Глава 5
Другие
Осень кончается Ничто не длится вечно Под контролем судьбы мы — Йосано Акико —
Йокосибахикари, префектура Тиба. <01:45 ночи
Снова тихая спокойная ночь, ничего особенного, чтобы звонить в районный центр, и только один заключенный (местный пьяница) храпел в обезьяннике. Полицейский Аои — всего неделю назад ему стукнуло двадцать два — зевнул и перелистнул страничку журнальчика с девочками. Он присвистнул, рассматривая блестящие груди Шизу-чан и задался вопросом, можно ли оставить пост на полчаса-час, пока он остался один в отделе. Его партнер, командир Кензо, ушел, чтобы еще раз обойти участок. Аои закатил глаза, когда пожилой мужчина заявил о своих планах. Хотя технически он оставался новобранцем, Аои не понимал, почему Кензо настолько дотошен во всех отношениях. В этом проклятом городе никогда ничего не происходит, за исключением пары пьяниц или мелких драк. Казалось, люди куда больше озабочены своими делами, чем тем, что творится вокруг. Аои считал, что в состоянии самостоятельно нести дежурство, а после прохождения стажировки стать настоящей ищейкой, держащей под контролем район. И все же Кензо — старик, по которому пенсия плачет, не собирался отказываться от своего поста. Он засиделся здесь с конца шестидесятых и постоянно упоминал о том, что является членом знаменитого клана Учиха. Аои всегда это смешило. Ему-то было известно, что большинство из них либо мертвы, либо застряли глубоко на севере в своем драгоценном Бьяку-Синкё, так что старик явно сошел с ума. Бедняга страдает от болезни Альцгеймера. Скоро он, наверное, будет утверждать, что является императором. Аои хмыкнул и перевернул еще одну страницу. Рука опустилась ниже, к растущем холму в штанах. У него будет достаточно времени на то, чтобы полюбоваться сосками Даски и полными грудями Киёко-чан, прежде чем внезапный взрыв разорвет его на части. ____Яназу, префектура Фукусима
01:45 ночи
— По… Пожар! — сдавленно прокричал кто-то. — Пожар! Глаза слезились, покалывали — их жгло, горло пересохло, с трудом удавалось вдохнуть. Кашляя, он попытался дотянуться до пожарной сигнализации и ударил по ней. Пронзительный звук отразился рикошетом от полицейского участка, что позволило нескольким его сотрудникам начать процедуру эвакуации так быстро, как это было возможно. — Кто-нибудь вызвал пожарных? — Я слышал сирену, они едут! — Господи Боже! Что случилось? — Черт его знает! Огонь быстро распространяется! — Это место взлетит на воздух с минуты на минуту! Эвакуировать грешников! Эвакуировать грешников! «Это не моя вина, не моя вина! Это не моя вина», — единственные слова, которые офицер Кёя мог выговорить, выбегая из здания. Он только спустился в оружейное крыло, чтобы осуществить ночную сверку боеприпасов. И уж тем более не ожидал увидеть клубы дыма, струящиеся из-за двери, а мгновением позже ее разорвало на куски взрывной волной. Было большой удачей, что он остался жив. Творящийся вокруг беспорядок лишь разрастался. И когда Кёя оказался на улице, чтобы вдохнуть свежий воздух, крики эвакуируемых грешников все еще раздавались в голове. Жители соседних домов свисали из окон, наблюдая за паникой и тем, как пожарные машины останавливались впритык к участку, чтобы приступить к тушению. Кёя понимал, что он был не в силах помочь. Огонь полностью захватил здание. Здесь больше никогда не будет полицейского участка и пристанища контролеров. _____Кенан, префектура Осака
01:45 ночи
Офицер Хигаши Шибито был реалистом. Будучи капитаном и контролером на протяжении последних двадцати лет, он был свидетелем великих неудач и побед своей работы. Ему приходилось иметь дело с настоящими ублюдками: похитителями детей и убийцам, теми, кто возводил грех в ранг культа. И никогда не чувствовал себя лучше, чем осуществляя надзор над больным извращенцами. Как отец двух маленьких сыновей — их фотографии занимали на столе отдельное место — он не мог представить, что кто-то другой станет невинной жертвой ублюдка. В животе крутило, когда он ступал на место преступления, где были найдены дети — некоторым едва исполнилось три — изуродованные и мертвые, до этого подвергшиеся сексуальному насилию. Да, Хигаши имел дело и с местной шпаной или случайными пьяницами, но когда дело доходило до больных извращенцев, он считал, что они недостойны встретить рассвет. Вздохнув, он захлопнул папку последнего грешника, ответственного за омерзительное изнасилование семилетних девочек-близнецов, чьи тела были найдены неподалеку отсюда около недели назад. Хигаши отлично помнил глаза раздавленной матери (она была безутешна), и стоическое выражение лица отца, застывшего от ужаса. А что же грешник? Сейчас он спал в одиночной камере, а завтра будет направлен в Бьяку-Синкё. В некотором смысле, Хигаши жалел, что оставался здесь, а не мог наслаждаться пытками проклятых грешников вплоть до самого Гудана. Но потом он смотрел на фотографию своей семьи и понимал, что есть причины оставаться здесь. Он женился на девушке, в которую влюбился еще в школе, создал семью и оставался верен ей. Теперь Хигаши был счастлив. Счастлив и удовлетворен. Осталось всего два года, прежде чем он повесит форму на вешалку. Выход на пенсию при подобных условиях не казался таким уж отвратительным. С нетерпением Хигаши грезил о лениво тянущихся днях на борту рыболовного судна у берегов Окинавы. Внезапно зазвонил телефон и офицер бессознательно к нему потянулся. Ожидая, что это будет очередной патрульный с отчетом, Хигаши был приятно