Can you feel my heart?

Ветер трепал ему волосы, снося с их кончиков мысли. Кружась в воздухе, они уносились дальше ввысь, оставляя Славу с пустотой крыши и внутренней тоской. Странное ощущение внутри него змеей ползало по костям, шипя. И вот уже с два месяца он терпит это, не находя успокоения. И даже привычное "лекарство" совершенно бессильно - заглушает, но не исцеляет его. Штопаная много раз душа трескается по швам от давления не знакомых ему эмоций, которые он уже давно позабыл и успел отложить в "долгий ящик". В груди всё чаще начинает что-то ныть, капая ему на нервы. Слава бьёт себя кулаком в грудь, рычит, скрипя зубами - эффекта ноль. Остаётся терпеть и уповать на то, что скоро это закончится. Но ехидный голосок где-то там внутри вещает иное представление. На удивление, на крыше было почти тихо и даже как-то спокойно. Шум машин не был таким обильным и не так сильно сдавливал виски, заставляя морщиться и мысленно проклиная всё и вся. Люди снизу не казались муравьями, которых он желал раздавить. Чувствовать, как каждая косточка трещит, а потом и вовсе щёлкает, извещая о конце. Даже птицы не так сильно раздражали своими бешеными возгласами и хлопаньем крыльев, как это бывало обычно. А как это бывало? Она сидела с ним, делилась какими-то мыслями и своими переживаниями (казавшиеся ему глупыми и смешными), а он сидел рядом и внимательно слушал её, сжимая в ладони пластмассовый стаканчик, наполненный пивом. Жидкость цвета ортоклаза отсвечивала редкие лучи небесного светила, и Слава любил смотреть в эти блики, представляя, как там вот-вот проплывет кит или ещё какое морское чудо. Девушка же его любование алкоголем воспринимала немного иначе, не видя там какой-либо красоты. Но даже это им не мешало находится рядом на этой крыше, в их личном маленьком мире, и делиться сокровенным. Не обходилось, конечно же, и без его комментариев, не всегда уместных, порой едких, как щёлочь, но девушка на это лишь снисходительно хмыкала и возводила глаза к небу. Как же она чертовски сильно его любила. Наверное, даже больше, чем свои эти книги, пропахшие старостью и пылью. Цеплялась своим колючим взглядом за эту высь, она разве что не тянула свои руки, словно моля. Часами она могла не сводить с него своих глаза и о чём-то думать, оставляя его одного, почти не замечая. Погружение в себя ему никогда не нравилось. Но Карелин не был бы собой, если бы не попробовал сделать то же самое, назло ей, как считал он сам. К сожалению, надолго его не хватило. Слишком быстро он терял интерес, и пока она любовалась этой серостью (чем её она привлекала?), он думал о ней, пытаясь разобраться в своих эмоциях и мыслях, что спутались в огромный такой клубок. Пытаясь понять, как сильно он её ненавидит и почему же так же любит, он делал глоток за глотком и всё больше желал сбежать от неё. Оставить на этом месте, под колючим и сухим ветром, чтобы она растворилась в нём.... Ловким движением холодный декабрьский ветер заползает под его расстёгнутую куртку, царапая тонкую кожу, отрезвляя и отрывая от мыслей. Слава ёжится и наклоняет голову в надежде хоть как-то защитить себя и сохранить дорогие остатки тепла. Бледными пальцами он хватается за края куртки и стягивает их, смотря всё так же куда-то вперёд. Зачем он сюда пришёл? Зачем напоминает себе о том, что хотел бы забыть? Карелин лишь пожал бы плечами на эти вопросы. Незнание точного ответа его раздражало и бесило. Но всё, что ему оставалось, - это опрокидывать в себя хмель и наслаждаться этим вкусом, пытаясь сфокусировать на нём всё своё внимание. "Не надоело себя обманывать, Карелин? " - внутренний голос ехидно скребёт по его мозгу. Слава лишь отмахивается от него, не желая вообще что-либо слушать сейчас. Заебали Достали со своими советами и доброжелательностью. Все эти пропитание жалостью и сочувствием слова плескают в него, словно серной кислотой из колбы, с противной, приторной улыбочкой на лице. Они действительно считают, что так ему станет легче? Каждому такому человеку он хотел сделать лишь одно - вмазать что есть силы и