всё в порядке. Здесь, в горах, становится холодно гораздо раньше, чем на равнинах, но тёплые вещи и горячий чай пока спасают. Хотелось бы мне обрадовать тебя вестью, что я скоро прибуду, но увы, не могу. Прости меня за дурные вести, но последний обвал сильно повредил мост — единственный пусть отсюда к главным дорогам. И его вряд ли восстановят до зимы, скорее по весне. Мне очень жаль сообщать это тебе. Представляю, как эти вести тебя опечалят, ведь наша встреча вновь откладывается. И поверь, мне тоже невыносимо печально от мысли, что я не увижу в скором времени твоей улыбки. Конечно, я постараюсь найти какой-нибудь путь, но это будет не просто. Даже это письмо, что я пишу, попадёт к тебе не столь скоро, если вообще попадёт. Немногие рискуют спускаться по старым горным дорогам. И всё же, я продолжу верить в нашу скорую встречу, и надеюсь, что хотя бы к Новому году я успею вернуться. Не скучай и не грусти, Люси, помни, что я всегда рядом с тобой.Л.
P.S. Передавай от меня привет Деве и Каприко.» Тяжёлый вздох срывает с губ Люси, и она опускает голову на стол, сложив перед собой руки. Пальцы всё поглаживают чуть шершавую поверхность письма. А она ведь так ждала… И почему в этом году всё складывается гораздо хуже, чем в предыдущем? В прошлый раз она хотя бы не была столько одинока…* * *
Положив пожухлые цветы на серую плиту, Люси с тихим вздохом опустилась на низенькую скамейку рядом. Чуть позади неё молчаливо замерли Каприко и Дева. Сегодня в этот день рядом с ней были только они. Отец уехал ещё вчера, коротко попрощавшись у самого порога. И Люси бы злилась на него, но просто не было желания. Сердце её гложила печаль, а на плечи давило одиночество. Она молча просидела ещё несколько минут, но тут её бледные губы дрогнули и приоткрылись. Следом за тихим вздохом с них сорвалось дрожащее: — Здравствуй, мама… Небольшое семейное кладбище Хартфилиев могло потягаться за звание местной достопримечательности. Каждая из могил украшалась статуями из белого мрамора, плиты все были украшены резьбой, высеченные на них имена и даты не стирались и спустя сотню лет. Здесь покоятся прародители Люси, дедушки и бабушки, двоюродные и родные. А ещё, здесь была и её мама… Лейла никогда не отличалась крепким здоровьем. В детстве и юности она часто болела, а оттого редко появлялась на званных вечерах и имела мало друзей. Но впрочем, Джуд Хартфилий, который влюбился в прекрасную и нежную, словно сама весна, Лейлу буквально с первого взгляда, не испугался возможных проблем со здоровьем будущей супруги. Наоборот, это подарило ему больший стимул оберегать её и заботиться изо всех сил. Беременность и роды дались госпоже Хартфилии нелегко, но после её здоровье стало крепче. Врачи предположили, что это роды дали её организму эту устойчивость, но сама Лейла верила, что это благодаря маленькой дочке. Ведь малышка Люси стала её солнышком, подарила что-то гораздо большее, чем простую радость материнства. И это было счастливое время… Но к сожалению, не особо долгое… Началось всё примерно пять лет назад. Тогда в их дом закралась беда. Лейла получила письмо, в котором родственник её давней и хорошей подруги сообщал, что та погибла на балу в замке знакомого барона при пожаре. Вообще никто, включая барона и всю его семью, не выжил в том пожаре. Когда помощь прибыла, было уже слишком поздно. Лейлу эти вести опечалили столь сильно, что она несколько дней пролежала в постели и всё задавалась вопросом, почему же Всевышний оказался столь жесток к несчастным людям и её подруге в частности. Она ведь была весьма славной и доброй женщиной, пусть и изрядно полюбила светские развлечения с годами. И вот, может это стало виной, а может что-то иное, но хозяйка дома Хартфилиев стала часто и много болеть. А холодные и дождливые осени вместе с ледяными зимами делали ситуацию только хуже. Лейла просто не вылезала из постели. В то же время стали проявляться самые тяжёлые последствия природного безумия, и стабильное и прибыльное дело их семьи пошатнулось. Джуд разрывался между домом, где страшно болела любимая жена, и работой, бумажной волокитой, постоянными обвалами цен на рынке и прочими ужасами резко упавшего предпринимательства. Катастрофически быстро они стали терять свои владения, железные дороги, которые всегда были символом успешности семьи, и земли. И столь же