Love and Marriage.

— Какое же счастье, что это наконец-то закончилось! — выдыхает Юра и принимается обмахиваться бумажным веером. Чанёль машинально бросает на него взгляд и невольно замирает: на плотном картоне красуется гордая надпись «Чанбэки навсегда» и большая фотография, на которой они с Бёном держатся за руки и радостно улыбаются друг другу. Пак показывает на сувенир и отрывисто спрашивает: — Ты это нарочно? — Я? — округляет она глаза и смотрит на него удивительно честными глазами. — Как ты мог про меня такое подумать! Конечно же нет! Мне его подсунул Лухан, когда я пожаловалась ему на жару. — Она смотрит на веер и тихо хихикает. — На твоём месте я бы радовалась. — Тому, что большинство считает, что в нашей паре я занимаю доминирующую позицию? — Пак бросает на сестру уничтожающий взгляд, но, кажется, на неё это нисколько не действует. Она кивает и довольно улыбается, становясь чем-то похожей на хитрую хищную лисицу. — Я ведь не первая привожу тебе этот прекрасный аргумент, да? Кто это был, наш старый приятель Ифань? — Кстати, где он? Удивительно, но после того, как репортёры наконец-то запечатлели кадры их с Бэкхёном триумфального кулинарного фиаско и наконец-то убрались прочь из полуразгромленной кухни, Ву куда-то пропал, не отвечая на звонки и гневные сообщения. Вполне возможно, что отец вызвал его к себе, дабы потребовать отчитаться о действиях и похождениях сыночка в своё отсутствие, думает Пак. Юра загадочно улыбается и поводит плечами. — Не знаю, — внезапно её голос становится серьёзным, и она смотрит на него в упор. — Но так даже лучше. Ты разве ни о чём не хочешь со мной поговорить? Сестра, хоть и прикидывается легкомысленной засранкой, на деле понимает и видит намного больше, чем другие. Разговаривать о чём-то подобном совсем не хочется, и Пак мотает головой. — Понятия не имею, о чём ты, — он пытается придать своему голосу равнодушие, но получается не слишком естественно. — Или ты опять хочешь обсудить мои прекрасные кулинарные навыки и занимаю ли я в нашей воображаемой парочке позицию трахаля? — Воображаемой? — она намеренно не обращает внимание на напускную грубость. Юра поднимается из кресла и садится с ним рядом на кровать, не произнося ни слова. Только кладёт руку ему на плечо и сжимает, как когда-то в детстве, когда чувствовала, что Чанёля что-то гложет, и хотела вызвать его на откровенный разговор. — Воображаемой, — подтверждает Пак. — Ты что, меня не знаешь? Я же трахаю всё, что движется, у меня было больше девок, чем у восьмерых среднестатистических мужиков вместе взятых! Какая пара? Ты всерьёз считаешь, что я могу построить отношения с навязанным мне насильно толстозадым вредным коротышкой с членом? — Ты трахал всё, что движется, и, если честно, я не думаю, что этим стоит гордиться, даже несмотря на то, что ты был хорошим мальчиком и стабильно предохранялся, — парирует Юра. Она демонстративно хмурится и переспрашивает: — Ты же предохранялся, да? А то, если честно, я не горю желанием узнать, что у меня есть несколько тайных племянничков, а у тебя — внезапных венерических заболеваний. — Ты — моя сестра, ты не должна говорить такие вещи. — Пальцы Юры поглаживают его плечо, и Чанёль прикрывает глаза, ощущая, как внутреннее напряжение слегка ослабевает. Точь-в-точь, как раньше, когда сестра казалась такой рассудительной и взрослой, и все её слова, даже откровенно глупые, воспринимались как истина в последней инстанции и некая панацея. — Я — твоя сестра, — тихо говорит Юра. — И потому я знаю тебя лучше, чем кто-либо ещё. Ты — глуповатый мальчишка, который всю свою сознательную жизнь боялся кого-то к себе подпускать, потому что девушкам твоим от тебя был нужен твой титул, твои деньги, твоя популярность и твои регалии. Они у тебя были все, как одна: брюнетки, блондинки, рыжие — внешность разная, но начинка везде одинаковая. Я не знаю, почему ты не пытался найти себе нормальную пару. Хотя где ты мог это сделать? Титулованные особы существуют в неком ограниченном мирке, из которого невозможно выбраться, где есть место только своим да вот таким охотницам за короной и почётными привилегиями, — она слегка морщится. — Даже не знаю, что было бы, если бы я не встретила своего мужа, который, несмотря на свой особый статус, оказался другим, земным и совершенно не алчущим. — Я не понимаю, к чему ты клонишь, — слегка кривится Чанёль. — Хочешь похвастаться передо мной своим счастьем? Я и так знаю, что твой супружник любит тебя, как сумасшедший, даже несмотря на твой весьма гадкий характер и мерзкую привычку оставлять свои колготки в самых неподходящих местах. — Скажи, а Бэкхёну от тебя хоть что-то было нужно? — она игнорирует его язвительные ремарки и смотрит на него в упор. — Он хоть раз лебезил перед тобой, пресмыкался и пытался под тебя подстроиться, чтобы завоевать твою любовь и расположение? Он хотел выглядеть лучше, чем он есть на самом деле, строил из себя трепетную маргаритку, изображал неземную любовь, страсть и нежность? — О чём ты вообще говоришь? — Чанёль думает, что это раздражает. Юра будто пытается выгородить Бэкхёна в его глазах, хотя на самом деле должна быть исключительно на его стороне. Он снова кривится и отворачивается, скрещивая руки на груди. Бэкхён мастерски прикидывается и изображает из себя сладкого паиньку, достойного и образцово-показательного аристократа в тщательно выглаженных костюмчиках. Чанёля бесит его напускная белозубая улыбочка и приторный голосок, когда тот старательно рисуется перед окружающими и вдохновлённо врёт, не краснея и не смущаясь. Истинная сущность Бэкхёна вредная, ехидная, изобретательная. Он виртуозно придумает различные способы, как унизить Пака, заставить его попасть впросак и уделать его по всем фронтам, он