почувствовать, как кожа на костяшках стирается. И неважно было бы, девушка это или парень, наказание получил бы каждый вне зависимости от статуса и расположения к нему. Но на самом деле, он выдавливал фальшивую улыбку и уверял всех, что всё отлично, язвил. Но подозрительное ощущение в "кладовке" сознания говорило об обратном. "Слава, так жаль что вы с Сашей расстались. Такая хорошая пара была..." "Ты как? Нормально всё?" "Слышала, ты с Настей поцапался. Из-за чего хоть?" "Слава." "Слава..." "Слава!!!" За последние два месяца собственное имя теперь находится в списке "Ненавистные слова". Слишком часто его зовут и слишком часто в голосах звучит утешение. Вот только какого чёрта оно ему нужно? Всё же заебись зашибись! Пиво в стакане, в руке майк, в телефоне и тетради строки об очередном недорэпере, которого он порвёт в два счёта, как все и ожидают. Что же ещё надо? У него всё есть. Всё то, что хотят многие ноунеймы, и он этим доволен. Да, он порой сам лезет на рожен, выводит на агрессию, но толпе это нравится, и его эго ликует, когда толпа гудит и скандирует его имя. Он - Бог баттл-площадок. Так всегда было и будет. И ничего больше не надо. Ведь... так? Неосознанно, его рука уже вместо тонкой пластмассы сжимает твердый корпус телефона, а палец жмёт на кнопку питания. В серых глазах отражается единственный момент в его жизни, когда он был по-настоящему счастлив, а на душе было спокойно. POV Слава. Тяну её за руку, держа так крепко, словно она вот-вот вырвется и убежит от меня. Сердце от чего-то сильно колотится в груди: то ли из-за того, что я собираюсь показать ей что-то очень личное для меня, то ли из-за того, что ей может не понравиться там. В пальцах предательская дрожь, и я стискиваю их сильнее, не заботясь о комфорте девушки позади меня. Настя резко вздыхает, чувствую её грозный и колкий взгляд, и еле заметно дёргает захваченной мною рукой, видимо, желая, наконец, её высвободить, но это не так-то просто. Уж я-то знаю. С самого детства, несмотря на мою лёгкую костлявость, сил во мне было достаточно. Вскарабкаться на дерево? Легко! Подтянуться? Да запросто! Не было таких мест, куда бы я не смог пролезть, и это оказалось не исключением. Нашёл я его действительно случайно. По воле грёбанной и вездесущей судьбы, идя вечером в пьяном, в мои 17, бреду, меня почему-то потянуло наверх. А точнее, на крыши. Долго искать тогда не пришлось: заброшка была прямо напротив меня. То ли повезло мне тогда, то ли просто случайность, одна из немногих. Выбитые стёкла словно открывали прохожим душу этого места, приглашали зайти и узнать, что же там. Покапатся, пропитаться историей этих стен. Увидеть то, что не каждому обывателю по силам. Но логически догадаться нетрудно, что на самом деле там было: исписанные и обшарпанные стены, где местами отваливалась штукатурка, а где-то и вовсе кирпичи, доски на полу и запах затхлости вперемешку с пылью. Остановило ли меня это тогда? Конечно, нет. Меня таким не напугаешь. Идея, эта тогда казалась мне просто отличной, даже верхом гениальности, и когда я поднялся, понял, что это действительно так. Ночной Питер летом - это что-то. Огни сияют в тысячи раз ярче, как светлячки. Они словно цепляются за края домов, витрин, крыш, и город начинает гореть и манить. Манить каждого, кто хоть раз побывал здесь. Ночной пожар завораживал, и только совсем бездушный не мог оценить этот вид. Санкт-Петербург действительно действует, как наркотик, каждый мог найти в нём то, к чему тянется его душа. От грязи, гнили и похоти, как в рассказах Достоевского, до некоего волшебства, как в стихах Пушкина. Двойственность - показатель умения заинтересовать. И Петербург умел это делать как никто другой. Под ласки ветра и гомон неспящего мегаполиса, я так и заснул там, прижавшись спиной к арматуре. О чём и не жалею. Крыша стала для меня личным миром без стен и ограничений. Лишь там дышалось легче, а писалось лучше и интереснее. Здесь никто меня не упрекал, не смотрел косо, не пытался что-либо сказать и навязать. Это был мой маленький мир с населением в