***
— Вы только посмотрите на него, какой же он храбрый и красивый! — Чанёль слышит громкий, наполненный нескрываемым восхищением голос девушки-репортёра, симпатичной рыжеволосой эльфийки в обтягивающем джинсовом платье, и ощущает, как губы сами собой расплываются в довольной улыбке. — Потрясающе, он собирается в одиночку победить дракона, — вторит её коллега, востроносая тоненькая брюнетка, и мечтательно вздыхает. — Вот это мужчина! Несмотря на то, что мероприятие должно быть «тайным» и «приватным», в реальности всё оказывается намного прозаичнее. На небольшой поляне, прямо перед лесным массивом, через который пролегает горная дорога, ведущая, по словам господина Има, прямо к местам обитания местных драконов, собирается целая толпа. Репортёры и журналисты, видимо, начисто потерявшие чувство стеснения, снуют то тут, то там, настраивая камеры и громко споря относительно наиболее удобного для съёмки места. Среди них много симпатичных девушек, призывно строящих глазки Ифаню, который выглядит невыспавшимся и начисто равнодушным к девичьим прелестям, периодически громко и со вкусом зевая. «Наслаждаешься своими несколькими минутами славы?» — слышит он в голове язвительный голос Бэкхёна и, скосив взгляд в сторону, хмыкает. Удивительно, но Бён ухитряется почти полностью оттереть то самое хвалебное «несмываемое» средство Ву, а остатки — замазать толстым слоем тонального крема. Крем слишком светлый и к тому же отсвечивает на солнце, поэтому больше всего Бэкхён напоминает какую-то престарелую кокетку, переборщившую с обильным макияжем. «Завидуй молча, сучка Чанёля», — отбивает подачу Пак и с удовольствием наблюдает за тем, как багровеет лицо Бёна. Алые щёки эльфийского принца можно увидеть даже сквозь плотный слой тональной основы, Чанёль вновь слышит за спиной громкие голоса девушек и, приосанившись, прислушивается. — Да ладно вам, девочки, нет смысла по нему вздыхать, — с грустью в голосе говорит ещё одна, тонкая светлокожая блондинка. — Вы что, не помните, почему мы все здесь собрались? Женится он через месяц, на мужчине, на эльфийском принце. Зачем мы ему сдались, если тут такая сумасшедшая любовь! Он ради него идёт дракона убивать, вы себе это представляете? Тут вообще без вариантов! У Чанёля возникает ощущение, будто на него только что вылили что-то на редкость мерзкое, например, огромную бадью с прумиуном. Он слышит в голове громкий издевательский смех Бэкхёна, а рыжеволосая девушка тем временем ажиотированно добавляет: — Говорят, что они целовались прямо возле королевского дворца, даже камер не стеснялись! До такой степени увлеклись, что принц Чанёль даже уронил Его Высочество в лужу, и охранникам пришлось разнимать их, чтобы они не сделали это прямо в луже! — Интересно, каково это, делать это с демоном? — мечтательно вздыхает брюнетка. — Я слышала, что у них такие большие… Бэкхёну так повезло, что Чанёль трахает его таким агрегатом! Пак слышит за спиной сдавленный кашель и, не сдерживая улыбки, оборачивается к стоящему позади Бёну. Тот, по всей видимости, тоже слышит весь разговор болтливых журналисток, поэтому подавился поднесённым Чунмёном кофе и теперь самозабвенно кашляет, вытаращив глаза. — Ох, господин Бён, что же вы так неаккуратно! — Пак вспоминает о своей почётной роли любящего жениха и быстрым шагом идёт к Бэкхёну. Он со всей силы стучит его по спине, практически выбивая из эльфа весь дух и слыша громкие щелчки затворов фотокамер: разумеется, собравшиеся репортёры просто не могут упустить возможность заснять столь трогательный момент. «Что за ебаная дискриминация? — элегически вопрошает в его голове Бён. — Почему, по всеобщему мнению, именно ты меня трахаешь? Это потому, что тебе с какой-то стати повезло родиться выше?» «Ты же слышал этих девчонок, — Чанёль наклоняется и с напускной нежностью смотрит на Бёна, — огненные демоны известны тем, что у них большие твёрдые дубинки. Вот про светлых эльфов я никогда не слышал ничего подобного». — Больше не пугайте меня так, Бэкхён-а, — говорит он слащавым голосом главного героя многосерийной мыльной оперы. — Сама мысль о том, что вы только что подвергли себя такой опасности, заставляет меня почувствовать себя не в своей тарелке! «Для этих сучек стараешься? — моментально отзывается Бён, слегка пунцовея и застенчиво улыбаясь Паку. — Вон, они уже, наверное, все потекли, когда представили, как и куда ты ебёшь меня своим сучком». — Господин Пак, вы готовы? Я, конечно, понимаю, что вы бы хотели остаться в одиночестве, ведь для контакта с драконом нужен подходящий настрой, но мы должны сделать несколько снимков для прессы, как вы делаете свой первый шаг по горной тропе! — к ним подскакивает запыхавшийся раскрасневшийся Лухан, который бешено вращает глазами и выглядит так, будто вот-вот голыми руками надерёт задницы нескольким особенно злобным горным троллям. Чанёль смотрит на него и вздрагивает: на фоне субтильного эльфа даже руководитель пресс-службы химерусского королевского дворца До Кёнсу, отличавшийся патологической неприязнью ко всему живому и имеющий среди своих коллег и подчинённых славную кличку «Яйцерез», выглядит на редкость спокойно и благодушно. Лухан что-то орёт своему ассистенту, меланхоличному парню по имени Сехун, который, в отличие от него, кажется абсолютно индифферентным к происходящему, и быстро пробегается взглядом по Чанёлю. — На тебе свитер на молнии и джинсы! — разочарованно восклицает он, от переполняющих эмоций переходя на «ты». — Как так, ты что, не понимаешь, что тебя будут показывать для миллионов телезрителей по всему миру! Ты же как рыцарь, ты должен выглядеть круто и мужественно, так, чтобы каждая собака при виде тебя начала восторженно визжать! «Для этого тебе следует надеть на голову непрозрачный пакет», — хмыкает Бён, и Пак едва сдерживается, чтобы не послюнявить палец и не нарисовать на толстом слое тонального крема что-то малоприличное. — Ты предлагаешь мне вертеться тут в