быстро угасала Лейла. Буквально на глазах молодая и цветущая женщина превращалась в забитую болезнями, слабую и немощную. Люси молилась каждый день за здоровье своей мамы, переживала и плакала по ночам в подушку от предчувствия чего-то страшного. И слабая улыбка на бледном мамином лице с ужасными синяками под глазами и впавшими из-за истощения щеками не могла разогнать эти дурацкие предчувствия. Люси хотела верить в хорошее и верила, но… Но судьба решила по-своему. И вот, три года назад в конце ноября Лейлы не стало. Это обернулось горем для всех. Добрую и заботливую хозяйку дома любили абсолютно все домочадцы. И с горем каждый боролся по-своему: Джуд с головой ушёл в работу, стремясь сохранить остатки их владений и бюджета, а Люси пыталась спрятаться от всего в своих фантазиях. Она читала много книг, хотя раньше предпочитала писать. Ещё в детстве Люси была знатной фантазёркой, она мгновенно придумывала интересные сказки или какой-нибудь сюжетец для игр с куклами и игрушками. Она любила рассказывать свои истории другим, рисовала целые картины по ним, а когда научилась писать, то стала записывать все свои фантазии на бумагу, тщательно и аккуратно собирать их в книжки, рисовать к этим книжкам обложки. С возрастом она как-то стала стесняться делиться своими выдумками с посторонними, как это было в наивном детстве. Пожалуй, одной только маме она не стеснялась показывать свои самодельные книжки. Но вот мамы не стало, а Люси вдруг поняла, что потеряла своё вдохновение и всякое желание писать. Она часами могла смотреть на пустой лист перед собой и в итоге уйти спать, не написав ни строчки. Поэтому она искала спасение в фантазиях других людей, читая книги, а из своей головы она брала лишь тёплые и ставшие вдруг такими далёкими воспоминания. И мир вокруг неё изменился окончательно, стал тёмным, холодным и чужим… Но всё же даже в этом мире она не осталась абсолютно одинокой. Не смотря на то, что отец стал очень далёк из-за своей извечной работы, Люси не оставалась абсолютно одна. Рядом были слуги, которых девушка с самого детства считала скорее членами семьи, а потом и близкими друзьями, которым легко можно доверить все тайны. Когда-то Лейла привела их с собой, но после её смерти они не ушли, а остались. Теперь они поклялись служить Люси, как единственной наследнице Хартфилиев. И Люси была благодарна им за поддержку и заботу. Надёжный Каприко и верная Дева дарили девушке теплоту и вызывали радужные воспоминания одним своим видом. Воспоминания из детства… Она знает их всю жизнь, и за прошедшие года они отчего-то не изменились. Люси всё никак не могла этого понять, каким образом они ни на год не состарились, и сколько лет им на самом деле? И если Каприко мог скрыть свой возраст за маской, то Дева оставалась всё такой же молодой как и десять лет назад. Люси задавала вопросы, но слуги просили не беспокоиться по этому поводу. Объясняли, что пока они нужны хозяйке, они будут рядом, а возраст — это дело второстепенное. Загадочно, непонятно, и так интересно было узнать секреты необычных слуг с необычными именами, обозначающими названия Знаков зодиака. И эти двое были далеко не единственными. Кенсе был настоящим кудесником и мог превратить даже самые жиденькие и блеклые волосики в шикарную причёску. Он мастерски орудовал ножницами, гребешками и заколками, и благодаря ему и Лейла, и малышка Люси появлялись на светских вечерах только с изысканными и удивительными причёсками, которые ещё долго потом обсуждались, а некоторые мастера пытались повторить. Кенсе вдруг исчез незадолго до того, как Лейла начала болеть, и Люси по нему скучала. Да и до сих пор скучает. Дева, конечно, плетёт красивые косы и может уложить волосы, но с настоящим профессионалом ей не сравниться. А ещё Люси недавно поняла, что очень скучает по своей строгой и ворчливой няне. Эквериус была резкой на язык молодой женщиной, которая редко с кем считалась, разве что только с Лейлой. И порой, когда родители маленькой Люси уезжали куда-то по делам на несколько дней, а то и недель, именно Эквериус приглядывала за ней. Будила, умывала, помогала одеваться, следила за ней за столом, играла и укладывала спать. И вечно её лицо было недовольно, и Люси всё никак не могла понять почему. Малышка задавалась вопросами, почему няня так её не любит? Лейла же успокаивала