"Прошедший через страдания да обретет силу"

*** - Ты думаешь, будет хорошо уйти так, не попрощавшись? - А как ты себе представляешь, что я ему скажу? *** По холодному полю тихо и одиноко двигались две точки. Одна - большая, даже огромная, другая - крошечная, еле заметная. Приглядевшись, можно было различить в огромной точке генерала Мороза. Он шел усталой поступью, тяжело опуская ноги на осиротело оголившуюся землю. Трава, было расцветшая и разросшаяся, печально поникла в злых и жестоких заморозках. Плечи великана были сгорблены, будто под тяжелым весом. Человек, так легко обращавшийся на "ты" к огромному старцу, был, кажется не менее подавлен. - Он будет скучать? - полувопросительно отозвался старик. - Будет. Возможно, будет винить себя во всем. Но знаешь, так лучше, чем отдавать им его. - Ты... - Дедушка, - печально мягко, почти ласково проговорил человек, - я - всего лишь человек, хоть и князь. А он - страна. Тысячи, миллионы людей. Жизнь одного человека не стоит жизни целой страны. Я надеюсь, ты сможешь ему это объяснить. Минуту они молчали. - Почему ты так уверен, что тебя убьют? - спросил старик, из-под махровых бровей глядя на человека. - Все к тому ведет, - тот невесело усмехнулся. - Я стал слишком опасен. - Скажешь тоже, - дедушка также мягко и печально улыбнулся. Они замолчали. Вдали послышался тихий звон колоколов. Шла служба. - Слышишь? Это по мне звонят. Всю дальнейшую дорогу они провели в печальном молчании, прислушиваясь к еле слышному перезвону... *** Он встал рано утром. Решил не одеваться: больше нет смысла. Серая рубаха мешком висела на некогда могучих плечах. Он не удосужился даже лапти надеть: зачем? Ноги еле держали обессилевшее тело. Лицо осунулось до невозможного и теперь стало похоже на лицо мертвого. "Да он и был мертвец"... Не тревожа мальчишку, что всю ночь бдел у его изголовья, стараясь облегчить страдания больного, и только что забылся тревожным сном, едва приклонив голову, он, пошатываясь, вышел из ветхой избушки. Солнце только показалось огромным красным пятном на черно-синем небе, холодном и угрюмо-безоблачном. Черный лес вокруг практически сливался с зеленоватой от жестокой изморози черной землей. Корка льда хрустела под ногами и трескалась. Холодно, одиноко... Человек вдохнул полной грудью холодный воздух. Закашлялся. Еще раз вдохнул. Как там говорится? Перед смертью не надышишься, да? - Пришло мое время... Он устало выдохнул и изможденно улыбнулся. Он прошел несколько шагов... Оступился... Упал... Потом снова поднялся и пошел... Снова упал... Налетел ветер. Его, еле держащегося на ногах, бережно подхватили огромные руки. Те, на которых он раньше болтался, как мышонок, даже, кажется, вместе с конем. - А вот и ты... - тихо выдохнул человек и взглянул наверх. Ответом ему послужило печальное молчание. Человек коротко хохотнул и бессильно обмяк. - Что же ты, дедушка... дело-то к весне... а земля вся льдом покрыта... - переводя дух после каждого слова, говорил он, - ... ты бы это... распорядился, что ли... Человек замолчал. Солнце осветило печальное лицо страдальца, и на нем заиграли тихие огоньки-слезы. Они стекали вниз, к ушам и пышным волосам, и там замерзали. Он улыбнулся и прикрыл лицо рукой. Негоже ему, сильному воину, слезы лить! - Хорошо мы пожили... Вот и все. Прощай, дедушка... Улыбка не покидала его до самой смерти. Рука все так же скрывала полуприкрытые глаза, до тех пор, пока смерть не откинула ее, желая взглянуть в лицо того, кого она сегодня заберет... ...