ругается матом, как портовый грузчик, у него острый язык и отвратительные шутки на грани, он — редкостный мудак и лживый изобретательный ублюдок, и Чанёль бы соврал, если бы сказал, что такой Бэкхён ему не нравится. Бён примеряет маску трепетного принца перед окружающими, но с ним он всегда другой, настоящий, не конфетный мальчик без недостатков. Бён неглупый и забавный, храбрый и сильный, с ним Чанёль может не изображать из себя крутого мачо и не стесняться собственных чувств и эмоций. С Бэкхёном хорошо, даже слишком, с ним легко и просто. — Я же вижу, как ты на него смотришь, — говорит мягко и ласково Юра, слегка поглаживая его по спине. Умная, добрая, проницательная Юра, которая всегда с неодобрением косилась на череду девиц, проходящих через его постель, но никогда не упрекала и не осуждала. — Ты ни на кого никогда так не смотрел, понимаешь? Так, как будто дорожишь им, восхищаешься, хочешь обладать и защитить, во что бы то ни стало. Ты ведь любишь его, Чанёль. Я понимаю, что ты слишком долго был зациклен на своей ненависти к нему и подсознательно презирал его из-за этого идиотского династического брака, но сейчас ведь всё по-другому? — Я… — начинает было Чанёль, но замолкает, потому что нутро болезненно ёкает, а перед глазами возникает вереница чётких и ярких воспоминаний. Улыбающийся Бэкхён, возмущённый Бэкхён, смотрящий ему прямо в глаза во время его выходки с лужей, восхищённый Бэкхён, поглаживающий золотистую чешую дракона. Испуганный, но полный решимости Бэкхён, который идёт с ним в Чёрный лес, Бэкхён, который целует его дрожащими губами, вжимаясь в него горячим напряжённым телом, Бэкхён, который облизывает липкие от варенья пальцы, растерянный Бэкхён, смеющийся Бэкхён, Бэкхён, который говорит о том, что им восхищается… Бэкхён всегда разный, но каждая его ипостась впечатывается в сердце намертво, и Чанёль отчётливо понимает, что это уже не ненависть, не презрение и даже не нарастающее желание превзойти и оставить в дураках. Он опускает голову и, помедлив, тихо бормочет, зная, что если сейчас посмотрит сестре в глаза, то его прорвёт на эмоции: — По-другому. Но разве это что-то меняет? Он сам сказал, что никогда и ни за что в меня не влюбится. Что я его не привлекаю и не волную, какого чёрта мне что-то брать и усложнять? — Да потому что вы оба — редкостные идиоты. — Юра даёт ему весьма болезненный подзатыльник, и Чанёль, не ожидавший от сестры подобного внезапного финта, громко ойкает и поднимает на неё ошалевший взгляд. — Вы с ним — два сапога пара, упёртые и искренне уверенные в том, что лучший способ выразить к кому-то свою симпатию — это подстроить ему какую-нибудь пакость или идиотски пошутить. Ты как первоклассник, который дёргает за косички понравившуюся ему девочку, и твой Бэкхён тебе под стать. Вы хоть раз пробовали сходить на нормальное свидание? Без швыряния друг в друга мусором и не под объективами десятков камер, которые следят за каждым вашим движением? — И как мы, по-твоему, должны были это сделать? — В душе зарождается щемящее чувство обиды, и Пак смотрит на сестру, поджав губы. — Ты издеваешься, да? Как только я приехал в Эльдус, наш папенька и оборотистый папаша Бёна тут же вцепились в нас и заставили плясать перед репортёрами, разыгрывая из себя сладких мальчиков-зайчиков! Какие свидания, если меня сразу же взяли в оборот и заставили шататься по всем этим идиотским испытаниям? Или я должен был подстеречь его у входа в туалет и предложить прогуляться до ванной, ведь единственное время, когда нас обоих оставляют в покое, это несколько часов на сон и отдых? — Но сейчас-то ты уже прошёл все ступеньки, — парирует Юра. — Что тебе мешает пойти к нему и поговорить нормально? Вы же наверняка так и ни разу не общались наедине? — Нет, напротив, мы… — начинает было Пак и осекается. Никто, кроме них с Бёном и Чунмёна с Ифанем, не знает об их тайных телепатических спорах и беседах, поэтому Чанёль издаёт невнятное мычание, которое при желании может сойти и за согласие, и за отрицательный ответ. — Я знаю, что он тоже к тебе неравнодушен, — улыбается сестра и, протянув руку вперёд, ерошит его спутавшиеся волосы. — Когда он думает, что никто этого не замечает, он тоже украдкой бросает на тебя взгляды. И не из серии «как меня задолбал этот идиот, которого мне навязали мои родители», а «как меня задолбал этот горячий и сексуальный идиот, которого мне навязали мои родители и от которого я позже потерял рассудок, потому что он всё ходит вокруг да около вместо того, чтобы взять и проявить инициативу». — Мне кажется, ты слишком часто читаешь рассказы о мужской любви, — недовольно бормочет Чанёль, хотя в глубине души думает, что старшая сестра права. — Это неправильно, тебе нужно пересмотреть свои взгляды на жизнь, покаяться в грехах и заняться чем-нибудь общественно полезным. Например, садоводством. Ты никогда не хотела попробовать выращивать прумиун? Юра закатывает глаза и качает головой. — Дурак ты, Чанёль. — Она обнимает его за плечи и улыбается. — Одно радует, что и спутник жизни тебе достался соответствующий. Так и будете друг в друга швыряться тарелками и заниматься петтингом на кухне, пытаясь приготовить яблочные пироги. — У нас практически не было никакого петтинга, — начинает было Пак и, поняв, что совершенно идиотским образом попался на чужую удочку, возмущённо восклицает: — Эй! Юра смеётся и, крепко схватив его за плечо, принимается энергично ерошить ему волосы, точь-в-точь, как в детстве. Чанёль запросто может её оттолкнуть или попросту отстраниться, используя физическую силу, но вместо этого лишь фыркает и негодующе бодается, потому что рядом с сестрой хорошо и спокойно. Тревоги и волнения становятся слабее, а в душе просыпается робкая, но растущая