Невольные каникулы

      — Отодвинь шкаф.       — Мар… Маринетт, пожалуйста, давай поговорим!       — Я сказала: отодвинь шкаф. Нам не о чем разговаривать, я хочу выйти.       Господи, это конец! Она видеть его не хочет, слышать не хочет, знать…       Что он наделал? Неужели никак не изменить? Повернуть время вспять, зажать себе рот, стукнуть по голове, что угодно, лишь бы не произносить тех слов. Плагг предоставил ему такой шанс, а он так просто, безумно, бездумно его упустил. Ничтожество… Адриан ощущал себя полным ничтожеством, кретином, недоумком и ругал себя всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами, которые только есть на земле.       Не простит. Она его не простит. Об этом явно говорили ее поза, напряжение, взгляд…       Как он мог не узнать? Боже, она всегда была рядом, двое суток с ним не было никого, кроме нее. И он все потерял. Разом. Одной фразой. И в лице Маринетт, и в лице Ледибаг она не будет с ним прежней. Не о взаимности оставалось мечтать, лишь о прощении. Чтобы позволила хотя бы быть рядом с ней, смотреть на нее, жить ее улыбками, которые она будет дарить другим, но не ему.       И ведь она говорила ему, поделилась с ним самой сокровенной тайной, призналась, что сама себя ненавидит. И между ней настоящей, такой прекрасной, такой хрупкой, нежной, ранимой и в то же время сильной и другой ее личностью, которую она не раз проклинала ночами за способность влюблять в себя, он выбрал не ту.       Он ведь не думал…       А он вообще когда-нибудь думал?       Так ужасно, бессовестно, бесчеловечно надругался над ее чувствами. Зная, что Маринетт не любит Ледибаг, он посмел ей в лицо сказать, что любит Ледибаг, не Маринетт. Это для него они обе стали одним целым, прекрасным, чудесным, обворожительным, очаровательным, идеальным, превосходным, замечательным целым, стоило только узнать, что она… это Она. Теперь он знал, понимал, видел, воспринимал их одним человеком. Не мог, как ни пытался, разделить образы друг от друга, хотя с осознания не прошло и пяти минут. Противопоставлять Принцессу и Леди ему представлялось таким же абсурдом, как считать Нино в синей футболке и Нино в красной футболке разными людьми.       Вот только она так не считала. Адриан должен был избавить ее от ненависти к самой себе, а в итоге только усугубил ее комплекс.       Невыносимо осознавать, что своими словами ты причинил боль той, которую поклялся защищать до последнего вздоха последней из девяти жизней, а потом, наплевав на все законы мироздания, воскреснуть из мертвых и вновь защищать.       Он ранил не тело, а душу. Такие раны не заживают, могут лишь слегка затянуться, спрятаться под покровом эмоций до тех пор, пока кто-нибудь снова одним единственным словом не вскроет их с новой силой, подобно тому, как он только что поступил с ней.       Он не заслуживает прощения.       Он готов ко всему.       Пусть она его бьет, кричит, ранит, терзает, да хоть убивает! Лишь бы ей было легче, лишь бы она не вела себя так.       Так холодно, отстраненно, словно не с ним она знакома два года, словно не он всегда прикрывал ее спину, не его шея ощущала ее горячее дыхание, когда они спали на этой самой кровати в этой самой комнате пару часов назад.       Сердце готово выпрыгнуть из груди и броситься прямо к ней, к ее ногам, чтобы она могла делать с ним все, что захочет. Наступить, раздавить, выбросить, сжать, сжечь, разорвать. Больнее не будет. Ни ей, ни ему.       Ей — потому что сейчас она так холодна, словно все ее чувства не теплее абсолютного нуля. Ему — потому что видеть ее такой и знать, что причина он сам, — тот, кто горячо ее любит, живет ее образом, дышит им, — невыносимо настолько, что в этом вихре душевных эмоций невозможно заметить физическую боль.       