Последние слова замерзли в густом утреннем воздухе. Огромные руки подняли безжизненное тело над землей... - Прощай, Саша... *** - Как... - Ваня схватился за сердце. Битвы не было, но, видимо, кто-то умер. Причем кто-то очень важный... Мальчик замер. Не может быть... Он быстро бросил на пол еще не стираные рубашонки Москвы и кинулся к коню. Москва удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Медленно перебирая ножками, она стала укладывать всю свою грязную одежонку в маленькое корытце, в надежде, что когда Ваня вернется, то обязательно ее похвалит. Только бы вернулся... *** ...Он мчался что было сил, доводя до хрипа усталого коня. Когда тот поскользнулся и упал, Ваня перелетел через его голову, кувыркнулся и больно ударился спиной. Из глаз брызнули слезы. - Пожалуйста, нет... Он резко встал, насколько позволяла боль в спине и ногах, и бросился бежать. - Нет... Больная нога соскользнула и он снова упал, теперь уже лицом. - Пожалуйста... Он шептал, просил кого-то в исступлении, заламывая стертые в кровь руки, вставал и падал, продолжая идти вперед. - Саша... Где ты... Ваня снова упал. Его больше нет... Холодные льдинки катились из глаз, обжигая щеки и замерзая. Страшная мысль будто прожгла его насквозь. Отчаяние сдавило грудь. Его больше нет... Кто поднял руку на князя? Кто убил его? Был то народ? Другой князь? Бояре и дружинники? У него было много завистников и врагов, но отчего-то сомнений не оставалось. В горле стал горький комок. - Ты же...Даже если ты сказал... что не друг... ты же обещал меня когда-нибудь... на охоту взять... Когда я выздоровею... ты князь... - хрипло прошептал он и вдруг яростно закричал, - Я здоров, Саша! Слышишь меня? Ты обещал! Ты князь и должен выполнять обещания!.. Рыдания сдавили горло, согнули его тело пополам. Он закрыл ладонями лицо и пальцами впутался в длинные волосы. - А-А-А-А-А-А-А! - крик спугнул редких птиц, а конь взволнованно заржал. - ТЫ КУДА УШЕЛ? НА КОГО ТЫ МЕНЯ ОСТАВИЛ? САША! САША-А-А-А-А!!! Он катался по черной земле, не обращая внимания на комья земли, пачкавшие его, исступленно кусал руки до крови, стучал руками и ногами по промерзшей земле до синяков, совсем как маленький ребенок, рвал отросшие волосы, оставляя длинные пряди на земле. Слезы мешались с кровью и грязью, но он будто не обращал на это внимания. Он с остервенением сжимал зубы, чтобы унять свою боль, заменить ее другой, но более терпимой... - САША-А-А-А! - эхом откликнулись безлюдные просторы. Он кричал, орал, плакал, пока... совсем не обессилел. ... Огромное черное поле было пусто. Изморозь и страшное похолодание сделали свое дело: вокруг не было видно ничего живого, все укрылось от всепоглощающего холода. Вдали виднелась фигурка коня, крошечная, будто игрушечная. Он был чем-то взволнован и поминутно опускал голову куда-то вниз, к самой земле. Там, укрывшись руками от всего мира и изредка мелко подрагивая, лежал мальчик. Руки были белыми, тонкими и высохшими, такими, какие бывают у мертвецов, а кожа на открывшейся шее была черной, сливалась с землей. Казалось, что мальчика кто-то обезглавил и теперь он судорожно пытается защитить свою оторванную голову... Долго он еще так пролежал. Слезы не переставали падать, стуча по треснувшему льду. Среди черной земли, этого огромного поля, среди огромного неба, огромного мира он снова остался один... *** - Ваня! - девичий голос прозвенел где-то на улице. Мальчик тихо повернул голову к окну. Волосы, отросшие до пояса, слиплись и превратились в черные космы. Глаза с пустым выражением уставились в окно, туда, где на секунду мелькнул курносый носик подросшей Василиски. Мягкая улыбка скользнула по губам. Прошлый князь (кажется, его тоже Иваном звали) сильно нянчился с ней. Она подросла, расцвела, как маленький подснежник. Теперь ее знали во всех окрестных деревнях. Бойкая девчонка, помощница, подруга, сестра - всем она была дорога. Ваня даже иногда опасался, как бы не стали к ней приставать: все юноши в близлежащих деревнях давно по ней сохли. И даже Козельск, Злой город, с интересом на нее поглядывал, изредка, когда выходил из своей избушки, хромая и переваливаясь. Здоровье его медленно поправлялось, но бегать он все равно не мог. И, наверное, никогда больше не сможет. - Что случилось, Москва? - тихо прохрипел мальчик. Василиса, кажется, услышала неразличимый стон. - Гости, гости! - весело кричала она и смеялась. Ваня видел ее через окошко: тонкие, прекрасные ножки, изящные ручки, приученные к тяжелой работе, длинная коса, до пяток, которая весело подскакивала вместе со своей хозяйкой. Ваня вдруг подумал, что, должно быть, с ней очень тяжело: когда она работала, ей приходилось обматывать ее вокруг плеч, а иногда она говорила, что коса очень тяжелая и шея не выдерживает. Ему даже в голову не приходило, что состояние его собственных волос не сильно отличается. Устало поднявшись и прихрамывая, он поплелся к двери. Морозная прогулка не прошла даром: обмороженные ноги долго отказывались слушаться. ...С поля его забрали местные жители. С ужасом глядели в пустые глаза, серое лицо и на иссиня-черную кожу на шее, где все еще виднелся потемневший от дождей и грязи самодельный ошейник. Сотня лет сказалась на его виде и поэтому если раньше выглядело это более или менее пристойно, то сейчас люди шарахались, едва завидев грязно-коричневую полосу и черные шрамы... На пороге стоял Торис. Москва, увидев его, снимающего шлем, вскрикнула, опрометью кинулась в дом и спряталась за печью. Страна, услышав ее крик, уже собрался ухватить меч, но затем, увидев гостя, выпустил его из рук и выпрямился, неловко переминаясь на обмороженных ногах. Они стояли и смотрели друг на друга. Торис - испуганно и удивленно, Ваня - с досадой и горечью. - Что тебе здесь надо? - наконец, сказал он, устало, но настороженно опустившись на лавку. Ноги отозвались колющей болью, но мальчик не обратил на это внимания. - Я... Меня попросили... - Кто тебя просил? - с нажимом перебил его страна. Торис опустил голову. - Сестры твои просили. Ты ведь уже и забыл о них, да? Он тут же пожалел об этих словах. Глаза пепельноволосого мальчика яростно сверкнули и он, оттолкнувшись руками от стола и лавки и неосторожно переставив ноги, вмиг оказался около Литвы и со всей своей мальчишеской силы ударил того по скуле. - Да как ты... да как у тебя язык повернулся такое сказать! - он снова занес руку и снова с силой опустил ее теперь уже на спину литовца. Удары сыпались один за другим, не такие сильные, чтобы что-либо сломать, но довольно ощутимые. Торис выставил руки вперед для защиты и спешно отступил в дверной проем. - Ай! - Ваня не удержал равновесия и, едва успев выставить руки вперед, упал на четвереньки. Он порывался подняться - ноги перестали держать. В отчаянии он вплел тонкие пальцы в длинные волосы и заплакал. - Не смей! Не смей больше никогда так говорить! ...После смерти Александра Ваня так и не смог оправиться от шока. Ему было все равно, считал ли князь его другом или нет, но для мальчика он стал наставником, проведшим его через все трудности. Так, как Саша, его еще не любил никто. Он заботился о нем, он лечил и учил его. Он вызволил его ОТТУДА! Ангелоподобный человек, который вышел из света в темный и грязный подвал и вытащил в Божий мир, не смотря ни на уродство, ни на слабость. И ни при ком больше он не хотел плакать, а тут... Слезы, не останавливаясь, текли из глаз. Взгляд затуманился. Началась истерика. Первая с того дня. Да, плакать перед чужаком - стыдно, плохо, низко. Ваня и не заметил, как его, вырывающегося, осторожно подняли за талию и усадили на что-то мягкое. Литва осторожно положил голову Вани на свою грудь и стал медленно и бережно поглаживать