Земля Неведомая

Здравствуй, Сашенька! Извини, что так долго не писала — не было ни минутки свободного времени. Прости. У нас все просто замечательно, даже не вздумай волноваться, тебе пока нельзя. Обо всем сейчас напишу и подробно расскажу при встрече. Но сначала скажи, как там Петя-маленький? Ходит уже, наверное? Что-нибудь говорит? А мои как? Папа, наверное, как всегда весь в делах? Он писал мне, я помню — и про «Сибиряков» (как же все-таки хорошо, что вас там нашли!), и про дядю Матвея Горюнова, и про все новости с нашей Земли Неведомой. Но ты тоже расскажи, как там и что. Матвейка и Дашенька больше не болеют? Хотя что это я опять отвлеклась, ты ведь опять побежишь на телеграф, сообщать мне новости, а сама так ничего еще и не узнала… В общем, слушай. Для начала, не обижайся на Саню, ты своего брата лучше меня знаешь, и помнишь, что он писать не любит, и если ему не напомнить, откладывать будет до последнего. Он все получил, и даже больше скажу, он твои письма как величайшую драгоценность хранит. И вообще, делает вид, что ему все равно, а сам ужасно гордится тем, что у него сестра — такая талантливая художница. А картины твои у нас в комнатах на самом видном месте висят. Особенно та, с Островом. И Энские пейзажи. А Петька твоими портретами всю комнату завесил. Смешной… Он ведь не ходит даже, летает сейчас — как же, сын родился. И ждет-не дождется, пока его ректор отпустит к вам, на Остров. Ох, я бы тоже все бросила, да полетела, но как?.. Как вы там все, вообще? Напиши, ты ведь умеешь так рассказывать, что как будто сама снова дома! Обязательно напиши, Саша. Буду очень-очень ждать. О, кстати, Петька ведь к ректору ходил, и тот просил передать, что Сковородникова — одна из самых талантливых выпускниц, и что твоя предыдущая картина может быть засчитана за дипломную работу. Так что тебе теперь только доехать за документами и надо. Считай, ты уже дипломированный художник! Ой, Сашка, завидую я тебе. Мне-то еще на преддипломную к вам ехать, писать еще… Ну да это не беда, мне дядя Матвей обещал помочь, так что я диплома не боюсь почти. Честно-честно. Только нервничаю. Хотя кому я это говорю, ты ведь сама знаешь, какая я отчаянная трусиха… Слушай, знала бы ты, как наши девчата в общежитии отреагировали, когда сообщили про «Сибирякова»! у нас такой праздник был! До самого утра. И на лекциях потом все носом клевали, но держались стойко. Слушай, самой не верится, что все уже позади, и папину правоту признали, и Николай Антонович уже не сможет ни в чем его обвинить! Я ж тебе не рассказывала еще про конференцию? Ну, слушай! Ты ведь уже, наверное догадываешься, что Саня после своей летной школы едва ли не каждый день мчался в Публичную библиотеку, в архив и много куда еще, и постоянно собирал и обрабатывал материалы про папину экспедицию? Набрал столько, что мне даже не верится. Кстати, мне потом передал, и я как приеду — лично папе отдам Ему, думаю, приятно будет узнать, что о нем столько писали! Ну да не о том речь. Работал Саня прямо ужас сколько, и, хотя мы с Петей и Валей помогали, чем могли (Киру тоже подключили, но она нам только переписывала, у нее почерк красивый), но основную работу проделал Саня. Ох, и огромный у него труд получился! И столько доказательств вины Николая Антоновича — ужас! Ему еще Ромашов чем-то помочь обещал, но закончилось дело дракой. Представляешь себе, этот несчастный вообразил, что влюблен в меня и требовал от Сани, чтобы он ушел с дороги! В обмен на документы. Ну и как это называть? Меня спрашивать не пробовали? О том, мне кто из них нужен! Нет, у них же у обоих на первом месте свое мнение! Подрались, конечно. С расквашенными носами и фингалами неделю ходили. Мальчишки и есть… Ну да я не о том. В общем, подготовил Саня доклад, и собирался его делать аж на заседании по СевМорПути. Туда и Николай Антонович пришел, и наши все. Кстати о Николае Антоновиче. Ты знаешь, что он долго и упорно уговаривал меня снова переселиться к нему? Жаловался на одиночество, говорил, что очень любил и до