Love and Marriage.

— Вау, — только и может сказать Чанёль, когда на пороге его комнаты появляется Ифань в весьма живописном виде. Одежда Ву помята и местами испачкана, ворот футболки порван, волосы всклокочены, а под глазом красуется большой синяк. Ифань молча проходит в комнату и плюхается в кресло, берёт со столика кувшин с водой и, по-прежнему не издавая ни звука, наливает воду в стакан. — Это тебя так Сухо, да? — наконец решается спросить Пак, и Ву смотрит на него тяжёлым взглядом так, что если бы Ифань обладал редкой для тёмных демонов способностью поджигать других взглядом, то на месте Чанёля тотчас бы осталась жалкая кучка пепла. Затем залпом выпивает стакан и отвечает: — Нет, Сухо только поставил фингал. Но чтобы ты не думал, что он легко отделался, я тоже здорово ему навалял. Он просто захерачил со всей дури мне пустой бутылкой из-под пива в глаз с помощью своей сраной телепатии. — А ты что? — интересуется Пак. Ифань ставит стакан на стол и пожимает плечами. — А я поджёг ему штаны. Но ты не думай, что я такой жестокий. Мы как раз шли мимо фонтана, и это Сукко с лёгкостью мог потушить как свои весьма страшные брючата, так и свою пылающую ярость. — Так что у вас там в итоге произошло? — не выдерживает Чанёль. Ву задумчиво прикусывает нижнюю губу и, тяжело вздохнув, говорит: — Ну, сначала он и впрямь потащил меня в библиотеку. Я пытался сопротивляться, потому что не мог бросить моего прекрасного друга Чанёля наедине со злобным Бён-гномом, но этот сраный пиздюк вцепился в меня так, будто я — его любимые, особо высокие стельки для торжественных случаев. Я шипел ему: «Отпусти меня, мелкий придурок», — на что он щипал меня за руки и злобно шептал что-то про репортёров, пиар и про то, что вам двоим нужно остаться наедине. «Они же поубивают друг друга, ты что, совсем охренел?» — спросил его, а он начал меня пинать. Ну, я тоже дал ему поджопник и что-то сказал про то, что он наверняка покупает очень много бумажных пакетов. — Пакетов? — переспрашивает Пак и мысленно представляет себе спорящих и ругающихся Сухо и Ифаня, которые самозабвенно мутузят друг друга на какой-нибудь узкой улочке. Это кажется настолько смешным, что Чанёль едва сдерживается, чтобы не засмеяться прямо на глазах у мрачного Ву, а Ифань тем временем стаскивает с себя футболку и элегически отвечает: — Ну, что он настолько страшный и противный, что для того, чтобы с ним потрахаться, ему следует надеть на голову пакет, чтобы никто не увидел его рожу. Шутка получилась удачной, согласись, я начал издевательски смеяться и смотреть на него сверху вниз для пущего эффекта, и тут он значит как возьмёт и телепатически швырнёт в меня бутылкой! — Ву трогает кончиками пальцев синяк и, зашипев, добавляет: — Кинул он в меня бутылкой и обозвал «рогатым дебилом». Я что-то прямо так взял и вскипел, сначала попытался ему выкрутить руку, но он укусил меня за нос. — К горлу подкатывает приступ хохота, и Пак прикрывает рот рукавом толстовки, старательно маскируя смех под кашель. Ву показывает ему средний палец и, шмыгнув носом, говорит: — Тебе смешно, а вдруг я от него заражусь эльфийским бешенством? Отращу себе острые уши и уменьшусь в росте минимум сантиметров на двадцать? — Чанёль продолжает хихикать, а Ву, скривившись, продолжает: — Значит, укусил он меня за нос, я от неожиданности заорал и выпустил его. Он упал на асфальт и попытался схватить меня за ногу, но я оказался быстрее и пульнул в него огнём. И попал прямо на штаны, ты представляешь? Он начал орать, но хорошо, что мы стояли рядом с местным фонтаном, посвящённым какой-то весьма страшной эльфийской поэтессе. Он прыгнул в фонтан, а я начал смеяться. — Ифань сдвигает брови к переносице. — Если когда-нибудь меня спросят, что было самым прекрасным, что я видел в своей молодости, то я определённо назову мокрого матерящегося Сухо в дымящихся штанах, которые ухитрились превратиться в некое подобие шорт. — Это как? — спрашивает Пак, на что Ифань пожимает плечами. — Наверное, штанины отвалились. В общем, он выскочил из фонтана и стал на меня орать, я стал орать на него в ответ, потом у него запикал телефон. Оказалось, что ему написал начальник службы охраны, который сказал, что Бэкхён упал в лужу, и потому вы уже возвращаетесь во дворец, — Ву хихикает. — Это ведь твоих гадких ручонок дело, да? Ну, давай, колись, как ты это сделал? — Ифань, вы добирались до дворца четыре часа, — говорит Чанёль и смотрит на изрядно помятое лицо Ву, — только не говори мне, что Сухо завёл тебя в тёмный переулок, где хорошенько навалял тебе за все твои подколы. Ву постукивает кончиками пальцев по столу, и по его выражению лица видно, что он явно колеблется. Наконец он вздыхает и, откашлявшись, отвечает: — Нет, напротив, когда Сухо узнал, что его драгоценный Бэкхён извалялся в грязи, он тут же забыл о том, что буквально секунду назад угрожал запихнуть мне в анус мусорный бак, и буквально потащил меня в сторону дворца. Как ты знаешь, центральные улицы были практически все перекрыты, и туда пускали лишь некоторых людей для антуража, ну для массовки, зато по всем углам пряталась куча полицейских. И вот, представь, идут они, а тут в переулке навстречу им идёт бомжеобразный парень с фингалом под глазом, явно не эльф, и помятый женоподобный коротышка в коротких драных шортах. — Ифань тяжело вздыхает. — Короче, они приняли нас за проститутку и сутенёра-иммигранта. Чанёлю кажется, что Ву в очередной раз по-идиотски шутит. Он таращится на него во все глаза, а Ифань продолжает говорить с совершенно серьёзным видом: — Сухо что-то пытался орать про то, что он — представитель дворянской элиты, троюродный брат наследного принца Бэкхёна, а, как он выразился, «этот дылдистый дебил» — гражданин Химеруса и