Глава 6. Тьма
Из болотных камышей Печальной птицы крик: Как будто вспомнила То, что забыть хотела. — Ки, но Цураюки —
Кап. Кап. Кап. Скриии-ип. Кап. Кап. Скрии-ип. Кап… Какой сейчас день? Кап. Кап. Кап. Скриии-ип. Кап. Кап. Скрии-ип. Кап… Какой час? Кап. Кап. Кап. Скриии-ип. Кап. Кап. Скрии-ип. Кап… Я бродил во тьме, прихрамывая и спотыкаясь о то, что не мог видеть. Путь казался бесконечным, я не знал, что ждет меня с новым шагом. Иногда я проваливался во тьму и тишину, закрываясь ей словно щитом, прячась словно в кокон. Это было моим единственным спасением от реальности, в которую я не желал возвращаться. Кап. Кап. Кап. Скриии-ип. Кап. Кап. Скрии-ип. Кап… В этой тьме я почти мог почувствовать себя человеком. Мог вспомнить счастливые моменты в жизни, например… например… например драгоценные часы и минуты с моей прекрасной Сакурой. Кап. Кап. Кап. Кап. Я снова улыбался тьме, вспоминая наше с ней время, видя слайды, мерцающие в голове словно кадры фильма. Вот мы идем в парк и едим ванильное и шоколадное мороженое. Она была так очаровательна в розовой курточке и черных джинсах: как кротко она выглядела, касаясь губами кончика моего носа, оставляя след от мороженого. Вот мы держимся за руки и размахиваем ими словно дети, гуляя меж витрин магазинов. Тогда у меня не было денег, чтобы тратить их. Сакура всегда говорила, что совсем не обязательно покупать что-то, но я был ее парнем, а значит был обязан ей. Кап. Кап. Кап. Скриии-ип. Кап. Кап. Придурок! Скрии-ип. Сладкая, сладкая Сакура. Каждый день я тоскую по тебе. Если бы я мог повернуть маховик времени, я бы сделал все, что мог. Все что угодно, лишь бы вернуть тебя… Где зад? Последовал низкий усмехающийся голос, прервавший блаженные иллюзии. С двойной силой меня возвращали в отвратительную реальность. Кап. Кап. Кап. Кап. Мне надо было возвращаться, как бы жестоко это не казалось. Ресницы распахнулись, мир плыл волнами от головокружения. Я тут же сомкнул веки, стараясь сосчитать до десяти, прежде чем снова попытаться взглянуть на мир… куда медленней, чем в прошлый раз. И я плыл. Нет, не буквально…, но ноги, казалось, не касались земли. Звук капающей воды, казалось, пропитал все мысли и чувства, притупляя ощущение себя. Кровь. Моя кровь, если точнее. Она стекала с ног (спины? ступней? кто знает) на пол от малейшего шевеления. Внизу образовалась небольшая лужа. Сколько времени пройдет, прежде чем я полностью отрублюсь? Аааа, точно. Кажется, я вспомнил, что случилось. Я свисал с какого-то устройства, прикрепленного к своду пещеры, что объясняло полную бесчувственность рук. Воспоминания возвращались. Я очнулся в неведомый час в своей клетке, где мне завязали глаза, и гребаные охранники потащили меня бог знает куда. Юката цеплялось за камни, срываясь с меня, пока полностью не осталось на полу. Запястья резко связали толстыми веревками, больно впившимися в плоть, заставляя поднять их над головой. Я слышал скрип катушки и медленно отрывался от земли на вытянутых руках. Должно быть, эти мудаки вывихнули мне что-то, ведь я слышал, как один стражник сказал другому: «достаточно». Не буду врать. Это было невообразимо больно, но я поклялся не кричать. Эти суки не должны быть удовлетворены. Их методы «очищения» не больше чем ебучее оправдание пыток. Гудан. Это слово — единственное, что было слышно за их пыхтением… По крайней мере, когда началась порка. Гудан. Гудан. Гудан. Гудан. С каждым свистом кнута, что точно имел металлические оголовки, мучители в унисон повторяли знакомое слово. Я понятия не имел, сколько их было в пещере. Три, пять, десять? Казалось, они сменяли друг друга, злясь, что я не слишком-то реагировал на мучения. Их удары стали сильней и резче. В какой-то момент я, скорее всего, вырубился. Разум защищался от боли, что сковывала тело, лишь бы не сойти с ума. Только они не позволили оставаться в блаженной тьме. Кто-то вылил ведро ледяной воды, возвращая в реальность. От резкой смены обстановки я забыл, где находился, а потому дернулся на тянущих веревках. Плечевая кость неприятно сместилась от неуместного движения. Ебать! Я ахнул и всхлипнул, пытаясь отдышаться. Лишь теперь, когда повязка с глаз спала, я видел их уродливые рожи. Так себе и представлял их. — Рано умирать, — странным