рыцарских доспехах? — серьёзно спрашивает Пак. — И как бы, насколько я понимаю, съёмка вроде как должна выглядеть непостановочной. Ты всерьёз считаешь, что если я покажусь в кадре в каком-нибудь пафосном, хоть и очень крутом образе, кто-то действительно поверит в то, что я не имею ни малейшего понятия о том, что мне чуть ли в рожу тыкают этими сраными камерами? — Чанёль, принцы не должны говорить «сраными», принцы говорят «являющими собой яркий пример продуктов обратной перистальтики», — влезает в их разговор подошедший Ифань и улыбается Бэкхёну. — Доброе утро, господин Бён! Прекрасно выглядите, какая сегодня хорошая погода, такая зелёная трава вокруг, прямо изумрудная, — Ву делает акцент на слове «зелёный», и глаза Бэкхёна моментально наполняются плохо скрываемым раздражением. Лухан бросает взгляд на часы и охает: — Путь предстоит неблизкий, а вам ещё идти и идти. Послушайте меня внимательно! Вот это рация, — он впихивает в руки Пака небольшую уоки-токи, а потом хватает его за запястье, — а вот это — браслет с тревожной кнопкой. Если вы поймёте, что вам грозит настоящая опасность, то немедленно жмите на неё, и специально обученное зоомагическое подразделение особого назначения тут же придёт к вам на помощь! — Погодите, вы хотите сказать, что они уже там засели в горах в засаде? — недоумённо переспрашивает Чанёль, на автомате тоже вернувшийся к официальному стилю общения. Лухан кивает и смотрит на него с поистине потрясающим спокойствием: — Конечно, неужели вы думали, что мы оставим вас без защиты? «Когда мой отец выполнял своё первое задание, они сидели буквально за каждым кустом», — говорит в его сознании Бэкхён, и Чанёль слышит в его голосе нескрываемое разочарование и досаду. Что-то внутри вздрагивает, и Пак отвечает, украдкой бросая взгляд на спокойное лицо Бёна: «Я не буду так делать. Я не знаю, как у вас там принято, но мои предки никогда не прятались за чужими спинами». «Знаю-знаю, демоническая честь, горячая огненная кровь и всё такое, — хмыкает Бэкхён, но как-то беззлобно. — Зато вы мастерски пробираетесь по ночам в чужие спальни и возюкаете по мирно спящим невинным жертвам какой-то вонючей поебенью. Ты в курсе, что мне потребовалось пять часов, чтобы смыть с себя эту гадость? У меня ничего не получалось до тех пор, пока с утра наконец-то откуда-то не притащился Сухо и не намазал меня какой-то вонючей хренью, от которой у меня до сих пор зудит каждая грёбаная пора!» «Это средство вообще не должно было смываться, тебе повезло, что в кои-то веки Ифань где-то налажал с магохимией. — Внезапно осознание вспыхивает в голове ярким заревом, и Пак переспрашивает: — Погоди, так, значит, Сухо…» Он не успевает закончить, потому что к нему подходит Кёнсу и, меланхолично шмыгнув носом, говорит: — Вам пора, — с этими словами он пихает в руки Чанёлю объёмистый рюкзак. — А… — начинает было Пак, но До спокойно поясняет прежде, чем Чанёль успевает что-либо спросить: — Там лежит провизия, вода, лекарства, портативная зарядка для мобильного телефона и большая цветная фотография Его Высочества Бэкхёна, чтобы после того, как дракон поджарит вас, как сочную котлету, вы могли предъявить её прессе, желательно максимально помятую и обслюнявленную, и с надрывом в голосе сказать, что именно она придавала вам силы не сдаваться, а идти вперёд навстречу неприятностям и подгорелым бровям. — Мне нравится, что вы всегда верите в меня, господин Кёнсу, — вздыхает Чанёль и закидывает рюкзак на плечи. — С фотографией же была ваша идея? — Нет, Чонина, — спокойно отзывается До и кидает недовольный взгляд на подгоняющего репортёров Лухана. — Я предлагал ограничиться заставкой на экране мобильного телефона. Он осматривает поляну, притаившихся за кустами журналистов, затем ловко хватает за локоть раскрасневшегося эльфа и кивает в сторону горной тропинки: — А теперь вы двое, идите и покажите нам такое проникновенное прощание, чтобы все ваши неполовозрелые фанаточки рыдали у экранов горючими отчаянными слезами. Только не целуйтесь. Для этого, наверное, ещё рановато, по крайней мере, Его Величество дал на этот счёт именно такие рекомендации. Подошедший Сухо что-то бормочет на ухо Бэкхёну, а Ифань, крякнув, с силой хлопает Чанёля по плечу и кивает в сторону горного хребта. — Что бы они все ни говорили, а я в тебя верю, брат, — он широко улыбается, но глаза остаются серьёзными и какими-то беспокойными, и Пак понимает, что на самом деле Ву волнуется за него, сильно и отчаянно, просто пытается прикрыть всё напускной весёлостью и бравадой. Сердце слегка ёкает, и Чанёль, кивнув, не сдерживается и крепко обнимает Ифаня за широкие плечи. Лухан слегка толкает его в бок и глазами показывает в сторону Бёна, и Пак отстраняется от Ву. Бэкхён неуверенно берёт его за руку, и они медленно идут в сторону гор. Чанёль слышит громкие щелчки затворов фотокамер, ажиотированный шёпот собравшихся репортёров и кожей ощущает, как каждое его движение фиксируется объективом фотокамеры. Всё это глупо и противно, думает Пак и, остановившись у большого, покрытого мхом валуна, смотрит Бэкхёну прямо в глаза. — Я делаю это только для вас, господин Бён, — громко говорит он, так, чтобы его услышали даже на противоположном конце поляны. — Я готов на всё, только бы заслужить ваше уважение и получить благословение ваших родителей! «Звучит так, будто бы ты только что спёр эту фразочку у самого неестественного и слащавого героя-любовника из бульварного романа для одиноких дамочек», — немедленно реагирует Бён, но вслух лишь бормочет, слегка заливаясь краской: — Я буду ждать вас. И знайте, что мысленно, и телом, и душой, я буду в этот момент с вами… — Тогда до встречи, — Пак вкладывает в свой голос как можно больше напускной нежности и, наклонившись, слегка обнимает Бёна за плечи. От него пахнет чем-то горьковатым и терпким, чем-то очень приятным, и Чанёль ловит себя на том, что дышит слишком глубоко и часто, будто заполняя лёгкие чужим