тоже непростой человек, но полицейские в ответ посоветовали ему поменьше пиздеть, потому что буквально позавчера они повязали неподалёку «королеву нимф», которая продавала наркоту и отсасывала за двадцатку любому желающему. Нас затолкали в машину и привезли в участок, где Сухо попытался позвонить в службу безопасности дворца, но, мать твою, именно в этот момент его чёртов телефон решил сдохнуть от воды в фонтане! — Ифань трогает фингал под глазом и морщится. — Короче, в итоге мне пришлось дать ему свой, и буквально через пятнадцать минут в участок ворвалась целая толпа народа во главе с каким-то смазливым коротышкой по имени Лухан, который начал наскакивать на местного капитана, явно начисто охреневшего от происходящего, и орать, что «он не знает, кого задержал», что мы с Чунмёном — приближённые к королю лица и что за такие фокусы он точно хорошенько огребёт от полицейского начальства. — Ифань косится на Пака. — А знаешь, что сделал капитан? Он ткнул в нас с Чунмёном пальцем и спросил таким тихим обалдевшим голосом: «Вы хотите сказать, что наш король общается с мужиком-проституткой и иностранным сутенёром?» Чанёль хохочет в голос. Ифань косится на него с сомнением, видимо, решая, стоит ли подпалить начисто обалдевшего друга огненной струёй, но вместо этого поджимает губы и швыряет в Пака подушкой. Та попадает Чанёлю прямо в лоб, а Ву тем временем заканчивает свой рассказ: — В итоге, нас забрали из участка и повезли во дворец в режиме особой секретности. Лухан не переставая курил и громко матерился. И приговаривал, что как хорошо, что все местные папарацци сейчас охотятся за вами с Бэкхёном, иначе получился бы знатный скандал. — Он вздыхает и добавляет: — Надо бы сходить к местному маговрачу, Лухан сказал, что у них есть отличная мазь. Кстати, как прошла ваша встреча с королевским гномом? — Чанёль было открывает рот, но Ву перебивает его, нагло улыбаясь: — Пока мы ехали в машине, я успел зайти в интернет и прочитать несколько статей. Кто-то пишет, что вы всю дорогу держались за руки и выглядели настоящей влюблённой парочкой, один женский журнал поведал мне, что Бэкхён упал в лужу и ты нёс его до дворца на руках, нежно называя «мой Бэкхён-а», а какая-то жёлтая газетёнка вообще уверяет, что вы настолько не могли сдерживать свою страсть, что занялись сексом прямо в луже, — Ву кривится. — Я, конечно, знал, что у тебя странные предпочтения и склонности, но чтобы настолько? — Нет, у нас просто была молчаливая, но весьма ожесточённая борьба. — Чанёль вспоминает ошалевшее лицо Бэкхёна и невольно улыбается. — Он засыпал меня мусором и извозюкал в грязи, но зато я уронил его в лужу и представил всё таким образом, что теперь в глазах общественности я явно смахиваю на принца в сияющих доспехах, а Бён — на мою трепетную нежную пассивную принцессу. — Не принцессу, а «сладкую малышку», — Ву смеётся самым беспардонным образом, тыкая пальцем в экран телефона. — Я тут просто читаю комментарии к статьям, женщины в таком восторге, будто вы и впрямь там уже потрахались. Даже твои ярые поклонницы, из тех, которые всегда мечтали окрутить тебя и выскочить замуж за королевского сынка, дружно визжат и пишут, какая вы красивая, гармоничная пара, какой Бён очаровательный стесняшка, а ты, напротив, мужественный и суровый мужчина, который тает только рядом со своим малышом! — Пака слегка перекашивает, и Ву, заметив это, разводит руками. — Эй, не смотри так на меня, я просто цитирую то, что строчат эти наивные юзеры. Особенно мне нравятся слезливые комментарии про то, что ты всегда был бабником, который не пропускал мимо себя ни одной юбки, но рядом с Бёном ты выглядишь глупеньким влюблённым мальчиком, который способен только на верность, ласку и нежность. Ву прикладывает руки к груди и демонстративно всхлипывает. У Чанёля возникает ощущение, что он внезапно очутился в каком-то мыльном сериале с наспех продуманным сюжетом и начисто повёрнутыми персонажами. Ифань тем временем скользит взглядом по экрану телефона и, хмыкнув, добавляет: — Все делают ставки, когда будет свадьба, что будет надето на Бэкхёне и где вы в итоге будете жить: в Эльдусе или Химерусе. Я думаю, что, конечно, у нас, во-первых, «сладкий малыш» просто должен последовать за своим «заботливым демоном», ваши оголтелые фанаты и фанаточки явно будут в восторге, во-вторых, я просто не смогу видеть каждый день тупую смазливую рожу телепатического мудака Сухо! — Мне кажется, он тебе нравится, — хмыкает Чанёль, — один долбоёб нашёл такого же хитрого долбоёба-интригана, и теперь у тебя наконец-то есть достойный соперник. — Мне вообще нравятся странные вещи, — отбивает подачу Ву, — острые лепёшки, молоко с газировкой и эльфы-коротышки с волосатыми тощими ножонками. А так, я горжусь тобой, дружище, — он встаёт со стула и начинает копаться в шкафу Пака, — ты показал обнаглевшему гному-переростку, кто тут на самом деле папочка. — Ты не торопись, — в голове Чанёля звучит мрачный злобный голос Бэкхёна, наполненный нескрываемой жаждой мести, и его невольно передёргивает, — думаешь, он так просто сдастся? Я уверен, он уже сидит и придумывает, как можно поизощреннее на мне отыграться. — Он и так женится на тебе, — замечает Ву и вытаскивает из шкафа свитер Пака, — то есть, выходит замуж. Ох, мать твою, я запутался, короче, сама совместная жизнь с ним, это уже форменный пиздец, дальше некуда! Он натягивает на себя пуловер и приглаживает всклокоченные волосы. В этот самый момент раздаётся стук в дверь, и голос дворецкого учтиво спрашивает: — Ваше Высочество, к вам можно? — Конечно, проходите, — отзывается Пак, и на пороге возникает господин Ан. Увидев растрёпанного Ифаня с разноцветным фингалом под глазом, он замирает, но, справившись с изумлением, учтиво