Укротительница чудес

      Вскоре после ухода отца появилась армия горничных, и каждая с мстительным, как показалось безутешной Славе, удовольствием набросилась на неё с расчёсками, шпильками, щипчиками, кисточками и прочими инструментами пыток красотой. После княжну втиснули в корсет, такой тугой, что даже костлявой Славе приходилось бороться за каждый вздох, обули в жесткие ботинки на каблуках, пока девушка с тоской неотрывно смотрела на мягкие, чуть стоптанные сапоги, и облачили в прогулочное платье, которое годилось разве что для того, чтобы стоять на месте.       Повисла непривычная тяжелая тишина. Обычно превращение Славы в прекрасную княжну сопровождалось язвительными комментариями Таля, веселой перебранкой с горничными и тяжелым сопротивлением самой княжны против каждой мелкой детали, но сейчас девушка молча выносила всё, что с ней делали. Голова Славы превратилась в бурлящий котел из самых противоречивых мыслей и эмоций – растерянности и возмущения, испуга и злости – куда брат пропал, когда он так нужен? Едва ли с ним случилось что-то, из-за чего он не может добраться до дома. Так почему же он не возвращается?       Слава прошла мимо огромного, в пол, зеркала, даже не взглянув на отражение. Она и так знала, что сейчас выглядит как настоящая княжна – высокая, тяжелая из-за украшенных самоцветами шпилек прическа вместо обычного распадающегося бесформенного узла, голубое с белыми кружевами платье вместо старой одежды Таля и искусно накрашенное лицо, заметно выражающее утомленность и раздражение.       В плотном кольце горничных, будто под конвоем, Славу медленно привели в парадную гостиную.Перед резными двойными дверями, избавившись на мгновение ока от прицелов взглядов, княжна быстро сунула в корсет кинжал, который обычно носила в сапоге. В платье, которое полагается даме по этикету, далеко не убежишь, нужно хоть что-то, чем можно защитить себя.       Слава удивленно поймала себя на мысли, что подсознательно готовится вовсе не к свадебному паломничеству, а к бою. Впрочем, в определенном смысле, ей и предстоит битва.       Сосчитав про себя до десяти в надежде унять дрожь не то от страха, не то от праведного гнева, Слава кивнула горничным, чтобы те широко распахнули обе створки двери, и с высоко вскинутой головой вошла в гостиную со всем изяществом, на которое была способна.       В гостиной княжну уже дожидалось двое князей. Конрад одобрительно кивнул дочери. Второй мужчина, стоящий к Славе спиной, резко обернулся и поднял подбородок.       Князю Торшену Шиланскому недавно перевалило за тридцать, но если бы Слава не знала этого наверняка, то сочла бы, что жених ненамного её старше. На бледное, с острыми, как лезвие ножа чертами лицо падали волосы пепельного оттенка. Холодяще-голубые, без видимого намека на хоть какие-то эмоции глаза вкупе с хищным орлиным носом и тонкими губами придавали князю внушающий опасения вид. Хотя Слава и слышала краем уха, что Торшена считают одним из первых красавцев страны, из-за светлых глаз, волос и кожи он показался княжне каким-то бесцветным, особенно в сравнении с зеленоглазым и темновласым Талем.       Еще про Торшена говорили, будто бы он любимец бога Ишмара. Поля и плантации княжества не знали засух и наводнений, а обильные урожаи, которые собирали дважды, а то и трижды в год, неизменно оказывались предметом самой черной зависти всех соседей. Торшен умел вести дела, и его княжество богатело и процветало.       Как ни посмотри, он был идеальным женихом, и Слава прекрасно понимала, почему отец так ухватился за этот брак. Чего она не понимала совершенно – зачем Торшену вдруг понадобилась такая сомнительная невеста.       Князь Шиланский чопорно поклонился. Слава присела в безукоризненном реверансе, с досадой ощущая, как на лице отражается всё, что она думает и о Торшене, и об отце, и о замужестве. Мужчина приблизился, чтобы запечатлеть на руке Славы невесомый поцелуй, и вблизи стало заметно, какой измученный у князя вид. Слава даже пожалела бы Торшена, если бы не злилась так сильно.       – Безмерно счастлив видеть вас снова, княжна Алекславия, – от его деланного радушия девушке захотелось закутаться в теплое одеяло.       – Взаимно, князь Торшен, – хрипловато ответила девушка и, уловив легкую насмешку в голосе и взгляде жениха, мучительно попыталась вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог видеть её в последний раз. Торшен тем временем повернулся к Конраду.       – С вашего позволения, мы вас покинем. Надеюсь, к нашему возвращению все приготовления будут закончены.       – Вам не о чем беспокоиться, – Конрад важно покивал, не сдерживая широкой довольной улыбки. Слава вздрогнула всем телом, принимая протянутую руку.       – До свидания, отец.       В полной тишине князь и княжна спустились к запряженной четверкой великолепных белых лошадей карете. Даже с помощью Торшена Слава забралась внутрь неуклюже, путаясь в юбках, князь уселся следом, и карета тронулась. Следом двинулась телега со слугами.       Долгое время ехали молча. Торшен, как и Слава, похоже, считал, что соблюдать приличия наедине – лишнее, и откровенно игнорировал невесту. Княжна не имела ничего против и уныло разлаживала нежно-голубую ткань платья, чтобы хоть чем-то себя занять. Таль ни на секунду не дал бы сестре заскучать… Нашелся ли он? В порядке ли?       Брата Слава любила с той же силой, с какой ненавидела, когда он заставлял за себя беспокоиться.       Мыслями постоянно возвращаясь к Талю, Слава старательно отводила глаза от Торшена. Он пролистывал какие-то документы, делал пометки и удивительно напоминал отца. Присутствие Славы он словно вовсе не замечал. Наконец девушка не выдержала:       – Вам ведь нет никакой нужды на мне жениться?       – Совершенно, – легко согласился Торшен, всё еще глядя в документы.       – И симпатии у вас ко мне нет, – настойчиво продолжила Слава.       – Ни малейшей.       – Тогда объясните, почему. Должна ведь быть какая-то причина.       – Не у вас одной строгие родители, – князь наконец оторвался от своих бумаг, но не отложил их совсем. – Мой отец хочет, чтобы я полностью контролировал ваши действия, не упускал из вида. Это проще всего устроить, если вы станете моей женой. Ваш отец охотно принял мое предложение, и вот мы оба здесь.       Слава окончательно запуталась.       – Разве ваши родители не умерли много лет назад? Или они оставили какое-то завещание? И какое дело вашему отцу до меня?       Торшен вздохнул с видом мученика, окончательно отложил документы и с изнеможением провел рукой по бледному лицу.       – Полагаю, я должен всё вам рассказать. Это поможет вам вспомнить кое-что, что существенно облегчит нам всем жизнь. Видите ли, князь Симар Шиланский не был моим родным отцом. Он признал меня своим сыном, чтобы не было скандала, но мой настоящий отец – бог Ишмар.       – Так вы полубог? – ахнула Слава. – Вот почему у вас такие богатые урожаи!       – Моя мать приглянулась ему. Она не могла отказать богу, – он хмыкнул, – если бы и захотела. Отец Ишмар, сами понимаете, неважный, – Торшен нахмурился и поспешно добавил: – Но урожаи его милостью собираем исправно. Теперь он просит об ответной услуге – держать под контролем вас. Не удивляйтесь. Вы, должно быть, со временем вспомните. Место, куда мы едем, должно помочь.       – Разве мы едем не в свадебное паломничество? – осторожно уточнила Слава.       Корсет сдавливал ребра, но кинжал на груди давил еще сильнее.       Вся эта история со свадьбой не нравилась Славе с самого начала. Она угодила в какую-то опасную переделку, и никто ей здесь не поможет. Отчаянно хотелось бежать далеко, до самого дома. Там Слава найдет Таля, и вместе они обязательно что-нибудь придумают.       – Все верно, – в отличие от Славы, у которой в голове роились тысячи возможных вариантов развития событий, Торшен казался расслабленным. – Это храм богини, о которой вы наверняка даже не слышали. От него мало что осталось, но он поможет вам вспомнить.       Если бы только удалось выпихнуть Торшена из кареты, Слава бы быстро разобралась с возницей и повернула бы лошадей домой. Но нечего и думать о том, чтобы победить Торшена грубой силой – он куда крупнее и сильнее её. А даже если вдруг удастся справиться с князем, за каретой следует телега со слугами. Такой план не годится, нужно придумать еще.       – Послушайте, Алекславия, – Торшен наклонился вперед. – Ни от меня, ни от вас много не требуется. Я не обременю вас своим обществом, вы для меня – как эти документы: иногда требуют внимания, но у меня нет ни малейшего желания ими заниматься. Вам лишь нужно всё время находиться в пределах моего дома, чтобы кто-то из моих доверенных знал, где вы. У вас будет всё, о чем попросите, и можете делать что угодно и встречаться с кем угодно. Кроме вашего брата Таля. О нем вам придется забыть.       – Вы не понимаете, о чём просите, – просипела Слава.       Они проезжали по лесной дороге. Если сейчас выскочить и затеряться среди деревьев, будет ли фора? Придется сбросить неудобные ботинки и срезать юбки – они помешают залезть на дерево, если придется прятаться и пережидать преследование, но это займет время. К тому же, Слава совсем не знает этих лесов, а для Торшена и его людей они – дом родной.       