Ее лицо, всегда живо и искренне отражавшее все ее эмоции, фарфоровой маской застыло в ужасающем безразличии. Его же лицо, привыкшее изображать на камеру все, что угодно, наверняка впервые выражало столько эмоций одновременно. Боль, вина, сожаление, страх, отчаяние, раскаяние, любовь…       С его легкой руки она была уверена, что он клялся в любви пустышке, боготворил образ, фальшивую маску, которой она называла другую себя.       Но ведь это не так. Она была настоящей, живой, иногда неуклюжей, такой же уверенной и целеустремленной, какой он видел ее и без маски на протяжении этих двух дней.       Видел, но не разглядел.       Черт побери! Вероятно, именно ему, как она говорила, Маринетт боялась признаться в любви. Что было бы, если бы она пересилила страх? Не узнав в ней любимую, он бы ей отказал? Зарази его акума, именно это он уже сделал!       Мало его те громилы по голове стукнули.       — Я долго буду ждать? — осколками льда, пронизывающими ее голос, можно было порезаться. Он хуже Бражника, хуже тех отбросов, что похитили их и приковали к трубе. Никто прежде не делал ее такой, да и никто, кроме него, не способен был на подобное.       Ведь во всем мире лишь он разделял с ней одну судьбу, одно общее бремя, общую тайну, дарованную парными талисманами.       — Мне самой этот стеллаж двигать?       — Моя Леди, пожалуйста, не уходи! — Агрест надеялся, что она услышит его отчаянную мольбу. Точнее, позволит себе услышать.       — Твоей «Леди» здесь нет, — отчеканила девушка. — Мои серьги тоже отобрали. Без них я никто.       — Маринетт, прости за все, я люблю тебя, — Адриан захлебывался словами, слезами, чувствами. Как давно он упал на колени?       — Не меня. Ты сам сказал мне об этом.       — Но ведь…       — Она — не я! — вскричала Дюпен-Чен. — Вчера я ясно рассказала тебе, чем мы с ней отличаемся.       Адриан не знал, что ответить. Он не мог ничего ответить, не боясь снова сделать ей больно. Неужели нет никакого шанса все это исправить? Как дать ей понять, что творится у него на душе? Как узнать, что творится в ее сердце?       — Маринетт, ты не можешь сейчас уйти, — Адриан говорил не своим голосом. Сломанным, сломленным, не живым. — Плагг велел дождаться наступления ночи.       — Это касалось тебя. Из нас двоих только ты знаменитость.       — Нас похитили вместе. И в новостях, наверняка, показывали и твою фотографию. Прошу тебя, потерпи еще немного мое присутствие. Хотя бы до тех пор, пока не вернем талисманы.       

***

      Ночь опустилась на Париж, но покидать временное убежище еще было рано. К тому же Маринетт наконец-то заснула, и Адриан мог позволить себе смотреть на нее.       Он сидел на полу возле кровати, наблюдая, как в такт дыханию поднимается и опускается ее грудь, как подрагивают веки, слегка морщится лоб. Во сне с девушки исчезла маска безразличия, поэтому сейчас Адриану даже казалось, что отношения между ними еще могут наладиться. Но стоило такой мысли посетить его, как юноша сразу же вспоминал все то напряжение, которое ощущалось в воздухе последние несколько часов, отчего он снова готов был впасть в отчаяние.       Осторожно, стараясь не дай бог до нее не дотронуться, чтобы случайно не разбудить, Адриан очерчивал в воздухе контуры ее лица. Его палец, проскользив вдоль ее щеки, пролетел над подбородком, прошелся по губам, почти задев их, когда почувствовал на себе тепло ее дыхания, остановился над кончиком носа. Он ведь видел все это, даже когда Маринетт была в маске.       Оторвавшись от изучения лица любимой, Адриан перевел взгляд на ее правую руку, лежавшую на одеяле. Такая хрупкая, нежная, изящная… И вчера, черт возьми, Маринетт сама себе вывихнула палец, а он даже не смог ей ничем помочь. Стоял и смотрел, как она заливаясь слезами, вправляла сустав обратно. Какое же он все-таки ничтожество!       