удивлен, когда услышал голос жены. — Ты еще долго? — спросила она сладким голоском, который всегда вызывал у него улыбку. — Еще пару часов, милая, — он откинулся на спинку стула. — Меня ждет еще ворох бумаг. — Ты же знаешь, я скучаю, — прошептала она. — И я по тебе скучаю, но скоро буду дома. Обещаю. — Не забудь купить соус для супа, когда будешь проходить мимо магазина, ладно? — Это ты мне? Я что, мальчик на побегушках? Ее смех заставил тепло и любовь разлиться по телу. Хигаши посмотрел на часы, желая как можно скорее вернуться домой и залезть с ней под одеяло. — Я люблю тебя, Хигаши, — смущенно прошептала она. — Мы все любим тебя. Он никогда не лил слез, но чувствовал, как застучало сердце от переполнявших эмоций. Вряд ли Хигаши когда-нибудь привыкнет. — Я тоже люблю тебя, Мияки. И скоро мы снова увидимся, договорились? Внимание было отвлечено стажером, постучавшим в дверь. Хигаши жестом позволил войти. Сбросив звонок, он наконец заметил сверток в руках парня. — Посылка? — с любопытством подняв бровь, спросил Хигаши. — Кто-то оставил у дверей участка, — последовал задумчивый ответ. — Я спрашивал, видели ли того, кто мог положить сверток. Но, кажется, они не знают. — Хм-м, — протянул Хигаши и подготовил руку. — Тогда давай посмотрим. Возможно, всего лишь работа ленивого курьера. Клянусь, этим логистическим компаниям пора задуматься о смене кадров. Молодой парень — на вид ему было около восемнадцати — неловко улыбнулся и посчитал, что наверное должен остаться в комнате. С другой стороны, нахождение в одном помещении с начальством всегда было весьма нервным. Хигаши осмотрел коробку. Тот, кто упаковывал посылку, был не слишком хорош в своем деле. Оберточная бумага съехала, а бечевка прорвала углы. Различные штампы по бокам говорили о том, что посылку пересылали из места в место, а адрес отправления и вовсе не найти. Здесь даже не было имени получателя. Тогда кто?.. Пиздец! Пиздец! Пиздец! За последние годы он расслабился, и столь нелепая ошибка наконец настигла старика Хигаши. Он должен был почуять подвох в тот самый момент, когда мальчишка вошел в кабинет. В заключение — едва слышно из коробки донесся щелчок. По крайней мере, у Хигаши Шибито была возможность вспомнить о семье. Мне так жаль, Мияки. Вряд ли я смогу вернуться домой после… ______ Если верить десятичасовым новостям, то… «… включая последний взрыв в Мейва, зарегистрировано десять случаев взрывов и поджогов, совершенных по всей стране. Каждый теракт произошел в полицейском участке, но понять мотивы так и не удалось. Происшествия не обошли стороной и Генерал-Суперинтендента (прим.пер. — управляющая должность в ряде религиозных церквей, примерно соответствует архиепископу). В заявлении, сделанном ночью членом правящего Совета Шимура Данзо, говорилось, что он лично возьмет расследование под контроль, чтобы поймать террористов. Патрули увеличены вдвое, приняты дополнительные меры предосторожности. Все подозреваемые доставляются для допроса. Поступает достаточно много ложных сообщений, однако виновники до сих пор на свободе, а преступные группировки не желают брать ответственность за нападения. В результате терактов, более ста сотрудников полиции были ранены или убиты. Горожане серьезно обеспокоены за свою безопасность… _______ Хаку Зная распорядок дня своего хозяина, он терпеливо ждал — уже целый час господин Саске читал святые письмена, оправдывая свои действия. Его господин может быть достаточно упрямым, даже если сон привел его в эту комнату. Хаку смотрел на то, как молодой господин читал в течении нескольких часов. А когда предрассветные сумерки порозовели за окном, то Саске уже клевал носом от усталости. Но он заставлял себя бодрствовать, буквально хлопая себя по щекам и пытаясь вновь сосредоточиться на свитках и книгах, лежащих перед ним. Это было так мило — видеть хозяина в столь уязвимом и человечном положении. Только подумать, господину Саске тоже может быть нелегко. Хаку знал, что закрываясь в своих покоях, Саске совсем не похож на нелюдимого и безжалостного капитана, каким его знали и боялись абсолютно все. Ну, почти все. В одиночестве Саске становился умиротворенным и спокойным. Он с удовольствием слушал, как Хаку играл на сямисене или включал классическую музыку по радио. И хотя у господина была возможность смотреть телевизор, тот не желал этого. Саске казался расслабленным вдали от работы и своего кабинета, но не настолько, чтобы полностью отказаться от обязанностей. А еще Хаку мог слышать искренний смех Саске или видеть настоящую теплую улыбку, а не садисткую усмешку наслаждения или торжества. И все же, той ночью, когда Хаку сделал массаж… он видел ту часть господина, которую никогда не видел раньше. Реакция тела на прикосновения слуги (а Хаку видел, насколько сильным был оргазм) была ответом на заданный ранее вопрос. «Думаешь, я бессердечный?» Это было необычно и заставило задуматься. Его господин пожелал узнать мнение какого-то слуги, который был всего лишь вещью или орудием, что использовалось по желанию. И казалось, что Саске не видел в нем ничего кроме. По крайней мере Хаку хотелось верить в это большую часть своей жизни. Его личность должна отойти на второй план, пока он будет угождать в меру своих способностей. Так пожелал Лорд Орочимару, наставлявший его после прибытия в Бьяку-Синкё почти тринадцать лет назад. Осиротевший в совсем юном возрасте (родители были убиты случайными ронинами, что подожгли их маленький дом в деревне), Хаку молил