его по голове, по грязным, слипшимся, немытым волосам. - Тише, тише, солнышко. Что же это ты так себя запустил? Первым делом затопим баню, да, Москва? - Торис обернулся к печи, не переставая поглаживать маленькую светлую голову мальчика. Василиса, поймав взгляд Ториса, начала нервно перебирать кончик косы, не отрывая глаз, в любую минуту ожидая опасности. - Что же это вы его так запустили? - Литва укоризненно покачал головой. - Иди, возьми моих дружинников, да растопите баню, что ли. Русоволосая девочка тут же исчезла, махнув напоследок светлой прекрасной косой. - Зачем ты пришел? - рыдая, спрашивает белый одуванчик. - Ты хотел посмеяться надо мной? Ты хотел унизить меня перед моими людьми, да? Торис осторожно отодвинул серые локоны с лица. Голова была опущена. - Тише, тише, не плачь, - он осторожно тронул Ваню за подбородок. Мальчик вскинул на него непокорный взгляд. Теперь на него смотрели огромные красно-фиолетовые глаза, замутненные дымкой слез. - Мы пришли тебя защищать, - тихо сказал Литва, улыбаясь. Мальчик улыбнулся, было, в ответ, но, спохватившись, опустил глаза. - Ты врешь? - тихо прошептал он. Литва только усмехнулся: надо ли задавать такой вопрос? - Нет, я не вру. Теперь мы сделаем все, чтобы тебя больше не трогали, маленький... Ваня вспыхнул. - Я не маленький! - слабый удар кулачком, и он снова посмотрел на Ториса, только теперь исподлобья, с обидой. - Не маленький, не маленький... Он снова прижал маленькую голову к груди, слушая, как тихо всхлипывает Ваня. На этот раз он не отдаст его в руки орды... *** - Ну и что это за чудик? - прищурившись, спросил Ваня у Литвы. Москва осторожно принесла горшок с пресным супом перед Ваней и, опустив глаза убежала, едва не столкнувшись с новым гостем. Перед ним стоял высокий и статный человек, скромно наклонивший голову. Темные шелковистые волосы густо спадали на лоб, шею и щеки, лицо было спокойно и приятно. Глаза добродушно сверкали, а усы чуть подымались, когда он улыбался, мягко и красиво. Литва обиженно поджал губы и часто заморгал. - Вообще-то это наш князь Остей! Тебе бы вежливости поучиться! Он, кажется, собирался сказать что-то еще, но литовский князь, неожиданно мягко и весело рассмеявшись, отстранил его рукой. - Нельзя доверять каждому встречному, Торис, - сказал он, как-то чисто и нежно улыбаясь, - тебе ли этого не знать? Ваня подозрительно глянул на него. Отсмеявшись, князь Остей поднял на него глаза и выпрямился. - Я не сделаю зла, - с достоинством сказал он, - вы можете мне доверять. - Зла он не сделает. Да кто уж тебе даст, - хмыкнул Ваня. - Правильно, никто, - снова мягко улыбнулся князь и протянул руку, - будемте друзьями, Ваня. Мальчик смерил его подозрительным взглядом. На минуту стало тихо. - Не будемте, - Ваня демонстративно отвернулся. - Саша говорил, что больше никто мне не друг. Улыбка на лице литовского князя померкла. Он печально опустил голову и спрятал руку за спину. Несколько минут они стояли в тишине. - Мне очень жаль. Простите. Остей поклонился и вышел. Ваня фыркнул. Знаем мы таких друзей. - Сегодня спишь у меня на лавке, - бросил он поникшему Торису и удалился к себе на печь. Торис кивнул. Из-под распущенных на этот раз волос тихо мерцала улыбка. Как это, пожалуй, смешно: вот этот маленький мальчик так гордо и надменно выхаживает здесь, по комнате, спокойно отчитывает взрослых людей, мило поджимает губки, скользя ни на чем не останавливающимся взглядом по лицам людей. А ведь буквально полчаса он плакал навзрыд у него на коленях. Маленький, такой смешной... *** Тихо затянул свою песню соловей. Сумерки только спускались на благодатные поля и леса. Месяц светил с неба, щедро посыпая серебром реки и озера. Светло-серебрянные блики играли на