По лицу князя пробежала тень легко разочарования.       – Боюсь, что понимаю. Это замечательно, что вы способны так любить, пусть и своего брата…       По тону Торшена Слава в ужасе осознала, что он всё знает. Княжну бросило в озноб, а сердце застучало так быстро, что девушка ощущала его в горле. В глазах почти наверняка отразилась паника, с которой девушка не могла совладать.       Никто не должен знать об их с Талем тайне.       Но Торшен знал.       –… однако вы должны понимать, что это не может продолжаться долго. Вам удавалось дурачить вашего отца, который видит в вас своих детей. Возможно, обвести вокруг пальца слуг.       Слава глубоко вздохнула, посмотрела прямо в бледные глаза Торшена и внезапно онемевшими губами отчеканила:       – Вы не заставите меня отказаться от Таля даже под страхом смерти.       В груди от сказанной вслух правды разлилось неожиданное тепло.       До самого конца пути оба молчали. Князь вернулся к своим документам.       Славу хоть и занимали вопросы о том, что же такое она должна вспомнить и почему бог Ишмар так заинтересовался ей, но куда больше её озадачило озарение – даже если она сможет сбежать от жениха, возвращаться ей некуда. Дома поджидает отец, который, если потребуется, закует дочь в кандалы, перевяжет ленточкой и отправит обратно. Чем дольше княжна думала, тем безнадежней казалось ей положение. Оставалось только плыть по течению и ждать, что будет дальше.       

***

      Они ехали, пока солнце на началось краснеть. Слава несколько раз проваливалась в беспокойную дремоту, но, забывшись на несколько секунд неясными, полными цветочных садов, благоухающих нежными ароматами пионов, дельфиниумов и лаванды, просыпалась и настороженно оглядывалась по сторонам. Её подташнивало не от усталости, не то от тряски, не то от страха. Слава знала, что Торшену нет никакого резона вредить ей, да и боялась не сколько его, сколько неизвестности. Можно было бы сделать амулет, но Слава никак не могла придумать, какой именно ей сейчас пригодился бы. В грудную клетку вжимался только кинжал, заговоренный на незаметность, но толку от него в тесной карете под цепким взглядом Торшена не было никакого.       Они остановились перед поросшим зеленью храмом, и Слава, кусая губы, вылезла из кареты.       Княжна легко поверила, что о боге этого храма мало кто знал, если знал вообще кто-то, кроме его строителей, которые умерли столетия назад. Слава не рискнула даже предположить, сколько лет здесь не ступала нога человека. Крыша местами провалилась, а где-то прямо на черепице росла трава. Все барельефы и росписи со стен превратились в пыль, а украшения и утварь (если они и были) разворовали задолго до рождения Славы. Камни фундамента сдавила, а местами – раскрошила дикая трава. В дальнем углу сквозь давно прогнившие доски проросло деревце и возвышалось над храмом, вытянувшись в дыру в крыше.       Храм был большим – не таким, как храмы бога Ишмара, но едва ли уступал в размерах храмам богини войны Айлы, популярной в последнее время, но совершенно заброшенным. Славе стало даже жаль всеми позабытое божество, чей храм больше не знал ни прихожан, ни подношений и лишь медленно разрушался.       Никаких следов тропы от дороги к храму не сохранилось, но Слава, не жалея тонкой материи платья, продралась сквозь высокую траву к пустому дверному проему.       Внутри стены хранили лишь жалкие остатки фресок, осыпавшихся и поблекших настолько, что невозможно было разобрать, что на них изображено. Ни единая деталь не давала и самой крошечной подсказки, чей это мог быть храм – большой, но забытый.       – Вы узнаете это место? – сзади тихо подошел Торшен. Княжна только небрежно пожала плечами:       – Конечно, нет, я же здесь никогда не была.       – Сомневаюсь, ведь это ваш храм.       Слава долго выискивала в фразе смысл, который мог от неё ускользнуть. Девушка прокручивала в голове каждое слово – как ни крути, сложно вложить другое значение в нечто настолько конкретное, но всё же, она, должно быть неправильно поняла князя.       – Это была неудачная шутка, – наконец выжала из себя Слава, медленно шагая вглубь храма в надежде отыскать хоть что-нибудь уцелевшее.       Помимо всего прочего, князь Торшен славился тем, что боги наградили его чем угодно, только не чувством юмора.       – Я не шутил, – от ровного серьёзного голоса по спине пробежал холодок. – Это ваш храм. Точнее, был вашим, пока бог Ишмар не изгнал вас, богиня Сеонг.       