кланяется: — Его Величество просил сообщить, что через десять минут в Большом Зале будет торжественный ужин, и он очень надеется, что вы сможете там присутствовать. Будут национальные блюда эльдусской кухни, специально приготовленные для вас, чтобы вы смогли в полной мере почувствовать нашу культуру на вкус. — Какая чудесная метафора, — умиляется Ву и складывает руки на груди, — конечно же, мы скоро будем. Дворецкий снова кланяется и бросает неуверенный взгляд на фингал Ифаня. — Я любовался зданием библиотеки вместе с господином Чунмёном, споткнулся и упал на полицейскую машину, — охотно поясняет Ву. Он трогает большую царапину на щеке и добавляет: — Дважды. — Какая незадача, — бормочет дворецкий и снова кланяется. — Я принесу в вашу комнату заживляющую мазь. Он плотно прикрывает за собой дверь, и Ву громко смеётся. Затем поправляет пуловер и кивает Паку: — Давай, пошли. Я безумно хочу насладиться видом злого Бэкхёна и услышать, что же напиздит Сухо остальным по поводу своего красочного внешнего вида. Чанёль накидывает на плечи кардиган и послушно следует за Ифанем. В голове возникает образ мокрого, злого Бэкхёна, и он невольно фыркает, расплываясь в довольной улыбке. — О, Чанёль, как приятно видеть вас в столь хорошем расположении духа! — восклицает Бён-старший и поднимается из-за стола, пожимая руку сначала ему, затем Ифаню. Его взгляд падает на лицо Ву, украшенное разноцветным фингалом, и ухоженные брови невольно ползут вверх. — Я споткнулся и ударился об машину, — немедленно реагирует Ифань. Отец Чанёля раздражённо вздыхает, а Бён-старший качает головой. — Как странно, у Чунмёна тоже весьма помятый вид, и, когда я спросил его, в чём дело, он сказал, что тоже споткнулся и упал. Что же вы такие неуклюжие? Вы же, кажется, были вместе? Чанёль скашивает глаза на Сухо и едва сдерживает громкий смешок: Ким выглядит так, будто вот-вот швырнёт в Ифаня вилкой. — Мы залюбовались достопримечательностями, — хором отвечают Ву и Ким, посылая друг другу полные нескрываемой неприязни взгляды. Бэкхён молча берёт с блюда свежую булочку, и Пак вновь едва не прыскает со смеху: вьющиеся волосы Бёна, которые тот, по всей видимости, старательно пытался высушить, курчавятся со страшной силой, несмотря на все ухищрения уложить их с помощью геля. Бэкхён явно улавливает его настроение, потому что Пак слышит в голове его ехидный голос: «По крайней мере, я не семафорю фиолетовым цветом, как твой дружок». «Зато теперь Сухо сэкономит на эпиляции», — отбивает подачу Пак, садясь за стол. К нему моментально подбегает лакей и наливает ему в бокал какую-то красноватую жидкость. Чанёль делает глоток и едва сдерживается, чтобы не выплюнуть её обратно: мерзкий напиток воняет рыбой и чем-то сладким. Судя по выражению лица Ифаня, который тоже попробовал содержимое своего стакана, он явно оказался не в восторге. — О, как вам наш национальный напиток? — радостно интересуется эльфийский король и преспокойно делает глоток. — Это палейкон, он приготовлен по старинному рецепту. В него добавляются водоросли Северного моря, корень желчного дерева, корица и высушенные розовые цветы. Вкус специфический, но Бэкхён настоял, чтобы вы обязательно его попробовали! — Говорят, что тот, кто не принадлежит к эльфийской расе, но сможет выпить полный бокал, тот — настоящий мужчина, — елейным голосом говорит Бён и преспокойно осушает свой стакан. «Ты ублюдок», — сообщает ему Чанёль и ощущает на себе внимательные взгляды остальных. Отец смотрит на него выжидающе и незаметно делает жест рукой, дабы тот поторопился. «Я знаю, — отзывается Бэкхён и хихикает. — Ну же, чего ты ждёшь? Смотри, вон твой приятель уже допил свой стакан». Чанёль косится на Ифаня, который залпом осушил стакан и теперь смотрит в стену отсутствующим взглядом с таким видом, будто его вот-вот стошнит. Пак задерживает дыхание и опрокидывает в себя мерзкий напиток. Холодная жидкость стекает по пищеводу, и Чанёль глубоко вдыхает, силясь изгнать изо рта отвратительный привкус. — Какой вы молодец, господин Пак! — восхищённо вздыхает Бэкхён и качает головой, — Я вами просто горжусь! «Я обязательно заставлю тебя попробовать нашу национальную кухню, — мысленно обещает Чанёль, хватаясь за кувшин с водой. — Ты когда-нибудь пробовал суп с химерусским чёрным острым перцем? Да ты у меня месяц кровью срать будешь, ты понял?» Бэкхён слегка вздрагивает, а лакей тем временем вносит в зал большое серебряное блюдо и начинает обходить собравшихся, накладывая им на тарелки какую-то зеленоватую массу, отдалённо смахивающую на шпинат. Отец Чанёля смотрит на неё так, будто увидел живую крысу, но справляется со собой и, улыбнувшись, спрашивает Сухо: — А как называется это блюдо? — Это паштет из козьего сыра и протёртого мерлока, — поясняет Чунмён. — Мерлок — это фрукт, который был выведен именно нашими предками. У вас мерлок известен как «заброн», но значительно отличается по вкусу. Сейчас мерлок выращивается практически везде, но настоящие плоды можно попробовать исключительно в Эльдусе. Чанёль осторожно пробует неаппетитную массу. Даже в сочетании с сыром на вкус мерлок оказывается совершенно безвкусным, и Пак с облегчением думает, что на этом его мучения будут закончены. — О, а вот и соус! — чересчур радостно восклицает Бён, приветливо улыбаясь вошедшему лакею. Тот кланяется и извиняется за задержку, а Пак принюхивается и, не сдержавшись, кривится: помещение заполняется резким, отвратительным запахом, чем-то напоминающим вонь от тухлых яиц. — Вы уверены, что соус не испорчен? — элегически спрашивает Ифань и волком смотрит на Сухо. Тот участливо улыбается и отвечает: — Соус для паштета из мерлока делается из прумиуна. Этот фрукт чем-то похож на дуриан, ибо он тоже обладает приятным