о смерти. Каждый день был борьбой за выживание. Он рылся на помойках, охотился на крыс, воровал или выпрашивал у прохожих еду. Спал в заброшенных зданиях или подъездах, а в морозы забирался в конюшню, чтобы улечься между колючих и жирных свиней, а если везло, то постелью становилось сено в лошадиных стойлах. Как и на большинство других детей-сирот, на Хаку обращали внимание лишь когда он попадался под ноги или становился объектом издевательств старших детей (или взрослых), которые наслаждались страданиями. Он был тихим ребенком, почти не разговаривал, а если и позволял себе это, то никогда не повышал голос и не перечил, несмотря на то, как сильно его мучили. Хаку часто убегал, пока в него, голого и плачущего, летели камни и палки. Иногда его оставляли умирать без сознания, насытившись издевательствами над ребенком. Тогда Кимимаро и нашел его. Обмороженного и едва живого в сугробах на окраине города. Выпадая из сознания, Хаку едва слышал звук шагов на свежем снегу, пока над ним не остановились. — Подох? — нетерпеливо выплюнул незнакомец. — Какого хрена мы должны подбирать каждую дохлую крысу, Кимимаро? — Простите, Лорд, но… — черный ботинок едва коснулся Хаку. — Кажется, этот жив. Громко заржала лошадь, и человек спешился. Хаку не знал, кто они… на самом деле, это было не важно… все равно… ему всего лишь хотелось выжить. Найти выход из этого ада, найти спасение… хоть где-нибудь. — Это девчонка! — раздался низкий голос, преисполненный презрения. Снова толкнули тело, на этот раз с большей силой. — Никаких женщин в Бьяку-Синкё. Я уже говорил. Идем. Нет… пожалуйста… не оставляйте меня… — Что за… — Кимимаро остановился, ощущая, как край его хакама зацепился. Он посмотрел вниз и увидел бледную тонкую руку, дрожащую, но плотно сжавшую ткань. — Пожа… — попытался Хаку, он действительно пытался сформировать обмороженными губами слово, но это было невозможно. Слезы навернулись на глаза. Все болело, а кровь нашла выход в нескольких местах. Он ведь был даже не в силах бежать за ними. Эти люди, без сомнения, были важными фигурами, по крайней мере один из них — офицер, и в отличие от простецких черных мундиров, что ходили по городу, этот имел высокий ранг. — Чего ты мешкаешь? — раздраженно спросил второй незнакомец. — Она не дает уйти, мой Лорд, — ответил Кимимаро и слабо пожал плечами. — Возможно, мы сможем найти для нее применение… — У меня не ебаный детский дом! — Но, мой Лорд… Орочимару многозначительно выдохнул, покачал головой и снова сел на коня. — Клянусь, Кимимаро, когда-нибудь ты станешь причиной моей смерти. Я думал, что сострадание стало чуждым тебе. — Прошу прощения… — Побереги слова для другого дня. А пока я не хочу даже видеть эту мелочь. Она под твоей ответственностью. Понял? — Да, мой Лорд. — У тебя есть месяц. А потом она уйдет. Конь недовольно заржал и, после резкой команды наездника, умчался, оставив позади клубы снега и Кимимаро, что рассматривал новичка. — Ну… теперь здесь только ты и я, — произнес седовласый мужчина, а потом снял с плеч шинель и обернул ей обмерзшее тело Хаку, чтобы после поднять его. — Кожа да кости, — пробормотал он себе под нос. — Для начала, тебе нужна хорошая еда, а потом… потом посмотрим, что с тобой, черт возьми, делать. Потребовалось почти два дня, чтобы Хаку пришел в себя, и Кимимаро делал все, что мог бы сделать любящий отец. Вспоминая, Хаку понимал, что это была та сторона мужчины, которая претила Орочимару и которую тот не желал признавать, или же действительно не знал о ее существовании. В то время Хаку пообещал умереть за офицера с красивым лицом. Его жизнь принадлежала Кимимаро, хотел тот принять ее или нет. В тот же момент — когда его наконец отнесли в ванную — была выявлена и половая принадлежность. — Тебе повезло, — с улыбкой произнес Кимимаро, проведя пальцами по длинным волосам Хаку. — Думаю, мы сможем уговорить Лорда Орочимару оставить тебя. Вымытый, накормленный и отдохнувший, Хаку был представлен Орочимару по истечению месяца. И мужчина был счастлив. Хаку был не против, когда его придирчиво осматривали, словно бракованный товар, и не обращал внимания на дьявольский блеск в змеиных глазах. Он просто был счастлив, что его приняли и «любили». — Ты очень красивый мальчик, — касаясь щеки, тянул Орочимару. — Но пришло время познакомить тебя с кое-кем. Он мог бы тебе понравиться. Этим «кое-кем» оказался господин Саске, который в это время тренировался в додзё. Восьмилетний мальчик противостоял противнику старше. Уже тогда было видно, что навыкам Саске позавидовали бы некоторые воины. Он был юн, но скорость была поразительной. Изящно Саске уворачивался от наносимых ему ударов. Хаку затаил дыхание от страха (и, возможно, от ревности), узнавая в соперниках своего Господина и Учителя. — Взгляни, Саске-кун, — со снисходительной улыбкой произнес Орочимару, подталкивая Хаку (который смиренно опустил голову). — Я привел тебе новую игрушку. Его зовут Хаку. Разве он не прекрасен? Смущенно Хаку поднял взгляд, но поморщился от фырканья мальчишки перед ним. Тот был мокрым от пота и явно не в настроении общаться с Орочимару. Саске с отвращением поморщился, прежде чем категорично ответить: — Я не нуждаюсь в игрушках. И снова натянул защитную маску на лицо, чтобы после легкого поклона Орочимару трусцой вернуться к сопернику. Хаку попытался скрыть свое разочарование и боль от того, как просто отказались от него. Орочимару похлопал его по плечу. — Саске всегда такой. Неблагодарный ребенок. Но