одного человека. И меня всё устраивало, но вот почему-то дёрнуло, блять блин, меня притащить ещё и её сюда. Хотел ли я этого? С самого первого дня. Острая потребность поделиться этим с кем-то уже давно меня грызла, но подходящего человека я никак найти не мог. Даже Саша, что было удивительно для меня. Но с ней... Я не знаю, как это происходит. И это меня пугает. Мы быстро вскакиваем во внутрь, и в голову бьёт ставший родным запах. О, как же я чертовски рад, что вновь могу оказаться здесь. Запах кружит мне голову и наполняет тело какой-то странной энергией и желанием что-то сделать, что-то масштабное, грандиозное. Каждая клеточка обволакивается в этом аромате и дрожит от кайфа. Настя же позади меня что-то бурчит, чихает и снова бурчит. Руку больше вырвать не пытается, за что ей отдельное спасибо. Мне слишком нужно, чтобы это кто-то увидел. Именно сейчас. На автомате взлетаю вверх по ступеням, почти не ощущая их под подошвой кроссовок, словно парю над ними. Резиновая подошва монотонно стучит об камень, как тиканье часов. Но даже это уходило на задний план не особо интересуя. - Куда ты меня тащишь? - устало произносит девушка и тяжело дышит мне в спину. Я лишь молчу. Не хочу ей вообще ничего говорить. Совершенно. Хочу просто помолчать. Остались ещё немного, и я, наконец, попаду в своей бункер. Душа трепещит от осознания, а усталость, которая была до этого из-за быстрой ходьбы, улетучилась, не оставляя и намёка на себя. Рука на автомате тянется вперёд, туда, где должна свисать железная лестница. Но вскидываю её слишком рано, выглядит это, наверное, странно. Но мне всё равно. Выпускаю, наконец, её из своей хватки и первым забираюсь наверх. Железо приятно холодит ладонь, навевая воспоминания. О побегах сюда от назойливых и не дающих мне дышать. Каждый сантиметр хранил в себе меня, мои мысли, мой голос, мои слова. Поверхность была просто пропитана и протоптана лишь мной. Моя душа требовала покой, и я не смел ей отказать. Подтянулся, скользя ладонями по шершавой поверхности, раня мягкую кожу. Колени попадают на мелкие и острые камушки, но даже они отходят на второй план, не привлекая моего внимания. И стоит мне выпрямиться, твёрдо встать на ноги и распрямить плечи, как я понимаю, что мне сносит башню. Воздух. О, этот воздух, что казался таким особенным именно здесь. Он не просто заполнил лёгкие до предела, он идёт по сосудам и венам густой и вязкой, но такой приятной негой. Голова кружилась, но это было настолько привычно, что я попросту не замечаю этого. Разноцветные пятна скачут перед глазами, как назойливые бабочки летом, вот только отогнать я их не могу. Мурашки бегают по коже из одного конца в другой, вызывая лёгкую ухмылку. Я счастлив. Действительно счастлив и наконец-то свободен. Свободен от этих баттлов и других насущих проблем, что въелись в моё сознание. И только здесь душа словно очищалась, становилась кристально-чистой и спокойной. Парадокс, да? Кто бы мог подумать, что такой человек, как я, может рассуждать на такие темы и вообще позволять заикаться себе о душе. Ведь по сути, как меня, аморала, кладущего болт на всё и всех, можно уличить в душе? Какая может у меня быть душа? Лишь болота, куски углей и не более. У меня нет души. Ведь так...? Внезапная хватка на руке пугает меня своей внезапностью, из-за чего я стараюсь как можно быстрее обернуться и узнать, кто же это такой отчаянный. Её глаза... Они стали такими яркими или мне кажется? Что она вообще здесь делает? А, точно, я же её сам и позвал... Она обеспокоена. Её пальцы слишком сильно впиваются в мою кожу, держа так крепко, будто я могу упасть. Брови сведены, значит, опять о чём-то думает. Это так забавно - видеть её беспокойство, которое мне нахрен не нужно, но в то же время из-за осознания того, что она волнуется об мне, в груди предательски колет и ноет. Я поднимаю бровь, как бы спрашивая "чего тебе?", но девушка лишь настойчиво тянет назад за собой. - Ты бы отошёл от края. Упасть хочешь? - глаза метаются к обрыву, и я вижу, как дергаются её плечи. Из-за этого её жеста что-то