(Не) трогай меня

Опасения Намджуна были напрасны. Чиминово рабоче-крестьянское брюшко не брезговало даже холодной кашей, приготовленной ещё утром. Подросток с большой охотой уплетал всё, что давал ему старший. Однако, это «всё» закончилось на заказанной утром еде, отчего хозяину квартиры было немного неловко. Открыв холодильник в поисках чего-нибудь ещё, старший наткнулся взглядом на купленное сегодня утром молоко со вкусовыми добавками, взял одну из бутылочек и показал её школьнику. — Будешь? В глазах Чимина сверкнула неподдельная детская радость, когда он увидел угощение в руках старшего. Поджав губки, он неуверенно кивнул и протянул ручонки к блондину. Школьник с жадностью стал пить молоко маленькими глоточками через тоненькую трубочку, уперевшись взглядом в складки одеяла и теребя их свободной рукой. Он чувствовал на себе чужой заинтересованный взгляд, поэтому боялся поднять головы. За время, за которое молоко было выпито, школьник успел пару раз пожалеть о том, что не стал долго препираться и согласился остаться. Наверное, стоило забрать свои вещи и уйти восвояси, однако одно неловкое движение и вновь давшая о себе знать боль говорили обратное. Но где-то на подсознательном уровне подросток понимал, что боль — лишь оправдание. Оправдание, чтобы не возвращаться в школу, хоть там и остался рюкзак с немногочисленными вещами; оправдание, чтобы хотя бы на день избежать возвращения в клуб, где придётся замазать свежие синяки и выполнять свою работу, чтобы банально поесть; оправдание, чтобы подольше ощутить на себе… Заботу? Какое странное слово. Чимин продолжал искренне не понимать, зачем этому Намджуну понадобилось тащить к себе побитого школьника посреди ночи, а после оставлять у себя. Ведь это так глупо и опрометчиво. Парень на мгновение вспомнил, как обчищал карманы гостей клуба, пока исполнял для них приватный танец, и его аж передёрнуло от этой мысли. Неприятно. Противно. Тошнотворно. — Эй, чо ты тут забыл? — услышал Чимин мужской голос недалеко от себя, а затем глухой стук обуви о каменную кладку. Он почувствовал, как кто-то пару раз ткнул его в бок мыском обуви, лишь крепче обнял себя и сильнее прижался к холодной стене, упираясь скользящими по сырому камню ногами в выступ одной из плит. Он не мог поднять взгляд. Не хотел. Стыдно. Он сидел в какой-то неизвестной подворотне, сырой после прошедшего дождя, грязный, голодный и со школьным рюкзаком где-то неподалёку. Ему казалось, что он упал настолько низко, что ниже некуда. Оказалось, есть, причём за этой самой стеной, к которой он жался, желая спрятаться. Мужчина средних лет в костюме с персиковой рубашкой, не застёгнутой на верхние пуговицы, бесстыдно изучал тело подростка взглядом, узнав, что тот умеет танцевать. Присев на корточки рядом со школьником, он грубо взял его лицо за подбородок и повернул к себе, осматривая. — Работа нужна? — мысленно сделав вывод сказал неизвестный, отпустил лицо подростка и отряхнул руки. Брезгливый. — Нет. — подал голос младший, и ответом ему был смешок. — По тебе не скажешь. — он обвёл фигуру черноволосого указательным пальцем, как бы указывая на всю ничтожность его положения. — Тебе, как школьнику, предоставлю льготы: будешь только танцевать. Зарплата неплохая. Условиями не обижу. Подросток поёжился и поднял глаза на мужчину. Его лицо хоть и было безучастным, но и страха не внушало. А холод тем временем продолжал терзать его кожу снаружи, истощение — изнутри. На внутренней обстановке помещения отразилась брезгливость её владельца: всё вокруг чисто и аккуратно до открытия, но даже без посетителей и при непривычном для этого заведения ярком свете это место было грязным. От осознания того, что здесь происходит ночами, которые были раньше так холодны для подростка, Чимина передёрнуло. Он бы развернулся и ушёл прочь прямо сейчас, но хоть какая-то, хоть и призрачная, но возможность приличного существования вынуждала следовать за этим мужчиной в сторону двери, за которой слышалось множество мужских голосов. — Ты гей? — безо всякого стеснения или такта спросил владелец заведения, остановившись и смотря прямо на подростка (он был одного роста с Чимином). — Д-да… — немного неуверенно произнёс школьник, закусил нижнюю губу и упёрся взглядом в потёртую плитку на полу, теребя не заправленную в брюки рубашку. — Жаль. Геи тут надолго не