Одержимость

      А дальше дни замелькали бесконечной чередой. Тренировки-тренировки-тренировки… Наташа и Стив каждый день выжимали из команды все усилия до последней капли, даже Вижен под вечер нередко думал: ещё немного, и системы начали бы посылать сигналы о перегрузке.       Ванда тренировалась вместе с ними. Она внимательно слушала наставления более опытных товарищей и упорно старалась перенять их навыки, научиться полагаться не только на алую магию, но и на силу своих мускулов, быстроту реакции, умение оценивать обстановку и соизмерять риски. И на тех, кто рядом. Вижен надеялся, что этот навык, о котором Стив говорил ненавязчиво, но довольно часто, она когда-нибудь воспримет, однако бесстрастные оценочные алгоритмы сообщали, что день этот пока не настал.       Вижен наблюдал за Вандой и замечал, как каждый вечер она меняется. Синтезоид не представлял, как такое возможно, но со стороны казалось, что стоит закончиться совместным тренировкам или работе, как к Ванде возвращается вся та боль, которая читалась в её лице и поведении в день, когда она, сгорбившись, рыдала над телом брата. Её брат… Пьетро. Непоправимая поломка в её душе. Вижен всё сильнее убеждался, что именно в нём было дело. Пару раз он даже пытался поговорить с Вандой об этом, но разговоры начинались и заканчивались тремя-четырьмя репликами и неловкой, давящей тишиной, поэтому куда чаще синтезоид просто наблюдал издалека.       Ванда многому научила его за эти месяцы: умению распознавать эмоции на человеческих лицах, умению куда более тонко, чем раньше, воспринимать сигналы тревоги и оценивать опасность… Время от времени Ванда незаметно ускользала с базы, и Вижен следовал за ней, ощущая необоснованное логически, но от того не менее яркое чувство тревоги. Обычно эти вылазки заканчивались благополучно: Ванда заглядывала в клубы с грохочущей музыкой и тяжёлым сигаретным смогом или ночами напролёт сидела на скамейке в пустующем парке, возле самого пруда. В такие моменты Вижену было неловко, будто он без спросу вторгался в её личное пространство и скрывался в тени, не осмеливаясь заявить о себе открыто. Всякий раз, замечая её удаляющуюся фигуру, он обещал себе остаться на базе. Она ведь имела право на уединение. Всем людям нужно это. Раз за разом синтезоид повторял эти слова… следуя за ней. И однажды это оказалось не лишним.       В ту ночь в грязном, тёмном переулке Вижен впервые ощутил острую, кипучую ярость. Те трое остались живы лишь по случайности. Лишь потому, что хаос гнева, охвативший его, сбил смертоносную точность движений. Потом, после анализа ситуации, выводы говорили, что подобное применение силы было излишним, он мог обезвредить их и устранить угрозу Ванде куда менее агрессивным методом. Но… Вижен не жалел о сделанном, и это его почти пугало. Он хотел защитить Ванду, но кроме этого его переполняла злость, в воспалённом сознании метались обрывки несказанных слов и образы несовершённых действий: хруст костей, собственные руки, с пугающей лёгкостью ломающие человеческие шеи и ударяющие подонков о стену так, что головы превращались в кровавое месиво.       Как они посмели тронуть её?! Никто не тронет её! Ни они, никто! Она – …       Эта мысль – обжигающая и незаконченная – несколько дней пульсировала в голове Вижена, не давая ему покоя. Проводимая диагностика не выявляла никаких сбоев, но синтезоид снова и снова запускал её. Он не верил результатам, он чувствовал этот… изъян внутри самого себя. Клубок хаоса, затаившийся где-то в глубине и не поддающийся рациональному осмыслению.       Но события и не думали останавливаться. Ванда с того случая, казалось, не просто взяла себя в руки, а действительно приободрилась. Все отмечали это, и Вижен тоже. Тем более нелепым и бессмысленным казалось беспокойство, не оставлявшее его. Что-то было не так. Синтезоид, как мог, старался вычислить этот невероятно сложный алгоритм, скрывающийся в её глазах, найти причину её странного воодушевления и внезапной живости.       — Ты заморачиваешься, — сказал Сэм, дружески хлопнув его по плечу. — Ей просто полегчало, вот и всё. Не может быть человеку всё время паршиво. Слыхал фразу «Время лечит»?       