голосом произнес стражник, облизывая жирные губы. Он был самым толстым из остальных. Учитывая мое подвешенное положение, этот стражник все равно казался огромным. Его рожа доходила мне до пояса. В отличие от остальных присутствующих в белых тогах и тюрбанах, этот был облачен в кожаную юбку с темными неровными пятнами. Чуть позже, я догадался, что это годами запекавшаяся кровь и бог знает еще какие испражнения. На его обнаженной широкой груди виднелись массивные золотистые кольца в сосках. Живот ниспадал складками и трясся словно желе от любого движения. И все же на левой части груди у него была выведена татуировка, символизирующая инь и ян. Позже я узнал, что она значит. — Такие грешники, как ты, не заслуживают быстрой смерти, — продолжил он, направляясь в угол своей камеры пыток. Да пошел бы ты нахуй, мудила. Я чертовски устал, меня била агония, голова кружилась. Опустив подбородок, я попытался вдохнуть и вытерпеть остальные пытки, что мне уготовили. — Помни, тебе не обязательно наносить ему слишком много увечий, — пробормотал кто-то из присутствующих. — Его ждет Гудан, поэтому он должен быть максимально здоровым к его проведению. Я едва приподнял голову, чтобы увидеть происходящее. Казалось, жирдяй был не слишком-то счастлив, не имея возможности в полной мере насладиться пытками. И все же, он кивнул в знак согласия, прежде чем снова развернуться ко мне. Должно быть, я усмехнулся или как-то еще проявил себя, потому что следующий удар по лицу едва не сломал шею. Блять, пиздец же как больно! Казалось, лицо попало под мощный пресс, и я уверен, что оно опухнет в течении пары часов. Один или два зуба едва держались в гнездах десен, а рот наполнился кровью. Я сплюнул, но спустя полминуты снова чувствовал металлический вкус. Пытаясь сглотнуть, заставил кровавые слюни стекать по подбородку на грудь. — Посмотрим, сколько еще ты сможешь удержать свой самодовольный взгляд, грешник, — закричал жирдяй, а потом харкнул в лицо. Слюна стекала по правому веку, которое пришлось зажмурить, иначе бы я ослеп. — У меня много времени. Можешь рассчитывать на меня. Отлично. У меня появился новый приятель в этой дыре. Давайте поаплодируем мне! Это было пару часов (или дней?) назад, а сейчас… сейчас… что сейчас? Никто не пришел, и руки начали пульсировать невероятной болью, что достигала самых костей. Интересно, я буду висеть здесь до тех пор, пока руки не оторвутся, вывалившись из суставов? Я видел подобное в фильмах, которые смотрел с… Чувак, ты в подземелье, где тебя собираются замучить до смерти, и все, о чем ты можешь думать, так это о девушке, с которой смотрел гребаный фильм? Я вздохнул и хотел было перестать думать. Иногда удавалось размышлять на отстраненные темы, лишь бы абстрагироваться от боли, и логично, что хотелось бы представить что-то беззаботное или несерьезное, или… хоть что-нибудь, лишь бы не сосредотачиваться на реальности. И это было не так уж и легко в ситуации, когда чувствуешь себя хреново. Я застонал, стараясь размять тело, и прижался горящим лицом к руке… Скрии-ип. Скрии-ип. Кап. Кап. Кап. Кап… Я ненавидел этот звук. Уверен, на спине и ягодицах не осталось и сантиметра живого места. И дело не в простых кровоподтеках. Ведь ссадины не кровоточат так сильно, не так ли? Когда другой стражник говорил жирдяю, чтобы тот не усердствовал, он имел в виду, что я нужен им живым для Гудана. До сих пор я понятия не имею, о чем они говорили, но похоже это и означало «окончательное очищение». Смерть через повешение? На костре? Обезглавливание? Какой бы способ они не выбрали, я надеялся, что это будет сделано быстро. Не думаю, что смог бы выдержать долгие истязания… Внезапный громкий скрип двери раздался позади. Ледяной ветер коснулся ног, а в нос ударила вонь жирдяя. От него буквально смердило кровью и потом. Он что-то насвистывал под нос. Я напрягся и затаил дыхание. Мне казалось, что на сегодня путешествий в мир боли и агонии достаточно. Ягодицы автоматически сжались, готовые к встрече с жалящим хлыстом. Капли пота выступили на лбу, пока ублюдок продолжал свистеть и готовить свои отвратительные орудия за спиной. Я понятия не имел, что он собирался делать, и это, наверное, было еще хуже. Все, что было передо мной: грубая стенка пещеры