задерживаются. Влюбляются и уходят отсюда в поисках лучшей жизни. И так всегда. Ты их подбираешь с улицы, отмываешь, откармливаешь, работу даёшь, а они бросают безо всяких угрызений совести. — мужчина так глубоко и протяжно вздохнул, что подросток заметил у того на груди мелькнувшую из-под расстёгнутого ворота рубашки серебряную цепочку. Мотнув головой, как бы отгоняя ненужные сейчас мысли, владелец устало глянул на школьника и небрежно спросил: — Как зовут-то хоть? — Чимин. — робко ответил черноволосый, всё ещё стыдясь своего нелепого разоблачения. Открыв дверь и встав на пороге, владелец заведения громко сказал: — Что вы опять делаете?! Рабочий день скоро начинается, а вы все с будунища! Чтобы блять через полчаса все сидели в зале в полной боеготовности! — он обернулся и, увидев школьника, добавил, резко понизив тон: — У нас новенький. Объясните ему что тут, да как. — мужчина завёл подростка в комнату, — Сегодня освойся здесь, завтра начнёшь. — и вышел, закрыв дверь от комнаты и оставив школьника наедине с дюжиной приходящих в себя после знатной пьянки «сотрудников». — Этот поехавший ублюдок, видимо, уже совсем с катушек съехал, раз уже школьников начал открыто в штаб брать. — громко возмутился мужчина лет двадцати пяти с недельной щетиной, так органично смотревшейся на его скуластном лице. — Ну и хули ты тут так орёшь? — протянул его порядком заебавшийся «товарищ по цеху», что лежал головой у него на бедрах с влажным полотенцем на лице. — Тебе сколько, парень? — отняв губы от горла бутылки спросил юноша со взлохмоченными светлыми волосами, подойдя к Чимину, но, поморщившись, сделал шаг назад. — Восемнадцать… — поправив лямку рюкзака на плече, черноволосый стал учащённо дышать, явно нервничая. — Господа, у нас рекорд. — будто произнося тост заявил светловолосый и сделал пару глотков воды. — Р-рекорд? — неуверенно поинтересовался самый младший, подняв взгляд, но тут же вновь устремил его в пол. — Короче, парни, бар открывается через полчаса. Тот, кого не возьмут сразу, и проведёт новенькому экскурсию. — выдал единственную за вечер умную мысль парень с щетиной, беглым взглядом осмотрел товарищей и остановился на новеньком. — Душ там. — подняв руку с подлокотника мужчина указал на узкую дверь позади себя. — Вот ты начал, ты и проведёшь. — мужчина в расстёгнутой тёмно-синей рубашке хлопнул ровесника по плечу, захохотал, но тут же получил кулаком по упругому животу. Фыркнув, он вернулся к приведению своего внешнего вида в порядок. — Да пошёл ты нахуй. — шикнул парень с щетиной, положив руку обратно на грудь друга. Услышав шумный нервный выдох школьника, он поднял на него взгляд. — Как тебя зовут? — мягко спросил шатен, который, к слову, был всего лишь на два года старше школьника. Сглотнув подступающий к горлу ком, Чимин назвал своё имя. И через час, приняв душ и выйдя обратно в эту нелицеприятную комнату, где «парни на час» буквально недавно приводили себя в порядок, подросток пожалел, что назвал своё имя и не сбежал прочь, как только дверь этого заведения была открыта ему владельцем. На кожаном диване перед большим и довольно низким столом Чимин обнаружил скучающего мужчину, лицо которого он видел до этого среди «сотрудников». Заметив подростка, он поднял взгляд светлых глаз (у него были линзы) на подростка и, придя к какому-то умозаключению, поджал губы. — Могу я попросить какую-нибудь одежду? — неловко прикрывая оголённый торс руками произнёс подросток, кусая пухлую нижнюю губу. Мужчина поднялся с насиженного места, прошёл мимо Чимина и взял с противоположного дивана стопку с вещами, после чего протянул их черноволосому. — Не мои, но он не обидится. Верни только. — Хорошо. — совсем тихонько ответил младший, принимая одежду. Он почти было улыбнулся доброте практически незнакомца, как получил смачный шлепок по заднице, обтянутой лишь тканью полотенца. — А ты ничего такой. Если будешь правильно вести себя с клиентами, сможешь заработать хорошие деньги. — Чимину нагло усмехаются в ухо, и он чувствует, как по торсу вверх поднимается тёплая ладонь и, дойдя до шеи, ухватывается за нижнюю челюсть и заставляет подростка повернуться лицом к мужчине. — Но я бы не советовал тебе здесь надолго оставаться. Конкуренция, знаешь ли, слишком велика. Мужчина убирает руку и брезгливо кривит лицо, как если бы Чимин был блохастой