В его словах был смысл, данные психологии и биохимии подтверждали это, но Вижен всё равно не мог выбросить из головы этот… сумбур. И к лучшему. Не будь его, синтезоид не оказался бы в ту ночь у её комнаты.       Приоткрытая дверь, тонкая полоска света – жёлтого и красноватого, каштановые волосы, рассыпавшиеся по ковролину. Вижен ощутил внутри сковывающий холод. Совершенный разум с трудом справился с ним, толкая тело вперёд, заставляя распахнуть дверь. Ванда лежала на полу. Глаза были закрыты, тело обмякло, но руки пульсировали алым светом – он же пробивался из-под ресниц.       — Ванда! — Вижен подхватил её на руки, и его обожгло холодом, теперь уже материальным. Стремительный анализ температуры выдал цифру 30,1 по Цельсию с тенденцией к понижению. Перед глазами синтезоида зарябили справочные данные: температура гипотермического обморока – 29,5; смерть от гипотермии – 26,5… Тенденция к понижению, прогрессия…       — Ты, похоже, перегрелся… — тихо засмеялась она.       — Это ты холодная как лёд! — его голос звенел от напряжения. — Ванда, что случилось?!       — Я… ничего… — вяло отозвалась она, неловко пошевелившись в его руках. Движения были заторможенными и слишком медленными. Вижен резко встряхнул её.       — Нет, Ванда, не засыпай! Ты не должна спать, слышишь?       Он стремительно поднялся, унося её прочь. Расстояния в штабе никогда не казались существенными, но не сегодня. Всё вдруг стало невероятно знакомым: снова гонка, снова острая необходимость успеть… и снова ощущение мира, который вот-вот обрушится и погребёт под собой. Абсурдное ощущение, ведь здесь, в отличие от Заковии, с неба не летели камни и обломки зданий… абсурдное, но такое яркое!       А Ванда улыбалась, туманно, ускользающе, но искренне. Алая дымка вокруг её пальцев пульсировала мерно и сильно, Вижену казалось, что эта пульсация куда сильнее, чем биение её сердца. А перед глазами мерцала цифра: 29,9.       — Чему ты улыбаешься, Ванда? Расскажи мне.       — Твои руки… — она с трудом выговаривала слова, — …как будто созданы для меня. Так удобно… и ты тёплый. Мне нравится…       Он сильнее сжал её в объятиях, скорость ещё увеличилась.       — Тебе холодно, Ванда?       — Нет… всё хорошо… Почему ты так… беспокоишься? Я в полном… порядке. Чуть устала… только и всего…       Впереди наконец появились двери медицинского крыла, яркий, белый свет ударил по глазам. Ванда поморщилась, попытавшись уткнуться лицом в грудь Вижена, но даже такое простое действие едва удалось ей. Распахнувшаяся дверь грохнула об стену, Наташа, стоявшая у окна, ахнула и резко развернулась, но опасность исчезла из её движения сразу же, как она осознала то, что зафиксировал взгляд.       — Что с ней? — в мгновение ока шпионка оказалась возле них. — Ванда? Эй, Ванда, ты меня слышишь, что с тобой такое?       Вижен положил девушку на медицинский стол и принялся закреплять на её коже датчики. Впервые в жизни ему показалось, что руки дрожат. 29,6.       — Что с ней случилось, Вижен? — требовательно спросила Наташа, поспешно роясь в аптечке экстренной помощи. — Где она так окоченела?!       — Не знаю! — рявкнул он. — Я заметил, что её дверь открыта, вошёл и нашёл её на полу, но пока донёс сюда, она ещё похолодела. И взгляни на её руки.       — Ванда, ты колдуешь прямо сейчас? Ванда, ты слышишь? — Наташа встряхнула её и ударила по щеке. — Если так, прекрати немедленно! Что бы ты ни делала, это тебя убивает!       — Всё в порядке… — бормотала Ванда, — правда… в порядке… ребята…       Наташа не стала больше тратить время на слова. В плечо колдуньи впился шприц. Показатели на мониторах заколебались на мгновение. Вижен стиснул край стола так, что металл смялся под его пальцами. Момент надежды.       — Вижен, это не помогает! — Наташа нервничала уже по-настоящему. Но синтезоид отметил это только краем сознания. — Что бы она ни делала – её сила нейтрализует медикаменты. Если мы до неё не достучимся и не заставим прекратить, она…       29,5…       — Ванда! — Вижен, не дослушав, схватил колдунью за плечи и жёстко встряхнул, как никогда не делал прежде. В голосе зазвенел отголосок той давней ярости, теперь обращённой не к живым существам, а к необъяснимой хаотичной магии, готовой отнять у него то, что он не хотел отдавать. Но наравне с яростью в голосе клокотало отчаяние. — Ванда, пожалуйста, не засыпай! Посмотри на меня! Пожалуйста, посмотри на меня!       