дочь, мол любит её Эквериус, просто она была весьма скрытной на проявление чувств, а может просто стеснительной. В общем, Люси не особо любила эту высокую и ворчливую даму с длинными, вечно распущенными волосами, к которым она никого не подпускала, даже Кенсе. И когда она вдруг исчезла из поместья, Люси даже была рада первое время. Но потом поняла, что всё же Эквериус была ей близка, не так, как мама, но ближе всех остальных. По детской наивности она делилась с няней всем, что было в голове, и её выслушивали. Эквериус пугала, но она никогда не причиняла маленькой Люси боли или хоть как-то обижала. Наоборот, в дни хорошего настроения, которые были не особо часто, няня становилась такой весёлой и добродушной, что была согласна играть с малышкой хоть весь день. И это были самые чудесные дни, связанные с Эквериус, которые остались в памяти Люси. Но её больше не было рядом, даже на похороны Лейлы она не приехала, как и Кенсе. Зато на похоронах появился тот, кого Люси видела лишь пару раз в поместье и то издалека. Он появлялся обычно поздно, когда малышка уже спала, или наоборот, когда она уезжала из дома в гости к кому-нибудь. Она даже имени его не знала. Но на похоронах они наконец познакомились. Каприко и Дева звали его Лео, но молодой парень предложил Люси звать его так же, как звала его Лейла — Локи. Рыжеволосый, кареглазый, высокий и статный, парень был очень хорош собой, образован и воспитан, что быстро выдавало дворянское происхождение, ну, или как минимум, обучение. Именно на его плече Люси прорыдала почти всю ночь после похорон, именно он был рядом и утешал убитую горем наследницу Хартфилиев. Локи не был прислугой в доме, в отличие от тех же Каприко и Девы, но Люси отчего-то сразу поняла, что он заслуживает доверия ничуть не меньше, чем остальные. Какое-то внутренне чутьё сказало ей об этом. Да и потом, раз уж ему верила Лейла, то и она будет верить. К сожалению, долго Локи оставаться в поместье не мог, у него были какие-то дела, из-за которых он часто путешествовал по всему Фиору с севера на юг и с востока на запад. Это было очень опасно, особенно с началом войны и увеличением числа разбойников на дорогах, но парня это не пугало. И чтобы Люси не волновалась, он часто писал ей письма, в которых сообщал, где он и что с ним всё в порядке. Иногда вместе с письмами приходили маленькие подарочки и незначительные сувениры, которые девушка заботливо хранила на полочках и в маленьких ларцах. И вот, в этот день Люси хотела бы, чтобы он был рядом, но из-за проблем с дорогами Локи так и не смог приехать к третьей годовщине со дня похорон. Тихий вздох срывается с её губ, и Люси стирает платком слёзы с щёк, вновь поднимает голову, глядя на серую надгробную плиту. С тяжёлого неба вдруг начинают срываться холодные капли. Кажется, опять начинается дождь. — Госпожа Люси, — раздаётся над ухом тихий мужской голос, и на плечо ложится тёплая ладонь, — идёмте в дом. Вы можете простыть под дождём. Девушка не отвечает, но молча кивает и поднимается с холодной скамейки. Молчаливая Дева накидывает на её плечики тёплую накидку поверх плаща, и Люси благодарит её слабой улыбкой. Втроём они возвращаются по каменной дорожке обратно на территорию дома, идут мимо невысокого забора, что окружал сад, и с голых ветвей развесистых деревьев ветром срывает холодные капли. Они падают на лицо, заставляя вздрагивать, но горячие слёзы, всё текущие из карих глаз, быстро смывали их. Серое ноябрьское небо скорбило вместе с ней…* * *
Люси сидела за письменным столом в своей комнате и смотрела в окно. На улице уже смеркалось, и пустынный сад тонул во мраке. Вздохнув, девушка опустила взгляд вниз на чистый лист бумаги. Она думала написать письмо маме, хотела рассказать, как тяжело ей без неё, как она безумно скучает, но стоило только сесть на стул и положить перед собой чистый лист, как все мысли моментально испарились. И вот, она просто сидела и смотрела в окно, наблюдая, как медленно деревья за окном скрываются в надвигающихся сумерках. Тонкие пальцы крепче стиснули карандаш. Все ручки неожиданно отказались писать, и Люси пришлось взяться за него. Но вот, когда девушка наконец прижала острый кончик к листу и начала выводить первое слово, стержень вдруг надломился возле самого основания и остался лежать на бумаге в окружении мелкой крошки. Люси тяжело