и факелы, прикрепленные к ней. Все остальное — позади. И неизвестность сводила с ума. — Доброго утречка, грешник, — бодро протянул жирдяй, шагая ко мне, а потом грубо шлепнул по заднице. Прошипев, я втянул воздух из-за сильного жжения. Выходит, раны были еще влажными… — Немного бальзамчика, — произнес он, показывая ладонь с белым песком, похожим на соль. Так и есть. Злая усмешка не оставила сомнений. Я едва мог дышать, пока мучитель растирал «мазь» по плечам, спине и бедрам. Зажмурившись, я сжал кулаки, стараясь выдержать боль. Прикусив нижнюю губу до крови, молился, чтобы не закричать от бессилия. — Не сдаешься, да? — он имел наглость обижаться, когда я поднял взгляд на него. — Ты и правда упрямый. Давай посмотрим, надолго ли тебя хватит после… Ебатьебатьебатьебатьебать! Веревка едва ли не сорвалась с крюка, когда я задергался. Казалось, словно жирдяй выливал жидкий огонь, и я едва мог дышать. Сквозь сжатые зубы втянул колючий воздух, глаза распахнулись от смеси шока и подавленного крика. Ублюдок собирался убить. Я уверен. Будь проклят Гудан. — Впечатляюще, — похвалил он, снова становясь напротив. Облизнув губы, он смотрел с таким выражением, которое трудно прочитать. — Такое красивое тело… за исключением этих дьявольских меток на лице. Что? О чем он, блять, говорит? — Я бы с удовольствием соскреб их с твоего лица, но это бы огорчило Саске-сама. Имя! Проклятое имя! Сас…ке…сама. Блять!.. Тело дернулось от образа человека, чье лицо я когда-то считал красивым. Я тут же вспомнил о том, как этот так называемый «офицер» ходил вдоль нас и раздавал «Гуданы», словно за это получал премию к своему жалованию. Он даже не дослушал, как другой мужчина прочитал мои согрешения, прежде чем выкрикнул «Гудан» для меня, словно я действительно заслужил его. Блять, да, я убил человека, но Иисусе! Разве это не была самозащита? Но он смотрел на меня, как на проклятого таракана, прилипшего к подошве ботинка. Рррр! Клянусь, если увижу его еще раз, то он будет молить о пощаде, потому что я вырву ему чертовы кишки и развешу их как бельевые веревки… — Ооо? А что это? — издевательски спросил жирдяй, касаясь моего подбородка рукояткой кнута. Это был другой, не тот, что вчера, без стальных струпьев. Слава Богу. — Приятное бешенство. Не совсем то, что я хотел видеть. И все же, ты же не хочешь больше боли, а, грешник? Я быстро изменю это. Мудак сделал шаг назад, едва давая собраться, чтобы, размахнувшись хлыстом, ударить по груди и правому подреберью так сильно, что меня закачало на веревках. Ахнув, я дернулся, но упорно закусил губу, не желая кричать. — Откажись от греховных мыслей! Еще одна плеть. На этот раз по плечу и верхней части спины. — Ты дитя дьявола, и шрамы на лице тому подтверждение! Ты дитя зла! Твоя грязная душа будет очищена! И еще один удар, в то же место. Блядь! Пальцы сжались, подбородок уперся в грудь, пока я пытался сосредоточиться на чем угодно. Хоть что-то… кто-то… Саку… Саске. Да. На нём. На мудаке, приговорившем к этим мукам. Хотел бы выплюнуть сдерживаемую все это время участь ему в лицо. Ха-дыщь! Я сосредоточился на размышлениях о мести, о том, чтобы заставить его страдать… сделать с ним все, что они делали со мной. Ха-дыщь! Скорее всего, он развлекался в своих хоромах, совершенно не волнуясь о том, что делают с нами, «грешниками». Ха-дыщь! Вероятно, лижет кому-то задницу, рассказывая, скольких людей он приговорил на смотре. Возможно, он даже счастлив от своего продвижения по службе. Ха-дыщь! Ебать! Ебать! Ебать! Ебать! Кажется, я снова терял сознание, а еще как будто что-то распирало изнутри. Что-то плотное, тяжелое, от чего невозможно дышать. Если бы «ненависть» была физической, то я бы знал точно — это она. Именно эта «ненависть» помогла опустить веки. Именно эта «ненависть» вернула странное чувство спокойствия. Я наконец-то понял, чего хочу, когда выйду отсюда, когда найду какой-нибудь способ избежать Гудана. Я хотел убить всех и каждого из этих мудил. И сделал бы это… с наслаждением. «Это не похоже на тебя, Наруто, — прозвучал тоненький голосок в голове. — Это не ты… Что с тобой происходит?» Жирдяй наконец прекратил порку и теперь стоял тяжело дыша прямо передо мной. Он выглядел разъяренным и обозлившимся. Ему не удалось