с каждой минутой решимость. — Ну, и скажу я ему, что он меня больше не бесит, — подаёт он голос, и Юра тут же прекращает дурачиться и выпрямляется. — А что, если он меня пошлёт? Я хочу этого, а он, может, и нет. Всё решили за нас, нашу историю и наши отношения выдумали и построили опытные пиарщики, мы практически каждую минуту находимся под чьим-то наблюдением, вдруг это всё лишь иллюзия? Вдруг я попросту принял за чистую монету то, что мне пытались навязать другие? Вдруг у него тоже нет ко мне настоящих чувств? Юра молчит. Её ладонь опускается на плечо Пака, и девушка говорит, заглядывая ему в глаза: — Но для того, чтобы об этом узнать, надо взять и честно об этом спросить. И хорошенько подумать самому, насколько это всё реально и не надуманно. — Это страшно, — честно признаётся Чанёль, и Юра вздыхает. — Конечно страшно. Но ты, чёрт возьми, покорил дракона! Прошёл через страшный магический лес и даже съел огромное количество прумиуна, как мне любезно во всех подробностях сообщил Ифань, — ласково она улыбается. — Если ты столько сделал ради этих «выдуманных» отношений, то и решиться на последний шаг будет намного проще. Ты у нас настоящий воин, закалённый и не в таких баталиях. — Бэкхён будет пострашнее дракона, — хмыкает Чанёль и пытается пригладить начисто испорченную причёску. Волосы отказываются лежать нормально, и Пак думает, что, скорее всего, придётся воспользоваться специальным сверхфиксирующим гелем. — Особенно, когда злой и жаждущий кровавой мести. В комнате воцаряется молчание. Пак скользит взглядом по помпезной комнате, обставленной руками экстравагантной бабушки Бёна, по роскошному шкафу с лепниной и позолотой. На вешалке висит тщательно отглаженный новый костюм, и Чанёль отстранено думает, что буквально через полтора часа начнётся торжественный семейный ужин. После роскошной трапезы состоится церемония завершения ритуала, и на специальной пресс-конференции король официально объявит о прохождении им трёх Ступеней и о том, что он даёт им с Бэкхёном искреннее благословение на долгий и счастливый брак. Сердце невольно ёкает, и он думает, что должен поговорить с Бёном после во что бы то ни стало, прежде, чем всё это станет необратимым и окончательным. Вот только как? Их наверняка тут же растащат стилисты, пиарщики и прочие вышколенные до зубов служители королевских дворов, которые начнут готовить их к знаковому мероприятию, и вырваться от них будет невозможно. — Я в последнее время такая неуклюжая, — внезапно подаёт голос Юра. — Всё время спотыкаюсь и падаю. Что-то мне подсказывает, что и в этот раз я не удержусь на каблуках и картинно упаду прямо посреди зала. Ох, уж эти неловкие глупые принцессы! — заговорщицки ухмыляется она. — Вечно им нужна помощь, вечно они перетягивают на себя всё внимание! Нутро наполняется тёплым чувством благодарности. Пак кладёт голову Юре на плечо и тихо говорит: — Спасибо. Некоторое время они сидят в абсолютной тишине. Чанёль косится на часы и вполголоса бормочет, озадаченно прищуриваясь: — Чёрт возьми, где же серьёзно шляется Ифань? Мне нужно, чтобы он помог мне с галстуком и, если что, подстраховал «неловкую принцессу». Он действительно сейчас у нашего папеньки, рассказывает ему сокровенные подробности моей частной жизни? — Я уверена, у него есть очень важные неотложные дела. — На дне честных глаз Юры мелькает бесовской огонёк, и Пак понимает, что она знает намного больше, чем собирается ему рассказать. — Настолько важные, что он попросту не может от них оторваться. А насчёт галстука не беспокойся — я за несколько лет брака стала специалистом по самым разным сложным узлам. — К горничным небось опять клеится, мачо местного разлива, — хмыкает он и снова смотрит на выглаженный парадный костюм. — Они же тут симпатичные. Как ему нравятся, длинноволосые, высокие и фигуристые, с большой грудью и сладкими ласковыми голосами. Чанёль пробирался сквозь лес, кишащий страшными созданиями, сражался с огромным огненным зверем и забирался на неприступные дикие горы. Но почему-то ему никогда не было страшно, как сейчас, хотя его ждёт лишь ужин в непринуждённой компании и один откровенный разговор по душам. Чёртов эльфийский придурок Бён Бэкхён. И почему Чанёль всегда готов ради него на самые безумные поступки?

***

— Ах, Юра, вы превосходно выглядите, как же вам идёт это платье, — галантно говорит отец Бэкхёна и, приложившись губами к руке сестры, ослепительно улыбается. — Вы мне льстите, — кокетливо смеётся девушка и поворачивается к Хёмин, которая принимается что-то шептать ей на ухо, косясь в сторону Бэкхёна. Бён выглядит каким-то отстранённым и потерянным, хотя старательно улыбается и даже говорит матери Пака несколько изящных, на редкость шаблонных комплиментов. Чанёль оглядывается и замечает Ифаня, который что-то говорит стоящему с кислым видом Сухо, нахмурив широкие брови. Пак подходит ближе и хватает его за локоть, на что тот резко вздрагивает, круто разворачиваясь в его сторону. — Где ты шлялся? — шипит он и недовольно косится в сторону Чунмёна. Тот моментально отворачивается и обращается к отцу Чанёля, а Ву смотрит на него широко распахнутыми глазами и бормочет: — Не понимаю, о чём ты говоришь, я просто прогулялся по дворцу да поболтал с несколькими интересными людьми на высокоинтеллектуальные темы. — Опять трахался с горничными? — в лоб спрашивает Пак, и Ифань замирает, затем трясёт головой и толкает его локтем в бок. — Не говори глупостей, — бормочет он. — Это, кажется, всегда была твоя прерогатива. Мне никогда не нравились именно горничные, а у тебя — фетиш на чулочки и короткие шёлковые платьица. — Ах, ты… — начинает было Пак, но в этот самый момент эльдусский король хлопает в ладоши и торжественно заявляет: — Ладно, давайте