скоро… — он внимательно посмотрел на Хаку. — Хочешь научиться парочке трюков? — Мой… Мой Лорд? — Если ты хочешь остаться в Бьяку-Синкё, то тебе следует научится драться. Так что… какое оружие выберешь? Меч или пистолет? Хаку с трудом сглотнул и украдкой взглянул на Саске, что управлялся с боккеном с такой легкостью и грацией, на которые приятно было смотреть. — Ме… меч, — наконец прошептал Хаку. «Хочу стать похожим на него, чтобы быть сильным, как он. Чтобы когда-нибудь меня тоже уважали ». — Меч, значит, — задумался Орочимару. — Что ж, у меня есть один учитель. — он тут же щелкнул пальцами: — Доставить мальчишку Момочи Забузе! Момочи Забуза. Это стало началом дружбы и отношений, которые длились достаточно долго. Признаться, первое впечатление вызвало у Хаку только ужас, к тому же из Забузы был не слишком терпеливый учитель. И все же, он знал, что многим был обязан учителю и их дружбе. Хаку смог не только усовершенствовать навыки тайдзюцу и научиться обращаться с мечом, но и стал искусно обращаться с другими видами оружия, включая метательные ножи, ставшие его личными фаворитами. И хотя Забуза был не слишком-то разговорчивым, он слушал и, казалось, был не против бесед во время отдыха между тренировкам. Именно Забуза оказался рядом, когда начали творится «иные вещи». Впервые «иная вещь» случилась тогда, когда Хаку ее не ждал. Все, что он понимал, так это подготовка к чему-то важному. Его учили как правильно носить женские кимоно, как правильно играть на сямисене, а также как правильно развлекать гостей, приглашенных Орочимару. Обычно Хаку игнорировал похотливые взгляды в спину во время обслуживания пожилых мужчин на званых вечерах или во время традиционных танцев. В тринадцать, ему и десяти другим мальчикам, достаточно похожим на него (а значит достаточно миленьким), часто приходилось заниматься подобным. Так продолжалось до тех пор, пока Хаку не оказался в отдельной комнате с одним гостем, и тогда он осознал свою новую роль. Хаку не мог достоверно вспомнить все произошедшее той ночью, но знал, что проснулся с необъяснимой болезненностью меж ягодиц и в промежности. Он почти закричал при виде крови, что до сих пор сочилась из ануса, но, превозмогая себя, принял душ. Орочимару похвалил за отлично проделанную работу, и наивный и доверчивый Хаку искренне уверовал, что поступает правильно. Но Забуза совсем так не думал. Мужчина встряхнул его за плечо, повторяя, что он болван, раз позволяет Орочимару использовать его. — Ты просто секс-игрушка для его больных дружков! — кричал Забуза после очередной изнуряющей ночи. — Ей и хочешь остаться до скончания своих дней? Быть игрушкой для Орочимару и его прихвостней? — Но… но… «Это единственное, в чем я хорош», — убеждал себя Хаку. Он лежал на матрасе, пока тело сотрясала дрожь и слезы унижения и боли, скопившиеся за время долгой ночи. А что, если Забуза был прав? Неужели так будет всю жизнь? Быть сосудом для фрустрации этих людей? С каждым толчком, с каждой каплей отвратительной спермы, он чувствовал как что-то человеческое умирало. Учитывая все обряды очищения, что он проходил, Хаку чувствовал себя нечистым… запятнанным… испорченным. Он помнил, как плакал в объятиях Забузы, когда однажды ночью они забрались на крышу и смотрели на прекрасный пейзаж. Должно быть, у Хаку вырвались слова о желании умереть или убить себя, или оградить себя любым другим способом, но его заткнули поцелуем… первым настоящим поцелуем, не хлюпающим от слюны, без вялого языка, толкающегося в горло. Любил ли он Забузу? Хаку не был уверен. Но он знал, что быть с ним куда лучше, чем с любым из ублюдков. Хаку приходил к нему, чтобы найти утешение в покоях Забузы, после того как исполнял свои «обязанности» перед Лордом Орочимару, получая удовольствие от сильных рук, что никогда не причиняли боль. И оба понимали, что подобные отношения должны были держаться в тайне, пока Забуза вдруг не получил отдельное поручение. — Это потому, что он узнал о нас, — произнес Забуза, пока Хаку отчаянно прижимался к нему. — Он избавляется от всего, кто ему мешает. — Ненавижу его, — шепотом, с искренней злобой признался Хаку. Забуза засмеялся и мягко приподнял подбородок парня. — Тогда, добро пожаловать. Ты не единственный, кто желает видеть его кишки, растянутые по полу. Но для начала надо найти кого-то с такими яйцами, чтобы не боялся подойти к нему… поэтому подожди немного. Подождать? Но сколько? Сколько им всем придется ждать? Хаку не был уверен, что этот день когда-нибудь наступит, но знал, что что-то происходило… что-то, что вскоре переломит ход истории. Возможно, дело в том, что Забуза разговаривал с Саске-сама на другой день? Когда Хаку поймал его взгляд, то в нем не было страха за будущее… было что-то иное в черных пронзительных глазах. У Забузы были секреты, которыми они делились, и именно по этой причине прохладным вечером Хаку спешил к его двору. Он должен был ждать, пока офицеры уснут, а Забуза не покинет покои. В противном случае, их бы заметили, и Хаку потерял бы друга и партнера. — Стой! — внезапно окрикнули его, и Хаку едва не задохнулся от нарастающей паники. — Кто ты? Он закутался в толстый шарф, скрывавший голову, шею и нос со ртом. И все же, пришлось приоткрыть лицо, чтобы показаться сторожевому, охранявшему восточный блок. — А, Хаку-сан, — расслабившись, поприветствовал мужчина. — Что привело вас сюда в столь поздний час? — У меня сообщение для сотрудника Фудо, — солгал Хаку и показал тыльную сторону