расколоть меня? Он рассчитывал на иной сценарий. — Ты язычник, — прошипел он себе под нос. Прежде чем я смог понять, губы исказились в слабой усмешке. — Черт… тебя… тоже… Я задыхался, но собрал слюну и кровь во рту, чтобы с превеликим удовольствием харкнуть тому в лицо. Забавляясь, я наблюдал, как плевок попал в цель — прямо в правый глаз. Признаться, зрелище было тошнотворным, но я чувствовал себя чертовски хорошо от маленькой победы. Естественно, жирдяю не понравилась эта шутка. Казалось, он стоял словно истукан добрую минуту, не понимая, что же случилось. Слюна потянулась к щеке, а потом мучитель стер ее пальцем… рассмотрел, как будто все еще не был уверен, что произошло…, а после… Ээ-эу. Он сунул его в рот и облизал. Слизал все, и несмотря на то, что он сам был пунцовым от ярости, его усмешка была устрашающей. Я труп. — Они сказали, что мне не стоит портить твое тело, но не учли, что я могу воспользоваться иным способом. Что теперь? — Придумаешь что-то похуже? — я позволил себе дерзить. Он сломает пару ног или рук… или все вместе. Я видел, как он уходил, как тряслись его жировые складки, слышал, как он роется где-то в углу, бормоча что-то под нос (наверное, проклиная меня). Оставалось надеяться, что это можно вынести. Он сделал уже многое, чтобы… сжечь это чертово место, а затем убить Саске и всех, кто с ним связан, но для начала… я должен выжить… я должен… — Аа-ах! Чей крик? Мой? Мой голос? Неужели боль выбила меня из колеи? Противный смех за спиной заглох от крика ярости и отчаянья, за которым я скрывал свою боль. Из всех вариантов того, что он мог сделать… Он выбрал. выбрал… — Блядь! Дыши, Наруто. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Боль была нестерпимой. Казалось, что меня разрывает изнутри. Понятия не имел, что торчало из моей задницы, но… ни один человек не должен проходить через подобное. — Я знал, что это заставит тебя петь, — жирдяй смачно облизал губы. «Прекрати. Пожалуйста, все что угодно, только остановись, — отчаянно молил разум. — Я грешник! Грешник, черт бы меня побрал! Прошу… хвааа-атит!» Еще немного, и я бы принялся молить вслух, но его голос отвлек, становясь началом следующих действий. — Веселье только начинается, мой дорогой грешник, — достиг ушей влажный шепот, когда грязные грубые ладони коснулись ягодиц, а потом спустились к яйцам, чтобы с силой сжать их. От отвращения меня передернуло. — Ты пожалеешь о том, что родился. Еще один проворот и толчок предметом, что торчал из меня. Тело наконец-то сдалось, позволяя разуму отключиться. Я приветствовал добродушную тьму, что приняла меня в свои объятия. Быть может, удастся сохранить хоть толику здравого смысла. ____ Саске: Смерть. Наверное, это единственная настоящая вещь, ведь все проходят через нее. И все же, Священная Книга утверждала, что смерть — это не конец жизни, а лишь кончина тела, что сдерживает нас. Дух бродит, стараясь найти новое тело и начать новую жизнь. Тогда человек переродится согласно накопленной карме — хороших и плохих поступков. И тут возникал вопрос: какой бы была моя новая жизнь? Возможно, я просто не желал возрождаться. Выдохнув, я потянулся за небольшим ковшом, чтобы зачерпнуть святой воды из маленького ведерка. Читая молитву, я омывал надгробия родителей. Доведенный до автоматизма ритуал. Мать… Отец… Брат… Что если мои поступки настолько испортили карму, что я не достоин возрождения и больше никогда не встречу вас? Полированные камни грозно молчали, и, казалось, светились холодным солнечным светом. Сегодня природа не могла определиться: быть ли дождю или солнцу. Привычная для ноябрьского утра погода. Здесь, в горах, можно было смотреть на Бьяку-Синкё, распростертое милей ниже, под иным углом. Высокий забор, охвативший широкую территорию… отрезанную от остального мира, изолированную ото всех. На другом берегу реки виднелся город и засеянные поля. Не очень далеко от Бьяку-Синкё, на самом деле. И хотя асфальтированные дороги портили пейзаж, вокруг все равно царила природа, оставшаяся такой же, как и сотни лет назад. Орочимару разрешил похоронить родителей на территории Бьяку-Синкё, но я отказался. Не знаю почему (возможно, потому что был слишком молод), но я считал, что их души никогда не обретут покоя там, где оборвались