запахом. Бэкхён обнимает его в ответ и шепчет: — До встречи, Чанёль… Мой Чанёль… Получается даже слишком натурально, настолько, что со стороны репортёров раздаются восторженные вздохи, и Пак думает, что сегодня эту фразу растащат на цитаты и выведут в тренды во всех социальных сетях. Кёнсу показывает большой палец, а Лухан довольно улыбается и бешено кивает. Чанёль проводит ладонью по волосам Бэкхёна и, слегка улыбнувшись и картинно взмахнув волосами на камеру, разворачивается к тропинке. Сердце стучит быстро и неровно, он одёргивает лямки тяжёлого рюкзака и облизывает пересохшие губы, силясь справиться с подступающим страхом. «Благословение их тебе на хуй не сдалось, — внезапно он слышит в голове тихий голос Бэкхёна. — Да и брак тебе этот не сдался, и я тебе не нужен. Но, чтобы ты знал, я думаю, что то, что ты делаешь, действительно круто. Я не знаю, смог бы я сам подписаться на такое безумие, и думаю, что ты ебанутый. И да, я не буду переживать и волноваться, но если у тебя всё получится, то я, может, буду действительно рад». Это мало смахивает на типичные подбадривающие слова и на признание в расположении, но почему-то Чанёль ощущает, как уголки губ расплываются в улыбке. Он оборачивается к Бёну и видит, что тот смотрит на него в упор, сжав руки в кулаки. «И потом, я ещё не отомстил тебе за твою уебанскую выходку с краской, — добавляет Бён и смущённо улыбается, теребя рукава дорогого пуловера, искусно работая на снимающие его камеры. — Я терпеть не могу, когда ты, ублюдок, вырываешься вперёд. Будь уверен, когда ты вернёшься, тебя ждёт такая…» Это какой-то внезапный импульс, и Пак не может понять, что действительно движет им в этот момент: звучащий в голове голос Кёнсу, который зудит о том, что слишком активно изображать любовь не стоит, что это будет перебором и папочка этого не одобрит, ночные откровения Бэкхёна, а может, всему виной зашкаливающий в крови адреналин, — Чанёль точно не знает. Он подаётся вперёд и, схватив Бэкхёна за плечи, прижимается губами к чужим губам, ощущая жаркое, пахнущее кофе дыхание. Он слышит громкий возглас Сухо и хмыканье Ифаня, какофонию невнятных звуков со стороны репортёров, которые принимаются с бешеной скоростью снимать сей исторический момент, стремясь сохранить его для потомков во всех подробностях. Губы у Бёна мягкие и в то же время совершенно неженские. Он смотрит на Пака широко распахнутыми глазами, не в силах выдавить из себя ни звука, а Чанёль тем временем отстраняется и, картинно выдохнув, говорит: — Для вас я вернусь героем. Он разворачивается спиной к Бёну и ощущает, как на губах расплывается довольная улыбка. «Два-один, маленький дрочер на вопли банши-коз». «Сука, — наконец-то отмирает Бэкхён. — Скотина ты сраная, да ты опозорил меня на весь мир! Да, блядь, каждый придурок теперь будет знать, что ты засосал меня своими мерзкими губищами. Блядь, да я сейчас блевану прямо здесь, какого хуя, Пак Чанёль, да чтобы тебя эта сраная рептилия сожрала с твоим вонючим ртом и оттопыренными ушами!» Он смачно ругается в голове Пака, понося его самыми последними словами. Чанёль идёт по ухабистой горной дороге, продолжая беззвучно смеяться. Страх уходит, голос Бёна постепенно становится всё тише и слабее, а тропинка — уже и каменистее. Пак поводит плечами и думает, что идти на дракона теперь не так страшно. Он только что укротил хищника намного опаснее и свирепее. И пускай в нём роста метр с кепкой и нет огромных острых клыков, зато яда хоть отбавляй. Чанёль всё ещё чувствует его на своих губах. Как и чужое жаркое дыхание, пахнущее кофе, корицей и чем-то неуловимым, но на редкость приятным.***
Камень скользкий и покрытый чем-то влажным и склизким, и Пак кривится, но всё равно хватается за выступ, с усилием подтягиваясь. Мышцы на ногах ноют от чрезмерной нагрузки, руки исцарапаны в кровь и покрыты многочисленными ссадинами, Пак запрокидывает голову вверх и с тоской констатирует, что до пологого участка осталось ещё несколько метров. Он ищет взглядом очередной выступ и, уцепившись за него, продвигается вверх. Горные драконы никогда не обитают в низинах, предпочитая каменистую местность на высоте, укромные пещеры, в которых так здорово прятаться от нежелательных гостей, желающих потревожить покой древнего создания. Прошло порядка десяти часов с того момента, как Чанёль покинул низины Глиона, но кажется, будто идёт через горы по меньшей мере несколько суток. Здесь пахнет серой и чем-то таким, от чего голова кружится, будто от дурмана, много выступов, да и сам горный хребет какой-то неровный и извилистый, чем-то смахивающий на драконьи клыки. Чанёль понятия не имеет, движется ли он в правильном направлении: местные специалисты заявили, что точного местонахождения драконов они назвать не могут, потому что скользкие рептилии слишком хорошо прячутся, настолько, что их сложно засечь самой современной техникой. Тут впору облазить весь хребет, но Пака почему-то настойчиво тянет именно сюда, на изрезанную ветрами гору, которая, кажется, называется Огненный пик. Может, потому, что название символичное, может, потому, что всё равно нужно куда-то двигаться, иначе такими темпами он найдёт дракона лет этак через пятьдесят, а ещё что-то настойчиво толкает Пака в спину, какое-то странное, непонятное чувство, которое заставляет сердце стучать быстро-быстро и с упорством карабкаться на непокорный пик, ощущая, как по мере приближения вершины это странное ощущение становится всё сильнее. Бабушка не раз говорила ему о том, что кровь — это не только совокупность клеток, это ещё и стихия, а кровь демонов — это бушующий, непокорный огонь, который всегда разгорается сильнее, когда чует себе подобного. Возможно, всё это сила убеждения, но Чанёль, царапая руки об камни и едва держась в сознании от переполняющей его усталости, отчётливо ощущает, как оно становится сильнее, то самое пламя, а в голове — звучит настойчивый голос, заполняющий разум подобно