***
Джим облизал губы, вспоминая привкус. Странно было помнить то, чего ты не делал. Но это было так хорошо. Да, он отвратителен, но никогда бы не оказался так близко к своему старпому, как смогло его отражение. Это воспоминание стоило всего. Стоило мук, угрызений совести и его психического здоровья. Стоило всего, что он потерял и вот-вот потеряет. — Я ненавижу тебя. — Неправда. Ты хочешь меня, — вновь усмешка. Очень самодовольная, но не без причины. Он был прав. Они остались наедине, потому что Джим попросил Боунза уйти. Не потому, что хотел поговорить со своим «вторым я», — скорее пытался отсрочить неизбежное. Побыть еще немного Капитаном, попрощаться с такими родными стенами его корабля, пусть и из изолятора. Он знал, что корабль уже развернули в сторону Земли, что он уже не может ничего избежать, но... лучший друг так на него смотрел. Кирк хотел забыть этот взгляд. Хотел забыть это все. Он приблизился к двойнику одним рывком вперед, схватил за куртку, прижал к стеклу и наклонился к лицу, чтобы до крови прикусить губу и слизать темно-красный след. Двойник так и излучал удовольствие. Он запустил одну руку в короткие светлые волосы, а другую — в чужие штаны, оглаживая упругие ягодицы. — Тебе придется сказать это, — прошептал не-кадет офицеру в губы. — Что сказать? — туго соображающий из-за пальца, оглаживающего вход, Джим вылизывал шею другого себя. — Что ты хочешь меня. — Кирк в отчаянии целовал чужой подбородок, заходясь слюной. — Я хочу... — стон. Не наслаждения, а скорее требующий большего. Молящий. — Так не пойдет. — Палец вошел по первую фалангу, оглаживая изнутри. — Громко, четко и полностью, Джимми. — Я хочу... Я хочу тебя, — будто в награду, палец вошел полностью. Кирк вцепился в кожаную куртку. — Боже! — Джим укусил своего двойника за основание шеи. — О, не думаю, что он сейчас смотрит, — смешок.***
Никто не знал об этом, но в детстве Кирк видел одного мальчика на далекой колонии, где царствовали голод, страх и одиночество. Видел уходящего за угол домов или прячущегося за деревьями. Он безмолвно указывал на верный путь и Джим следовал, бежал к нему, не раз спасаясь лишь благодаря этим подсказкам. Джим догадывался о том, что это был за мальчик, но не хотел себе признаваться. Вернувшись на Землю, Кирк больше не видел его. Он даже смог забыть. Пока безмолвная тень в его сознании вновь не обрела более реальные очертания. Джим на Тарсусе изо всех сил пытался догнать ускользающего себя, такого, каким был до всего этого. Джим, побывавший на капитанском кресле, пытался спрятаться за широкими плечами того парня, который еще не сел в тот шаттл. От которого не зависело так много, которому не приходилось так много скрывать. У того Джима не было груза на плечах. Он был прост и свободен. И в Айове абсолютно точно не было Спока... Кирк знал, что все это глупые мечты. Всегда знал. У него не было шансов. Все началось еще на далекой колонии, не с пустого места. Он спятил уже давно. Кому нужен неудавшийся сломанный капитан? Ответ очевиден. Мне жаль. Мне так жаль, Спок. — Джим... — Не надо, Боунз, — он хлопнул друга по плечу и натянуто улыбнулся. Они оба понимали, что это не просто что-то ужасное, — это конец света. Лучшему флагмену Федерации уже подыскивали нового капитана, а прежнему предстояло пройти курс лечения в лучшей психбольнице Сан-Франциско. Другими словами: его запрут и забудут. Маккой ненавидел себя, передавая лучшего друга, его судьбу — в руки Флота. Но у него не было выбора. На следующий день газеты напишут, что знаменитый капитан и герой Земли не справился. Что он умер в одиночестве и тишине своей палаты. Что он был настолько безумен, что перегрыз запястья, чтобы выпустить кровь. Лишь немногие запомнят его не таким. Лишь немногие будут знать, что он не был один. Но никто и понятия иметь не будет о том, что ему не было больно, о том, что ему помогли. О том, что его прошлое позволило спрятаться за своей спиной и уйти с миром. Джим наконец добежал до дерева вовремя. Он наконец взял того мальчика за руку. Больше ему не нужно волноваться.