их жизни. Я хотел, чтобы их души нашли новое пристанище в следующей жизни, и наш клан часто хоронил своих членов в живописных местах. Здесь был прекрасный вид. Отсюда они могли наблюдать за мной… «Но довольны ли они тем, что видят, Саске? Нравится ли им тот Бьяку-Синкё таким? Нравишься ли ты таким?» «Я делал то, что должен был, — убеждал себя. — Делаю то, что должен, отец. Но не волнуйся… в один прекрасный день, я верну то, что принадлежит Учиха. Клянусь на ваших могилах». В последний раз поклонившись родителям и немому священнику, живущему в деревеньке неподалеку и следившему за могилами, я ступил на узкую извилистую тропинку, спускаясь к Хаку. По непонятной причине он настоял сопровождать меня сюда, хотя в этом не было необходимости. Спорить не было желания, поэтому он пошел следом. К тому же, в последние дни Хаку был намного мрачнее обычного… и, кажется, я знал причину. Вздох. — Сколько еще ты собираешься ходить с кислой миной? — проходя мимо, спросил я. Тот последовал словно тень. В ответ лишь угрюмое молчание, но и этого было более чем достаточно. — Ждешь извинений? — через плечо взглянул на Хаку. Тот уперся глазами в землю и готов был вот-вот заплакать. Только не это. — Откуда мне было знать, что он вот-вот умрет? — я был раздражен. Спускаться по склону куда опасней — легко потерять опору под ногами. Наверное, стоило надеть ботинки вместо легких тапочек на носки. Черт бы его побрал. Я так не могу. Возможно, стоит отправить его домой, пока проклятый ребенок не успокоится. — Смерть неизбежна, — угрюмо заметил я. И кого убеждаю? Его или себя? — Он не повиновался и заслужил наказание. Ты был свидетелем его поведения. Опять никакой реакции. Буркнув под нос, я решил, что хватит. Хаку мог быть излишне капризным ребенком, когда вдалбливал себе что-то в голову. Но мне тоже не нравилось случившееся. Известие о смерти Момочи Забузы, по правде говоря… потрясло меня. Я не ожидал подобной реакции, ведь смерть была не редкостью в Бьяку-Синкё. И все же, речь шла о здоровом и молодом мужчине, который только недавно сыпал проклятиями в моем кабинете. Около недели назад, не больше. Палачи ответят за случившееся, когда я вернусь. Проклятье! Они должны поплатиться за свои поступки! Я покосился на Хаку. Интересно, если рассказать, то ему станет легче? Возможно, Хаку и правда прикипел к этому ублюдку, и хоть этот факт мне не нравился, я чувствовал жалость к ребенку. — Послушай… Хаку… — начал было я, как вдруг… Он преградил мне путь. Сначала я подумал, что Хаку собрался напасть на меня, и схватился за рукоять катаны, чтобы обороняться, А потом совсем рядом послышался тихий свист, заглохший у дерева позади. Бросив быстрый взгляд, я различил трехгранный кинжал, и стало ясно, что Хаку отбил его одним из своих метательных ножей, спрятанных в кимоно. Он был напряжен, словно натянутая тетива, и все же, Хаку защищал меня. Больше не было обиды в его взгляде, только настороженность и тревога. Казалось, Хаку заметил что-то справа, и, прежде чем был отдан приказ, два метательных ножа поменьше были брошены в сторону невысокого кустарника. До нас донесся тихий вскрик боли. Этого было более чем достаточно, чтобы понять — цель ранена. Хаку тут же бросился туда, желая узнать, кто напал. И все же, в его руке был зажат еще один нож. На всякий случай. Я было последовал за ним, но заметил, что трехгранный кинжал был не обычным. Потребовалось приложить усилия, чтобы вытащить его из дерева. Работа была отличной, но, скорее всего, его выковали не в здешних краях. Лезвие было похоже на китайское, а надписи на обернутом вокруг рукояти листе лишь подтвердили догадку. Иностранец? — Кто это? — подходя ближе, я спросил Хаку, видя распростертое тело, которого не узнавал. Хаку вытащил свои ножички — они попали в грудь и горло мужчины — перед тем, как снять маску с лица покойника. Он медленно помотал головой. — Никогда не видел раньше, мой Господин. Но похоже, что он… — Китаец, — закончил я, бормоча под нос, и еще раз развернул листок, чтобы прочитать содержимое. — «Остерегайтесь врагов, скрывающихся во тьме», — легко перевел слова. Что-то холодное и скользкое зашевелилось под кожей, заставляя сердце биться быстрей. Глупо надеяться, что это не страх. Хаку дернулся, и