***
Тень. То, что раньше было от него сокрыто. Тут всё иначе, нежели он представлял. И быть здесь — не равнозначно видеть во сне. Сейчас он явственно ощущает все искажения того, что зовётся реальностью, не понимает, как можно позволить этому месту и тому, что в нём обитает, себя обмануть, запутать и свести с ума. Поддаться демонам, поверить в ложь и довериться хоть чему-то. Всё иллюзия. Фальшивка. Его ежедневная паранойя здесь обоснована, а потому Амелл сразу относится к внезапному спутнику с подозрением. И не ошибается: демон Гордыни — вполне достойный соперник тому, кто ставит себя выше других, кто считает себя сильнее всех прочих магов Круга. И их соперничество состоится ещё не раз, это знают они оба.***
Первое, что Амелл видит, придя в себя после Истязаний — обеспокоенное лицо Йована. Лучший друг, похоже, просидел рядом с ним весь остаток ночи, искренне обеспокоенный его состоянием. На губах невольно появляется улыбка, но тут же меркнет от воспоминаний о произошедшем. Йован никогда не пройдёт Истязания. Это не просто опасения, это факт. То, в чём Виконд не сомневается, хотя и хотел бы. С одним демоном Гнева он бы справился. Возможно, даже с демоном Желания он смог бы совладать. Но Мыш, скрывающий в себе Гордыню, непосилен для него. Йован пожалеет его, доверится… И меч храмовника станет ему приговором. Однако, Ирвинг тянет с Усмирением, и это вселяет в душу Амелла крохотную надежду на то, что друг Виконда так и проходит всю жизнь в учениках. О, такое ведь возможно — парень неоднократно слышал истории о магах, не допущенных до Истязаний, но продолжавших жить в Башне долгие годы. Вечные ученики. А может, это были лишь выдумки-легенды для отчаявшихся магов. Но ему отчего-то так хочется верить в это. Хочется верить в то, что ничего дурного больше уже не произойдёт, что с прохождением обряда он и сам стал немного иным, а новая жизнь больше не будет омрачена виной и потерями. Он всё ещё верит в это, когда заходит в кабинет Первого Чародея. Ирвинг и Грегор спорят о войне, о роли, которую маги смогли бы сыграть в ней, будь им это дозволено. Помимо них в кабинете ещё и третий человек, облачённый в доспех иной, нежели у храмовников. Амелл настороженно разглядывает его, предчувствуя нечто дурное, но понимает обоснование к своему чутью лишь после того как Первый Чародей знакомит их. Виконд не дурак — он знает, зачем в башню прибыл Серый Страж. В книгах библиотеки достаточно историй об их ордене, как сильно перевранных и фальшивых, так и вполне правдивых на вид. Страж ищет рекрута. Амелл видит недовольство Грегора, чувствует азарт Ирвинга. А Страж — Дункан — рассматривает его словно какую-то вещицу, которую он собирается приобрести. Виконд понимает, что всё уже решено за него. Ему противно. Стражам больше подошёл бы Карл. Или Сурана… Андерс. Но первого нет, второй мёртв, а третий снова бежал из Башни. А он… он другой, он не соответствует их стремлениям к какой-то высшей цели и никогда не допускал и мысли об уходе из Башни. Нет, маг ледяной стихии не хочет ничего менять. Он ни за что не оставит Йована одного, не бросит его в Круге. Виконду Амеллу не нужна свобода, если это означает потерю единственного важного для него человека. Без Йована всё это не имеет смысла, не значит ровным счётом ничего. А двух рекрутов-магов Дункану взять не позволят. Грегор скорее удавится, чем станет обсуждать это, и даже Первый Чародей не сможет его уговорить.***
Виконд не в силах поверить в слова Йована о скором Усмирении. Он переспрашивает снова, прекрасно понимая, что это не ошибка, что он не ослышался, что Йован и та девчонка, что стоит с ним рядом, не лгут. Но как же отчаянно не хочется в это верить! Ирвинг всё рассчитал. Пока Виконд был на Истязаниях, Первый Чародей составил приказ на Усмирение его единственного друга. Амелл понимает, почему этого не было сделано раньше: Ирвинг знает, насколько крепка их дружба, как сильно Амелл зависим от Йована, и понимает, что его ученик пойдёт добровольцем на Усмирение следом за лучшим другом, не колеблясь ни секунды. А полноправных магов отправлять на Усмирение запрещено. Что ж, выходит, учитель думает, что смог обдурить своего ученика. Но Змеёныш знает: они с Йованом смогут сбежать вместе. Он выведет его. Усыпит или убьёт храмовников, охраняющих выход — разницы нет. Не тогда, когда его Йовану угрожает опасность. Он уже хочет предложить свой план, возникший так отчаянно быстро, но… Его друг решает всё иначе. Да, он хочет сбежать. Но не с ним. У него есть Лили. Та самая девушка, о которой говорил Йован раньше и которую Амелл ошибочно не воспринял как проблему. Лишь сейчас Виконд понимает: послушница — не просто очередная влюблённость. С ней всё серьёзно — ещё ни на кого его друг не смотрел с такой нежностью, с таким всеобъемлющим обожанием. И ещё никто не отвечал ему тем же. Никто не испытывал к нему подобного, кроме, пожалуй, самого Виконда, чувства которого так и остаются незамеченными. Незамеченными… незамеченными ли?.. «Они все смеются над тем, что ты всюду следуешь за мной, будто привязанный. Это не нормально, Вик! Так не должно быть» — воскресают в памяти произнесённые так давно слова, звучащие как пощёчина. Он слишком устал быть тенью, всюду следующей за «лучшим другом», устал подстраиваться под него как угодно, лишь бы быть рядом. Да и зачем? Разве Виконд так уж сильно нужен ему?.. Передаренная роза и праздник, которого не было… Вот, что сам он значит для него. Ненависть овладевает разумом прошедшего Истязания мага внезапно, выжигая из головы все остальные мысли, а из души — чувства. Нет ни тревоги за дальнейшую судьбу Йована, ни вполне ожидаемой горькой радости за взаимно счастливого друга, ни привычной уже боли от осознания своей ненужности — лишь странная ледяная пустота заполняет его изнутри, приходя на замену всему прочему. — Нам нужна твоя помощь, Вик. Без тебя мы не справимся. Да и была ли дружба?..***
Виконд не помнит, как оказывается в кабинете Первого Чародея. Здесь впору подобрать какой-либо давно приевшийся, но всё же точный оборот вроде: «ноги сами привели», но это было бы глупо. Глупо перекладывать ответственность за свой выбор, искать среди тысяч нелепых оправданий одно, более или менее уменьшающее его вину. Предателем он становится по своей воле.