свитка в рукаве кимоно, который на самом деле был пустым. — От Саске-сама. Это срочно. При упоминании имени своего начальника, сторожевой напрягся и отдал честь, отходя в сторону. Это никогда не переставало удивлять Хаку, как одно упоминание о Саске могло вызывать подобную реакцию. Он поблагодарил счастливую звезду (одну на миллион в его жизни), что Саске выбрал его в качестве своего слуги. Хаку никогда не знал истинных причин, по которым Саске принял подобное решение. Это случилось, когда Господину исполнилось восемнадцать и Лорд Орочимару устроил большое празднество в честь этого. Было много шума, банкетный зал был украшен лучшими шелками, драгоценными побрякушками, на столах красовались небывалые фрукты и вина, танцоры и музыканты прибыли из самой Индии, а торт был настолько большим, что им можно было накормить всех полицейских и контролеров. И несмотря на это, среди приглашенных были лишь офицеры и несколько друзей Орочимару. Никого возраста Саске, и никакой речи о друзьях, с которыми бы можно разделить праздник. Несмотря на шелковое кимоно, в которое был одет юный Господин (еще один подарок Орочимару), и то, что он выглядел ослепительно, Саске абсолютно не ощущал радости. Хаку помнил, как молодые юноши дефилировали перед Саске, что должен был сделать выбор. Согласно пожеланиям и вкусам самого Орочимару, мальчики были юны, красивы и податливы. — Ты стал мужчиной, — взмахнув рукой, произнес Орочимару. — И тебе нужен кто-то, кто будет помогать с ежедневными делами. Я знаю, что ты привык делать каждую мелочь сам, мой мальчик, но поверь мне… иметь слугу очень важно. А теперь… — он пососал кончик клубники, тарелку с которой подал Хаку, и, встретившись взглядом с молодым Господином, одарил его скромной улыбкой. — Выбери одного или двух. Мне не жалко. «Откажись ото всех», — втайне молился Хаку, хотя подобная мысль претила его воспитанию. Вряд ли Саске посмотрит в его сторону. Тогда, в додзё, между ними произошел самый длинный разговор за последние десять лет. Так отчего Хаку должен предположить, что Саске выберет его? — Кого угодно? — Саске надменно растянул слова. На его губах заиграла странная улыбка. Хаку не смог сдержать смущения, когда тяжелый взгляд скользнул по нему. Он опустил глаза, сильней сжал блюдо в руках, стараясь ничего не уронить на пол. — Кого пожелаешь, — ответил Орочимару. Даже он не мог сдержать своего наслаждения в этот момент. Орочимару смотрел на нетерпеливо переминающихся мальчишек, желающих быть избранными. А кто не хотел бы? Это был господин Саске, известный, уважаемый первый капитан и боец в Бьяку-Синкё. Быть его слугой большая честь. — Тогда я выберу… — Саске сделал паузу, чтобы еще раз осмотреть смущенных кандидатов, мнущихся перед ним, а потом издал вздох (словно ему надоело играть) и бамбуковыми палочками для еды показал на юношу, стоящего на коленях перед Орочимару: — Его. Орочимару, похоже, был в смятении. Хаку тоже не понимал, что происходит. Он даже покосился, чтобы убедиться, что рядом никого не было. Все правильно, никого. Хаку поднял взгляд. Саске действительно смотрел на него. Орочимару выпрямился в кресле, в глазах появился интерес. — Хочешь Хаку? — переспросил мужчина, словно сомневался в выборе. Саске пожал плечами. — Ты сказал, что я могу выбрать кого угодно. Или все же есть исключения? — Мне казалось, тебя не интересуют игрушки. Лицо Саске вспыхнуло из-за грубости, проявленной много лет назад, но взгляд выражал уверенность в выборе. Было ясно, что он не отступится. — Ладно. Можешь забрать Хаку, хотя я и буду скучать по нему, — сдался Орочимару, едва потрепав слугу по волосам, словно тот был котом. — Он подарил мне много прекрасных ночей. Хаку был бы счастлив, если бы земля под ногами разверзлась и он провалился бы в самые недра. То, как Орочимару обозначил, что слуга уже «был использован», наверняка снизило ему цену, а значит господин Саске мог пожалеть о своем выборе. Он желал доказать свою полезность. С этими мыслями Хаку неуверенно стоял на коленях перед дверьми спальни нового хозяина и был ошеломлен коротким ответом юноши. — Я не как они, — заявил Саске. — Так что можешь быть уверен, что твое тело больше не будет запачкано. Ты мой слуга, но только для повседневных дел, не больше. Если что-то потребуется, дам знать. Хаку не хотел, но слезы благодарности навернулись на глаза. Плакать перед новоиспеченным Господином непозволительно, но он не мог остановиться. Впервые с тех пор, как Забуза заступился за него (и когда Кимимаро отстоял его право на жизнь), появился кто-то видящий в нем не только вещь. И точно так же, Хаку поклялся отдать жизнь за него, становясь тенью Саске. Ему нравилось быть правой рукой Учихи на ежедневной основе, даже учитывая, что хозяин мало разговаривал и часто выходил из себя. Больше года они постоянно были вместе, и Хаку узнал так много (а еще больше осталось непознанным) о молодом человеке, которым безмолвно восхищался долгие десять лет. Он видел ту часть Саске, которую никто не способен понять, и боль, когда шептались за спиной работники или усмехались служащие. Нахождение в прохладе Восточного блока всегда вселяло страх в Хаку. Тут была усиленная безопасность по сравнению с остальными зонами, и когда охранник открыл двери, что имели десятки замков, ведущие в сырое подземелье, Хаку вздрогнул и помолился, чтобы никогда не закончить в подобном месте. Восточный блок, проще говоря, представлял собой камеру пыток. Катакомбы, начиненные изощренными