***
Всю неделю перед отъездом, Гарри провел в библиотеке, отчаянно стараясь сосредоточиться на чертежах изготовления бездонной шкатулки, но глаза скользили по строчкам невидящим взглядом, а мысли постоянно возвращались к дневнику, который так и остался лежать на полу в Гриффиндорской спальне. Гарри никак не мог заставить себя не то что поднять его, даже взглянуть в его сторону. Умом он понимал, что нельзя оставлять такую опасную вещь просто так. Нужно уничтожить его или сообщить Дамблдору… Но едва он представлял, как придется рассказывать директору о своей глупости, по которой он три года не расставался с без сомнения темнейшим артефактом, как ему становилось дурно, и он предпочитал отложить решение этой проблемы еще на день. И дооткладывался. Все вещи были тщательно уложены в чемодан, спальня опустела, а Гарри все сидел на кровати, прожигая взглядом занавеску, за которой скрывалась тетрадь. — Эй, ну ты идешь? — рыжеволосая голова Рона показалась в проеме двери. — Скоро отъезжаем! — Да, сейчас иду, — тихо отозвался Гарри и, дождавшись, пока друг скроется в коридоре, сделал глубокий вдох. Нужно просто взять ее. Взять и… выбросить в озеро. Сжечь в камине. Не важно, главное, чтобы никто и никогда больше не нашел ее. Чего он боится, в конце концов, это всего лишь тетрадь. Всего лишь… Прикосновение к шершавой коже обложки отозвалось легким покалыванием в кончиках пальцев. Гарри не могло даже прийти в голову снова открыть дневник, но едва он оказался в его руках, как нетерпеливая вибрация распространилась по всему телу Гарри, а черная обложка распахнулась сама собой, словно под порывом сильного ветра. Желтоватые страницы зашелестели, переворачиваясь с сумасшедшей скоростью, и вот, перед застывшим взглядом зеленых глаз появился текст, написанный нервным, торопливым почерком, и кое-где испорченный мелкими кляксами. Глаза непроизвольно выхватили обрывок первой фразы: «Гарри! Прошу, выслушай меня! Я могу…» Руки оказались куда умнее разума, и поспешно захлопнули тетрадь. Гарри с отчаянием выдохнул, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Чей-то рваный, нервный смех прорезал тишину спальни, а в следующий миг Гарри вдруг с ужасом осознал, что смеется он сам. Волдеморт просит его выслушать. Чертов маньяк-психопат, убивший его родителей, сломавший ему жизнь, задавшийся целью во что бы то ни стало избавиться от него, вернувшийся ради этого с того света, хочет ему что-то объяснить! Смех медленно, но верно перерастал в истерику, на глазах выступили слезы. — Гарри! Эй, ты чего? — удивленный голос Рона доносился будто сквозь слой ваты. — Гарри? Дружище… — Все… все в норме, — с трудом подавляя приступы дикого хохота, пробормотал он. — Так. Анекдот смешной вспомнил. — Да? — с сомнением протянул Рон, покосившись на него. И Гарри очень хорошо понимал причину его недоверия. После смерти Седрика и встречи с Волдемортом он еще ни разу не улыбнулся, не говоря уже о смехе. Наверное, со стороны он действительно выглядит странно. — Ну где вы там? — в спальню заглянул растрепанный Симус. — Все собрались, ждут только вас! Или вы думаете Хогвартс-экспресс без вас не уедет? — Мы идем, — выдавил Гарри, вытирая слезы и поправляя на носу очки. — Одну минуту. Только его совершенно неадекватным состоянием можно было объяснить то, что он не глядя зашвырнул дневник Реддла в чемодан и захлопнул крышку. Находись он в здравом рассудке, неужели он позволил бы частичке Волдеморта находиться с ним рядом еще хоть миг, не говоря уже о том, чтобы усомниться в коварстве его намерений. Ведь не позволил бы?***
«Гарри! Прошу, выслушай меня! Я могу все тебе объяснить. Та часть души, что заключена в этом дневнике, принадлежит мне шестнадцатилетнему. До того, как ты рассказал мне, что темный маг по имени Волдеморт убил твоих родителей и пытался убить тебя, я не подозревал кто ты, и что произойдет между нами в будущем. Я годами жил на страницах этой тетради, ничего не видя, ничего не чувствуя, я почти разучился быть человеком, потому что пятьдесят лет в полном одиночестве, без возможности общения хоть с кем-то, это очень долго. Но я ждал, надеялся, что однажды это закончится, что кто-нибудь найдет дневник и освободит меня. Время шло, и мои надежды таяли, оставляя только холод и пустоту, пока однажды я не увидел маленький, тесный чулан с пауком на стене. И тогда я понял, что мое самое заветное желание осуществилось. Кто-то нашел меня. Если бы ты знал, как мне хотелось ответить тебе, заговорить, но я боялся испугать тебя, боялся, что ты выбросишь дневник, и я снова останусь один. Твои рисунки… Они были такими красивыми. Они стали для меня жизнью. Я будто снова оказался в Хогвартсе, видел преподавателей, какими они стали, видел твоих друзей, родственников, те удивительные пейзажи, которые ты рисовал. Те два года, что я не решался заговорить с тобой, казалось, тянулись дольше, чем предыдущие полвека, и наконец, я не выдержал. Я очень хотел познакомиться с тобой, узнать, какой ты. И тогда я нарисовал свой портрет… И ты ответил мне. Не ужаснулся, не уничтожил дневник. И я подумал, что, возможно, у меня появился шанс обрести друга. Ты можешь не верить мне, но за всю мою жизнь я ни с кем так не сближался, как с тобой. Сначала я считал тебя кем-то вроде младшего брата, которого у меня никогда не было. Старался помогать