Сложить две радуги и умножить на баскетбол

Уже на третьем гудке Аомине вспомнил, что этот номер вообще не следовало набирать. Но мысли распирала злоба и неудовлетворенность всем, происходящим вокруг, и поэтому звонить он продолжал. Продолжало его внутреннее упрямство, однако так и не добилось ответа. Со злости швырнув телефон куда-то в сторону шкафа, он хлопнул дверью ванной и еще раз прополоскал рот. Отплевавшись, он поднял глаза и вдруг поймал себя в зеркале. Взгляд скользил сквозь серебро поверхности, оставаясь каким-то потерянным и отказываясь фокусироваться. Темные круги под глазами выдавали бессонную ночь. Пораженный Дайки с трудом узнал себя в отражении. Отойдя от зеркала на пару шагов, он со всей своей силы метнул в него зубную щетку. Та отрикошетила в стену и закатилась под стиральную машину, не принеся зеркалу ровно никаких повреждений. Однако кое-что она все же пошатнула в этот момент. Мир вокруг Аомине трескался и рассыпался, словно фреска на старой стене, только в ускоренном режиме, оказавшись настолько хрупким, что не выдержал одного слабенького удара. Хотя.. Разве же удар был один? *** Воскресная тренировка уже подходила к концу, не принеся с собой никаких хоть сколько-нибудь интересных событий. Хранители Облака и Урагана старательно игнорировали друг друга, однако для всех остальных, никогда не знавших о существовании между ними иных отношений, в целом ничего и не поменялось. А Дино, единственный, кто мог бы заметить излишне гнетущую атмосферу между двумя игроками, второй день витал в облаках по довольно понятным причинам. Переодеваясь и раздумывая, как бы побыстрее добраться до школы Хром, Хаято чувствовал себя неприятно скованным весьма нежелательными обязательствами. И в связи с этим решил сегодня раз и навсегда расставить все точки над «и». Нет, конечно, бросать Докуро он не собирался, а вот поговорить было необходимо. С этими мыслями он молча выходит из школы, не замечая взглядов: ни внимательно-наблюдающего – Хибари, ни сочувствующе-понимающего – Ямамото. Собственно, после визита к последнему накануне Хаято и собрался с мыслями. На удивление рассудительный в этот вечер Такеши не стал говорить, что он «так и думал» или «примерно такую развязку и представлял». Этим изменениям в нем Гокудера не мог не радоваться, однако неоднократно подумал, что надо бы выяснить, что же такого с ним произошло, чтобы так повлиять на его характер. Как только за ним захлопнулись двери школы, в обоих взглядах угас интерес, и хозяева их разошлись в разные стороны, совершенно не подозревая, что в скором времени им придется столкнуться при совершенно невероятных обстоятельствах. Услышав шаги, Хаято привстал со скамейки и нервно поправил рубашку. Воистину, он волновался сейчас больше, чем в свой первый визит в это место. Докуро медленно подошла к нему и, ни слова не говоря, опустилась рядом. Через пару мгновений ее ресницы взлетели вверх, и взгляд ее левого глаза пронзил Гокудеру, будто острием изящной ледяной стрелы. – Я не опоздал, – осторожно начал он, но взгляд не потеплел ни на полградуса. – Все уже решено, Хаято, – колокольчики тоже из чистого льда, острейшие шипы на нежной розе – вот, каким казался ее голос сейчас. – О чем ты? – он сейчас Кай, не иначе; завороженный бесконечным холодом ее глаз. Сам себе пресек все возможности спастись. Она улыбнулась. Слегка снисходительно, словно глядя на провинившегося ученика. – Просто, ты уже труп, Гокудера Хаято. Эта фраза, сказанная мелодичным баритоном откуда-то из-за спины, была приправлена рассыпанным в воздухе смехом. Будто в полусне повернув голову, Хаято увидел его обладателя. И все, что было забыто со времен банды Кокуё, все, что как-то удалось пережить, отразилось сейчас в разноцветных радужках хранителя Тумана, переливающихся от сапфирового блеска к рубиново-красному, в котором уже открывался первый из его шести путей. Гокудера усмехнулся, прежде чем утонуть в бескрайнем океане иллюзий, подобравшемся к его ногам, осознав вдруг, что это произошло бы, даже приди он сюда на три часа раньше. Будто в подтверждение его слов издалека донесся волшебный голос злой феи Докуро Хром: – Я никогда не