устройствами и методами получения информации, способные оборвать любую человеческую жизнь. Они не дошли до первого уровня, а в нос Хаку уже бил смрад боли, страданий и смерти. Он слышал приглушенные крики агонии из глубины подземелья — признак того, что еще один грешник проходил обряд очищения. Здесь было зябко, и Хаку сильнее укутался в шарф. — Офицер Фудо скоро придет, — сказал стражник, когда они остановились на пятом уровне. Всего уровней было десять, они спускались все глубже. Последний был наполнен грешниками, ожидающими Гудан. Хаку слышал страшные истории о том, через что проходили там грешники, и знал, что подобное не должно происходить ни с кем из живых. — Вы можете подождать здесь или… — Эмм… не подскажете, в какой камере Момочи Забуза? Полагаю, его доставили сюда пару дней назад? — затаив дыхание, спросил Хаку. Он видел, как удивленно изогнулись брови стражника, но ведь он был личным посыльным Саске-сама… Кто он, чтобы лезть не в свое дело? — Момочи Забуза направлен на уровень ниже, — наконец ответил стражник. — Спустись по лестнице, и первая камера справа. — Благодарю, — Хаку почти поклонился, но тут же вспомнил, что стражники были ниже по статусу. Он спиной ощущал, как его изучают, пока неровные каменные ступеньки исчезали под ногами. Сердце застряло в горле, а сдавленные крики не выходили из головы. В голову лезли мысли о том, что то мог быть Забуза, но что-то заставляло сомневаться. Но все равно его бросило в пот. Скрывшись из поля зрения стражника, Хаку почувствовал, что снова может вдохнуть спокойно. Здесь были свои охранники, но они, казалось, были слишком увлечены игрой в карты и не слишком-то интересовались тонкой фигурой, что как можно незаметнее проскользнула мимо. «Первая камера справа. Первая камера справа. Первая камера справа», — отчаянно повторял Хаку. Трудно было сказать, что считалось камерами, ведь решетки были врезаны прямо в стенки пещерок. Приходилось затыкать нос, проходя мимо. Фекалии, кровь, моча и зловоние гниющих ран заставляли подступать тошноту. Хаку бы прошел мимо человека, которого искал, если бы не знакомая хрипотца в голосе. — Хаку?.. Забуза-сан!.. Хаку обернулся и прижался к решетке позади. Навернулись слезы от бессильных попыток увидеть во тьме фигуру мужчины, что был ему другом и любовником. Было практически невозможно что-либо рассмотреть, факелы с коридора почти не давали света. Когда глаза привыкли к тьме, то Хаку едва не задохнулся от вида человека, чье хорошо сложенное тело видел не единожды. Это была лишь тень некогда гордого офицера. Забуза был с ног до головы в запекшейся крови из-за порки — один бог знает, сколько ударов было нанесено — полоски кожи буквально свисали. Скулы впали, веки едва поднимались из-за непрекращающихся побоев. Нос и губы были перебиты и кровоточили. Когда Забуза пытался говорить, это приносило нечеловеческие страдания. Хаку не верил своим глазам. Руки, вцепившиеся в стальные прутья, дрожали от рыданий, звучавших в относительной тишине. — Забуза-сан… — простонал Хаку. Он хотел протянуть руку, чтобы прикоснуться к мужчине, но на том не было живого места. — Что они сделали с тобой? Забуза, что лежал ничком на земляном полу, едва смог поднять голову и горько усмехнулся. Участившееся дыхание выдало боль, которая сводила того. — Твой Господин сделал это со мной, помнишь? — Забуза пытался шутить, но его лицо приняло ужасное выражение, заставившее содрогнуться. — Человек, которому ты служишь… сделал это. Саске-сама… Хаку был раздавлен. Его верность Саске была непоколебимой, и все же видение, что Забуза был в подобном состоянии, заставляло ощущать гнев из-за несправедливости наказания. Неужели Саске-сама действительно сделал это? — Скорее всего, я подохну здесь, — прохрипел Забуза, и Хаку уже наполнялся горем, зная, что не сможет вынести подобного. — Нет, не умрете, — жестко пробормотал Хаку. — Вы скоро покинете это место. Вы должны выжить, Забуза-сан. Помните, вы обещали вытащить меня отсюда. В один прекрасный день, я наскучу Саске-сама, и что потом? Куда мне идти? Вы нужны мне, Забуза-сан. — Прекрати, — тут же оборвал Забуза, но было ясно, что сказанное тронуло его. Пускай глаза были почти закрыты, было сложно не увидеть тоску в них. — Перестань реветь, Хаку. Они не должны застукать нас вместе, помнишь? Слуга мог только всхлипывать и тихо кивнул в знак согласия. — Кроме того, я действительно не понимаю, зачем ты пришел сюда… ко мне… вот так… — Я должен был увидеть вас… — Тогда ты полный дурак. — Мне не важно. Забуза приподнял голову, чтобы взглянуть на юношу, который был так близко, но так далеко. Он ненавидел слезы Хаку. Они раздражали его, но и разбивали сердце на миллионы частиц. Если бы когда-то порыв чувств не заставил его повернуть не туда, плакал бы Хаку? Забуза попытался подползти поближе — всего лишь коснуться прекрасного лица, прежде чем жизнь покинет его тело. Только это заставляло цепляться за жизнь. Но сначала… — Я должен тебе кое-что рассказать, — прошептал Забуза. Он преодолел еще пару сантиметров и остановился, делая перерыв. Силы покидали с каждой минутой. — Наклонись ниже, Хаку. Тот сделал то, что от него требовалось. Затаив дыхание, Хаку наблюдал, как Забуза усилием воли снова принялся ползти к нему. — Сколько здесь стражников? — Два, — ответил Хаку. Забуза кивнул и опустил подбородок, переводя дыхание. Когда он говорил, Хаку приходилось напрягать слух, чтобы уловить все, что было сказано. — Революция… начинается, — кажется, именно