Ванда поморщилась, её ресницы дрогнули, и она приоткрыла глаза. Вижен улыбнулся, ощущая, как нервные окончания пронизывает каким-то особым потоком, похожим на электричество. Это ли люди называют счастьем? Ванда чуть улыбнулась в ответ. Её глаза переполнял алый огонь. При виде него что-то внутри Вижена затрепетало, и он не мог понять, восторг это или ужас. Но это было неважно. Ничего неважно было, кроме…       — Ванда, пожалуйста, перестань, что бы ты ни делала, — умоляюще прошептал он, не отпуская её взгляда ни на секунду. — Останься с нами. Мы не справимся без тебя, понимаешь? Ты всем нам нужна. Без тебя всё будет бессмысленно. Пожалуйста, останься с нами. Останься со мной.       Он всё говорил и говорил, не замечая, что уже не просто касается её плеч, а обнимает, прижимая к себе и едва сдерживая порыв стиснуть руки ещё крепче. Смысл слов тоже ускользал, казалось, что хаос её магии пропитал его, спутав в голове все линии связей, наполнив сознание пульсирующим алым туманом. Но и это было неважно. Важно было только удержать её, только защитить её от этого холода. Однако его тело не обладало большим запасом тепла. Никогда ещё Вижену так не хотелось стать человеком в полном смысле этого слова. Вся его сила ничего не значила. Остались только слова. Слова и ощущения, которые алый туман в голове невероятно обострял.       Вижен сопротивлялся этому водовороту, боясь упустить концентрацию, боясь, что вместе с ней он утратит и силу. Он не знал, откуда пришло понимание того, что отпустить контроль необходимо. Вложила ли это в него алая магия, сообщили ли фоновые аналитические процессы или это был голос не существующей у искусственного создания души…? Вижен не знал. Не было времени на вопросы. Он просто поддался этому порыву, чувствуя, как вспыхивает у него во лбу камень Разума и как по телу разливается жар.       А потом вернулось ощущение чужого присутствия в его сознании. Её присутствия. Система вспыхнула, взрываясь протестующими сигналами и сообщениями о критических показателях напряжения, но Вижен подавил их, позволяя хаосу заполнить свой ум под электронные сирены ломающихся причинно-следственных каналов и искрящих контактов. Это был её хаос, и она была этим хаосом. Единое, неделимое целое.       «Останься, Ванда. Пожалуйста, останься», — эта мысль заполнила его разум и пропитала алый хаос. Время перестало существовать для них, и ни глаза синтезоида, ни другие анализирующие системы уже не воспринимали реальность. Вижен не видел прибежавших в палату людей, не слышал Наташу, пытавшуюся дозваться его… Но он всем своим существом почувствовал момент перелома, секунду, когда Ванда отпустила то, что убивало её. И мир на мгновение снова потонул в той сияющей, электрической вспышке, которая, видимо, всё-таки была счастьем.       Колдунья выгнулась дугой и тут же упала на руки Вижена, обессиленная, но пришедшая в себя. Алое сияние вокруг её пальцев медленно гасло. Она не отрываясь смотрела на Вижена, который впервые за своё существование испытывал проблемы с дыханием и ощущал, как подкашиваются ноги.       — Не бойся, — прошептала она, а потом потянулась вперёд и коснулась его губ своими. Вижен вздрогнул, ощутив, как нить самоконтроля вновь натянулась, грозя лопнуть в любой момент. И он понятия не имел, что тогда случится. — Ты не потеряешь меня. Обещаю.       — Нет, не потеряю, — он покачал головой, глядя на неё не отрываясь и чувствуя странную решимость, в которой, кроме убеждённости в верности решения, появилась жёсткость. «Только так и никак иначе». — Не позволю тебе потеряться.       Следующие три дня Ванда проспала. Медицинское оборудование фиксировало колоссальное физическое и психологическое истощение, и Вижен, немигающе глядя на экраны, не понимал, как это случилось? Почему эти металлические коробки – по всем показателям куда менее совершенные, чем его системы – смогли выявить проблемы, тогда как он ничего не замечал. Как вышло, что постоянно глядя на неё, он этого не увидел?! Эти мысли не оставляли его, но сколько бы синтезоид ни бился над ними, ответа не находилось.       