Ты мне не ровня

Первое, что ощутил Наруто, проснувшись, был запах. Затхлый и душный, будто бы он в самом сыром погребе, где не осталось ничего неиспортившегося. Вчера он еще надеялся, что обоняние притупится, он сумеет привыкнуть – тщетно. Ночью комната была сокрыта во мраке, с которым не справлялся тусклый свет свечей. Теперь же солнце освещало все уродливые детали этой болезненно мертвой комнаты, ее изгнивающие, съеденные насекомыми и червями доски, ее покосившуюся оконную раму с одной ставней, ее покоробленные полы с кривыми, торчащими досками. Вчера, скажи ему, что он захочет снова оказаться там, на улице, в этой неприветливой стране, он бы не поверил. Сейчас не хотелось задерживаться здесь ни на минуту. Ожидания себя оправдали: на улице со вчерашнего дня лучше не стало. Выйдя и осмотревшись по сторонам, Наруто остановил внимание на своих спутниках: угрюмые, хмурые и молчаливые. Его товарищи и без того не отличались добрым и легким нравом, а в такой атмосфере лица их вовсе были подобны камню – суровые, безликие, серые. Серые, как и все вокруг, серая грязь, трава, одежды, дома, живность, разваленная телега без колес и даже небо, небо тоже уподобилось всему остальному. Вчерашний день мог показаться испытанием, но чувство это было обманчивым и преждевременным. Вскоре стало ясно – это был только первый день, и дальше будет только хуже. За минувший день пути лица ребят здорово обветрились, кожа горела, будто обожжённая. В дороге то и дело приходилось останавливаться и счищать с ботинок налипшие слои грязи, половина которой была тягучая, вязкая глина. Каждый шаг по этой сырой, мертвой земле отдавался непреклонным гадким хлюпаньем. У Итачи в припасах нашлась вода, это было очень кстати и решило проблему пересохшего горла. Распечатанный бидон на несколько литров нес Гаара - его песок помогал легко импровизировать, пили с одной железной искривленной кружки по очереди. Никому не хотелось стоять и разливать эту воду по флягам, которые очень быстро осушатся уже совсем скоро. Когда-то ныне видавшая виды кружка могла похвастаться причудливой пестрой раскраской, теперь же от росписи на ней остались редкие затертые следы, она была вышаркана до железа. Идти приходилось без продыху, привалы коллективно решено было отменить. Итачи раздавал детям полоски солонины, которую было проще всего есть на ходу и от которой опять же снова и снова пересыхало горло. Вместе с тем за одно лишь утро он дважды насыпал детям в ладонь порошок и заставлял сыпать его себе под язык. Гаара все же заболел. Болезнь отчетливо проявилась на второй день. Юноша мужественно держался утром и днем, но к вечеру начал слабеть. Темари шла первая в отряде, за ней были брат с Наруто, Итачи предпочел быть замыкающим, чтобы всех видеть и контролировать. Когда Гаара в первый раз обессиленно остановился, сжался, обхватив себя за плечи, стало тревожно. В ту минуту Наруто, позабыв про усталость, в несколько шагов оказался вблизи друга и взволнованно справлялся о состоянии товарища. «У него жар», - сказал Итачи то ли сам себе, то ли остальным, уже доставая нужный ему свиток. Безмолвно так или иначе каждый был благодарен такому случаю сделать небольшой привал и пока Учиха приводил больного в чувство, остальные могли передохнуть. Сразу же в ногах отдалась тяжелая, гудящая усталость, тело будто залило свинцом. Итачи и без того не торопился с песчаником и, уловив общую усталость отряда, стал еще более неспешен. Также несложно было заметить ту неотложность и основательность, с которой Учиха взялся за дело. Гаара тяжело и с трудом дышал, дыхание его было обрывистым и коротким. Молча и без придыханий он послушно делал все, что от него требовалось. В ход пошли микстуры, розоватый порошок, запитый отваром и тонкая, толщиной в ладонь полоса бежевой плотной ткани. Свернув её в два раза, Итачи положил сукно на лоб Гааре, дальше оставалось только ждать. Минута за минутой, сидя в грязи на ветру, дети отдыхали. - Что это? – Спросил Наруто. - Специальное сукно. – Нехотя ответил взявший на себя дело лекаря. Узумаки не стал продолжать расспрос, как