я приготовился к еще одной атаке… Боже! Я так напряжен! … но Хаку всего-то поднялся на ноги. Его лицо было крайне озабочено и насторожено. — Могу ли я предложить вернуться домой? — спокойно спросил Хаку. — А обход продолжим в другой день. — Думаю, нет, — твердо ответил я, мотнув головой, пряча кинжал и записку внутри камисимо. Парочка головорезов не сорвут планы на день. Если спрятаться за стенами Бьяку-Синкё, то они осмелеют. Я покажу им, что не боюсь, что продолжу свои дела. «Остерегайтесь врагов, скрывающихся во тьме». Только, что это, блять, значит? Я был бы глупцом, если бы полагал, что у меня нет врагов, тем более с такой работой. Не в первый раз на меня нападали. Когда-то, во время патрулирования города, на меня наскакивала парочка придурков, желавших отомстить контролерам и готовых застрелить или зарезать меня. Ничего необычного. — Но, мой Господин… — Хаку. — Да, Саске-сама? — Вернись, если ты так напуган… — Нет, мой Господин, — тут же последовал самоотверженный ответ. — Я останусь с вами. Я внимательно посмотрел на слугу через плечо. — Ты уверен? Не хочу, чтобы ты потом жаловался и стонал на ухо. Временами случаются покушения, так что ничего необычного. Хаку не слишком уверовал в объяснение, но все-таки кивнул. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но промолчал. Возможно, то была попытка убедить меня вернуться. Не произнеся ни слова, Хаку последовал за мной, погруженный в свои мысли. Атмосфера изменилась. Вместо расслабления, в котором я обычно преодолевал мост, я в напряжении шел к селению. Каждая тень казалась зловещей, а опасность могла встретиться за каждым поворотом. Обычно пребывание в Каней было приятным возвращением к цивилизации. И хотя жители редко говорили со мной, разве что приветствовали или кланялись в знак уважения, мне по-прежнему было приятнее видеть «чужие» лица, нежели служителей Бьяку-Синкё. Одна из немногих вещей, напоминавших мне о старом доме. Благодаря новым правилам Орочимару, за стенами Бьяку-Синкё больше нельзя было ни услышать детского смеха, ни увидеть женщину. Хотя я всегда был домашним ребенком, мой брат многое для меня сделал. Вечерами мы гуляли по улицам, останавливаясь у домов соседей, чтобы пожелать им спокойной ночи. Помню, как сидели на крыльце какого-нибудь дяди или тёти (не кровных — мы всех называли так), грызли жареную картошку и пили сладкий сидр, или как после занятий бежал к старику Камаруре, по пути махая знакомым. А ближе ко сну клал голову на колени матери, а она гладила меня по волосам, напевая тихую песню, пока брат и отец шли домой после напряженного дня, оставив подготовленные документы в кабинетах. Теперь я часто останавливался у палатки, делая вид, что готов купить что-то, мучаясь от призраков прошлого, что было безвозвратно утеряно. Матери, утешающие детей, или развешивающие белье, или просто уснувшие под солнцем — все это колыхало болезненные воспоминания, что я хотел подавить. Часть меня хотела, чтобы они видели во мне такого же мальчишку, что был много лет назад, но времена изменились. В их взглядах читались лишь уважение, иногда сдержанность или страх. Не удивительно, что в Каней был крайне низкий уровень преступности. Большинство его жителей были вчерашними грешниками, прошедшими через очищение, и не были дураками, чтобы вновь переступить закон и вернуться в Бьяку-Синкё. Единственный полицейский участок почти всегда пустовал, а проходя мимо, я заметил парочку офицеров, болтающих между собой, и это-то в служебное время! Заметив меня, один из них подскочил так быстро, что опрокинул стул, а второй поперхнулся, не дожевав бутерброд. — Добрый день, сэр! — в унисон прокричали они. — Вольно, — нехотя скомандовал я. Они по крайней мере перестали отдавать честь, хоть все еще стояли по струнке. Зная, что повторять бессмысленно, я продолжил: — Капитан Куробачи рядом? — Да, сэр! У себя в кабинете, сэр! — Кто меня звал? — раздался неожиданный рев, а потом появился и сам человек, которого я искал. Куробачи был монстром. Ростом под два метра и с плечами атлета. Он был уважаем, и в стенах Бьяку-Синкё служили офицеры, прошедшие подготовку под его началом. Покойный Забуза Момочи был в их числе. Я к нему испытывал, мягко говоря, смешанные чувства. Его ценность как