шавкой. Он выходит в зал, оставляя подростка одного, а тот смотрит на чужие вещи, сжимая их в руках, и хочет сбежать, но понимает, что бессмысленно это: постоянно убегать, если что-то не нравится, скитаться по улицам и постоянно искать место, где бы переждать ночь и принять душ, чтобы снова не заявляться в школу грязным и вонючим и не получить за свою ничтожность. Надев до неприличия обтягивающие изодранные джинсы и белую футболку с довольно большим вырезом, Чимин расчесал первой же попавшейся под руку расчёской мягкие и немного влажные волосы, ещё раз осмотрел себя и, отбрасывая лишние мысли и натягивая на лицо более-менее приятное выражение, вышел из комнаты. Увиденное тогда первый раз он, кажется, не забудет никогда: единственным достаточно хорошо освещённым местом было небольшое возвышение почти в центре зала, с которого до потолка (а они здесь были довольно невысокими) возвышался пилон, выдержавший на себе уже не малое количество почти обнажённых мужчин, подобных тому, что танцевал на тот момент; вокруг так называемой сцены по залу были рассредоточены относительно уединённые за невысокими ширмами (не закрывавшими вида на сцену) мягкие диванчики с круглыми столами; несколько дверей подобных той, из которой вышел Чимин, вели в уединённые комнаты, ни в одной из которых подросток не хочет оказаться; последним пунктом для изучения, исключая довольно скудный декор заведения, была внушительных размеров барная стойка, за которой школьник обнаружил владельца заведения и бармена (который, как позже выяснилось, не только готовил напитки, но и участвовал в «сдаче чужих тел в аренду»). Ещё с минуту изучив помещение, подросток двинулся к «пункту управления» заведением и, вскарабкавшись на высокий барный стул, встретился взглядом со стоящим прямо напротив него официантом. — Чего-нибудь желаете? — мягко улыбнувшись услужливо спросил парень, но был одёрнут владельцем заведения. — Хансоль, это новенький. Зовут Чимин. — коротко объяснил мужчина и вернулся подсчёту денег и изучению какого-то листа, написанного от руки. — Не знал, что в штабе пополнение. — объяснил свой конфуз бармен. — Тогда подожди пока за третьим столиком, пришедшие посетители уже заняты. Чимин хотел было вставить слово о том, что, по идее, работать начать он должен только завтра и только с танцами, но директор его опередил, кратко сказав: — Он выходит с завтрашнего дня. — однако мужчину отвлёк от его занятия посетитель, отойдя с ним почти к противоположному от школьника концу стойки. Разговора он не слышал и в полумраке прочитать по губам тоже не мог, но зато отчётливо видел, как клиент указал на него, говоря что-то владельцу, а на предложенного ему проститута мотнул головой и снова указал на Чимина. Тот день не стал для подростка первым рабочим, однако по враждебному отношению старого штаба после случившегося с тем клиентом школьник понял, что спокойно жить у него не получится. Более-менее утешало лишь хорошее расположение владельца заведения, однако, спустя несколько месяцев, он тоже начал оказывать прессинг на подростка, уговаривая его начать оказывать более высокооплачиваемые услуги, нежели просто танец. Потому Чимин с каждым разом всё с меньшим желанием переступал порог бара, несмотря на приличный доход. Вскоре в школе узнали об ориентации Чимина и о том, чем он добывает себе деньги на жизнь. Разумеется, слухи были сильно приукрашены, но доля правды в них всё же была, поэтому Чимин не сильно-то и сопротивлялся при очередном показательном выступлении одного из школьных «авторитетов» с беспричинным наездом и никуда не жаловался при избиениях, а лишь со слезами прятался в углу комнаты отдыха бара и зализывал раны. Другого выхода не было. Так он думал до тех пор, пока струна не лопнула в ту злосчастную ночь. Тогда, кое-как выдержав очередное избиение ровесниками, он наконец понял, что выхода всегда было два: продолжать волочить жалкое существование для достижения никому не ведомой цели или просто покончить с этим раз и навсегда. Он решился, он был готов встретить смерть, хотя никогда и не задумывался о ней, он был готов к последнему и самому короткому акту на сцене своей жизни, но был остановлен. Какой-то странный блондин решил ворваться за кулисы, остановить опускающийся занавес и уволить сценариста и режиссёра, встав на их место и в корне изменить исход пьесы.