внутри толкает меня к тому, чтобы подойти, закинуть руку ей на плечи, прижать к себе и отшутиться, но я успеваю себя отдёрнуть. Мне это не нужно. Не нужно! - О, как это мило с твоей стороны, - язвлю, вкладываю в слова как можно больше иронии, дабы унять и заглушить гаденькое и ненужное чувство внутри. Девушка словно и не обращает внимания на мои слова, всё так же пристально следя за краем, будто в любой момент здание начнёт рушиться и пропасть станет ближе. В глазах еле-заметная паника, но даже этого хватает, чтобы забить на своё "я" и успокоить девушку. Ведь не просто же так я привёл её сюда. Мягко расцепляю её пальцы, ловя недоверчивый блеск глаз, и сжимаю её плечи, переключая всё внимание на себя. - Смотри на меня, - твёрдо приказываю я. Её губы сжаты, напоминая тонкую бледно-розовую полоску, постоянное глотание воздуха выдаёт её напряжение. И только чудо не даёт мне закатить на это глаза и сделать всё по-своему. Как же я это не люблю, не нянька я, чтобы кого-то успокаивать. Но почему-то именно с ней я забываю об этом, о чём потом жалею. - Настя, - зову мягче, дабы она поняла, что ей ничего не угрожает, кроме моего характера. Сам того не замечая, я кладу ладони ей на щеки и мягко поворачиваю к себе. Мне всё это кажется слишком интимным, личным, чем-то таким, чего делать мне нельзя. По крайней мере, уж точно не я должен так нежно и заботливо держать её лицо в ладонях, еле касаясь, водить большими пальцами по щекам, чувствуя потрескавшуюся от ветра кожу, и заглядывать в глаза. Наверное, при нашей встрече это первое, что я замечаю, - глаза. Зелёные, но не как обычно сопливо описывают их, а такие... Они всегда казались для меня какими-то нереальными, слишком много было в них понимания, слишком много в них было грусти. И это раздражало меня не хуже, чем её речи. Но при всём этом, засыпая ночью, последней мыслью было увидеть их завтра. Когда же её глаза стали мне жизненно необходимы? Я и сам не знаю, но именно это и начинало меня раздражать в ней. Раздражать от одного только вида. Желать скрыться от неё или, наоборот, запихнуть её куда-нибудь в подвал и запереть на ключ, чтобы хотя бы день пожить без мысли о ней. Но... Чёрт, да кого я обманываю?! Я бы побежал через минуту за ней. Чёрт! - Не подходи туда больше, - прочищает горло, видимо, пытается скрыть своё напряжение. Выходит плохо. - Неужели так сильно боишься высоты? - усмехаюсь. По пальцам бежит дрожь, а в животе начинает странно бурлить. Ненормально это. Совершенно. Слишком резко сторонюсь её и быстро засовываю сжатые в кулак ладони в карманы джинсов. Что вообще происходит?! Тепло, что несколько секунд назад было на моих пальцах, подобно песку, осыпалось, не оставляя после себя ровным счётом ничего. Но то, что бурлит внутри, так и осталось, продолжая меня изводить. - В этом нет ничего смешного, - девушка словно и не заметила моих действий, даже наоборот, отошла немного подальше, стоя ко мне уже спиной. - Каждый чего-то боится, - слова звучат тихо, и кажется, ветер готов их унести отсюда подальше в любую секунду. - Не согласен, - встрял я. Ну а что, я не был бы собой, если бы не сделал этого. Она оборачивается, голова чуть набок, а в глазах ирония, которая бесит меня. Желаю накинуть ей что-нибудь на лицо слишком яркое, но я пока держусь. - Отчего же? Неужели тебе совершенно нечего бояться? - в голосе действительно звучит интерес, в глазах уже не ирония, а пристальное любопытство и не только. Как понять, что Настя изучает вас? Очень просто. Её выдают две вещи: прищур глаз и сведённые брови. В такие моменты она точно меняется из простой тихой девушки в наблюдательную и очень зоркую сову, от которой ничего не скроется. Это её умение подмечать все детали поражало и, как бы это забавно ни звучало с моих уст, восхищало. Сколько всего она могла увидеть и понять. О таком мне оставалось только мечтать. - Да, - абсолютно уверенно говорю я. Ну давай, сканируй, терминатор. Правда ли это? Отчасти, да, таких мелочей, как: вода, огонь, землетрясение и т.