вкусом, но его аромат весьма специфичен. Именно поэтому считается, что именно в сочетании с мерлоком получается уникальное блюдо. — Блюдо действительно уникальное, — радостно отзывается Ву, ковыряющий вилкой паштет, — настолько, что даже жалко его трогать. Можно я положу его в пакетик и увезу домой как сувенир? Сухо бросает на него задумчивый взгляд. «Твой дружок хочет вывалить на Ифаня эту воняющую блевотиной гадость?» — спрашивает Чанёль Бэкхёна, который отправляет в рот очередную порцию паштета. Тот косится на Ву, затем едва заметно улыбается. «На самом деле, это была моя идея, но раз ты догадался, то фокус не пройдёт. Ну же, что же ты не ешь? Ты понимаешь, что это невоспитанно? Вон, твой папочка делает вид, что ему очень нравится, и уже практически доедает. Ты что, хочешь обидеть меня, не оценив культуру и кухню моей великой страны?» «А вы едите что-нибудь нормальное?» — Чанёль берёт вилку в руки и, задержав дыхание, пробует воняющий паштет. На вкус соус из прумиуна оказывается не так уж и плох, и Пак старается не дышать, практически заглатывая блюдо не жуя. — Господин Ву, вам нравится? — интересуется Сухо и с невозмутимым видом отпивает воду из стакана. Ву, который пока что осилил только половину порции, ласково улыбается в ответ и проникновенным голосом отвечает: — Очень, господин Чухпён. Это блюдо такое же привлекательное и уникальное, как вы, и потому оно просто не может мне не нравиться. Кстати, я был так счастлив сегодня посетить с вами здание библиотеки. — Ким слегка перекашивается, а Ву оскаливается и продолжает: — Вы такой чудесный экскурсовод, я узнал столько нового и интересного о культуре вашей прекрасной страны! А какие у вас фонтаны! А какие у вас компетентные полицейские, которые подсказали нам дорогу, когда мы слегка заплутали в улочках! — Чунмён, ты заблудился? — изумлённо спрашивает отец Бэкхёна. Чанёль замечает, как Ву, воспользовавшись тем, что остальные смотрят на Сухо, незаметно скидывает паштет в стоящую неподалёку кадку с фикусом. — Это так странно, ты же знаешь столицу как свои пять пальцев! — Я был так поглощён общением с господином Ву, что слегка потерялся во времени и пространстве, — отзывается Сухо и улыбается Ифаню. — Мы обошли столько интересных мест, что у нас будто бы брюки загорелись! — подхватывает Ву, и Чунмён, отпивавший в этот момент из своего стакана, давится водой и начинает громко кашлять. Бэкхён хлопает его по спине, и Пак слышит в голове его голос: «Я, наверное, плохой друг, но подъёб настолько удачный, что я не могу не оценить». — Какой же прекрасный паштет, — Ифань промокает губы салфеткой и лучезарно улыбается покрасневшему от кашля Киму. — Кстати, у вас нет жвачки? Не то чтобы мне не нравилось, но у меня почему-то такое чувство, будто у меня во рту сидит скунс. Отец Пака багровеет, а Бэкхён-старший, напротив, разражается громким смехом. — Блюдо, мягко говоря, на любителя, но в средневековье наши предки считали его деликатесом, — говорит он. — Кроме того, прумиун использовался в качестве средства защиты от диких животных. Например, его запах прекрасно отпугивает водных драконов и лесных втуптышей. — И начисто лишает возможности познакомиться с симпатичной девушкой, — подхватывает Ву, и они с отцом Бёна вновь смеются. Лакей разливает по бокалам вино и учтиво спрашивает эльфийского правителя: — Прикажете подать десерт? «О, нет, — думает Чанёль и делает большой глоток, пытаясь отбить поселившийся во рту мерзкий запах прумиуна. — Какая пакость на этот раз? Крыса в шоколаде? Говно гарпий с мармеладом? Или у вас есть ещё какой-то, более вонючий и мерзкий фрукт? Вы же эльфы, вы должны питаться чем-то прекрасным и эфемерным». «Я предлагал отцу угостить вас эльдусскими лепёшками с плодами дерева фраун, от которых запросто могут вырасти рога на несколько часов и начаться галлюцинации, но он сказал, что это неудачная идея и что нельзя угощать дорогих гостей столь радикальными блюдами, — хмыкает Бён. — Можешь выдохнуть, десерт будет нормальным». — Кремовый торт со свежей эльдусской клубникой! — торжественно возвещает лакей и начинает расставлять тарелки. Ву косится на аппетитный кусочек в своей тарелке и говорит, практически не понижая голоса: — А вы уверены, что эта клубника меня не укусит? Просто после всех остальных чудесных блюд что-то как-то немного боязно. — Торт очень вкусный, — перебивает его отец Пака и бросает на Ву такой взгляд, что любое благовоспитанное создание провалилось бы сквозь землю от стыда и осознания собственной ничтожности. Ву Ифань принадлежал к противоположной категории демонов, поэтому он лишь аккуратно отломил десертной вилочкой маленький кусочек и белозубо улыбнулся. — Раз уж мы все сегодня собрались, то хочется упомянуть некоторые насущные вопросы, — внезапно заявляет отец Бэкхёна. «О, нет, — слышит Пак в голове голос Бёна. — Не знаю, как ты, а лично я чую приближающийся пиздец. Ну-ка, скажи честно, ваша раса практикует ритуальную случку на публике?» «Мы тебе что, древние тролли или какие-то одичавшие гоблины, которые до сих пор живут общинами в горах? — мысленно возмущается Чанёль. — Тёмные демоны — это прогрессивный народ, у нас всегда были адекватные свадебные традиции». — Ваши совместные с Бэкхёном фото вызвали у населения обоих государств самый настоящий ажиотаж, — эльдусский король улыбается, как объевшийся сметаны сытый кот, и Пак с трудом подавляет желание швырнуть в него тяжеленным хрустальным графином. — Да что там, весь мир гадает, когда же мы наконец-то объявим о вашей свадьбе! — Потенциальный союз Химеруса и Эльдуса заставил глав крупнейших стран обеспокоиться и предложить нам выгодные экономические и внешнеполитические соглашения, — подхватывает отец Чанёля и отпивает вино из