каждой травинке, на каждой веточке заснувших деревьев. Трель маленькой птички разливалась по безоблачному звездному небу, взлетала выше, к недостижимым блестящим каплям на небесном полотне и месяцу, и там замирала, отдаваясь хрустальным эхом. В избе все еще горела лучина. Окошки едва светились. Раскрылась тяжелая дверь, и на маленькое и старое крылечко вышла Василиса. Волосы были, как всегда, обернуты вокруг тонких и изящных плеч, а рукава закатаны до локтя. - Вы последние! - крикнула она куда-то за спину. - Если не поторопитесь, то печь остынет! - Да сейчас! - послышался звонкий мальчишеский голосок из избы. Василиса вздохнула и развернулась, уперев руки в боки. - А ну! Знаю я твое "сейчас"! Ну-ка, тащите его! Внутри послышалась возня и девочка, расхохотавшись, резво отскочила от группы людей, крепко державших смеявшегося и вырывавшегося светловолосого мальчика и, указывая путь к бане, поскакала в сумерки, поминутно оборачиваясь и весело улыбаясь... *** - Идут! Идут, ироды! - Ой, батюшки, что будет-то! - Дайте проехать! Что вы делаете? - А ну пошли прочь! - Ай, зарежууууут! Ай, убьюууут! - на все лады стонали голоса людей. - Тише! Прекратите беспорядки! - безнадежно надрывал голос Ваня, стараясь привлечь внимание взбесившихся людей. ...Было около четырех часов утра. Солнце еще не показалось над горизонтом, но первые его лучи стали оттеснять звезды. Из темноты неба показались белокаменные стены прекрасной Москвы. Вокруг все было тихо, и только люди копошились где-то здесь, стараясь сбежать подальше. Шел Тохтамыш... Василиса, подслушав люд на площади, схватясь за голову, тут же кинулась к Ване. Он встретил ее хмуро, уже одетый, и, не обмолвившись и словом, вышел, оставив ее дома. Торис лишь потирал глаза. Москва, бросив полный испуга взгляд на чужака, выбежала за братом. *** - Послушайте меня! - отчаянно кричал Ваня. Голос безнадежно садился, а Москва тихо плакала у его ног. Народ бесновался, самовольствовал. - Заткнись, малявка! Какой-то нищий дернул мальчика за рубаху и скинул на землю. Удар оказался сильным. Ваня согнулся и замер. Москва тут же кинулась к нему, закрывая от бушующей толпы, грозившей растоптать маленькое тело. Кажется, больше ничего нельзя изменить... В конце площади показалась огромная фигура воина. Он по-детски наивно разглядывал всю ту панику, что охватила огромную толпу. Что же это случилось? ...Василиса первая увидела его. Оттащив безвольное тело мальчика с середины площади, она шмыгнула промеж людей и, едва удерживаясь на ногах, крепко вцепилась в руку огромного человека. - Помоги... Тихий стон слетел с ее губ: городской люд беснуется... - Но ваша страна... - Помоги! - в отчаяние заламывая руки, прокричала она. - Пожалуйста! Спаси нас! Василиса упала на колени перед князем Остеем. - Помоги нам... *** С высоких стен Москвы видно далеко. Леса, поля, луга - все видно. Видно, как подбирается татарская рать... - Их много, - с опаской проговорил Ваня и тут же схватился за скрытую мокрой тряпкой голову. Утреннее падение не обошлось без последствий: движения и слова давались с трудом. - Много, - подтвердил Остей, хмурясь, - но стены выдержат. И потом, у нас есть пушки... Мальчик фыркнул. - Не думаю, что это их остановит. Он снова устремил свой взор вдаль, туда, где собрались враги. Отсюда уже видно людей, их одежду, лица... Вдруг что-то знакомое мелькнуло вдали. Мальчик пригляделся. Его бросило в жар, а по телу прошла нервная дрожь... Ваня схватился за грудь. Дышать стало тяжело... ... Среди всех выделялся лишь один человек. Он приложил руку к глазам, защищаясь от палящего солнца, и осматривал неприступные стены Москвы. Он уже давно заметил Ваню. Прямо на мальчика, самодовольно ухмыляясь, смотрел Джучи...