присаживаться. У нас не так много времени, а ведь нужно ещё обсудить столько важных деталей. Чанёль отодвигает стул перед Хёмин, получая в ответ благодарную улыбку, и, поколебавшись, садится между ней и Ифанем. Бён устраивается напротив, по соседству с Юрой и Чунмёном, и, бросив на него короткий взгляд, старательно делает вид, будто безумно интересуется стоящим напротив дорогим серебряным кубком. В зале появляется группка сноровистых лакеев, которые ставят на стол большие блюда, на которых лежат разнообразные, а главное, на редкость аппетитные кушанья. — Надеюсь, в этот раз не будет прумиуна? — интересуется отец Чанёля, и все дружно смеются. Бён-старший отпивает глоток вина и, блаженно прищурившись, довольно говорит: — Что же, прежде всего, я хотел бы сказать, что я счастлив, что наша с господином Паком идея имела такой грандиозный успех. Изначально нашей целью было заключение выгодного политического и экономического союза, который позволил бы нашим государствам занять лидирующие позиции на мировой арене, но в итоге всё получилось намного лучше, чем мы планировали! — кивает он в сторону хранящего молчание Бэкхёна. — Ваша с Чанёлем пара бьёт рекорды популярности как среди поклонников королевских семей, так и простых обывателей. Сувенирная продукция с вами расхватывается как горячие пирожки, а слухи о вашей предстоящей свадьбе вызывают самый настоящий ажиотаж, — улыбается он ещё шире, становясь похожим на сытую гиену. — И ваша романтическая история с прохождением ритуала Трёх Ступеней, постепенным укреплением взаимной симпатии и зарождением истинной горячей любви… Честное слово, как же это прекрасно! — Краем глаза Пак замечает, что Хёмин кривится и косится в сторону отца с нескрываемым неодобрением. — И я так безумно счастлив, что вы, ребята, кажется, смогли подружиться по-настоящему! Мне кажется, или ваши отношения действительно стали намного более тёплыми и доверительными? С этими словами он выжидательно смотрит на Пака. Чанёль издаёт невнятный звук, который мало смахивает на утвердительный ответ, а улыбка Бёна становится неестественно широкой, и он чересчур громко говорит: — Определённо. Чанёль — мой самый настоящий близкий друг. Слово «друг» он произносит с такой интонацией, что нутро болезненно ёкает. Чанёль машинально засовывает в рот кусок пудинга, а отец Бэкхёна кивает и поднимает бокал. — Давайте же выпьем за зарождение новых отношений! За то, чтобы ваш брак был крепким и благополучным! Все принимаются чокаться, и Чанёль делает глоток, абсолютно не чувствуя вкуса. Эльдусский король продолжает улыбаться, а отец Чанёля откладывает вилку в сторону и спрашивает: — У меня только один вопрос: как будет проходить обряд завершения ритуала Трёх Ступеней? Для этого нужны какие-то особенные приготовления, и что в итоге будет происходить? — Когда этот обряд только появился, после него следовал пир на три дня, на котором собирались практически все свободные жители королевства, — отзывается Бён-старший. — Будущих супругов облачали в меховые мантии, а в их честь танцовщицы-жрицы исполняли ритуальные танцы прямо посреди столов с угощением, — он слегка кривится. — К счастью, сейчас подобный официоз совсем не нужен. В Янтарном зале, которым мы практически не пользуемся, стоит древний трон, который передаётся в нашей семье из поколения в поколение и который, как гласят летописи, принадлежал ещё королю Минхёку, тому самому, который и положил начало этому обряду. Ну, точнее, изначально трон принадлежал отцу его избранницы, но после того, как Минхёк заслужил право стать супругом его дочери, будущий тесть отдал его в качестве свадебного подарка. — Он переводит взгляд на Чанёля. — Перед троном как раз есть три ступени, и ты, Чанёль, должен их все «преодолеть», после чего сначала я, затем Её Величество, а следом уже и сам Бэкхён дадим тебе своё благословение. — Я надеюсь, это «благословение» не подразумевает каких-нибудь особых традиций? — уточняет Ифань. — Например, омовение в ванне с прумиуном или распевание трёхчасовой оды «О, Эльдус, ты мой Эльдус»? — Нет, надо всего лишь сказать: «Ты прошёл испытание Трёх Ступеней и признаёшься истинным героем», — фыркает отец Бэкхёна, которому чувство юмора Ву, в отличие от отца Пака, кажется, очень импонирует. — После этого, когда мы сорвём аплодисменты, я попрошу минуту внимания и объявлю о том, что на Летнем балу в пятницу мы объявим об очень важной новости. Вы же все догадываетесь, что я имею в виду? — Погодите-ка, Летний бал? — переспрашивает Юра. Эльдусский король непонимающе смотрит на неё, затем качает головой и говорит: — Вы что, не помните про наш ежегодный Летний Бал? — Если честно, то со всеми этими внезапными событиями я немного забылась и вспомнила о том, что он будет, только после ваших слов, — кивает сестра. — Да, вы даже уже прислали нам приглашения. Но ведь пятница — это уже послезавтра. Вы уверены, что стоит так торопиться? Да и, если честно, не будет ли это скомкано? Всем ещё нужно переварить новость о том, что Чанёль и Бэкхён теперь официально связаны некими узами, а тут прямо так сразу… — Вы не понимаете, насколько этот брак для нас важен, — парирует король Эльдуса, и Пак-старший согласно кивает. — Он гарантирует нашим государствам лидирующие позиции на мировой политической арене и стабильные экономические отношения. Кроме того, вы хоть сами представляете, сколько времени потребуется на организацию свадьбы? Чем скорее мы дадим старт процессу, тем лучше! — Но, дорогой… — начинает было мать Бэкхёна, но муж прерывает её, взмахивая рукой. — Я уже дал указания нашим лучшим организаторам и пиарщикам. Это произведёт фурор, новость о вашей помолвке станет самой обсуждаемой и горячей на всём земном шаре! — Он сердито