бокала. — Например, империя тёмных эльфов уже предложила нам пересмотреть договор о внешней торговле, а с водными демонами мы наконец-то пришли к консенсусу относительно транспортировки груза через их морские территории. — Вы хотите сказать, что планируете поженить нас как можно скорее? — подаёт голос Бэкхён. Он продолжает приветливо улыбаться, но Пак кожей чувствует исходящее от него раздражение. — Нет, для начала мы должны торжественно объявить о вашей помолвке на званом ужине, — качает головой его отец. — Будут приглашены лидеры государств, аристократия и самые богатые и влиятельные представители мировой элиты. Мы пока ещё не распланировали мероприятие до конца, но думаю, оно состоится после того, как твоя мать и дражайшая супруга господина Пака приедут в Эльдус после Всемирного форума по магической безопасности. — Но это значит, что вы по-прежнему должны привлекать внимание публики к вашей красивой истории любви, — подаёт голос отец Чанёля, — вы сейчас находитесь на пике популярности в СМИ и социальных сетях. У вашей парочки даже имя есть, как там оно… — Чанбэки, — хором отзываются Пак и оторвавшийся от торта Ифань. — Бэкёли, — перебивает его Бэкхён, а Сухо молча хмыкает и незаметно качает головой. «Даже не надейся», — мысленно говорит Пак, на что Бён издаёт противный смешок: «Я себе лучше в жопу засуну связку свежего прумиуна». Чанёль невольно передёргивается. Его отец, даже не подозревающий о том, что в голове его сына происходит весьма жаркая и напряжённая баталия, продолжает: — Мы объявим, что после того, как узнали друг друга ближе, вы поняли, что больше не сможете прожить друг без друга, и ты пришёл к родителям Бэкхёна и попросил у них благословения на ваш брак. — Ифань давится чаем и начинает громко, надрывно кашлять, отец Чанёля осекается и смотрит на него волком. — Простите, это так романтично и правдоподобно, что я аж подавился, — отзывается Ву, продолжая издавать малоприятные звуки. Сухо протягивает ему кувшин с водой, и Пак успевает заметить, что Чунмён старательно сдерживается, чтобы не ухмыльнуться. — Но отец, — внезапно подаёт голос Бэкхён, — а как же традиция Трёх Ступеней? Конечно, это достаточно старый обычай, но, насколько я знаю, он практически всегда соблюдался, и потому наверняка народ Эльдуса будет счастлив, если господин Пак отнесётся к нашей культуре с уважением. «Сука, что ты там начинаешь?» — с тревогой думает Чанёль, наблюдая за безмятежно улыбающимся Бёном. «Будет весело, я тебе гарантирую», — отзывается тот и вопросительно смотрит на своего отца, который задумчиво сдвигает брови к переносице и говорит: — Нет, конечно, с одной стороны, это весьма проблематично, но с другой, светлые эльфы действительно будут в восторге. Всё-таки это давний обычай, и тот факт, что Чанёль действительно будет готов пройти через все эти испытания ради нашего благословения… Ох, это произведёт фурор! Пак кладёт вилку на тарелку, едва сдерживаясь, чтобы не швырнуть её в олицетворяющего невинность и благодушие двуличного ублюдка Бэкхёна, и спрашивает эльдусского короля: — Простите, что за традиция Трёх Ступеней? — О, эта история берёт своё начало в глубокой древности, — оживляется король. — Когда-то давно, ещё в те времена, когда тёмные и светлые эльфы вели кровопролитные войны за власть и плодородные земли, наш предок, король светлых эльфов Минхёк, влюбился в прекрасную принцессу тёмных эльфов Мину, которая была известна своим гордым и неприступным нравом. Несколько месяцев он осаждал крепость, за стенами которой скрывалось главное поселение тёмных Моливикус, и, в конце концов, прорвался к королю. Тот спросил его, чего хочет завоеватель, рабов, золота и драгоценностей или же зелий от местных друидов, которые славились тем, что могли излечить даже самые глубокие раны. Но Минхёк ответил, что ему ничего не нужно, кроме руки его дочери, на что Мина выхватила меч из ножен и, наставив лезвие на короля светлых, сказала, что ей плевать на то, что он завоевал её народ, потому что такой жестокий глупый варвар никогда не завоюет её сердце. И тогда Минхёк спросил её, что он должен сделать для того, чтобы стать её достойным. Она, задумавшись, показала на трон своего отца и сказала: «Видишь, этот трон стоит на возвышении, и к нему ведут три ступени. Ты должен совершить три великих подвига, и за каждый я позволю тебе подняться на одну ступень выше. Как только ты окажешься у трона, я тотчас признаю тебя своим мужем и возлюбленным». «Какая она продажная, — думает Чанёль. — Как просто так, то она гордая и суровая, а как подвиги, то он тут же стал для неё возлюбленным!» «Это называется „дипломатия“ и „стратегия“, придурок, — отзывается Бён. — Ты думаешь, если бы она сразу же кинулась ему на шею, то стала бы ему интересна? Да была бы очередной женой в его гареме, вот и всё. Кстати, именно во время правления Минхёка и Мины среди нашего народа было запрещено многожёнство». «Эта Мина наверняка была симпатичной, — хмыкает Пак. — Настолько, что даже король потерял от неё голову и был готов на все эти идиотские подвиги вместо того, чтобы просто пригрозить ей мечом или оттаскать её за волосы. И да, я не какой-то угнетатель, просто в те времена так было принято. Так почему же я должен так бегать за тобой? А, кудлатая башка?» «Судя по её изображениям, сделанным современниками, она весила как минимум сто килограммов, была рыжей, с большими оттопыренными ушами и щеками, похожими на сдобные булочки, — отбивает подачу Бён. — В те времена были такие стандарты красоты, что ты наверняка бы сошёл за прекрасную трепетную нимфу». — Несмотря на то, что все испытания были трудными и практически невыполнимыми, — тем временем вдохновлённо вещает отец Бэкхёна, — Минхёку удалось подняться на три ступени к