чёрному плотному дыму. Он с трудом вскарабкивается на пологую поверхность и, упав на колени, переводит дух. В голове возникает образ насмешливо улыбающегося Бэкхёна, который смотрит на него ехидным взглядом, и Пак с лёгким раздражением думает, что наверняка Бён в это время совсем не мучится, как он, а мирно сидит в лагере и попивает принесённый услужливым Сухо крепкий горячий кофе. Хотя о чём это он думает, наверняка Бэкхён давным-давно ушёл обратно в замок, зачем ему переживать из-за Чанёля, когда можно просто пойти в уютную комнату и хорошенько поспать? При мысли о кофе желудок сжимается и громко бурчит, и Пак понимает, что последний раз он ел несколько часов назад, когда останавливался немного передохнуть и перевести дух. Он напрягает память и пытается вспомнить, что у него осталось из подсунутых Кёнсу припасов. Сэндвич с мясом, несколько печений и половина большой бутылки сублимированного энергетического отвара, на редкость мерзкого, но действенного. Чанёль оглядывается: плато, на котором он находится, достаточно большое и пологое. Взгляд цепляется за несколько больших пещер в вертикальной горной поверхности, и Пак вяло думает, что в одной из них вполне можно переночевать, если поиски не увенчаются успехом. Спускаться вниз ни с чем совсем не хочется, и Чанёль, поведя ноющими плечами, без сил опускается на один из валунов и стаскивает со взмокшей спины рюкзак. Ветер завывает громко и протяжно, по коже проходится волна мурашек, и Пак старательно отгоняет от себя подступающее чувство тревоги. Он со вкусом потягивается и, расстегнув молнию, достаёт из рюкзака завёрнутый в плотную бумагу сэндвич и бутылку. Чанёль откручивает крышку и, сделав первый глоток, кривится. Жидкость воняет прумиуном и чем-то тошнотворно-сладким, перед глазами вновь возникает образ Бэкхёна, и Пак машинально облизывает пересохшие губы. Интересно, Бён до сих пор бесится из-за маленькой шалости Чанёля или уже злорадно смеётся, представляя его мучения в глионских горах? Пак усмехается и разворачивает хрусткую бумажку, с наслаждением вдыхая дразнящий аромат ветчины, хлеба и овощей. Внезапно со стороны пещеры раздаётся громкий треск, и Пак замирает, ощущая, как настойчивое чувство становится невыносимым, плотным и осязаемым, будто жаркая огненная волна. Он машинально хватается за рюкзак, в котором лежит спрятанный перочинный ножик и, прочистив горло, громко спрашивает: — Эй, здесь кто-то есть? Ответом ему служит пугающая тишина. Чанёль нервно сглатывает и, выдохнув, кладёт бутерброд на валун, быстро вытаскивая из кармана нож. Он поднимается на ноги и медленно, крадучись, движется в сторону пещеры. — Тут кто-то есть? — переспрашивает Пак и вздрагивает, когда из темноты раздаётся грохот и какой-то подозрительный скрип. — Эй, вы случайно не из службы безопасности глионского дворца? Господин Лухан говорил мне, что за мной будут присматривать… — Он делает несколько шагов вперёд и замирает, практически не дыша. Заходить внутрь пещеры страшно и опасно, Пак облизывает пересохшие губы и, прищурившись, вглядывается в темноту. Взгляд выхватывает несколько сталактитов и влажные стены, покрытые слоем какой-то мокрой слизи, Чанёль прочищает горло и, прислушавшись, громко повторяет: — Вы не из Глиона? Если что, то не беспокойтесь, помощь мне не нужна. Я, конечно, не слишком хорошо ориентируюсь в горах и понятия не имею, двигаюсь ли я в правильном направлении, но я думаю, что драконы близко, я… Из пещеры слышится треск, и Пак замирает, не в силах выдавить из себя ни звука. Он зажигает кончиками пальцев небольшой огненный шар и, крепче сжав свободной рукой нож, делает шаг в темноту. — Эй, — полушёпотом говорит Чанёль, оглядывая влажные стены пещеры и гладкую поверхность, покрытую толстым слоем каменной крошки, — тут никого нет, ведь так? Ответом ему служит гробовая тишина. Пак делает глубокий вдох, понимая, что всё это время не дышал, и думает, что, чёрт возьми, он слишком много думает и боится. Если здесь был бы какой-то монстр, то вряд ли он стал просто сидеть тихо в своём логове, прячась от демона. Скорее всего, он давно бы напал, резко, внезапно, именно тогда, когда Пак меньше всего этого ожидает… Почва внезапно начинает трястись под ногами, и Чанёль падает, неловко взмахнув руками и роняя нож. Тот ударяется о каменистую поверхность с протяжным звоном, разрезающим тишину, Пак мысленно чертыхается и смотрит на свои руки, освещённые мягким золотистым светом. Если его природный огонь будет гаснуть с такой скоростью, то он явно израсходует свой магический лимит на месяц вперёд. «Но, чёрт возьми, пламя же погасло», — думает Чанёль и смотрит на свои пальцы, ощущая, как быстро колотится в груди вспугнутое сердце. Он медленно поднимает голову вверх и замирает, не в силах выдавить ни звука. На него в упор смотрят огромные золотистые глаза, сияющие и свирепые, наполненные нескрываемой силой и мощью, освещающие вытянутую чешуйчатую морду. Чудовище продолжает смотреть на него не мигая, затем открывает пасть и, издав хриплый рык, стремительно бросается на Чанёля.***