морщится. — Я, конечно, понимаю, что вам нужно привыкнуть к мысли о браке, но вы оба с самого начала понимали, что это, прежде всего, договор и деловое партнёрство. Здесь нет места излишним сантиментам и прочей ереси, вы же сами это осознаёте. — Да, отец, — покорно отзывается Бэкхён и вновь расплывается в неестественной, настолько искусственной улыбке, что Паку хочется взять и опрокинуть этот чёртов помпезный стол и заорать, что они, мать вашу, не игрушки. Что у них тоже есть свои чувства, в которых надо разобраться, что это не какой-то там договор, а его дальнейшая жизнь, о которой не стоит говорить вот так просто. Раньше Чанёлю было глубоко наплевать. Не было никаких сильных эмоций, только хороший секс и непринуждённое общение, и потому династический брак казался приемлемым и совершенно ненапряжным. Паку было глубоко наплевать, кем будет его будущий спутник жизни, лишь бы он не лез в его частную жизнь и не претендовал на его внимание и личное пространство. С Бэкхёном не хочется жить по протоколу и согласно условиям брачного контракта. Никаких случайных связей, никаких раздельных кроватей, а сама мысль о том, что Бён возьмёт и вот так запросто завяжет отношения с кем-то другим кажется Чанёлю отвратительной и невыносимой. Это всё по-настоящему, отчётливо понимает Чанёль, не из-за силы убеждения и промывки мозгов грамотными пиарщиками. Бэкхён нужен ему, он ему нравится, он его возбуждает, и, если бы это не было так страшно сказать даже самому себе, Пак назвал бы это странное, ни на что не похожее чувство любовью. Голова кружится от переполняющих Чанёля эмоций, и он поспешно хватается за стакан со свежей водой, жадно отпивая её большими глотками. — Кстати, я не помню, чтобы кто-то из нашего рода женился когда-нибудь на огненных тёмных демонах, — будто сквозь пелену доносится до него голос матери Бэкхёна. — Моя прабабушка вышла замуж за водного демона, но это был единичный случай. Хотя вроде бы его троюродная тётя была женой огненного демона. — Это та, которую забили камнями? — уточняет Бён-старший, и Пак невольно вздрагивает. — Забили камнями? — переспрашивает он, поднимая глаза на короля. — Это за что же? За измену или за государственный переворот? — За «магическое уродство», — поясняет эльдусский король. Краем глаза Чанёль замечает, как Бэкхён отставляет бокал в сторону и опускает голову. Кисти рук подрагивают, нутро наполняется липким чувством беспокойства, а Бён-старший тем временем продолжает: — Она была телепатом. Редкий дар для нашей расы, но порой он встречался. Насколько я знаю, сейчас таких способностей с огнём не сыщешь, но энное количество столетий назад телепаты всё-таки рождались, — он слегка передёргивает плечами. — Сама мысль о том, что кто-то может запросто залезть ко мне в голову и узнать, о чём я сейчас думаю, заставляет меня просто покрыться мурашками. — Чанёль невольно смотрит на Бэкхёна. Тот бледнеет на глазах и прикусывает нижнюю губу, комкая подрагивающими пальцами белоснежную салфетку на коленях. — В те времена телепатов считали отродьями и порождениями злой чёрной магии, — король слегка понижает голос. — Народ либо сжигал их на кострах, либо забрасывал камнями до смерти. Нашей родственнице удалось избежать публичной казни, но только потому, что её горничная дала показания в её пользу, доказав, что её оклеветали и намеренно приписали подобные способности. — Ужасная история, — вздрагивает его жена и качает головой. — Ходили слухи, что та женщина на самом деле и была телепатом, но вынуждена была всю жизнь скрывать свой дар, дабы не лишиться жизни подобным жутким образом. С тех пор телепатов в нашем роду не было, и это хорошо. Я хоть и не поддерживаю подобных методов, но так жутко, когда кто-то вот так запросто может залезть тебе в разум! — Да ладно, представляешь, какой прорыв смогла бы сделать магомедицина, дай им на изучение хоть одного такого чудика, — перебивает её король. Сухо горбится и обеспокоенно смотрит на бледного Бёна, а его отец тем временем спокойно продолжает: — У них же явно какая-то магическая аномалия, это бы могло нам… — Телепатия — это здорово! — выпаливает Чанёль, не в силах больше слушать его разглагольствования. Король осекается и устремляет на него изумлённый взор, а Пака буквально разрывает на части острое чувство жалости и нарастающий гнев. Он смотрит на поникшего, потерянного Бёна и понимает, почему он и Сухо так старательно скрывают свои необычные способности. — Мне кажется, что это всё чёртова дискриминация. Вы говорите о них так, будто телепаты — какие-то уроды, хотя на самом деле их дар удивителен. — Он чувствует на себе чужие внимательные, ошарашенные взгляды и, сглотнув вязкую слюну, выпаливает: — Я был бы счастлив иметь такие способности, потому что они уникальны и потрясающи. А что касается мыслей и содержимого мозгов, то что мешает взять и поставить ментальный блок? Подобная магия совсем не сложна в применении, она не затрачивает много энергии, зато можно прекратить нести всякую ересь. Как можно быть такими жестокими к другим лишь потому, что они чем-то отличаются от большинства? Это какой-то магический расизм, знаете ли! Горло першит, и Пак хватается за стакан, жадно выпивая воду залпом. Его отец издаёт громкое гмыкание, мама одобрительно кивает и слегка улыбается, мать Бэкхёна выглядит поражённой и немного смущённой, а Бён-старший прикусывает нижнюю губу и неловко бормочет: — Я просто рассказал о том, что происходило задолго до моего рождения… Сам я ничего не имею против подобных способностей, просто они настолько необычны… Да и о чём мы вообще говорим, телепаты не встречались уже много столетий, и нет никаких предпосылок к тому, что они… — Прошу прощения, Ваше Величество, — на пороге возникает господин Ан, который