сих пор любит маму, что его никто не понимает… Я не знаю, Саша. Временами его даже жалко делается. Но как подумаю, что он сделал с папой — и видеть его не могу. А характер у меня — сама знаешь… И Ромашова отослала, устроив ему едва ли не скандал, когда он с цветами пришел, и Николая Антоновича прогнала. И не считаю себя ни перед кем из них виноватой. Проживу и в общежитии! Пять лет жила, и еще проживу! И подачки их мне не нужны. Так вот, Саня выступил просто блестяще. Слушала его, а у самой слезы на глазах. Ах, как же он выступал! С таким азартом, с такой уверенностью в своей правоте, с таким глубочайшим знанием темы… зал аплодировал стоя. Честно. Первый раз такое видела. А потом слово взял Николай Антонович. Он опять затеял какую-то каверзу, и на том заседании должны были всенепременно доказать, что Саня — провокатор и лжец, что Земли Санникова не существует, что папа на самом деле — белогвардейский шпион и самозванец, и кучу подобных гадостей. Даже свидетели откуда-то нашлись. Воспользовались, негодяи, тем, что никому из наших с острова не выбраться! Я слушала эти доказательства — и сквозь землю хотелось провалиться. Хотелось вскочить и убежать. Так тошно было, Сашенька, если бы кто знал… Я вскочила, крикнула ему это в лицо, а Николай Антонович усмехнулся так, и сказал что-то про неблагодарность, про папу с мамой какие-то гадости… Не помню. Все было как в тумане. А потом слово взял капитан «Сибирякова». Он вообще только-только в Москву вернулся, его не должно было быть в этом зале. Но он — и его офицерский состав тоже — поочередно вышли, и начали говорить, и я поняла, что мы спасены. Они говорили о нашем острове. О Земле Санникова, которая была и осталась для всего мира, кроме нас, Землей Неведомой. И показывали карты, и какие-то фотографии, пустив их по рядам. Они говорили, и с каждым словом становилось ясно, что все наши злоключения позади. Все закончилось, теперь уже окончательно доказано, что папа ни в чем не был виноват. Ох, Сашка, если б ты знала, какими счастливыми мы возвращались с этого заседания! Мокрые, как мыши, выжатые, как лимоны — но абсолютно счастливые. Мне сказали, что я — дочь героя. Что папу скоро вызовут для награждения в Москву, что все уже готово для награждения. Что остров теперь уже никто не отнимет, и нас оттуда никто не прогонит. Так что все хорошо, Сашенька. Все хорошо! И какое все-таки счастье, что я не писала ни тебе, ни родителям, пока еще ничего не было ясно! Только волновались бы зря. А теперь все позади. Ну что тебе еще сказать? Саня уже совсем скоро станет летчиком. Петя дописывает дипломную работу. О том, что Валя с Кирой поженились, ты уже знаешь? А о том, что у них уже сынок родился? Ну вот, знай. И угадай, как называли? Правильно, Саней. А родится второй — назовут Петей. Здорово, правда? А, и вот еще что. Саня какой-то серьезный ходит, даже угрюмый. Я с Петей поговорила, так он говорит, что Санька свататься собирается. И боится папы! Представляешь? Никогда не боялся, а тут… Да он же нас всех, как облупленных знает, и о сватовстве об этом догадывался еще на прошлых летних каникулах! Серьезно говорю, что я, папу своего не знаю? Так что скоро у нас в семье будет не только Григорьева-Сковородникова, но и Григорьева-Татаринова. Или Татаринова-Григорьева? Не хочу от папиной фамилии отказываться. Ну да ладно, что это я разболталась? Ты не болей там, слышишь? Слушайся тетю Мину, она плохого не посоветует. Судовой врач все-таки, и ей едва ли не все наши, с Земли Санникова, жизнью обязаны! Так что слушайся ее, и за маленьким следи. Ой, знала бы ты, как мне не терпится опять приехать домой, обнять вас всех… Слушай, чуть не забыла! Вам что из Москвы привести? Или из Ленинграда? Ты пиши скорее, потому что я уже скоро к вам выеду. А Саня, подозреваю, уже полетит. Он договаривался с руководством, чтобы ему направление на Север дали, поближе к нашим. И руководство на это смотрит положительно. Так что совсем скоро увидимся. С нетерпением жду ответа. До скорой встречи, Катя Татаринова