трону, и он женился на своей прекрасной избраннице. И с тех самых пор у нас есть традиция: каждый раз, когда кто-то из королевской семьи выходит замуж или женится, то его вторая половинка обязательно исполняет три задания, которые даёт ему будущая супруга. Хоть в вашем случае не особо понятно… — Король с лёгким сомнением косится на своего сына, затем качает головой и добавляет: — В вашем случае всё-таки ты, Чанёль, должен исполнять роль добивающегося мужа. Например, когда я просил руки матери Бэкхёна, то прыгнул со скалы в Северное море, добыл для неё редкий розовый алмаз в горах Глиона и поймал красивейшую жемчужную бабочку. «Этот старый лгун забыл уточнить, что на берегу дежурила целая толпа спасателей, алмаз сначала нашли шахтёры и затем попросту подбросили его на нужное место, а бабочки разводятся в нашем ботаническом саду, потому достать их было проще, чем пойти и высморкаться, — уточняет в голове Пака голос Бэкхёна. — Но будь уверен, что ты не сможешь так же легко отделаться». — Мне кажется, что господин Пак — по-настоящему храбрый и сильный мужчина, — застенчиво говорит Бён и слегка краснеет, опуская взгляд в тарелку, — он ведь наверняка сможет выполнить любое, даже самое сложное задание, ведь так? Пака буквально разрывает от желания швырнуть в голову Бэкхёна тяжёлое серебряное блюдо или же, напротив, поаплодировать ему за выдающиеся актёрские способности. Эльфийский принц выглядит воплощением искренности и невинности, и если бы только что Чанёль собственными ментальными ушами не слышал его вредные ехидные ремарки, то наверняка бы тоже поверил этой лисе в овечьей шкуре. — Чанёль — принц тёмных демонов, естественно, он справится с чем угодно! — немедленно реагирует отец, и сидящий напротив Ву косится на него, слегка прищурив тёмные глаза. — Давай, Бэкхён, придумай что-нибудь поинтереснее, а мы обязательно закинем удочку прессе, чтобы весь процесс освещался в мельчайших подробностях! Это будет прекрасная возможность показать, насколько могущественен королевский род Химеруса! «Или, напротив, ославится на весь мир, потому что хитрый мелкий ублюдок Бэкхён наверняка не заставит меня вырастить для него кактус на подоконнике или спеть серенаду под балконом», — думает Чанёль и в очередной раз злится, что не сумел предугадать действия Бёна и попался в очередную его ловушку. Отец смотрит на него выжидающе, Сухо — с нескрываемым интересом. «Как же ты легко, старый олух, попадаешься на провокацию», — будто бы говорит взгляд Ифаня, и Чанёль солидарен с ним на сто процентов. — В качестве первого задания я бы хотел, чтобы Чанёль прилетел ко мне на спине дракона и заставил того мне поклониться, — Бэкхён складывает руки на груди и издаёт мечтательный вздох. — В Эльдусе драконы водятся исключительно в горах, а мне бы так хотелось полюбоваться на этих прекрасных животных! «Да ты ёбнулся!», — думает Пак, и, судя по лицу Ву, тот с ним явно согласен. Отец Пака озадаченно крякает и удивлённо смотрит на Бёна. — Послушай, Бэкхён, конечно, я не могу сказать, что это невозможно, но драконы — это опасные и редкие животные. Семья моей супруги с давних времён занимается укротительством и изучением этих животных, но сам Чанёль последний раз приезжал в имение дедушки и бабушки достаточно давно, да и сам он никогда не пробовал даже ездить верхом на этих чудищах… Может, ты загадаешь что-то ещё? — Да бросьте, если он действительно сын укротительницы драконов, то это у него в крови! — возражает отец Бёна, и по его лицу Пак понимает, что тот попросту жаждет интересного зрелища. Покалечиться от клыков и когтей чешуйчатого монстра ему никто не позволит, но зато светлые эльфы вдоволь посмеются над демоном-неудачником, который не в состоянии приручить огненную тварь. Нутро наполняется нарастающим чувством ярости и безудержным желанием приструнить как Бэкхёна, так и его папашу, и Чанёль спокойно говорит, ощущая, как кончики пальцев начинают покалывать от нарастающей в теле энергии: — В нашем роду никогда не было трусов, не было тех, кто пасовал перед трудностями, а уж тем более не мог оправдать ожиданий и надежд своих родителей. Я действительно давно не контактировал с драконами, но я согласен на это испытание. — Нам же придётся поехать в Химерус, да? — внезапно отмирает Ифань. — Насколько я помню, в Эльдусе драконы не водятся. Мы как раз можем нанести визит родителям её Величества, а его Высочество — выполнить возложенную на него миссию, — он расплывается в учтивой улыбке, больше напоминающей хищный оскал, и смотрит на Бэкхёна так, будто хочет оставить вместо него горстку свежего пепла. Ву просто хочет его обезопасить, понимает Чанёль. Драконы во владениях деда и бабушки Пака по материнской линии — практически ручные и вряд ли нападут на Чанёля, почувствовав, что в его жилах течёт кровь их демонических укротителей. Кроме того, кто-то из них запросто может помочь, например, бабушка, которая известна на весь Эльдус, как один из крупнейших специалистов по магическим существам и огненным тварям. — Нам не понадобится ехать в Химерус, — качает головой Бэкхён, — я говорил, что драконы в наших краях почти не водятся, но это не значит, что их нет совсем. «Не надейся, что так легко отделаешься, — звучит в сознании Пака его насмешливый голос. — Твой дружок, конечно, хитрый мудак, но я не позволю тебе прохлаждаться у бабули и дедули, пока твои родственники делают за тебя всю грязную работу». — В горах Глиона до сих пор обитают горные драконы, — подаёт голос Сухо, — мы можем отправиться в королевскую летнюю резиденцию, которая расположена как раз у подножья гор. Долгое время эта старинная крепость была основным домом для правящей династии, поскольку находилась на неприступной и дикой территории, практически на границе