вздохнула и откинулась на спинку стула. Ну всё не слава Богу у неё… — Да что ж такое… — ворчит Люси, копаясь уже в третьем ящике стола и не находя точилки. Была куча всякого хлама, но точилка словно испарилась. Наконец, девушка потянула за ручку самого нижнего ящика, но тот застрял, открывшись не до конца. Люси дёрнула сильнее, и раздался характерный деревянный стук, будто что-то упало, а ящик чуть ли не вылетел, но девушка успела его подхватить и отложить в сторону. Заглянув внутрь тёмной дыры, Люси ничего не смогла увидеть, но стоило пошарить по шершавой поверхности ладошкой, как пальцы что-то нащупали. Девушка выпрямилась, разглядывая свою находку. На ладошке её лежала вытянутая объёмная колбочка со странной жидкостью внутри, закупоренная и висящая на шнурочке. Люси призадумалась, вспоминая что это и откуда оно взялось, как вдруг память подсказала: это же подарок Хисуи. Когда-то давно, когда они обе ещё были маленькими, принцесса подарила это ей и сказала, что это маленький волшебный светильник. Для детей такое было сродни чуду, и чтобы увидеть чудо надо лишь… — Потрясти, — с улыбкой шепчет Люси и трясёт ладонью. И через пару мгновений колбочка в её руке засветилась мягким и тёплым светом. Сейчас-то понятно, что дело в жидкости внутри, которая видимо из-за своих свойств начинает выделять свет при активном взбалтывании, но в наивном детстве это было самое настоящее волшебство. Детство… Так много было интересного и волшебного в этом детстве. Даже самое простое казалось чем-то удивительным. В детстве можно часами разглядывать облака на небе или считать звёзды, видеть и представлять то, что не могут увидеть взрослые. Играть, веселиться и не замечать всей тьмы и холода мира. Можно было строить форты из подушек и покрывал, находить самые неожиданные места для игр или же просто устраивать чаепития с друзьями, сидя весь день в домике на дереве, пока не позовут обедать. Люси подходит к окну и смотрит вновь в сад. На одном из самых крупных деревьев темнел её домик на дереве. Это был её личный уголок, в котором никогда не бывало взрослых, а оттого место казалось чем-то удивительным, тем, что принадлежит только ей одной. Жарким летом в домике всегда было прохладно, а зимой тепло. Да, даже зимой, не смотря на запреты родителей, она всё равно залезала туда. Люси была весьма шаловливой девочкой. Но теперь шалости остались далеко в прошлом… И вот Люси, бросив взгляд на светящуюся колбочку в руке, вдруг направляется к двери и стоящему рядом шкафу. Нет, не остались. Воспоминания о беззаботном детстве вдруг пробудили в её душе эту страсть к шалостям, и вот, девушка направляется вниз по ступенькам, стараясь не встречаться с кем-то из слуг. На плечах её тёплый плащ, а на шее уже угасающая колбочка на шнурке. Пусть на улице уже стемнело и моросит мелкий противный дождик, она хочет вернуться в свой уютный уголок, в свой любимый домик на дереве. В саду было темно, промозгло и сыро. Люси вновь встряхнула колбочку, и её света вполне хватало, чтобы немного осветить дорожку под ногами и силуэты деревьев вокруг. Но ориентировалась девушка скорее по памяти, чем с помощью глаз. Большое дерево вместе с домиком нависло прямо над головой. Люси уверенно схватилась за мокрые деревянные ступеньки, не замечая, что пачкает ладони. Древесина была крепкой и совсем не разваливалась из-за влаги, поэтому блондиночка стала подниматься по ступенькам, цепко хватаясь за выступы. Волнительное ощущение, которое она испытывала ещё в детстве, вновь толкало в спину, заставляя подниматься всё выше над землёй и не бояться высоты. И светящаяся колбочка на груди дополняла это ощущение. Так и начинались её детские приключения… В домике было темно, холодно и мокро. Как и везде вокруг. Люси на мгновение ощутила разочарование, когда не почувствовала знакомое тепло. На небольшом столике были видны очертания забытых игрушек, чашечек и тарелочек, а так же небольшого светильничка, который светил слабовато, но достаточно для маленького домика. А у противоположной от входа стены была скамейка, возле которой угадывалась груда непонятно чего. Люси удивлено присматривается. Она не помнит, чтобы натаскала сюда столько покрывал и подушек. И тут «груда» шевельнулась, и Люси невольно затаила дыхание, испуганно отшатнувшись назад. В темноте мелькнули горящие пугающие глаза…