это произнес Забуза. Он облизал кровящие губы и, напрягаясь, продолжил: — По всей стране… они начинают восстание против контролеров… против Орочимару и его правил. — Что? — Хаку был сбит с толку. Он не понимал, о чем говорил мужчина, ведь всегда держался как можно дальше от политических интриг. — Послушай, — нетерпеливо прошипел Забуза. Он поднял голову, и в этот раз взгляд горел решимостью. — Это всего лишь вопрос времени, прежде чем они вернутся за его головой… и того, кого ты называешь своим Господином. Он слишком глуп, чтобы понять, что творит. О чем он говорит? И кто-то хочет убить Саске-сама? По… Почему? — Передай ему, чтобы он осторожней ходил по ночам, — задыхался Забуза. Он едва мог разговаривать. — Ты должен защитить этого сукина сына, чертового ублюдка. Есть люди… там… те, кто хочет… хочет всё разрушить… мы… мы боремся за очищение. Речь путалась. Хаку смертельно беспокоился о том, что он сумел разобрать. Стражники приближались, а значит их время истекало. — Забуза-сан… — в отчаянии зашептал он. — Пожалуйста, выживите. Прошу вас. Я сделаю все, о чем вы просите. Я поклялся быть щитом Саске-сама и защищать его, но и вы сдержите обещание — выживите. Пожалуйста. — Кто здесь? — раздался грубый окрик, заставивший Хаку вскочить на ноги. Прикрыв рот и нос, опустив взгляд, он ждал встречи со стражниками. — Кто ты? — пролаял второй, замерев, когда Хаку поднял голову. — Ах, прошу прощения, Хаку-сан. Что вы здесь делаете? — Искал офицера Фудо, — солгал Хаку. — Офицер Фудо на своем посту. Может, нам что-то передать ему? Хаку бросил быстрый взгляд на камеру Забузы и почувствовал, как екнуло сердце от слабого звука оттуда. — Нет, — наконец хрипло ответил Хаку, чувствуя небывалую тяжесть в груди. — Вы ничего не можете сделать. Совсем ничего. ______ Шикамару. — Привет. В ответ раздалось фырканье. — Наконец-то ты дошел до меня, — патлатый протянул руку. — Сигарету? — Не возражаю. Он вытянул из пачки сигарету, зажал замерзшими губами, и огонек осветил лицо пожилого мужчины. Знакомый привкус никотина разлился во рту, и он выдохнул с облегчением клуб дыма. — Холодная ночь, — сухо заметил спутник. Дымок струился от кончика сигареты. Уголек рисовал очертания губ. — Зима. — Хн. Они замолчали, наблюдая, как раскачиваются ветки от ночного ветерка. Бьяку-Синкё был особенно красив под бледным светом луны. Тишина окутывала, прерываясь редкими криками пары стражников, патрулирующих территорию, или случайным шелестом листьев от порыва ветра. Шикамару стряхнул пепел и подтянул колени к груди. Он угрюмо взирал на вершины гор и думал о той, что оставил вдали. — Как она? — наконец тихо спросил он. — Хорошо. Куда лучше, чем в прошлую нашу встречу. Доктора говорят о скорой выписке. Вопрос решится в течении месяца. Шикамару чувствовал, как с сердца свалился груз. Он прикрыл веки на пару мгновений, чтобы собраться с мыслями. — Сколько у тебя сегодня? Шикамару порылся в кимоно и вытащил мятые купюры. — Оплата за прошлый месяц. Вряд ли этого хватит, я понимаю. Но это лучше, чем ничего… не так ли? Спутник принял деньги и что-то пробурчал под нос. Кивнув, он спрятал оплату в юката, а потом тяжело вздохнул. — Даже монетка лучше, чем ничего. Она все еще помнит о свадьбе, ты ведь в курсе? Нара смутился. — Да… как только выйду отсюда, то первое, что мы сделаем, это поженимся. — И сколько еще, с их-то слов? Он поковырял ботинком черепицу кирпичного цвета. — Год. Еще целый год в этой помойке, и я наконец освобожусь. — Хех, по крайней мере, ты выйдешь живым. Можно позавидовать твоей удаче. — Так-то так. Напомни мне больше никогда не связываться с Синдикатом. Искренний глубокий смех Асумы было тяжело унять. Он скинул пепел, а потом покосился на Шикамару. Тот, казалось, был не слишком доволен затронутой темой, и улыбка во взгляде Сарутоби ему явно не понравилась, раз он добавил «да пошел ты». — Кстати, я тут увидел кое-что интересное на днях. Кое-что, связанное с твоим преступлением. Шикамару выгнул бровь, но промолчал. Не дождавшись вопроса, Асума тихо продолжил. — Примерно неделю назад поступил новый грешник. Светлые волосы… голубые глаза… — Узумаки Наруто, — быстро добавил Шикамару, заставив Асуму моргать от удивления. — Ох? А он так популярен? — Не совсем, — последовал осторожный ответ. — Последние два дня он провел в Восточном блоке, не так ли? Гниет в темнице. Бедняга. Он даже света белого не видел, кроме того осмотра. — Хм-м. — Что? — Тебе он не показался… странным? — В каком смысле? То, что он слишком много болтает, если ему дать возможность? Асума тихо и неуверенно посмеялся. На лбу появились складки от размышлений. — Эти шрамы на его лице… — Да… это достаточно странно… — Не помнишь рассказ о семье, с подобными шрамами? Старая история. Шикамару выглядел озадаченным. — Не уверен, что… — Слышал о Сенджу Синдикате? Синдикат Сенджу? — Боже, эти ребята были уничтожены много лет назад… Асума неопределенно пожал плечами и продолжил. — Верно. Их можно было назвать крестными отцами организованной преступности, о мой несмышленый друг. Если ты считаешь Бакуфу ублюдками, то ты не видел Сенджу во времена их расцвета. Они подмяли под себя всю Японию. На самом деле, их власть распространялась на Китай, Гонконг, Корею, США и даже наших соседей… Россию. Они контролировали всё. — Вау. — Действительно, их мощь поражает. — Но тогда как… В смысле, если они были так влиятельны… как их тогда смогли уничтожить? — Глава Синдиката Сенджу хотел «легализовать» свою