Ещё одна неразрешимая дилемма, принёсшая с собой новое чувство – чувство вины. Вижен стоял у постели Ванды и чувствовал в середине груди неприятное жжение, будто синтетические ткани медленно плавились, обжигая и царапая горло едким дымом.       А потом она пришла в себя и рассказала, что происходило. В тот вечер они все собрались в палате, чтобы не заставлять её пересказывать по несколько раз. Был вечер, как тогда, во время их первой общей вечеринки, и Мстители вновь молчали, слушая рассказ Ванды. Она говорила негромко и довольно спокойно, но мало на кого смотрела, разве что на Вижена, да и то мельком.       Синтезоид замер, не пошевелившись ни разу за весь её монолог. Лжи в голосе не было, но то, что она рассказывала, просто не могло существовать. Призраков не бывает, и даже магия не способна вернуть кого-то из мёртвых. Вижен мог бы предположить, что сила её могла быть пригодна для реанимации или выведения из комы в те мгновения, которые проходят между состоянием жизни и смерти. Но ведь это именно мгновения! Даже тогда, на хелликэриере для этого было поздно, и ведь она всё равно пыталась… Внутренние экраны памяти тут же вывели картинку: скорчившаяся над телом Ванда, её полыхающие алым руки. Тогда ничего не вышло. Следовательно, спустя месяцы и без наличия тела не могло получиться и подавно.       Иллюзия. Вот единственный ответ, который мог существовать. Иллюзия, подобная тем, которыми она наполняла головы Мстителей, когда была заодно с Альтроном. Иллюзия, наложенная на саму себя, настолько реальная, что она сама в неё поверила. Поверила и едва не погибла, пытаясь вдохнуть жизнь в нечто несуществующее.       Этот рассказ оставил после себя неприятный осадок. Ванда ни с кем не спорила, признав, что у неё проблемы и без посторонней помощи она не справится с ними. Сэм посоветовал психотерапевта… Но на базе ещё долгое время сохранялась тень напряжения. Вижен гадал, в чём его суть: беспокоятся ли они за Ванду, боятся ли её и того, что в следующий раз она направит свою силу не внутрь, а вовне? Эти две версии стали для синтезоида основными на долгое время, пока однажды к ним не добавилась третья. Как-то раз он случайно услышал диалог Сэма и Роуди.       — Честно, не знаю… — неуверенно сказал Воитель, нервно дернув плечом и хмурясь. — …Звучало ненормальным бредом, но… — Он махнул рукой. — Да чёрт его знает, на что она в действительности способна. Она ж невероятно сильная. А то, что делала тогда, едва её не прикончило, так что это было чем-то очень значительным.       В тот момент Вижен лишь отметил для себя эту «версию», но скорее как прискорбное доказательство того, что даже лучшие люди порой попадают во власть предрассудков и суеверий. Мысли его в это время были больше сконцентрированы на той, которая в очередной раз привнесла в их ряды хаос. Впрочем… возможно, хаос сопровождал людей всегда. А его мысли, возможно, всегда были отданы ей.       Сидя на скамейке возле клиники и дожидаясь Ванду, Вижен часто вспоминал первые часы своей жизни. Среди всего безумия, требовавшего полного сосредоточения, в его разуме оставалось место для Ванды. Быть может, коснувшись его тогда, она создала между ними некую связь? Или дело было в том, что, несмотря на все колоссальные различия, он чувствовал с этой девушкой родство? Они оба были странными порождениями технологий, столь высоких, что сливались с магией. А может быть, всё вместе. Большую часть времени эта задача, не находившая своего решения, беспокоила Вижена, словно назойливое мерцание сигнала глубоко в мозгу, но бывали моменты, когда мерцание затухало. Моменты, проводимые им с Вандой.       После сеансов они часто и подолгу гуляли по улицам, находя в городе всё новые и новые парки, закоулки, маленькие кофейни и булочные с румяной, ароматной выпечкой. Время от времени Ванда смеялась, заставляя его пробовать пирожное или круассаны. Вижен мог ощущать вкус еды, но не понимал, нравится ли она ему. Датчики стремились тут же разложить вкус на химические элементы и проанализировать. Ванду это смешило, но не останавливало, и она, отделяя ложкой ещё один кусочек суфле, протягивала его спутнику, рассказывая, каким ей кажется тот или иной вкус. Поток ассоциаций и сравнений запутывал всё ещё сильнее, но это не вызывало дискомфорта. Вижен узнал, что у некоторых пирожных вкус закатных облаков и морского бриза, поджаренные на огне сосиски как ночной костер в осеннем лесу, а у шоколадных конфет с ликером острый и манящий вкус запрета, который нестерпимо хочется нарушить.       