Только природная реакция позволяет Паку резко податься назад и, перекатившись через плечо, вскочить на ноги. Он резко оглядывается назад и с бешеной скоростью кидается прочь из пещеры. Как раз вовремя: дракон клацает зубами в опасной близости от его тела и, издав громкий рёв, бросается следом за ним. Хищник явно не рад незваному гостю, и Пак, выскочив из пещеры, оглушительно кричит: — Стой, я не собираюсь на тебя охотиться! Мне просто нужно кое о чём с тобой поговорить… Он не успевает закончить фразу, потому что дракон, не очень большой, но необычайно быстрый, раскрывает зубастую пасть и с рёвом выдыхает в его сторону огромную струю пламени. Пак едва успевает сгруппироваться и поставить огненный щит. Дракон слегка прищуривается и смотрит на него в упор, и Чанёль замечает в вертикальных чёрных зрачках лёгкую искру интереса. Это чудовище не похоже на тех, что обитают в Химерусе. Он покрыт золотистой, переливающейся в закатном солнце чешуёй, не такой яркой и выделяющейся, больше похожей на червонное золото, чем на благородный чистый металл. Тонкая шея покрыта острыми, длинными шипами, лапы вытянутые и когтистые. От зверя так и исходит сильная, опасная аура, и Пак, облизав пересохшие губы, понимает, что такую тварь голыми руками не победить. — Ты никогда не должен показывать драконам, что боишься. Если они почувствуют твой страх, то ты сразу станешь для них ничтожеством и потенциальной добычей. Если же они поймут, что ты не страшишься их силы, то эти звери примут тебя, как равного. Голос мамы звучит в голове настолько громко и отчётливо, что на мгновение Паку кажется, что она здесь, рядом, крепко держит его за плечо своей тёплой рукой, как обычно наставляя и мягко направляя по правильному пути. Пак делает глубокий вдох и делает шаг навстречу дракону, старательно пытаясь выровнять сердечный ритм и сбивающееся, прерывистое дыхание. Он смотрит зверю прямо в огромные жёлтые глаза, не мигая, стараясь вложить во взгляд всю свою силу и решимость. Дракон подбирается, будто готовясь к атаке, Пак продолжает идти вперёд, не отводя взгляд, ощущая, как кровь в венах закипает от опасной близости к чистой стихии. — Приручить огненного дракона тоже непросто, но есть один способ, быстрый, но опасный. Ты должен покорить его нашей стихией, а позже показать ему, что ты с ним одной крови… — Я — такой же, как ты, — громко говорит Пак и, сконцентрировавшись, выдыхает тонкую струйку пламени. Глаза дракона вспыхивают ещё ярче, и он выгибает спину с острыми шипами, неотрывно наблюдая за Чанёлем. Огонь пульсирует на кончиках пальцев, Пак чувствует его жар и сосредотачивается, стараясь придать ему нужную форму. Огонь становится сильнее и выше, но отказывается трансфигурироваться, Чанёль прикусывает нижнюю губу, продолжая двигаться на дракона. Глаза слезятся от напряжения, пламя вытягивается, медленно обращаясь в петлю, Пак облизывает пересохшие губы и свистящим шёпотом говорит: — Ты со мной одной крови. Одной стихии, взращён из одного пепла. Не нападай на меня, а стань мне другом. Зрачки дракона расширяются, и он замирает. Некоторое время он молча смотрит на Пака, затем внезапно резко кричит и бросается вперёд, разинув пасть с огромными острыми клыками. В голове возникает образ матери, сильной, бесстрашной, которая не страшится опасного, свирепого хищника, и нутро наполняется жаркой решимостью, Пак отталкивается от земли и громко кричит, вытягивая вперёд подрагивающие руки: — Ретсам нйад ниб ‘хи! Огненная петля становится шире и больше, и Пак каким-то неестественным образом накидывает её на шипастую шею. Зверь ревёт и кулём оседает на землю, резко дёргаясь. Пак падает вместе с ним, обдирая колени и морщась от резкой боли в саднящей коже, и повторяет пересохшими губами, не сводя с дракона слезящихся глаз: — Ретсам нйад ниб ‘хи… Ретсам нйад ниб ‘хи! Зверь издаёт протяжный крик и затихает. Жёлтые глаза смотрят на Чанёля в упор, прожигая взглядом кожу до самых белоснежных костей, Чанёль дышит, прерывисто и быстро, и туже стягивает петлю на чужой шее. Внезапно чудовище издаёт громкий вздох и хрипло говорит шипящим, каким-то протяжным голосом: — Ретсам, значит? — Радужка глаз загорается лёгкой насмешкой и расположением. — Да будет так, огненное создание. С этими словами он выдыхает тонкую струю пламени и склоняет голову перед Паком, так, что тот может видеть острый выступающий шип на чужих позвонках. Огонь на кончиках пальцев гаснет, и Чанёль обессиленно прикрывает глаза, ощущая, как внутри разгорается жаркое чувство ликования. Он осторожно протягивает руки к золотистой чешуе и, помедлив, гладит чудовище по горячей коже. Дракон продолжает лежать, не шелохнувшись, и Пак отчётливо понимает, что он победил. Покорил дикую, древнюю стихию, и он прикусывает нижнюю губу, отчаянно пытаясь справиться с дрожью в коленях. — А как переводится эта фраза, мама? Она оборачивается к нему и смотрит на него с лёгким удивлением. Затем улыбается и повторяет: — Как она переводится? Солнце золотит её блестящие яркие волосы, и Чанёль невольно жмурится, потому что мама выглядит ослепительной и какой-то нереальной, будто золотистый дракон, жмущийся к её ногам. — «Я — твой хозяин», — её голос звучит тихо и вкрадчиво, как будто шелест ветра, и чудовище, услышав её слова, моментально поднимает голову и смотрит на неё большими, наполненными нескрываемой преданностью глазами. — Если ты сможешь укротить пламя страха в своей душе, то тебе покорится любая стихия, Чанёль. Ты — хозяин своей судьбы, и только ты решаешь, выйдешь ли ты из схватки повелителем или покорным рабом. Пальцы скользят по мягкой чешуе, а на губах расплывается улыбка. Чанёль — Повелитель, мама. Сильный, бесстрашный и непокорный, такой, каким ты точно можешь гордиться.***
— Ты говоришь на нашем языке? — запоздало спрашивает Пак, усаживаясь перед драконом на большой плоский валун. Монстр открывает глаза и смотрит на него не мигая, затем издаёт звуки, отдалённо смахивающие на смех, и отвечает: — Я живу на этом свете уже несколько тысяч лет. Неужели ты думаешь, что за это время я не мог выучить вашу речь? Поверь, она намного проще, чем, скажем, язык водных драконов. Он окидывает Чанёля внимательным взглядом и говорит: — Ты — потомственный ретсам, юный демон. Хоть ты и сам этого не осознаёшь, но твоя кровь впитала в себя столько драконьего яда, что ты действительно можешь считаться нашим редубром. — Это значит «родственник»? — спрашивает Пак. Дракон щурит огромные жёлтые глаза и, хмыкнув, отвечает: — Это значит «брат». Он с шумом выдыхает несколько больших клубов сизого дыма и хрипло спрашивает Чанёля: — Зачем ты пришёл сюда, ко мне? Хотя погоди-ка… — Он смотрит Чанёлю прямо в глаза, и того невольно бросает в дрожь. Кажется, будто дракон буквально ощупывает его внутренности своим пристальным взглядом, проникая