и не стал дальше отвечать Итачи. Ничего не располагало к беседе: они сидели на сырой земле в десятке шагов от дороги в окружении бедных кустарников, чахлой осоки и грязи. Наруто обратил внимание, как быстро въелась грязь в кожу рук – они были серыми, по бесчисленным ручейкам, пестрящим изгибами, которыми были покрыты его ладони, струилась бесцветная въевшаяся пыль. Лица каждого были то тут, то там испачканы, золотистые волосы Темари были сокрыты капюшоном, но брови и ресницы не спаслись от окрашивания в пепельный. Наруто заключил, что и сам выглядит не лучше. Так или иначе, сейчас это не имело никакого значения – все ждали когда Гааре станет лучше. – Из такого сукна шили нательное белье в монастыре Лао Мин-Сан. – Вдруг продолжил Итачи. Даже ему просвистываемое ветром глухое молчание было не по нраву. – Жрецы монастыря владели целебными техниками, тайна которых многие годы не покидала стен их храмов. Этими техниками они наделяли ткань целебными свойствами. Всего не знаю, но по рассказам, сукно это также пропитывали в травяных отварах, наносили печати и шили из него нательное белье. Больного, поступающего в монастырь, зашивши ему раны, вправив суставы, что там у него еще может быть, к концу дня омывали, брили ему голову и переодевали в белье из этого сукна. Принято считать, белье забирает всякую хворь и помогает в лечении. Во всяком случае, так написано в книгах. - Круто. А почему шили? Уже не шьют? - В монастырь вторглась армия Страны Облака. Они принудили жрецов отказаться от обета и пойти к ним на службу. Присоединиться к ним не хотели, но у шиноби был приказ не убивать даже тех, кто будет сопротивляться и забрать с собой всех, кого смогут. Так и вышло. Монастырь был частично разрушен, но выстоял. Не знаю, что с ним сейчас. А монахов увели. Я так понимаю, их заставили применять их навыки в угоду государству. Этого уже в книгах не написано. - Наверное, так всегда и бывает. – Задумчиво произнесла Темари. – Сильный пожирает слабого или делает частью себя. - Так и есть. - А что за обет? - Монахи дают своего рода клятву, обет. Они клянутся, что не навредят больному, что помогут каждому и о многом еще. В клятве есть что-то о том, что они не примкнут ни к кому и будут помогать нуждающимся. На практике это означало, что они помогут всем, если им будут платить. Так или иначе, они были слишком ценные, чтобы так свободно жить своим обособленным орденом и молиться… кому бы они там не молились. - Все понятно. – Холодно шмыгнул носом Наруто и выдохнул ртом, наблюдая, как образовавшийся пар растворился, уносимый непреклонным ветром. – А есть такие монастыри еще? Есть те, кто приносить такой же обет? - Я слышал про иные подобные. Ничего конкретного. - А откуда у тебя эта ткань? - Обменял. В запасе её не так много, я разделил её на такие вот части. Подозреваю, этого должно быть достаточно, чтобы сбить жар. Но опасался Итачи не жара, не простуды. Что-то тревожило разум преступника, хмур он был больше обычного. Учиха внимательно слушал хриплое, слабое дыхание товарища и щупал пульс. Через несколько минут ткань почернела, стала цвета угля. Итачи снял её с больного, она вспыхнула в его руке, прогорела, точно смятая бумага, и пепел её был пущен по ветру. Вдали кричали вороны, гонимые холодом и тоской по этой безжизненной пустоши будто бы со дня основания мира. Это было впервые с тех пор, как дети оказались в стране Рисовых Полей - какая-то живность. Не каждое животное несёт с собой торжество природы, ребенок мироздания, порой животное больше похоже на поводыря смерти. Наруто не мог не заметить ещё вчера - а сегодня ещё больше в этом убедиться - что это место имеет кое-что общее с миром мышей. Такое же мрачное, суровое, неприветливое. Он хорошо помнил те безжизненные деревья и кустарники, которые встречал там - будто бы сама земля не дает им жизнь, а высасывает их, губит. Тщедушный сухостой. То ощущение, когда ступаешь и ступня чуть уходит, погружается в почву, будто идешь по иссохшему болоту. Запах покинутости, невольное чувство западни. Дыхание Гаары стало глубоким, полноценным, мальчик