офицера и бойца неоспорима, но в остальном… — Ах, юный Господин, вы хотели видеть меня? — громогласным голосом произнес он. — Надеюсь, я ничего не натворил? Его смех сопровождался кривыми улыбками подчиненных и моим раздражением. Сейчас я не в том настроении. Совершено покушение. — В кустах холма Генбу лежит мертвец. Тридцать восемь на север и тридцать к востоку. Смех прекратился. Я видел, как быстро менялось выражение лица Куробачи, как он хмурился. Прекрасно. Теперь он настроен. — Он напал на меня, — продолжил я. — Пусть твои подчиненные разберутся с телом. А нам надо переговорить наедине. Куробачи кивнул на двоих офицеров и крякнул: — Заку, Кин. Собирайтесь и возьмите еще двоих. Усильте безопасность по периметру. — Есть, сэр! Мы смотрели, как засуетились подчиненные, словно были рады вновь взяться за что-то значимое. Последнее время в селении было слишком тихо. — Проходите, — пригласил Куробачи, пригинаясь, чтобы не удариться головой о балку, следуя в кабинет. Жестом приказал Хаку ждать на улице, а потом прошел следом за капитаном и подождал, пока он закроет за нами дверь и усядется в кресло за столом. Вещи в его кабинете были огромными и создавали ощущение полной неполноценности. Куробачи несильно ударил по столу в чувствах, и лампа на потолке закачалась. Он наклонился вперед, смотря с нескрываемым интересом: — Хочу, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь. Я вытащил из камисимо кинжал и записку, чтобы бросить их на стол. Куробачи выгнул бровь и долго смотрел на меня, прежде чем приняться за предметы. Пробормотав написанное под нос, он медленно покачал головой. — Китайская мафия? — Возможно, — осторожно ответил я. — Не думал, что она осмелится появиться здесь. — Хн. — Возможно ли, что Бакуфу связался с ними? — Это не стало бы неожиданностью для меня. Эти ублюдки имеют влияние повсюду, — Куробачи сделал паузу и произнес: — А есть причины? Вы имеете дела с ними? — Не смеши, — огрызнулся я. — Что может заставить меня связаться с китайской мафией? — Быть может недавно арестовали кого… Я покачал головой. — Нет… по крайней мере, не мной. Возможно, другой патруль. Ничего особенного, — и ткнул пальцем в записку: — Это предупреждение для меня, и я хочу, чтобы ты узнал об этом. Куробачи откинулся на спинку и постучал кинжалом по краю стола, сведя брови от размышлений. — Я выведу дозорных, что проверят всех недавно прибывших в селение. Возможно, они забрели в бедный район… парни из мафии любят ошиваться там. — Сделайте все возможное, чтобы не допустить промашек, — настоял я. — Последнее, что мне хочется, так это чтобы они бродили поблизости. — Еще бы. Я собрался уходить, но вспомнил еще кое-что. — И еще… — Что? — Когда ты что-нибудь разузнаешь, сообщи это мне лично. — А? — Куробачи удивленно поднял бровь. — Но мы обычно… — Не в этот раз, — сухо оборвал я. Сердце начало стучать словно обезумевшее от высказанной просьбы. Обычно подобные отчеты направлялись Орочимару, но в этот раз я желал быть единственным адресатом. Это была моя «проблема», и я сам решу ее. — Можете сделать через Хаку. Все отчеты и телефонные звонки адресуйте ему. Все ясно? — … конечно. — Я абсолютно серьезен, Куробачи. О нашем разговоре не должен знать никто, кроме тебя и меня. Он поднял руки, словно сдаваясь. — Как скажете, юный Господин. О… и пока не забыл. Сарутоби спрашивал о вас. Асума? Что он хотел? — Я сказал ему, что вы еще не пришли, — Куробачи кивнул на черный телефон на столе. — Если желаете, то можете позвонить ему и спросить, — он поднялся на ноги и коротко поклонился. — Оставлю вас. Мне пора вернуться к подчиненным и произвести парочку арестов сегодня вечером. Подождав, пока он выйдет из кабинета, я набрал номер Асумы. Время клонилось к обеду, поэтому я искренне надеялся, что он еще не ушел и… — Сарутоби у телефона, — знакомый грубоватый голос. Казалось, он был занят. — Асума? Это Саске. — Ах вот ты где, сукин сын. А я ж тебя искал! — Тебе тоже привет. Он фыркнул и раздраженно выдохнул. — Передо мной лежит твой приказ, молодой человек. Приказ? Что… ах. Тот самый приказ. — И? — я взял записку со стола Куробачи и сунул обратно в карман. Кинжал капитан забрал с собой. — На нем нет твоей чертовой подписи! — Асума все так же злился и рычал