глубоко в душу, в те потаённые уголки, о которых сам Пак имеет весьма смутное представление. — О, да, теперь всё ясно. Бич, который издревле губил ваше племя, заставляя творить всяческие безумства. — Ты имеешь в виду деньги и власть? — Чанёль качает головой, испытывая смутное облегчение. — Нет, мне всего этого не нужно. Дело в том, что мне жизненно важно выполнить данное мне испытание, и для этого мне нужно, чтобы ты прокатил меня на своей спине. А потом — склонил голову перед одним… — Паку трудно подобрать слова, и он запинается, чувствуя нарастающее смущение и раздражение. — В общем, перед одним моим знакомым. Он сказал, что вы, драконы, всегда ему очень нравились и… — Кто он? — внезапно прерывает его дракон. — Это тоже демон? Или, быть может, он один из местных, этих светлых эльфов, которые так и норовят потревожить наш покой? Он тоже ретсам, как и ты? — Нет, — качает головой Чанёль, — он — эльф, с которым я должен заключить брак по договорённости. Но традиция его семьи такова, что перед этим будущий супруг должен выполнить несколько сложнейших испытаний, дабы доказать серьёзность своих намерений. Кстати, — он спохватывается, понимая, что до сих пор не знает, как зовут дракона, — как твоё имя? Если, конечно, у тебя оно есть. — Меня зовут Рейоф, — спустя несколько мгновений отвечает дракон. — Но ты можешь звать меня «Рё». Наш язык всегда был слишком сложен для вас, юнцов. Жёлтые глаза слегка расширяются, и Рё задумчиво говорит: — Но почему я должен склониться перед ним? Он не мой ретсам, он не владеет огненной стихией, он — чужак, а драконы никогда не подчиняются чужакам. Или этот эльф для тебя кто-то особенный? Он — твой возлюбленный? Чанёля бросает в жар. Рё смотрит на него не мигая, так, что язык прилипает в нёбу, и Пак, с трудом выдавив из себя дурацкий смешок, отвечает: — Нет, я же сказал, что это брак по договорённости. Я никогда, слышишь, никогда не хотел связывать с ним свою жизнь. Он — противный и раздражающий, у него мерзкий характер и нет ни намёка на внешнюю привлекательность. Да и он сам говорил, что я его раздражаю и он никогда не сможет меня полюбить. Сердце вновь болезненно ёкает, и Пак морщится, когда вспоминает лицо спящего Бёна и его нервный, наполненный нескрываемой неприязнью голос. Рё молчит, затем взмахивает длинным хвостом, отчего каменная крошка на плато поднимается в воздух и вновь падает вниз с глухим стуком. — Если он для тебя никто, тогда почему я должен это делать? — Жёлтые глаза расширяются и становятся ярче. — Ты — ретсам, но он просто ничтожное создание из плоти и крови. Я могу прокатить тебя на своей спине и поклониться тебе, но никак не ему. А если ты его ненавидишь, то я могу спалить это создание дотла. — Нет! — получается настолько громко, что крик Чанёля эхом разносится вокруг, отчего с горы с грохотом падают несколько небольших камней. Дракон наклоняет голову и молча наблюдает за ним в упор. Пак пытается выровнять сбившееся дыхание и, вскочив с валуна, громко говорит: — Не надо его убивать! Я пошёл на это по собственной воле, не потому, что меня кто-то заставил, понимаешь? Да, он — ублюдок, он меня не любит, да и я… — он запинается и тихо добавляет, отчётливо слыша оглушительный стук собственного сердца: — Мне нужно доказать ему, что я чего-то стою. Что я — не трус, что я — лучший, что я достоин уважения и того, чтобы ко мне относились серьёзнее. Между нами нет любви, мы с ним цапаемся как кошка с собакой, но… — Пак опускает голову и, ощущая собственное бессилие, тихо добавляет: — Я не знаю, почему, но мне не хочется, чтобы он относился ко мне с равнодушием. Воцаряется тишина. Солнце уже практически зашло за горизонт, и в его красноватом свете чешуя Рё сияет ослепительно ярко, будто бы превращаясь в живой огонь. Дракон смотрит на него не мигая, затем абсолютно по-человечески вздыхает и говорит: — Проходят столетия и года, а вы, слабые создания, всё так же глупы и не можете услышать голоса собственных сердец, как бы сильно они к вам ни взывали. Сколько вас было на моём веку, богатых и бедных, добрых и злых, но вы всё так же страшитесь своих чувств, предпочитая прикрываться щитом неведения. — Он вытягивает шею вперёд, оказываясь к Паку практически вплотную. — Ты поймёшь это, — внезапно добавляет он, — в тебе есть искра, которая обязательно превратится в алое пламя. Главное, чтобы ты сам того захотел и помнил, что боятся лишь слабые. Сильные превращают свои чувства в поступки, а не становятся их молчаливыми несчастными рабами. Не боятся говорить открыто как с собой, так и с теми, к кому эти чувства обращены. Ты ведь не понимаешь, да? Чанёль ни черта не понимает. Рё говорит загадками, как и положено древнему зверю с огромным багажом опыта и накопленной мудрости, а Пак — обычный парень, только недавно вышедший из пубертатного возраста. Но дракон говорит с такой неоспоримой уверенностью в собственных словах, что Чанёль кивает и полушёпотом говорит: — Не понимаю. Но обещаю, что обязательно постараюсь это сделать. — Глупые-глупые создания. — Пак проводит рукой про драконьей чешуе, и тот слегка жмурится. — Вечные рабы собственных эмоций. Мы, драконы, так не можем, — Рё приоткрывает глаза и выдыхает тонкую струйку дыма, — и, знаешь, потому порой очень сильно вам завидуем. Он отстраняется от Пака и выгибает шею. — Отойди-ка подальше. Чанёль подчиняется. Рё вытягивается и оседает на землю, затем поворачивается к Паку. — Залезай на меня. Солнце скоро зайдёт за горизонт, а путь нам предстоит не самый близкий. Ты покажешь мне дорогу, огненное создание? — Чанёль, — бормочет Пак и подходит ближе, цепляясь за драконий бок и неловко перекидывая ноги. — Меня зовут Чанёль. — Чанёль, — нараспев повторяет Рё и косит на него жёлтым глазом. — Какие же у вас всё же странные имена. Твоё звучит слишком мягко и певуче, как будто выдыхаешь пламя на ветру. Он выгибает спину, и острые шипы исчезают под чешуйчатой кожей. Чанёль цепляется за драконью