тебе, поддерживать, как мог. Знаешь, собеседник-то из меня на самом деле не очень. Я не привык делиться с кем-то своими мыслями, переживаниями, потому что никогда не доверял никому до конца, но с тобой мне вдруг захотелось открыться. Понимаю, это звучит, как сентиментальная чушь, но это правда. К тому моменту, когда ты написал мне свою историю, я уже успел привязаться к тебе, Гарри. Я впервые за многие годы начал снова чувствовать себя живым. Представь себе мой ужас, когда я понял, что тот злодей, о котором ты говоришь, это я сам. Пусть не нынешний, будущий, но это все равно я. Мне стало жутко. И я поступил, как трус, Гарри, я не смог сказать тебе правду, потому что понимал, как только ты узнаешь — я потеряю тебя навсегда. Конечно, я осознавал, что рано или поздно правда выплывет на поверхность. Кто-нибудь расскажет тебе, как звали в юности лорда Волдеморта, и ты все поймешь, но заставить себя сделать это самому я не смог. Как не смог и солгать, когда ты спросил меня об этом прямо. И за свою трусость я был наказан воплощением в жизнь моего самого большого страха. Ты отвернулся от меня. И хоть я понимаю, что ты имел на это полное право, я все же надеюсь, что когда-нибудь ты прочтешь это. Прости меня. Когда на шестом курсе Хогвартса ко мне в руки попала информация о крестражах, я не предполагал, к чему приведет меня эта погоня за бессмертием. Я был молод и глуп. Больше всего на свете меня пугали две вещи: смерть и безумие. Если все, что ты написал обо мне в будущем — правда, то, получается, что победив первое, я обрек себя на второе. Парадокс. Поверь мне, если бы я мог предположить, чем все это обернется для меня, я бы никогда не совершил ничего подобного. Ведь изначально я всего лишь хотел сделать мир волшебников лучше. Возможно, я был неправ. Возможно, мир еще не готов к столь кардинальным изменениям, но, клянусь тебе, меньше всего я желал развязать в магическом мире войну. Я слишком хорошо знаю, что это такое. Ты не обязан верить мне, Гарри. Тем более, ты не обязан меня прощать, но я хочу, чтобы ты знал — все мои слова честны. Если ты читаешь это, то знай, я поддерживаю тебя в твоем желании уничтожить того монстра, в которого я превратился. Я искренне хотел бы помочь тебе, но знаю, что от меня ты помощи не примешь, поэтому, прошу тебя, обратись к Альбусу Дамблдору. Я знаю, он сможет помочь тебе. Сможет защитить тебя… от меня. Спасибо тебе за все. Время, проведенное с тобой, было лучшим за всю мою паршивую жизнь. Прощай. Я верю, что ты будешь счастлив. Твой Том.» Слезы не просто текли, а катились градом по лицу, заставляя строчки плыть перед глазами. Гарри в который раз перечитал текст, вопреки обыкновению не исчезнувший после первого прочтения, и устало закрыл глаза. «Не верю, — отчаянная мысль стучала в голове набатным боем, отзываясь где-то внутри глухой тоской. — Не верю… Это какой-то план. Очередной обман, чтобы заманить меня в ловушку и убить. Как тогда, на первом курсе, или во время Турнира. Это все ложь. Ложь…» «… Если ты читаешь это, то знай, я поддерживаю тебя в твоем желании уничтожить того монстра, в которого я превратился…» «Монстр. Вот именно — монстр! Отвратительное чудовище, убившее стольких людей! Это он убил родителей, из-за него я до сих пор вынужден проводить каждое лето с Дурслями, он убил Седрика! Это все он! Том, Волдеморт, неважно! Подлая, лживая тварь, которая сделает что угодно, чтобы добиться цели, использует любые методы, будет давить на самое больное… «… я не смог. Как не смог и солгать, когда ты спросил меня об этом прямо. И за свою трусость я был наказан…» «Лжец! Если и сказал правду, значит это было выгодно! Значит так было нужно для воплощения какого-то дьявольского плана… Только какого? Что он выиграл, подтвердив, что является Волдемортом?» Гарри открыл глаза и уставился в окно своей спальни, за которым оранжевый свет фонаря равнодушно освещал спящую Тисовую улицу. Целых три недели он не решался достать из чемодана дневник и прочесть письмо Реддла, смутно надеясь, что оно исчезнет. Но когда, наконец, сдался, проиграв собственному любопытству или… да чем бы оно ни было… ровные чернильные строчки все еще были там. Такие честные, наполненные сожалением и раскаянием, выворачивающие душу наизнанку… И к своему ужасу Гарри вдруг почувствовал, что ему очень хочется поверить. Поверить, что его лучший друг, который уже стал почти частью его самого, тот, кому он открывал душу, на самом деле еще не превратился в безжалостного убийцу со змеиными красными глазами. Что тот Том, который писал это письмо, возможно, действительно раскаивается и жалеет, что его поступки привели к такому будущему. Нет. Нельзя поддаваться. То, что он сделал… сделает… такое не прощают. Такое просто невозможно простить. Осознание этой кристальной истины почему-то принесло облегчение. Гарри даже удалось расслабиться и сделать глубокий вдох. Взгляд медленно скользнул по исписанной странице. С другой стороны, он ведь может сделать вид, что поверил Тому. Может даже сказать, что простил его. А вдруг удастся вытянуть из него какую-нибудь полезную информацию, которая поможет победить… его? В письме упоминалось о каких-то крестражах, которые делают Волдеморта бессмертным, а что если попробовать расспросить Тома? Что если… Шариковая ручка неуверенно зависла над страницей.