Даже если она не простит, Агрест знал, что он ни за что не откажется от своих чувств. Он будет любить ее, даже если она не позволит. Он будет следовать за ней, словно тень, и защищать от всех опасностей этого мира. Он никогда не позволит ей вновь вывихнуть палец, если споткнется — он поймает ее прежде, чем она упадет. Ни одному злодею он не даст до нее добраться. Адриан вдруг осознал, что если понадобится, не раздумывая ради нее использует «Катаклизм» на человеке.       Он не герой. Герой бы не стал допускать подобную мысль. Он же не только допустил мысль, что способен убить, но и полностью уверился в этом. Но об этом Адриан не жалел. И не потому, что из-за сожалений от необдуманных слов и упущенных возможностях все остальные сожаления казались пустыми и малозначительными, а потому, что его устраивало это решение.       Отныне Нуар не герой. Он Кот, живущий только ради любимой. Но ни она, ни его квами, ни кто бы то ни было другой не узнают об этом. Адриан продолжит спасать Париж лишь потому, что она живет в этом городе, потому что спасает его он вместе с ней, потому что только так он сможет ее защитить.       Но сначала им нужно вернуть талисманы.       Как бы ни хотелось Адриану продолжать наслаждаться видом спящей красавицы, время ждать не могло.       Агрест встал и склонился над ее ухом. Как же ему хотелось сейчас поцеловать свою принцессу! Но было нельзя. С нежностью и раскаянием юноша прошептал:       — Моя Леди, пора.       

***

      Следуя инструкциям Плагга, герои определили примерное направление и отправились в путь. Подростки старались избегать центральных улиц, пестривших яркими вывесками и продолжавших жить даже в темное время суток. Они шли закоулками, скрываясь в тени домов, стараясь не попадаться на глаза редким прохожим, а самое главное избегать света фар, проезжавших машин. Особенно полицейских. Словно малолетние преступники, Адриан и Маринетт спрятались за рекламным щитом, когда патрульная машина проехала мимо них.       За все время пути Маринетт ни разу не удостоила Адриана ни взглядом, ни фразой. Она шла, иногда останавливалась, чтобы почувствовать холодно или горячо в выбранном направлении, и абсолютно не замечала Агреста. Он же следил за каждым ее шагом, каждым движением, вздохом. Адриан был безумно рад, что серьги и кольцо, скорее всего, находились в одном месте. Ведь они с Маринетт уже долгое время шли в одном направлении. Если бы это было не так, Дюпен-Чен давно бы ушла в свою сторону, оставив его одного. Правда и тогда он бы, не раздумывая, последовал за ней. Не мог же он оставить любимую одну посреди улицы глубокой ночью?       Внезапно Адриана посетила мысль: а вдруг метод игры и поиска талисманов поможет ему найти путь к прощению? Что ж, терять уже было нечего.       — Маринетт, — как назло, он совершенно не знал, с чего начать. — Ты не устала? Может быть, хочешь чуть-чуть отдохнуть?       — Отдохну, когда закончим, — холодно, но она хотя бы ответила.       — Может быть, ты хочешь пить или есть? У меня остались деньги, а неподалеку был автомат…       Девушка посмотрела на него, как на идиота, показав на бутылку воды, которую она купила в таком же автомате полчаса назад. Поняв, что спросил глупость, Адриан почесал затылок правой рукой, предварительно перехватив свою бутылку (которую он купил тогда же) в левую.       — Принцесса, а как зовут твоего квами? — зря спросил! Ведь этот вопрос касается Ледибаг.       — Тикки, — неужели не зря? — Она любит печенье, сладости и во всем помогает мне.       Это было… горячо? Неужели, Адриан, наконец, нашел зацепку? Ключик к калитке, за которой тропинка к ее сердцу? Набравшись храбрости, Агрест задал следующий вопрос:       — Познакомишь нас?       — С какой стати мне знакомить с кем-то тебя? — и снова холодно…       На протяжении всего пути Адриан продолжал попытки достучаться до девушки. Только ему казалось, что он приблизился к цели, как следующий его вопрос в пух и прах разбивал предыдущий успех, возвращая Агреста в изначальную точку. Но он не сдавался, не отступался от цели и продолжал искать нужный подход. С разных сторон он пытался приблизиться к спрятанной за колючими шипами крохотной искорке, которая, как он надеялся, осталась в душе девушки и была способна растопить ее лед. Джаггед Стоун, Алья, пекарня, злодеи, Хлоя, эскизы, выкройки, родители, мадам Менделеева, месье Дамоклес, мадам Бюстье, квами, фильмы, еда — в ход шли все темы, которые он только мог вспомнить. Удивительно, что яснее всего Адриан чувствовал «вот оно, горячо», когда вопрос шел о Бражнике. И это Маринетт-то утверждает, что она не Ледибаг?! Увы, когда он вспомнил о том, как акума захватила Кима, все снова вернулось на круги своя.       Через некоторое время в ход пошел шантаж.       — Моя Леди, я буду голодать до тех пор, пока ты не дашь мне шанс исправиться, — жалобно пролепетал Адриан. — Ни крошки в рот не возьму, даже когда буду умирать от голода.       — Дерзай. Твой отец накормит тебя внутривенно.       Это, черт возьми, было холодно. Невыносимо холодно.       — Близко, — все с той же безразличной интонацией произнесла Маринетт.       — Да, — согласился Адриан, настроившись на след кольца. — Туда? — спросил он, пальцем указав в «теплую» сторону.       — Мне горячо там, — Дюпен-Чен указала в противоположном направлении.       Сбылось то, чего Адриан так боялся. Серьги и кольцо в разных местах. Но он не позволит им сейчас разделиться.       — Предлагаю сначала узнать, где что находится, а потом решить, что вернуть первым, — сказал он.       — Надо же, Котик решил составить план действий? — усмехнулась Мари. Вот только «температуру» усмешки Агрест понять не мог.       — Просто вдруг один Камень Чудес легче вернуть с помощью другого и…       — Я поняла, что ты имеешь в виду, — вздохнула девушка. — Встретимся здесь, как только поймем, где талисманы. Или ты меня одну не отпустишь?       — Второе, — чуть слышно прошептал смущенный Адриан. Леди так легко его раскусила!       Через полчаса герои определили местоположение каждого талисмана. Серьги Божьей Коровки находились на втором этаже трехэтажного многоквартирного дома, отчего достать их на данный момент не представлялось возможным. А вот с кольцом было проще: Адриан прекрасно ощущал его отклик из мусорного бака высотой в человеческий рост.       — Что ж, — вздохнула Маринетт, закатывая рукава, — давай искать.       — Стоп-стоп-стоп! — Адриан грудью перегородил путь к источнику грязи и зловония. — Моя Леди, я не позволю тебе копаться в мусоре. Отдохни, я сам все сделаю!       — Вдвоем мы быстрее управимся, глупый Кот.       — Принцесса, нет! — даже если она будет еще сильнее его ненавидеть, Адриан все равно настоит на своем. Она и так сделала слишком многое за эти дни. Должен же Агрест хоть раз побыть мужчиной, даже если для этого нужно рыться в отходах?       — Как знаешь, — Маринетт возражать не стала и села на асфальт, скрестив ноги. — Приступай, — махнула рукой она и приготовилась наблюдать за напарником. Когда еще ей предстоит увидеть, как сам Адриан Агрест изучает содержимое помойки?       Адриан снял рубашку, оставшись в футболке, и приступил к поискам. Он залез на край бака, сел на корточки и брезгливо, двумя пальцами начал вынимать одну вещь за другой и кидать на асфальт. Потом уберет все «Катаклизмом». Вот почему некоторые люди не завязывают мусорные пакеты? И вообще, разве в этом районе не слышали о том, что мусор надо сортировать? Вслед за банановой кожурой на землю полетел порванный ботинок, затем огрызок яблока, пустая бутылка, грязный подгузник… Брррр!..       