низко кланяется и выжидательно смотрит на короля. — Мне так неловко прерывать вашу трапезу, но господин Лухан просил передать, что журналисты уже практически собрались в тронном зале и что вам нужно немного поторопиться. Ещё нужно подправить причёски и макияж, плюс, повторить вашу речь. Сехун уже ждёт вас с несколькими основными вариантами. — Ох, точно, — господин Бён явно радуется подвернувшейся возможности сменить тему и поспешно поднимается со стула. — Времени действительно очень мало. Прошу прощения за немного скомканный ужин, но нам всем следует пройти в Изумрудный зал и немного подготовиться к торжественному мероприятию. Юра бросает на Пака пристальный взгляд. «Это твоя возможность», — говорят её яркие карие глаза, и она, поднявшись со стула, оживлённо восклицает: — Да-да, замечательно! Я как раз хотела… Она делает несколько неловких шагов на своих роскошных лаковых лодочках на высоких каблуках и, неловко взмахнув руками, с лёгким криком падает на ковёр. Мама издаёт испуганный возглас и бросается к ней со всех ног, отец Чанёля и Бён-старший бегут следом за ней, Бэкхён было дёргается в их сторону, и Пак поспешно срывается с места, чувствуя, как бешено колотится в груди вспугнутое сердце. Он подскакивает к Бёну и резко хватает его за локоть. Тот вздрагивает и стремительно разворачивается к нему, широко распахнув глаза. Чанёль сглатывает и, ощущая, как от волнения буквально подгибаются ноги, неловко шепчет: — Бэкхён, я хотел… с тобой… Внезапно он ощущает резкую хватку на плече, и чья-то сильная рука тянет его на себя. — Чанёль, подойди сюда, пожалуйста, нужно, чтобы кто-то сходил со мной за бинтами и льдом, — слышит он мелодичный голос Хёмин. Сестра Бэкхёна ему нравится, но прямо сейчас Пак ощущает настойчивое желание выругаться на неё самыми грязными словами. Он пытается вырваться и бормочет, чувствуя, как та продолжает тянуть его за собой: — Зачем нужен лёд, когда можно позвать магомедика? И, простите, вы не могли бы попросить кого-то ещё, я как раз… Хёмин не слушает. Она настойчиво тянет его за собой, буквально таща прочь из зала. Они оказываются в просторном коридоре, девушка продолжает идти, сжимая его запястье в стальной хватке, пока они не оказываются у невзрачной двери, явно ведущей в какую-нибудь комнату для обслуги. Чанёль открывает было рот, чтобы поинтересоваться, какого рожна вообще здесь творится и почему Хёмин притащила его именно сюда, но девушка толкает дверь и внезапно ловко впихивает его внутрь помещения. Пак, не ожидавший от неё подобной прыти, буквально вваливается в комнату, и Бён быстро заходит следом, закрывая за собой дверь. Комната оказывается чем-то вроде курилки: здесь стоит бархатный диван и столик, густо заставленный пепельницами. Чанёль окидывает представший ему пейзаж рассеянным взглядом и, повернувшись к Хёмин, сердито говорит: — Слушайте, я, конечно, всё понимаю, но у меня должен был быть важный разговор. Вы хотите покурить, делайте это без меня, у меня нет подобной мерзкой привычки. Зачем вы вообще меня сюда притащили, у вас нет другой, более подходящей компании? Или это внезапный припадок ревности из-за скорой женитьбы любимого младшего братика? Девушка не отвечает, только смотрит на него в упор так, что по коже невольно пробегают мурашки. Затем делает несколько шагов вперёд и садится на диван, скрещивая руки на груди. — А теперь объясни мне, Чанёль, — чеканным голосом цедит она, — откуда ты узнал о способностях моего брата и какого чёрта ты вообще в это полез? «Чёрт возьми, откуда она знает», — мелькает в голове Пака, и он, округлив глаза, начинает: — Каких способностях? Если ты говоришь о его изумительной способности превращать мою жизнь в одну сплошную неконтролируемую катастрофу, то он, по-моему, не особо её скрывает. — Хватит паясничать, — морщится Хёмин. Она выглядит взвинченной и какой-то напряжённой, мало похожей на ту легкомысленную хохотушку, которая только вчера подначивала злящегося Бэкхёна. — Я говорю о телепатии. Пак открывает было рот, но она его опережает: — Не надо отрицать, я поняла это сразу, по тому, как ты пялился на него во время разглагольствований отца, — она опасно прищуривается. — А теперь говори, откуда ты об этом знаешь. Ты что, собрался его шантажировать? Внезапно она резко срывается с места и хватается за воротник рубашки Пака. — Только попробуй сделать ему больно, — шипит Хёмин и округляет большие, искусно подкрашенные глаза. — Мне глубоко насрать, что между вами происходит и как он к тебе относится, если ты посмеешь использовать его слабости в своих целях, то я сделаю так, что ты никогда не сможешь больше делать свои огненные фокусы. Ты понял меня? — Ты сама откуда знаешь? — не выдерживает Пак, тщетно пытаясь вырваться из её стальной хватки. — Он не говорил, что кто-то из его родственников знает, он называл только Чунмёна, да и то потому, что он такой же! — Ты знаешь про Чунмёна? — От удивления Хёмин разжимает пальцы, и Чанёль поспешно отстраняется. — Но… — Да потому, что он сам мне сказал, сам! — выпаливает Пак, на всякий случай отходя подальше. — Как только мы с ним познакомились, он швырнул в меня канделябром, а потом ещё залез ко мне в голову и начал болтать всякую ересь. Как ты думаешь, стал бы я так долго об этом молчать, если хотел сделать ему плохо? Лучше ответь мне наконец, ты сама откуда об этом знаешь? Судя по тому, как к этому относятся остальные члены вашей семейки, Бэкхён вряд ли бы стал орать о своих навыках телепата по всем углам! — Я случайно увидела, — медленно, нехотя отвечает Хёмин и отступает назад. — Это случилось, когда ему было лет шесть, он вёл себя слишком странно, и я, как старшая, хотела узнать, куда они с Сухо всё время прячутся с таким таинственным видом. У