Он, посчитав неуместным, так и не спросил, каков этот запрет для неё. В жизни Ванды было слишком много запретов. Необходимых, но явно ей неприятных. Синтезоид счёл, что его любопытство не стоит её испорченного настроения, и вновь вспомнил о своём давнем желании – уметь подобно ей заглядывать в разум. Или хотя бы понимать других, как люди. Сейчас этого хотелось даже больше, чем тогда, ведь сейчас он мог вообразить, каково это. Он помнил о том невероятном, не поддающемся описанию ощущении единения, которое испытал в момент, когда отпустил контроль и позволил Ванде заглянуть в своё сознание.       Воспоминание о том моменте, всколыхнувшись, никак не хотело оставлять синтезоида, и буквально через несколько дней Ванда словно почувствовала его мысли. Тогда они стояли на мосту в парке и кормили уток хлебными крошками, говоря о странных вещах: о выживании и том, что испытывают выжившие, о карме и том, как причудливо человеческий разум порой преломляет реальность, отбрасывая рациональное начало… А ещё в тот день Ванда много молчала – будто проваливалась в свои размышления, теряя связь с окружающим миром.       — Скажи что-нибудь, — попросил Вижен, когда девушка в очередной раз надолго умолкла.       — Я прочла твои мысли тогда, — вдруг произнесла она, изумив собеседника, и, не дав ему придумать ответ, поспешно продолжила. — Я не хотела. Не собиралась, это получилось само собой. Я видела всё твоими глазами, чувствовала, как будто была тобой, ощущала… — она смущённо дернула головой, отворачиваясь и пристально глядя на пирующих птиц. К её щекам и губам прилила кровь. — Прости, Вижен. Я знаю, что это подло, так вторгаться в личное…       — Ванда, — его спокойный голос пересёк поток слов. Она вскинула голову, глядя на спутника со смесью смущения и отваги. Вижен отметил для себя, какой красивой она становится, когда бывает растерянной: лицо проясняется, делается более открытым, глаза блестят сильнее обычного, и… румянец ей тоже шел. Как и заалевшие губы. По нервным окончаниям прошла волна переменного тока от воспоминания о том, как однажды эти губы коснулись его собственных. Ему хотелось повторить это. Что-то в синтетическом мозгу сбоило, убеждая, что он нуждается в этом прикосновении, хотя логика тут же опровергала это. Он не человек. У него не может существовать тех химических реакций, которые свойственны людям при взаимодействии с особями противоположного пола. Хоть его тело внешне идентично человеческому, если не считать вставок вибраниума, внутреннее строение кардинально отлично: синтетические органы и переплетение микросхем, иной энергообмен, никакой зависимости от гормональных перепадов – он не человек. Лишь похож на человека.       Вижен пресёк странный внутренний диалог с собственными управляющими системами и заставил себя сосредоточиться на глазах спутницы.       — Всё в порядке. Я знаю, что ты это сделала. Я чувствовал это, — он чуть улыбнулся. С каждым днём это движение лицевых мышц получалось у него всё лучше, делаясь порой почти рефлекторным. — И я не сержусь. Я не могу похвастаться тем, что понимаю и половину из того, что там было… и есть. Но раз это хоть немного помогло удержать тебя – я счастлив, что ты так поступила. К тому же, — улыбка его дрогнула, сделавшись чуть менее уверенной, – быть может, ты поможешь мне разобраться со всем этим. Ты всё же человек.       Да, это было верным решением, сказал себе Вижен, когда слова прозвучали. В нём поселился какой-то хаос, и если среди товарищей и был специалист по хаосу – то он стоял прямо перед ним.       Ванда прищурилась, рассматривая его лицо, но при этом будто глядя куда-то внутрь себя. Вижен замер, испытывая беспокойство. Согласится ли она помочь или скажет, что он должен сделать это сам? Быть может…       — Да, — медленно проговорила Ванда, возвращая ему улыбку. — Возможно, с этим помочь я смогу.