стремилась становиться твоей девушкой, милый Хаято, боже упаси. Я всегда буду любить только своего прекрасного брата, и никогда не предам этой любви. Наивный Хаято, ты настолько понравился мне, что я попросила братца долго тебя не мучить. Вот только он, к сожалению, не всегда меня слушает. Ну, конечно. И как он мог сразу не догадаться обо всем этом? Хотя кому он врал – конечно, не мог. Женщины всегда притупляли логику в его голове, а такие, как она... Однако отрицать смутные, неясные предчувствия на счет нее тоже было невозможно. Не думая, что она услышит, но, тем не менее, вкладывая в слова все свое отношение к происходящему, Гокудера медленно произнес: – Чтоб ты знала, детка... Твоему братцу на тебя абсолютно наплевать. – Не жалей его, – прекрасно расслышав его, Хром развернулась на каблучках и, хмыкнув, направилась в сторону школы. А Хаято, аккуратно нащупывая в карманах динамит, решил, что напоследок еще устроит этому уроду фейерверк эмоций. Да так, чтобы на всю оставшуюся жизнь выжечь ему глаза. Хибари вряд ли смог бы ответить на вопрос о том, почему именно в этот вечер его телефон не был переключен на беззвучный режим. Но именно по этой причине звонок, раздавшийся в около девяти вечера, вызвал у него, мягко говоря, недоумение. Отложив книгу, он потянулся за ним и, взглянув на экран, удивленно приподнял бровь. Звонил Гокудера. В эту же секунду Кёя понял – что-то случилось. И как только он поднял трубку, его опасения оправдались. Хранителя Урагана он там не услышал. Шелест травы, глухо доносившиеся удары, хрипы, шипение поврежденного динамика. И вдруг, совсем близко: – Больше никогда... Не подходи... – глаза Хибари сощурились, услышав до боли знакомый голос. – К этой школе... Голос дрожал от злобы и напряжения, и, казалось, отдавался в трубке тройным эхом. – И к Докуро.. Тоже не подходи!.. Хибари быстро сложил все в уме: телефон Гокудеры, школу, Хром, Мукуро и странные звуки. Через четыре минуты он уже давил на газ, перекинув ногу через мотоцикл. Ветер хлестал в лицо, только усиливая выбросы адреналина в кровь. Хорошо хоть он знает маршрут. Хорошо хоть все именно так сложилось. Лишь бы успеть... Стоп. О чем он только что подумал? Что он собирается делать? Кого-то спасти? Даже сам Гокудера не простил бы ему таких мыслей. Потому что, как правило, он не тот, кого необходимо спасать. *** Хаято слишком долго не выходил на связь. Ведь договаривались, что позвонит. А может, все хорошо, и свидание затянулось? С другой стороны – может быть и наоборот. Второй вариант значил бы, что Гокудера так или иначе страдает, а в таком состоянии к нему лучше не соваться. Такеши уронил крошку с бутерброда на карту города. Но, даже не заметив этого, продолжил поиски нужного здания. О! Вот оно. Не близко. Шесть станций и пешком минут пять. Он глянул на часы. 8:15. Нет, все-таки он слишком долго не выходил на связь. – Ужинать будешь? – позвал отец с первого этажа. – Не, я ухожу, – дожевав бутерброд, Ямамото прихватил куртку с крючка у двери и запихнул в карман карту. – Ненадолго. Однако уже закрывав за собой дверь, он осознал, что «ненадолго» не выйдет. Всю улицу, словно дремучий лес в старых сказках, застилал непроглядный туман. Обычно такая погода ничего хорошего не сулила. Глубоко вдохнув наполненный влагой воздух, Такеши попытался о плохом не думать. Сидя в метро, он снова и снова набирал Хаято, уже в открытую наплевав на то, что может отвлечь его или побеспокоить. Но телефон упорно выдавал лишь длинные гудки, ни подтверждающие догадки, ни отрицающие их. Недалеко от школьных беседок, среди покореженных деревьев, в середине огромной сферы из синего пламени, не пропускающей ни единого звука, Гокудера изо всех сил тянулся к вибрирующему телефону. И дотянулся, сделав последний рывок, но трубка тут же умолкла. С досадой уткнувшись лицом в землю и сплюнув кровь, Хаято краем глаза заметил приближающиеся ботинки хранителя Тумана, и понял, что сейчас гораздо нужней динамит. Но телефон успел среагировать на прикосновение, распорядившись им, однако, по-своему. Через пару секунд в доме Хибари раздался звук неожиданно позднего, так удивившего его, звонка. Часы показывали 20:45.