них было тайное место в саду, где «мёртвая зона» для камер. Там они тренировались двигать предметы и читать мысли друг друга. — Ты меня ещё в чём-то обвиняешь, когда сама полезла в личную жизнь родного брата, — парирует Чанёль, и лицо девушки моментально приобретает виноватое выражение. — Мне было всего десять, а ему — шесть, о какой личной жизни идёт речь? — Она делает несколько шагов назад и снова садится на диван. Поколебавшись, Пак следует её примеру, а Хёмин тем временем продолжает говорить: — Сначала я испугалась, потому что это казалось таким странным и жутким. Мой маленький братишка и его друг, малыш Чунмённи, которого я знаю с рождения, могут запросто залезть ко мне в голову и прочитать все мои потаённые мысли. Я всё ждала, когда он сам возьмёт и признается, но он продолжал молчать, и тогда я поняла, что он безумно боится, — она слегка морщится. — Нас с самого детства пичкали россказнями о том, что телепатов жгли и убивали из-за их дара, и я думаю, что у Бэкхёна это отложилось на уровне подсознания. И тогда я решила хранить их секрет и оберегать их от всех возможных угроз. Да они и сами были осторожны, до тех самых пор, как во дворце появились вы… Она поворачивает голову и внимательно смотрит на Чанёля. Пак ощущает, как к лицу приливает краска, и поспешно опускает взгляд. — Это здорово, что ты хочешь его защитить, но поверь, я никому не скажу, — бормочет он. — Об этом знает только Ифань, да и он тоже отнюдь не из болтливых. Я не думаю, что ваши родители в реальности сделали бы то, о чём говорили, скорее всего, они были бы в шоке, но они любят Бэкхёна, даже несмотря на то, что ваш папочка постоянно пытается продать нас как самый выгодный товар. То, что я говорил за столом, правда, я действительно считаю, что его способности невероятны, да и нам так было удобнее общаться. — В голове возникает вереница ярких воспоминаний, и на губах невольно расплывается улыбка. — Если бы все остальные только знали, что пока мы расшаркивались друг перед другом и играли прописанные для нас роли, в наших головах происходило совсем другое общение. Мы ругались, спорили, но, если честно, так мы и узнали друг друга по-настоящему. Ты же и сама наверняка в курсе, что твой брат отнюдь не трепетная нимфа, какой хочет казаться в глазах наивных окружающих. — Я завидую, — неожиданно говорит Хёмин. — И даже немного ревную. Она кладёт руку на плечо Пака и слабо улыбается. — Я — его старшая сестра, которой он всегда доверял и делился всеми своими секретами. Всеми, кроме самого сокровенного, но он почему-то не побоялся открыть его тебе, едва знакомому химерусскому незнакомцу, который, к тому же, как я понимаю, отнюдь не был настроен на флирт и романтические беседы. Чем больше я об этом думаю, тем больше поражаюсь. И тем сильнее я убеждаюсь в том, что ты особенный. Ты особенный для него, Чанёль, и хоть он и сам ещё не понял это окончательно, но на подсознательном уровне он с самого начала к тебе тянулся. — Сердце пропускает удар, а ладони становятся влажными. Чанёль прикусывает нижнюю губу, силясь справиться с нахлынувшими сумбурными мыслями и чувствами, а тонкие пальцы Хёмин крепче сжимаются на его плече. — Ты же тоже его любишь, ведь так? Можешь врать мне сколько угодно, но я это вижу. Хотя бы по тому, как ты бросаешься его защищать в те моменты, когда он особенно в этом нуждается. Пак ничего не говорит, только глубоко вдыхает пропахший сигаретным дымом воздух и разворачивается к девушке, глядя на неё в упор. — Я хотел с ним поговорить, — бормочет он. — А ты меня утащила. Ты думаешь, Юра просто так подвернула ногу? Я уверен, что она открутит тебе голову за то, что ты влезла так не вовремя. — Зато я теперь спокойна, — отвечает она и снова улыбается. Мягко и искренне, чем-то становясь похожей на младшего брата. У Бэкхёна красивая улыбка, солнечная и яркая, и сердце невольно ёкает в груди, когда он думает о том, что Бён действительно ему доверился. А Чанёль доверился ему в ответ, пусть даже изначально это казалось лишь взаимной неприязнью и глупым соперничеством. — Пусть это не требуется в церемонии проведения ритуала, но я тоже кое-что скажу, — нарушает молчание Хёмин и торжественно касается ладонью его лба. — Я признаю тебя Истинным Героем и даю тебе своё благословение. Береги моего братишку, потому что если я узнаю, что ты каким-то образом заставил его страдать… — Тоже швырнёшь в меня канделябром? На душе становится спокойнее и теплее, и Пак улыбается в ответ, думая, что сестра действительно похожа на своего любимого родственника. Хёмин смеётся и сгибает руку, показывая маленький аккуратный бицепс. — Бери выше. Я запросто кину в тебя комодом, и мне не нужна для этого никакая телепатия. Чанёль открывает было рот, но в этот самый момент раздаётся громкий стук в дверь и слышится настойчивый голос Ифаня: — Я понятия не имею, чем вы там занимаетесь, но по всему дворцу носится злой, как тысяча горных троллей, Кёнсу, который обещал порвать вас на царственные тряпки, если вы оба сейчас же не появитесь в Изумрудном зале. Дверь распахивается, и на пороге возникает слегка взлохмаченный Ву. — Мне давали последние наставления перед церемонией, — отзывается Пак и поднимается с дивана. Хёмин следует его примеру, а Ифань ухмыляется и складывает руки на груди. — Надеюсь, посредством ремня и воспитательной порки? — Да иди ты, — кривится Пак, а девушка тихо смеётся. — Не надо проецировать на нас свои грязные фантазии. — Вот вы где! — орёт из коридора подскочивший Кёнсу и, рванув к Паку, хватает его за пиджак. — Что за вид, что за причёска! Такое ощущение, что вас молотили канделябром по голове! — Хёмин смеётся в голос, едва не оседая обратно на кушетку, и демон смотрит на неё непонимающим взглядом. — Я, конечно, знаю, что