Вскоре Агресту пришлось сменить положение, поскольку вырыв достаточную яму, он не мог дотянуться глубже. Юноша решил, что если аккуратно опустошит весь бак, то сможет туда залезть, не испачкавшись так сильно, как если бы прыгнул в него сразу. Все-таки коты создания чистоплотные, а тепличные мальчики-модели — тем более. Как назло, парень ощущал, что кольцо лежит где-то на дне.       Когда Адриан выкинул из бака пустую коробку от пиццы случилось то, чего он так долго ждал. Нет, он все еще не добрался до кольца. Маринетт сама заговорила с ним.       — Скажи, Котик, ты правда считаешь, что меня любишь?       — Я абсолютно точно, со стопроцентной уверенностью знаю это, Принцесса! — Адриан даже отвлекся от поисков, чтобы посмотреть ей в глаза.       — И согласен на все, чтобы я больше на тебя не обижалась?       — На все, что угодно, — его голос ведь был достаточно серьезен? — Ты только скажи.       — Знаешь, Тикки… моя квами, мы с тобой о ней уже говорили, — девушка произносила свои слова не спеша, словно дразня провинившегося парня, — может стирать часть воспоминаний.       Адриан так и застыл, держа в руке пустой целлофановый пакет.       — Ты ведь всегда любил Ледибаг, так? — продолжила Маринетт. — Сможешь ли ты полюбить меня-Маринетт, если забудешь все, что связано со мной-Ледибаг? Если сможешь — докажешь искренность своих чувств.       Адриан все еще молчал.       — Меня-Маринетт ты будешь помнить, а вот вторую мою личность, в которую так влюблен, — здесь девушка усмехнулась, — забудешь. Сможешь ли ты отказаться от всех воспоминаний о Божьей Коровке, о всех наших совместных битвах за эти два года? Полюбишь ли ты тогда меня без маски? А если и полюбишь, не бросишь ли ты меня, снова клюнув на маску фальшивого идеала?       Воцарилось молчание. Адриан дорожил совместными воспоминаниями. Их первая встреча как Кота и Леди, когда она — сама судьба — свалилась на него с небес. Их первая победа. Традиция стукаться кулачками после успешного завершения миссий. Погони за злодеями. Случай, когда они застряли в пузыре Бабблера. Как она узнала его во время битвы с Рефлектой. Столько всего… И она просила его от всего этого отказаться?       Да, черт возьми, да! Он откажется, раз она просит. Если это позволит ему быть рядом с ней. Если это его шанс добиться прощения и, возможно, взаимности.       Она спросила, полюбит ли он ее без маски? Он уже ее любит. А значит, забыв о ее второй личности, он не забудет любовь к самой Дюпен-Чен. И если он снова не будет знать, что Леди и Принцесса — это одна девушка, Адриан был уверен, что даже не посмотрит в сторону Ледибаг (хотя думать об этом ему было больно), поскольку он и мыслить не сможет ни о ком, кроме Мари.       — Сделаем это, как только вернем твои серьги, — произнес Агрест, сдерживая дрожь в голосе.       — Ладно уж, Котик, прощен, — зевнула Маринетт.       — То есть, даже без стирания памяти? — от удивления Адриан, вылезавший из бака, чуть не упал обратно.       — На самом деле Тикки может стереть память только за последние минут пять, да и то только у случайного свидетеля трансформации…       — Получается, ты мне соврала?       — Ну… — девушка пожала плечами. — Немного схитрила. Зато я на тебя больше не обижаюсь и даже готова сходить с тобой на обещанное свидание… Если ты сам, конечно, не против.       — Два свидания, — мигом оживился Агрест. — Одно — Кота Нуара и Ледибаг, которое ты обещала устроить, если мы выберемся. Второе — ты задолжала Плаггу свидание Адриана и Маринетт.       Девушка искренне улыбнулась, а счастливый Адриан вернул кольцо на законное место.