с государством тёмных эльфов. «У тебя есть здоровая каменная крепость в том месте, где ты запросто можешь наткнуться на дракона, выйдя ночью отлить в кусты, — мысленно говорит Пак и косится на Сухо, который схлестнулся взглядом с Ифанем и, кажется, больше всего на свете мечтает прожечь в нём большую дыру. — Что тебе мешает поднять жопу, приехать туда и позволить горной твари откусить тебе твои мерзкие уши?» «Меня тошнит в машине, а в горах у меня начинается головокружение и приступы тошноты, — отбивает подачу Бэкхён. — А если серьёзно, то это место настолько пересрательное, что я не люблю там бывать. Когда приедешь туда, то сам поймёшь». — Вы можете отправиться туда прямо завтра! — заключает эльдусский король и довольно улыбается. Видимо, предвкушает высокие рейтинги репортажей на телевидении и ошеломительные продажи дешёвых убогих сувениров, думает Чанёль, а король тем временем продолжает: — Я, к сожалению, отлучиться не могу, как, впрочем, и Его Величество господин Пак, с которым мы как раз будем обсуждать новое соглашение о торговле и налоговых пошлинах при импорте и экспорте основной продукции. Но я думаю, что, помимо слуг, с вами могут поехать Сухо и Ифань. Господин Ву, Чунмён, вы же присмотрите за нашей сладкой парочкой? — Глаз с них не спущу, — слащаво отзывается Ву и улыбается, но по его лицу Чанёль видит, что Ифань едва сдерживается, чтобы не сказать какую-нибудь колкость. — Мы с Чухёхом уже успели подружиться, и провести столько времени в его славном обществе станет для меня огромным удовольствием. — Огромное спасибо, господин Ифрямь, — не остаётся в долгу Чунмён. — Не за что, главное, больше не спотыкайтесь, — отзывается Ву, и Сухо открывает рот, машинально прикладывая пальцы к подбитой щеке, затем закрывает его обратно, и по его запунцовевшему лицу становится понятно, что очередной раунд пикировок оказывается за Ифанем. — В качестве второй Ступени было бы здорово, если бы господин Пак достал для меня цветок жемчужной лилии, — поспешно говорит Бэкхён и бросает на отца быстрый взгляд, — это очень редкое растение, которое можно увидеть исключительно ночью. Она распускается в темноте, а растёт исключительно в Чёрном лесу, неподалёку от нашей резиденции в Глионе. Как раз не придётся куда-то срываться… — Но, Бэкхён, я бы не советовал никому из вас соваться в Чёрный лес, — перебивает его эльдусский король, и на этот раз он выглядит действительно серьёзным, даже озадаченным. — Я думаю, что это слишком опасно, даже, если использовать полный магический потенциал. — То есть, вы не боитесь отправлять Чанёля на съедение дракону, но при этом не пускаете его в какой-то там лес в горах? — хмыкает Ифань, прищурившись. Отец Пака кидает на него напряжённый взгляд, но ничего не говорит, видимо, в кои-то веки будучи с ним солидарным. — Что же там у вас такое? Плотоядные деревья? Гигантские галлюциогенные грибы? — Чёрный лес — это сосредоточение древней, очень сильной тёмной магии, — подаёт голос Чунмён, — большинство россказней про это место, вроде историй про гигантских пауков и кровожадных древних ведьм, которые пожирают плоть забредших в глухую чащу путников, — это всё глупые мифы. Но это место действительно страшное и пугающее. Говорят, в древние времена перед крупными сражениями там в жертву приносили юных девушек, и потому их страх, злоба и отчаяние воплотились в опасную силу, неконтролируемую и смертельную. В зале воцаряется тишина, прерываемая лишь мерным постукиванием: помрачневший отец Чанёля машинально стучит ложкой по тарелке. «Я перегнул, — звучит в голове Пака тихий голос Бэкхёна. — В Чёрный лес и впрямь лучше не соваться. Ты меня, конечно, бесишь, но не до такой степени, чтобы подвергать тебя такой опасности». — Я думаю, я загадаю что-то ещё, — говорит Бён, и Чанёль слышит нескрываемые нотки раскаяния. — Например, как насчёт того, чтобы господин Пак приготовил для меня пирог из редких голубых яблок? Они растут у нас в саду, на одном единственном дереве, которое очень сложно найти, если не знать, где оно находится. Мы запретим слугам давать ему какие-то подсказки, и тогда… — Это будет третьим заданием, — Чанёль будто бы слышит свой голос со стороны. В голове набатом звучит наполненный нескрываемым суеверным страхом голос отца Бёна, сердце стучит быстро-быстро, и в то же время Пак понимает, что ему просто до безумия хочется доказать Бэкхёну, что он, чёрт возьми, ничего не боится. Что это светлые эльфы могут прятать головы в песок или заставлять слуг доставать для них алмазы страховать их от мельчайшей угрозы. Чанёль — тёмный демон, и их народ никогда не чурался опасности, и, видимо, сейчас в Паке играет что-то, что в древние времена заставляло его предков брать неприступные крепости и побеждать даже самых опасных и кровожадных тварей, потому что Чанёль открывает рот и говорит: — Я берусь за это задание. Я пойду в Чёрный лес и достану эту жемчужную лилию. «Ты ебанулся! — раздаётся в его голове ошеломлённый голос Бёна. — Ты что, переел вонючей поеботы сегодня за ужином?! Хочешь, чтобы тебя сожрала какая-нибудь зубастая тварь?!» «Я хочу доказать, что это ты и тебе подобные ушастые придурки — трусливые идиоты, а вот мне совершенно не сцыкотно пойти в этот лес и достать для тебя этот цветок, — отзывается Чанёль, чувствуя на себе ошарашенные взгляды всех присутствующих в комнате. — Только смотри не возгордись и не подумай, что я хочу это сделать ради тебя, такого прекрасного и замечательного. Гордость во мне играет, гордость, жажда к приключениям и желание утереть твой шнобель». «У меня не шнобель! — возмущается Бён, и Пак слышит в его голосе нотки нескрываемого восхищения. — Ты всё равно ебанутый. Если ты там убьёшься, то пусть тебя разыскивает твой дружок