Слава выдержала тяжелую паузу перед тем, как рассмеяться жестким, не своим смехом. Она-то думала, что придется разбираться со своим замужеством, а итоге получила на голову сбрендившего жениха.       – Какая из меня богиня? – в её голосе не осталось ни следа недавнего смеха. Будь она богиней, не оказалась бы в таком дурацком положении.       – Вы знаете историю богини Сеонг? Должны знать, если читали книгу, которую я подарил вам. Чему покровительствовала богиня Сеонг? – с губ Торшена посыпались нетерпеливые, настойчивые вопросы. Слава заметила под ногами насквозь проржавевшую монетку и рассеянно подняла её.       – Сеонг была богиней амулетов, и… – княжна осеклась. – Неважно, это не имеет смысла.       То, что сама она заговаривает отличные амулеты, не имеет никакого значения. Мало ли на свете умельцев. Слава хорошо знает, кто она. Княжна Алекславия, своенравная дочь князя Конрада Залосского, влюбленная в собственного единокровного брата Таля.       – Ишмар лишил вас памяти и отправил перерождаться, – в голосе Торшена впервые послышались отчаянные нотки. – Вспомните, Сеонг!       – Меня зовут Алекславия, – раздельно произнесла княжна и повернулась, чтобы выйти.       Торшен стоял прямо перед ней, подавшись вперед; его глаза пылали диким маниакальным огнем. Князь схватил Славу за плечи, не обращая внимания на то, как крупно она дрожит, а его пальцы давят так сильно, что оставляют синяки.       – Я специально привез вас сюда, Сеонг. Это место еще хранит следы вашего культа, вы должны почувствовать! Я хочу вам помочь, но для этого вы должны вспомнить, Сеонг!       Слава вырвалась и побежала, задрав юбки так высоко, что её преподаватели этикета упали бы в обморок, увидь они это безобразие. Торшен, кажется, не пытался догнать, уверенный, что бежать ей некуда, но девушка не стала тратить время на то, чтобы оглянуться и проверить.       Слуги даже не повернули головы в её сторону. Все – даже возница с кареты – расселись на обозе и что-то жевали в ожидании господ.       На грудь невыносимо давил заговоренный кинжал.       План сложился моментально. Слава отбежала от протоптанной ею же тропы, чтобы исчезнуть из поля зрения Торшена, и бросилась к карете. Кинжалом, который скрывал её от чужих глаз, Слава торопливо освободила одну из лошадей из упряжки, вскочила на неё и погнала по дороге домой, крепко вцепившись в мягкую намасленную гриву.       Слуги вскочили и замахали руками – силы амулета не хватало на то, чтобы спрятать еще и лошадь. Слава позволила себе посмотреть через плечо – из храма выбежал Торшен, что-то крича, но слова заглушал свист ветра в ушах. Княжна погнала лошадь быстрее, раздраженно утирая слезящиеся от встречных потоков воздуха глаза. Губы судорожно плели заговор, увеличивающий силу кинжала.       На первой же развилке Слава увела лошадь с дороги в лес. Времени едва хватило на то, чтобы поправить примятые ветки, шепнуть над ними пару слов и спрятаться, сжимая в ладони кинжал так, что побелели пальцы. Другую руку Слава держала на морде лошади, чтобы та не выдала их убежище.       Погоня промчалась мимо по дороге в Залосс. Убедившись, что никто не возвращается, Слава поскакала по второй дороге. Никому не придет в голову искать беглую княжну Залосскую в глубине земель князя Шиланского.       Почти стемнело, и Слава торопилась отыскать место для ночлега – ей вовсе не улыбалось ночевать в лесу. Княжна вдруг почувствовала себя уставшей и очень старой. Голова пухла от мыслей, а грудь разрывалась от почти физического ощущения пустоты. Безумные идеи Торшена не могли оказаться правдой, но князю удалось посеять сомнение и беспокойство.       Нет, это не может быть реальностью.       Но всё, что сказал князь, казалось разумным. Кроме одного: пусть даже у Славы выдающийся талант к созданию амулетов, как она может оказаться богиней? Боги живут в своем божественном мире и с презрением смотрят на людей, позволяя устраивать в честь себя культы. Славу возносить до небес не спешили.       С другой стороны – зачем бы Торшену выдумывать такое? Кажется, он искренне верил в то, что говорил, хоть и производил впечатление сумасшедшего.       Слава зажмурилась и потерла виски. На мгновение под закрытыми веками вспыхнула картина жаркой задымленной кузницы, в которой она никогда не была. Глаза защипало, и княжна испуганно их распахнула. Нельзя позволить дурацким сказкам Торшена влиять на себя!       Слава отдала бы всё за то, чтобы Таль назвал её глупой и сказал что-нибудь, что сделало беду смешной.       Но Таля рядом не было. По ночному лесу Слава ехала только в компании собственных страхов.