власть… Чтобы получить уважение у простых предпринимателей, а не только у воротил теневого бизнеса… убийства, наркотики — именно это сделало их синдикат известным. Как ты можешь догадаться, это вызвало раскол внутри, породив распри между «хорошими» и «плохими». Уловил? Шикамару кивнул. — Так и вышло, те, кто захотел остаться в «тени», основали Бакуфу, надувшие тебя лет пять назад. А остальные… как это называют… канули в лету? — А что случилось с лидером? — … Его убили. Как и остальных, приближенных к нему. Много лет Бакуфу разыскивали всех, даже отдаленно связанных с Сенджу, и уничтожали их. Они боялись нового восстания, тех, кто подавит Бакуфу. В конце концов, им кажется удалось добраться до всех, но, полагаю, что наш новый приятель как раз из той семьи, что избежала преследований. — … Но в таком случае, разве они не догадались, что он был членом Сенджу, по его внешнему виду? — Пфф. Это война тянется с девятнадцатого века, Шикамару. Неужели ты считаешь, что нынешняя верхушка и рядовые якудза помнят о том, что случилось когда-то давно? Если бы кто-то из них потрудился поинтересоваться историей Бакуфу, то они бы наверняка узнали о десятках членов Сенджу со шрамами на лицах. Это диковинная вещь, о которой, похоже, помнят лишь мертвецы. Нара нахмурился. Если то, что Асума рассказал, было правдой, то юноша, что подвергался пыткам под толщей земли, истинный наследник самого могущественного и страшного Синдиката за всю историю Японии. Ебаный в рот. — Знаю, о чем ты подумал, — тихо сказал Асума. — Но спешу успокоить, что даже если бы это и было возможно, то кровь Сенджу настолько остыла, что вряд ли кто согласится поднять меч без весомой причины. Он может быть прямым наследником, но вряд ли станет устраивать кровопролития. И это было похоже на правду. Узнав Наруто со стороны, Шикамару не мог представить белобрысого дурачка в роли лидера якудза. Это было похоже на шутку. — Поэтому тебе надо стать его телохранителем, Шикамару. — А? — он поднял недоумевающий взгляд. — Какого черта? — Хочу попросить тебя позаботиться о нем. Не уверен, что Лорд Орочимару узнал о своем пленнике, но у меня есть предчувствие, что едва эта новость достигнет его, то он использует мальчишку в своих дьявольских планах. Так же… как использовал Саске все эти годы. — Как? — Прости, я и так слишком много тебе рассказал. Асума печально улыбнулся. Шикамару умирал от желания узнать больше, но Сарутоби поднялся на ноги, потянулся, зевнул и решил покинуть своего приятеля. На сегодня хватит. — Поспи немного, Шика-чан. — Прекрати меня так называть. Асума хихикнул и, протянув руку, мягко встрепал волосы обиженного парня. — Знаю, сегодня я и так вывалил на тебя слишком много информации. Но ты умный парень и поступишь правильно. Вздохнув, Асума посмотрел в сторону гор. Задумчивость отразилась на его лице. — Ветер меняется, Шикамару. Я слышу раскаты грома, это лишь вопрос времени. Нам надо самим позаботиться о своих судьбах. Шикамару открыл было рот, чтобы спросить, что Асума имел ввиду, но тот уже спускался по лестнице, чтобы вернуться в комнату. Он разве что махнул рукой на прощанье. Фыркнув от бессилия, Шикамару просидел на крыше, не двигаясь, еще около часа, потерявшись в догадках. Всего через год он хотел оказаться на свободе, чтобы вернуться к женщине, которую любил. Через год он хотел принести обет верности. Через год он хотел уехать так далеко от Бьяку-Синкё, как это только возможно. Он вообще был здесь по ошибке и понятия не имел, кто такой Наруто и за какую херню был заключен сюда. Перебрав с друзьями, они поспорили, что Шикамару заберется в ближайший дом и стащит какую-то безделушку. К сожалению, тот принадлежал босу одного из подразделений Бакуфу, и Шикамару пожелал оказаться в тюрьме. Избавленный от Гудана, он доказал, что трудолюбивый и раскаявшийся грешник (хотя должен был признать, что весь процесс был смехотворным). Шикамару держался особняком, выполняя указания, и те гроши, что удавалось заработать, отправлял в больницу, для оплаты лечения своей подруги, которая попала в аварию, когда направлялась к нему. За это время Асума стал подобием друга — возможно, все началось с того, как офицер стрельнул у него сигарету, и они проболтали до самого рассвета. Шикамару нравился мужчина, и он действительно наслаждался его компанией, особенно, когда они играли в сёги или го (в которые Нара постоянно выигрывал). Эти отношения сделали его существование в Бьяку-Синкё чуть более сносным. И все же, сердце тосковало по девушке и будущему, которое ждало их. Боже. Какая же заноза в заднице. Когда Шикамару уже спускался по лестнице, чтобы отправиться в рабочий квартал, он задумался над последним «заданием». Защищать Узумаки Наруто, который был (или не был) возможным преемником Синдиката Бакуфу, чистокровным Сенджу. Это может быть большой ошибкой. Возможно, то была игра генов, и Наруто случайно родился с подобными метками на лице, а значит они ошибались. Черт, да его просто могли поцарапать дикие животные! Только вот шрамы уж слишком «аккуратные» и идеально ровные, так что вряд ли ты найдешь таких особых зверей, Шикамару. И ты это прекрасно понимаешь. Он остановился, когда внезапный порыв ветра едва не сбил его с ног. Взгляд поднялся к полной луне, висевшей в небе над Бьяку-Синкё. Последние слова Асумы повторил ночной воздух, вызывая озноб. «Ветер меняется, Шикамару. Я слышу раскаты грома, и это лишь вопрос времени. Нам надо самим позаботиться о своих судьбах».