шею, и Рё говорит, поднимая голову вверх: — Держись, Чанёль. Держись крепко-крепко, а не как за свой крошечный кинжал. Он издаёт громкий рёв и, расправив кожистые крылья, взмывает в небеса. Ветер свистит в ушах, глаза слезятся, а голова кружится от большой высоты. Пак опускает взгляд и понимает, что забыл свой рюкзак внизу, прямо у входа в пещеру Рё. — За свою еду не волнуйся, — будто угадав его мысли, говорит дракон. — Я съем её с огромным удовольствием, раз уж не удалось полакомиться твоей хилой тушей. Пак смеётся и прижимается к тёплой коже. Удивительно, но хладнокровный Рё действительно жаркий, будто печка, и Чанёль жмётся к нему, спасаясь от холодного порывистого ветра. — Лети в сторону леса у подножья глионских гор, там, где находится старинная крепость, — кричит он. — Ты же знаешь Глионскую крепость? — То уродливое сооружение из камней, что вы зовёте «крепостью»? — хрипло отзывается Рё. — О, да. Как же здесь было спокойно, пока не появились эти мелкие беспокойные эльфы, тишь да благодать. Глупые, крикливые создания… Он входит в крутое пике, и Пак крепче цепляется за его шею, ощущая, как от лёгкого чувства страха и восторга буквально засасывает под ложечкой. И думает, что и его жизнь без эльфов была намного спокойнее и размереннее. Сейчас она превратилась в неконтролируемую безумную вакханалию, и, что страшнее всего, Чанёлю это действительно нравится. Наверное, он мазохист. Именно потому погружается в эту пучину ещё глубже вместо того, чтобы бежать от неё со всех ног.***
Сквозь полудрёму он слышит громкие радостные крики и, помедлив, открывает слезящиеся глаза. Взгляд скользит по шее Рё, по его голове и огромным крыльям, затем Пак опускает голову и видит, что дракон парит над поляной, на которой столпилась огромная толпа народа. Рё слегка снижается, и Пак узнает Ифаня, который бешено размахивает руками и подпрыгивает, расталкивая схватившихся за камеры репортёров, Лухана, который обнимает Кёнсу, который, что удивительно, не выкручивает ему руку, обнимая его в ответ, Сухо, который теряет своё привычное спокойствие и равнодушие и тоже орёт вместе со всеми. Дракон подлетает ближе и начинает плавно опускаться вниз, взгляд Чанёля лихорадочно скользит по ажиотированной толпе, и душа наполняется чувством разочарования и досады: его нет. Видимо, действительно не захотел ждать до поздней ночи и направился в тёплую уютную крепость, есть вонючий сыр от банши-коз и слушать беспрерывную болтовню господина Има. — Блядь, да дайте вы уже пройти, уроды! — внезапно Пак слышит знакомый раздражённый голос, который звучит настолько громко, что перекрывает собой чужие оглушительные вопли. Он видит Бёна, растрёпанного, взмыленного, который чуть ли не ногами расталкивает многочисленных журналистов, которые начисто блокируют ему проход. Губы Пака невольно расплываются в улыбке, когда он видит, как Бэкхён незаметно взмахивает руками, и назойливые репортёры моментально дёргаются вбок, издавая удивлённые вопли и провожая Бёна обалдевшими взглядами. Бэкхён толкает Ифаня и оказывается впереди, тяжело дыша. Он совсем не выглядит отдохнувшим и расслабленным, совсем наоборот. Губы мелко подрагивают, глаза смотрят на Чанёля с нескрываемым облегчением и страхом, Бэкхён выпрямляется и одёргивает на себе помятый, похожий на жёванную тряпку кардиган. «Так, значит, ты меня всё-таки ждал», — Пак слегка усмехается и отвешивает Бёну учтивый поклон. Тот облизывает пересохшие губы и продолжает смотреть на него не мигая, сжав руки в кулаки. «Блядь, естественно, я тебя ждал! — надрывно отзывается он. — Тебя не было почти сутки! Ты не отвечал на звонки мобильного телефона, а тревожная кнопка, которую тебе дал Кёнсу или Лухан, хер с ними, так ни разу и не сработала! Я думал, что ты свалился, сломал ногу, или что тебя, в конце концов, давно сожрали! Я несколько часов орал на этих уёбков, чтобы они послали за тобой спасательный отряд, они прямо сейчас прочёсывали окрестности, пока кто-то не заметил огромную парящую ящерицу в небе! Ты всерьёз считаешь, что всем было насрать и что кто-то мог куда-то уйти, пока ты не притащишь сюда свою тощую задницу? Ифань не находил себе места, Сухо выжрал три огромные чашки с кофе, и теперь его штырит так, что он едва не полез к твоему дружку обниматься! Телефон разрывался от звонков, даже твой отец хотел поднять жопу и прилететь сюда, а я… — Бён запинается. — Я… да, блядь, чёрт с тобой!» Нутро наполняется каким-то непонятным тёплым чувством. Пак слегка ерошит спутанные влажные волосы и слышит, как Рё тихо говорит: — Этот эльф не владеет огненной магией, но его дух силён, а внутри горит жаркое пламя. Он умеет проникать в чужой разум, ведь так? — Он пытался залезть тебе в голову? — шёпотом спрашивает Пак, и дракон еле слышно хмыкает. — У него силёнок не хватит, да и он сам это понимает. Но зато я могу заглянуть в его мысли, даже в самые сокровенные, в те уголки его сознания, которые и для него самого являются загадкой. — И о чём он думает? — с нетерпением отзывается Чанёль, на что дракон слегка мотает головой, отчего толпа моментально испуганно подаётся назад. Все, кроме Бёна, который продолжает смотреть на Чанёля не мигая. — А это он пускай сам тебе и расскажет, когда поймёт, — отзывается дракон и косит в его сторону жёлтым глазом. — Давай уже, Чанёль. Время не ждёт. Он издаёт громкий рёв, и кто-то в толпе испуганно вскрикивает. Пак ударяет дракона по шее и громко кричит: — Подчинись своему ретсаму, зверь! Дракон слегка вздрагивает и, выпустив в воздух струю пламени, замирает. Чанёль смотрит Бэкхёну прямо в глаза и говорит, стараясь, чтобы его голос звучал как можно внушительнее и громче: — Поклонись моему будущему супругу, дракон! Покажи ему своё уважение и преданность! Рё скользит по Бэкхёну цепким взглядом, затем выдыхает ноздрями несколько огромных клубов дыма и делает шаг вперёд. Бэкхён слегка бледнеет, но не шевелится, когда дракон оказывается совсем близко, так, что