д. - я не боюсь. Это всё детский лепет. Но.... Всё же есть то, что действительно мне неприятно... Мысль, что внезапно появляется яркой картинкой в голове, заставляет передёрнуть плечами и отвести взгляд с лица Насти. Чёрт, ненавижу эти её штучки. Вновь отворачиваюсь от неё, желая посидеть и просто насладиться видом. Зачем я её вообще сюда притащил?! Кретин. - Я не знаю, чего ты боишься. Но ты и сам знаешь, что это. Просто... - её голос смолкает. Я слышу хруст гравия под подошвой её кед, а в следующие секунды и тепло на плечах. Слишком нереальное для меня, но такое манящее. - Ты должен понять, что у тебя есть люди, которые будут готовы тебе помочь. И молчать, держа в себе, не выход, Слава. Уж я-то знаю, - пальцы то еле сжимают, то, наоборот, сильнее давят мне на плечи. Она совсем близко, так рядом, что я могу обернуться и уткнуться в ткань её пальто, ощутить её прозрачное дыхание и услышать стук "мёртвого" сердца. - А у тебя? Есть те, кому ты можешь рассказать свои страхи? - последнее слово словно обжигает язык. Оно слишком непривычно для меня, из-за чего кажется каким-то инородным. Мне действительно интересно, есть ли те, кому она может доверять больше, чем мне? Я, конечно, знаю не так много. Даже поверхностно. Но, чёрт, откуда эта ревность? Я жду её ответа, ведь мне действительно сейчас это важно. Понять то, на сколько мы можем быть честны друг с другом и на сколько она вообще доверяет мне. Руки холодеют моментально, но я жду, не смея двигаться. - Нет. Я не могу просто взять и рассказать это. - Даже мне? - Даже тебе, Слава... В тот день мы больше не сказали ни слова. Лишь её руки всё так же лежали на моих плечах, а моя голова у неё на груди. И было в этом что-то такое, что в народе называют "уют". Это был единственный день в жизни, когда я хотел остаться здесь навсегда. Только с ней.... Как мне пришла идея сфоткать нас, пока она не видит (её глаза как всегда были закрыты и лицо было спокойно, не было той тревоги), я не знал. Рука сама потянулась к чуду 21 века, а пальцы жмут на иконку. Заметила ли она мою уловку или сделала вид, что не заметила - я не знал. Но тогда это было неважно. Неважно было всё, кроме нас... - Ты доверяла мне? - шёпотом спрашивает парень, смотря туманными глазами на погасший экран. Он ждал ответа. Жаждал его, как путник воды, как люди воздух, как Земля Солнце. Казалось, что лишь от него зависит его дальнейшая, уже никому не нужная жизнь, ставшая даже для себя лишь привычной обыденностью. Он жаждал услышать столь ненавистный, но такой желанный голос в этом месте. Может, закинуться чем-нибудь? Вызвать её хотя бы в галлюцинациях, держать в них так долго и упорно, схватиться за неё всеми своими фибрами. Требовать ответы на все вопросы, хоть и зная, что ответ будет таким, каким бы хотел его услышать лишь он. Нет. Ему нужна она.Живая. Слава был готов сорваться с крыши, попасть в этот смог, задохнуться в нём, но найти знакомые черты и пятна одежды в этой серой толпе. Найти её и притащить сюда, чтобы заполучить ответ. Любой ценой. Вопросов было больше, чем казалось ему на первый взгляд, и все они носили разный характер. От обычного желания узнать о том, что же она на самом деле думает о нём, до одного из самых главных вопросов для него: на сколько он близок ей? Этот вопрос был самым отвратительным для него. Он пытался бежать от него, бежать так сильно, как только мог. Забыть и не вспоминать. Лишь только одна мысль, что такой вопрос может существовать в его сознании, сжигала всего его изнутри, просто выедая. Подпаляя кусочки и так хрупкого сознания. Но смотря в бездну её глазниц, он желал крикнуть эти слова ей прямо в лицо, уповая от её реакции. Так отчаянно она желала знать то, что было ему противно, но столь нужно и ценно. Она стала тем самым "ящиком Пандоры", а он так сильно стремился открыть этот чёртов "ящик". Он хотел и ненавидел. Вопрос "А стоит ли?" появлялся каждый раз при взгляде на неё. И теперь он понимает, что стоит и всегда стоило. Но на крыше было тихо. Он был один. И никто ему не ответил. А ветер всё так же трепал волосы, снося с кончиков его душу.