Ифань, понял? Я даже не подумаю туда сунуться». «Трусливая сучка, — отвечает Чанёль. — Я женюсь на тебе, после этого мне уже ничего не будет страшно — хоть саблезубые кусты, хоть плотоядные суслики». Бён слегка багровеет, а отец Чанёля пристально смотрит на него, не мигая, и, помедлив, говорит: — Ты уверен? Я думаю, Его Высочество не стал бы так волноваться, если бы там действительно не было чего-то опасного. — Я думаю, что с моими кулинарными навыками печь яблочный пирог намного опаснее, — шутка Чанёля откровенно топорная и дурацкая, но все моментально смеются, цепляясь за возможность разрядить воцарившуюся в зале гнетущую атмосферу. Ифань смотрит на него с тревогой, Сухо — с интересом и чем-то смахивающим на уважение, а отец Бёна наливает себе ещё немного вина и, сделав большой глоток, громко заявляет: — Раз Чанёль готов пойти на риск, значит, так тому и быть! Честное слово, я восхищён твоей храбростью, это действительно поступок, достойный сильного мужчины и настоящего воина. Тогда прямо завтра на рассвете вы можете отправиться в дорогу, мы пошлём репортёров и… — Но ведь я могу рассчитывать на ответный жест со стороны господина Бэкхёна? — перебивает его Пак. — Дело в том, что у нашей расы тоже есть свои свадебные традиции, которые мне совсем не хочется нарушать. «Сука, — изрекает в его голове Бэкхён. — Только не говори, что публичная случка!» «У тебя прямо какое-то настойчивое желание со мной потрахаться», — хмыкает Чанёль и, широко улыбнувшись, поясняет: — У нас издревле было принято, что королевская невеста проходит по городу в особом праздничном наряде и поёт свадебную песню на химерусском древнем наречии, в которой она восхваляет своего будущего супруга и клянётся быть ему хорошей и преданной женой. Конечно же, господин Бён не похож на прекрасную демонессу, — Ифань издаёт громкий всхлип и прячет улыбку за рукавом пуловера, — но это же не значит, что он не может показать, насколько сильно он уважает традиции Родины своего жениха. — Замечательная идея, — кивает головой отец Бёна, — я думаю, что ради этого совсем не обязательно ехать в столицу Химеруса, ведь так? Бэкхён вполне может исполнить песню и здесь. Думаю, что эльфийский народ будет в восторге. — Главное, позовите побольше репортёров, — вставляет Ифань, который понял задумку Пака и едва сдерживал смех, — с камерами, такое прекрасное зрелище стоит запечатлеть для потомков. Вы же не против, господин Бён? — Конечно же нет, — отзывается Бэкхён, и Чанёль слышит в сознании его голос: «Сука, в чём подвох? Эта сраная песня восхваляет твой огромный демонический хер? Я буду петь о том, как я мечтаю вечно мыть тебе посуду и готовить сочные бифштексы?» «Почти, — Чанёль безмятежно улыбается. Напряжение уходит, и остаётся лишь предвкушение завтрашнего дня, который наверняка будет ещё намного увлекательнее и интереснее предыдущего. — Просто забей в поисковом запросе, в каком наряде она обычно исполняется». — Раз мы разрешили все вопросы, тогда, я думаю, стоит выпить немного чаю, — с облегчением выдыхает отец Бёна и подзывает к себе лакея. — Завтра с утра отправитесь в Глион, я распоряжусь, чтобы вам обеспечили там наилучший приём. Кстати, господин Пак, — он поворачивается к отцу Чанёля, — какая интересная традиция! Я слышал только о той, когда невеста должна струёй огня поджечь рис, который подкидывает в воздух её супруг. Чем больше зёрен она подожжёт, тем больше в их жизни будет счастья, ведь так? Пак замечает, как Бэкхён украдкой достаёт мобильный телефон, и, не сдержавшись, улыбается. Лакей подносит ему чашку ароматного крепкого чая, и Чанёль благодарно кивает, забирая её и вдыхая запах трав и сладких ягод. «Сука, — смачно ругается в его голове Бэкхён. — Серьёзно?! Ты серьёзно? Я должен расхаживать в этом перед тысячами людей, которые будут снимать меня на телефоны и постить везде, где только можно? Ты что, охуел? Да никакой Чёрный лес не сравнится с подобным пиздецом!» Пак прикрывает лицо чашкой, начиная тихо смеяться. «Что ты смеёшься, ублюдок? А ты, кстати, знаешь, что у эльфов есть традиция брить яйца кипящим воском перед первой брачной ночью? Хочешь, я намекну об этом, и ты будешь сверкать блестящими гладкими шариками?» «Мне-то какая-то разница, я же не эльф», — парирует Пак, и Бэкхён замолкает, видимо, временно признавая поражение и обдумывая очередной выпад. Нутро заполняется странным, каким-то удивительно тёплым и мягким чувством, Бён прячет телефон в карман и кидает на него уничтожающий взгляд, и Пак, не сдержавшись, показывает ему язык. У Бэкхёна нет пышной груди и длинных белокурых волос, он не горит желанием окрутить Чанёля и как можно скорее получить его титул и многомиллионное наследство, он вредный и желчный, но несмотря на это Пак понимает, что Бён не злой. Да, противный и хитрый; да, любитель интриг и горящий желанием во что бы то ни стало сделать жизнь Чанёля как можно более невыносимой и сложной, но, несмотря на это, с ним удивительно легко. С ним не нужно рисоваться, не нужно надевать на себя какие-то маски, когда они общаются наедине друг с другом, там, куда ни за что не сможет залезть вездесущий отец Чанёля или папочка Бёна, движимый постоянным желанием заработать на женитьбе сына как можно больше бонусов. Он ругается матом на Пака в его же голове, угрожая телепатически уронить ему на ноги тяжёлый серебряный графин и ночью побрить его налысо, но почему-то Чанёлю хочется смеяться в голос. Любовь сосёт, а брак — тем более, зато пикироваться с Бэкхёном никогда не надоедает. А ещё у него красивые глаза, даже тогда, когда буквально метают молнии в сторону продолжающего веселиться Пака. В подобных мыслях стоит винить вино и чрезмерное содержание прумиуна в организме. Чёртова галлюциногенная вонючая гадость.