ожил, даже лицо чуть порозовело. Темари с Наруто обрадовались так пылко и эмоционально, как могло позволить им общее угнетённое настроение. Наруто потрепал друга за плечо, а сестра едва обняла за второе; тусклые, усталые улыбки украсили лица детей. Тогда на фоне общей радости было лишь заметно, как Итачи невозмутимо встаёт и уже оборачивается в сторону, куда предстоит держать путь. Холодно и безучастно, точно никто не заметил, как он едва уловимо облегченно вздохнул, как вздыхает человек, решивший какую-то тревожащую проблему. - Если кто-то почувствует себя неважно, у него запершит в горле, закружится голова, он вдруг весь зачешется - говорите сразу. Сразу. - С этими словами Итачи неторопясь двинулся дальше. Гаара почувствовал себя виноватым, в самом деле, ведь стоило о плохом самочувствии сказать сразу, это бы не привело к такой длительной задержке всего отряда. Как-то казалось, что вот-вот станет лучше, недомогание отступит, организм справится - юношеская беспечность. Дети переглянулись и в целом остались озадачены недовольством Учиха - если он так недоволен всем происходящим, зачем было ввязываться во всю эту авантюру? Чем был так недоволен их старший соратник? Кроме того, люди иногда болеют - что здесь необычного и столь раздражающего? В час лишения радуешься мелочам. В большинстве своём, одним мелочам и остаётся радоваться в такой момент, будь то выздоровление друга, полоска солонины от товарища, глоток спасительной воды, привал, справить нужду в стороне, высморкаться, отхоркнуть и выплюнуть. Прошло ещё пара-тройка часов пути. Шли с редкими, мимолётными отдыхами, день уже давно перевалил за середину. Колёса проезжающих кибиток и грузовых телег непременно скрипели, и слышно их было задолго до появления и потом - сокрытия в дали. Колёса эти проваливались в ямы с лужами, телеги чуть подпрыгивали, а лошади шли себе невозмутимо и непреклонно то рысцой, то шагом, смотря куда-то перед собой и думая о том, о чём только лошади доступно знать. Наруто подумал, что и ему стоит идти, не обращая внимания ни на что, подобно лошади. Во что бы не запрягли это животное, в борону или повозку, оно будет идти покуда не упадёт и не задаст вопросов, не будет спорить, не спросит, почему… Долгие часы монотонного действия сводили Узумаки с ума, мальчик отмахнулся на яву, пытаясь прогнать глупые, непрактичные и пустые мысли о всяких лошадях. От сумасшествия спасали разве что внутренние жильцы, которые то и дело подбадривали своего носителя. Делали они это не прямо и «в лоб», а хитро, окольными путями, незаметно. Кто-то мог рассказать историю, шутку или что-то полезное. Пару раз в беседу вступал Курама со своими комментариями, достойными его репутации и характера. Вспыхивая, такие беседы снова затихали, тогда пустота тишины снова заполняла всё вокруг. Итачи остановил отряд, когда они проходили мимо деревни, домики которой чахло пыхтели слабым дымом в дали. - Я пойду один, вы оставайтесь тут и ждите. - Никакие расспросы не тронули Учиху, он был особенно непреклонен. Без лишних слов он пошел с перекрестка в сторону деревни куда быстрее, чем до этого в отряде с теми лишь словами, чтобы дети ушли подальше по дороге и скрылись в стороне. И ждали его. - Недовольный какой-то. - Сказала Темари возмущённо. Наружу выходило то, что уже некоторое время чувствовал сам Наруто, как степенно, но уверенно нарастало раздражение. - Он тоже устал. - Мальчик попытался сгладить углы. - Все устали. Видимо, такой вот он. - Ну да, ну да. Лишь бы не замышлял чего. - Что он может замышлять? - А кто его знает? - Сказала Темари. - За каким чёртом он попёрся один в эту деревню? Что ему там нужно? А ещё - вы видели? - он достал какой-то платок и повязал его на лице, когда уже отдалился от нас. Видели? Что это значит? - Видели. - Вступил в беседу Гаара. До сих пор ему было не по себе, будто он является поводом для внутренних претензий и возмущений. – Делать особо нечего. Нужно ждать. - Кажется, ты прав. А ветер всё свистел, погоняя пыль. Темнело. Дети кто стоял, кто присел прямо на землю, кутаясь в одежду, стояли в ожидании.