у меня потрясающее чувство юмора, но чтобы настолько, — фыркает он. — Ифань, хватай их и пошли, осталось меньше сорока минут до трансляции, живее-живее! Он тащит Пака за собой, на ходу доставая мобильный из кармана пиджака и что-то остервенело крича в динамик. Чанёль украдкой поворачивается к Хёмин, и та подмигивает ему, скорчив забавную рожицу. На губах расплывается улыбка, и Пак думает, что она ему действительно нравится. И что её благословение намного ценнее и дороже, чем тысяча красивых слов, сказанных другими. А дальше всё напоминает какой-то сплошной калейдоскоп из образов и событий. Его сажают в кресло, где целая команда из визажистов и парикмахеров колдует над его лицом и волосами, старательно возюкая по коже липкими кисточками и укладывая пряди в красивую причёску. Над ухом бубнит Чонин, что-то про то, что Пак должен улыбаться и по возможности молчать, чтобы не нарушить таинство церемонии. Затем его хватают за локоть и затаскивают в Янтарный зал, где собралась целая толпа журналистов, которые моментально наставляют на него объективы камер, готовясь запечатлеть торжественный момент. На площадке уже стоит король, затянутый в парадный мундир, его жена и Бэкхён, при виде которого у Чанёля невольно ёкает сердце. Пак проходит на середину зала и застывает. Отец Бёна откашливается и начинает говорить хорошо поставленным голосом. О том, какой Чанёль молодец, что прошёл все эти сложнейшие испытания, о том, насколько здорово, что он решил чтить древние традиции чужого народа и высказать королевской семье своё уважение. О том, что он показал недюжинную храбрость, и всё ради того, чтобы получить одобрение в глазах семьи своего возлюбленного. — Ты ведь любишь моего сына, Чанёль? — громогласно спрашивает Бён-старший, и по залу моментально проходит громкий гул. Он совсем не так представлял себе признание в собственных чувствах. В его сознании они с Бэкхёном были наедине, без толпы ненужных зевак, родственников, которые хоть и желают только добра, но на деле делают всё сложнее и запутаннее. Но, вот парадокс, несмотря на то, что вокруг так много людей, весь мир Чанёля сужается до Бэкхёна, который стоит напротив и неотрывно смотрит на него в упор потемневшими глазами. И моментально всё остальное теряет свою значимость, а остаётся лишь безумное желание сказать это, прежде всего для себя, прочувствовать вкус этих слов и ощутить их силу. И потому Чанёль нисколько не колеблется, когда сжимает руки в кулаки и громко говорит: — Да, я люблю Бэкхёна. По залу проходится громкий восторженный гул, и Чанёля буквально ослепляют вспышки камер. Отец Бэкхёна кивает и громогласно заявляет: — Поднимись сюда. Ты прошёл три Ступени и теперь по праву получаешь наше благословение. Если буквально несколько недель назад Чанёля бы спросили, будет ли он испытывать подобный душевный трепет, поднимаясь по ступеням и становясь перед эльдусским королём, то он наверняка бы рассмеялся в голос и сказал, что всё это глупости. Что всё это — лишь формальность для заключения выгодного соглашения, а он и его будущий супруг — пешки в чужих ловких руках. — Ты прошёл испытание Трёх Ступеней, и я признаю тебя Истинным Героем. Я, король Эльдуса Бён Минхён, даю тебе своё благословение. Мужчина касается его лба, и Пак кланяется. Но сейчас всё иначе. Всё, что раньше казалось игрой и глупыми сантиментами, теперь приобретает особый смысл. Кровь кипит в жилах, будто жидкая лава, Чанёль облизывает пересохшие губы и кожей чувствует на себе взгляд Бэкхёна, цепкий, внимательный, наполненный бушующими яркими эмоциями. — Ты прошёл испытание Трёх Ступеней, и я признаю тебя Истинным Героем. Я, королева Эльдуса Бён Хёрин, даю тебе своё благословение. Мягкая рука касается его пылающей кожи, и Чанёль поворачивается к Бёну. Он становится напротив него, глядя ему прямо в глаза, и Бэкхён, кашлянув, тихо говорит: — Ты… ты прошёл испытание Трёх Ступеней, и я признаю тебя Истинным Героем и своим будущим супругом. Я, наследный принц Эльдуса Бён Бэкхён, люблю тебя и даю тебе своё сердце, я… — он запинается, а среди гостей проходит громкий гул. Сердце Чанёля пропускает удар, а нутро заполняется нарастающей радостью. — Я даю тебе своё благословение, — громко говорит Бён и поспешно касается влажной ладонью его лба. Отец Бэкхёна хлопает в ладоши и громогласно говорит: — Да будет так! Испытание Трёх Ступеней пройдено, восхвалим же нашего героя! Зал разражается бурными аплодисментами. Пак продолжает улыбаться, неотрывно глядя на пунцового Бёна, который громко хлопает в ладоши, избегая его взгляда. В словах ритуала не было ни слова про любовь или сердце, Чанёль помнит это слишком хорошо. Кто только не читал ему вслух сценарий сегодняшнего вечера, пусть даже он и слушал краем уха, находясь в собственных мыслях. А значит, Бэкхён говорил от души, не задумываясь, забывшись и поддавшись собственным эмоциям, и Пак мысленно говорит, едва сдерживаясь, чтобы не коснуться рукой ладони Бёна: «Я говорил искренне». «Да пошёл ты, — отзывается Бэкхён и, встряхнув головой, отворачивается к матери, принимаясь позировать для фотографов. — Я тоже, кстати, не имею привычки пиздеть, если ты не заметил». Чанёль не обижается, а улыбается лишь шире, потому что знает, что Бён был искренен тоже. Вне объективов камер никто из них не умеет красиво изъясняться, но это даже хорошо, потому что за нарочитой грубостью Пак слышит смущение, радость и то самое чувство, о котором так трудно говорить открыто и без шаблонных фраз. И это всё настоящее, реальное, вопреки прописанному сценарию и старательно навязываемым идеальным образам. Впереди им предстоит многое обсудить и окончательно разобраться. А пока Чанёль стоит на ступенях и чувствует себя настоящим победителем.