стоит ему дёрнуть шеей, и он запросто сможет схватить Бёна своими острыми зубами. Зверь продолжает смотреть на него, затем вытягивает шею и наклоняет голову, грузно оседая на землю. Бэкхён вздрагивает и резко подаётся назад, глядя на дракона расширенными от испуга глазами. «Не бойся, — мысленно говорит ему Пак. — Он ни за что тебя не тронет. Он тебя признал». Глаза Бёна наполняются робким, каким-то детским восторгом. Он протягивает к дракону руки и осторожно касается золотистой чешуи. «Тёплая, — звучит в голове Пака его неверящий голос. — Точь-в-точь, как я всегда представлял в детстве». «Так значит, тебе действительно нравятся драконы?» — Бэкхён расплывается в улыбке, искренней и наполненной такой нескрываемой радостью, что нутро наполняется теплотой, и Чанёль думает, что всё это было не зря. Не только ради того, чтобы показать себя и утереть Бёну нос, но и просто потому, что видеть Бёна таким почему-то очень здорово. Бэкхён поднимает на него взгляд и, слегка прищурившись, поджимает губы. «Мне нравится видеть, как ты лажаешь, и в этот раз ты меня здорово обломал», — огрызается Бён, и улыбка Чанёля становится шире. «Я — красавчик, и ты впечатлён, просто признай это, — говорит он, на что Бэкхён посылает ему негодующий взгляд. — Эй, не стесняйся, скажи, что я крут. И, кстати, сделай уже что-нибудь, а то все эти придурки ждут, пока ты оторвёшься от моего чешуйчатого приятеля и восславишь своего бравого демона». «Да пошёл ты, — отзывается Бён и слабо улыбается. — Как будто тебе нужно моё уважение и признание. Но если что, то ты его всё-таки получил». Он откашливается и, отступив назад, громогласно говорит, поворачиваясь к выжидающим репортёрам: — Первая ступень пройдена! Господин Пак справился с испытанием! — Да, Чанёль, мать вашу, красавчик! — орёт Ифань и, вскинув руки вверх, громко улюлюкает. Остальные разражаются криками и аплодисментами, а Пак замечает, как Кёнсу хватает одного из репортёров под локоть и вкрадчиво говорит, заглядывая ему прямо в глаза: — Надеюсь, вы и ваши коллеги понимаете, что вся нецензурщина господина Ву и Его Высочества Бэкхёна ни в коем случае не должна попасть на экран? — Но… — заикается было мужчина и вздрагивает, когда Лухан хватает его за вторую руку и ласково ему улыбается. — Мы рады, что вы с нами солидарны. — Да, — хором отзываются Сехун и Чонин, и Пак видит, как оба ненавязчиво поигрывают кулаками. — Рады. — Мне пора лететь, — слышит он хрипловатый, еле слышный голос Рё. — Тут слишком шумно, и мне совсем не нравится, что эти создания так и норовят ткнуть в меня своими чёрными штуковинами. Как они у вас называются? Камеры? Пак осторожно соскальзывает с гладкой спины и, помедлив, кладёт руку на голову дракона. — Спасибо тебе за всё, Рё. Если мы ещё с тобой увидимся… — Я не буду есть твой рюкзак, так что, можешь как-нибудь заглянуть ко мне в пещеру на огонёк и забрать его обратно. — Дракон сверкает большими жёлтыми глазами. — Увидимся, ретсам. Я буду вас ждать. Он издаёт громкий рык и выпрямляется. Чанёль отступает назад и громко кричит замеревшей толпе: — Разойдитесь, он сейчас будет взлетать! Все с громким гомоном подчиняются, поспешно бросаясь назад. Дракон расправляет огромные кожистые крылья и, оттолкнувшись от земли, взмывает в воздух. Сквозь громкий гул Пак слышит его шипящий, хрипловатый шёпот: — Не бойся того, что скрывает твоё сердце, огненное создание. Боятся лишь те, у кого нет пламени в душе и жара в бушующем сердце… Чанёль молча наблюдает за тем, как золотистое тело, похожее на искру, исчезает в темнеющем небе. Он чувствует лёгкое касание к руке и, вздрогнув, опускает голову. Рядом с ним стоит Бэкхён, который держит в руках большой стакан, пахнущий свежим кофе, и аппетитный сэндвич с сыром. — Вот, возьмите, господин Пак, — говорит он и буквально впихивает его в руки Пака. «Наверняка хочешь жрать, ведь так? Рюкзака при тебе нет, неужели ты сожрал его с голодухи? Или отдал его дракону в качестве взятки, дабы он не съел твою костлявую тушку? О чём вы, кстати, с ним разговаривали? Я слышал, что он что-то тебе говорил, — звучит в его голове насмешливый голос. — Кстати, если ты думаешь, что я на тебе не отыграюсь за твой сраный вонючий поцелуй, то глубоко ошибаешься. Геройство геройством, но месть остаётся местью!» Пак делает глоток кофе и от наслаждения прикрывает глаза. Затем жадно откусывает от бутерброда и смотрит на насупленного Бёна в упор. «Мы обсуждали с ним твою толстую задницу и кудлатые волосы, Ваше Высочество. И да, я женюсь на тебе, Бэкхён, разве может быть что-то ещё хуже?» «Надо было заплатить этой твари, чтобы она откусила тебе голову, — не остаётся в долгу Бён. — Интересно, он принимает кредитки?» — Эй, Чанёль! — кричит с поляны Ифань и с силой машет ему руками. — Иди сюда! Лучший друг героя вечера желает обнять его и удостовериться, что дракон не откусил ему самый важный для мужчины орган. Разумеется, я про мозги! Девушки-журналисты громко хихикают, а стоящий рядом Чунмён закатывает глаза. Чанёль доедает бутерброд и, сделав глоток ароматного кофе, слегка толкает Бёна в бок. — Пойдёмте-ка отсюда, любезный господин Бэкхён, — говорит он и незаметно показывает ему язык. — Кстати, у вас тут сквозь тональный крем проглядывает что-то зелёненькое. «Говнюк», — сообщает ему Бён и с силой наступает ему на ногу. Пак громко ойкает и сгибается от боли, а Бэкхён лучезарно улыбается и щебечет: — Ой, как же я так неаккуратно! Это всё нервы, нервы! Чанёль смотрит в его наполненные нескрываемым злорадством и жаждой изощрённой мести глаза и понимает, что ответный удар будет нанесён совсем скоро. Что удивительно, но он ждёт этого с огромным нетерпением, как дети ждут огромный подарок на день рождения. Первая ступень пройдена. Что-то подсказывает Паку, что две другие дадутся ему куда сложнее и мучительнее. Примечание автора: а тот, кто первый догадается, в чём секрет драконьего языка, тот получит от Хаечки подарочек:3