в трубку. — Ты же знаешь, как я ненавижу эти бюрократические проволочки, и когда какой-то сноб забывает поставить подпись, то все дела идут коту под хвост! Даже если я скажу им, что ты санкционировал освобождение, они пошлют меня из-за того, что там нет… Клянусь, Асума был самой сварливой женой в прошлой жизни. Я ждал, пока он закончит с гневной тирадой, хотя фотографии на стене и полках интересовали меня больше. Куробачи определенно пользовался популярностью. Мне было смешно видеть фото, где тот дрожащей рукой принимает от Орочимару повышение до капитана. — Если это все, — наконец заговорил я, когда Асума замолчал, чтобы отдышаться. — То можешь послать сюда офицера Тоя. Я расскажу ему о твоем драгоценном приказе. Асума заворчал. — Тебе повезло, что меня нет рядом, а то бы уже перекинул тебя через плечо и… — Знай свое место, Асума. — А не пойти ли тебе, капитан? Не вешай нос! Я попытался сдержать усмешку от оскорблений, но если честно (я уже занял место Куробачи), разговаривая с Асумой, я понял импульсивность решения об освобождении некоторых грешников. Одним из которых был голубоглазый язычник Узумаки Наруто. Не могу забыть его проклятого имени. Я устало потер лоб. Обычно имена грешников не задерживаются в моей памяти (хотя некоторых я до сих пор не мог забыть). И все же, я был благодарен, что мои мысли ушли достаточно далеко от смерти Забузы, что стала кошмаром. Ночами он преследовал меня, желая разорвать своими точеными зубами… — Офицер Тоя у телефона, — внезапно раздался голос по ту сторону трубки. Я вернул себя к реальности и достаточно долго давал указания по выполнению отданного приказа. Асума был прав, в спешке я забыл поставить подпись, но это не означало, что грешники не должны увидеть свободу. — Счастлив? — спросил я, когда к трубке вновь подошел Асума. — В восторге, — с таким же сарказмом ответил мужчина. Я даже подумал, а не рассказать ли ему о произошедшем, но решил, что это может подождать. Куробачи постучал и просунул голову в дверь. Он показал бенто, молчаливо приглашая разделить обед. Я готов был покачать головой, настояв, что поем в Бьяку-Синке, но желудок, видимо, решил иначе. Внезапное урчание смутило меня, и улыбка Куробачи стала еще шире. Жизнь за пределами Бьяку-Синкё сделала его мягким. Старый Куробачи никогда бы не позаботился (или не осмелился позаботиться) о подобном. — Мне пора, — проворчал я в трубку Асуме. — Я собираюсь пообедать. — Снова закупишься в Ичираку? — Нет… Куробачи планирует отравить меня. Асума залился искренним смехом, и мне удалось сдержать улыбку, прежде чем повесить трубку и разрешить мужчине войти. Тот с радостью открыл черный лакированный ящик, полный риса, рыбы и мясных деликатесов (он даже похвастался, что жена готовит ему на работу последние два года). Я проглотил толстый кусок, который встал комом от нахлынувших воспоминаний. Чудом удалось избежать смерти, и, неужели, я умру подавившись во время обычного обеда? Нет, невозможно. Мама… Папа… Братик… Все же, даже самая незначительная вещь способна все изменить. ____ Шикамару: Инструкции Асумы не давали покоя. Спрятав свиток в кимоно, Шикамару прошел мимо охранников в сторону Восточного блока, чувствуя себя неуверенно. Он знал, что от него требовалось, и все же не совсем понимал почему подписался на авантюру. Не удивительно, что ему было поручено освободить Наруто. Большинство офицеров доверяло Шикамару, и некоторые просили подумать о том, чтобы присоединиться к их рядам. От подобной мысли его передергивало. Как можно работать в таком месте? Ни за какие коврижки! У них вряд ли будет достаточно денег, чтобы заставить его остаться здесь, после того, как он станет свободным. Шикамару все еще хотел жениться на девушке и начать тихую размеренную жизнь как можно дальше от этого змеиного логова. И он собирался посетить самую подноготную комплекса. Внешне это были дома, в которых проживали сотрудники и стражники, и вы никогда бы не догадались, что здесь расположен вход в подземную часть Бьяку-Синкё, о которой нет ни строчки на планах. Сделав вдох, Шикамару приготовился встретиться со знакомой вонью. Пришлось совладать с чувствами и не думать о людских страданиях, и ждать, пока многочисленные замки и засовы откроют путь в холодные темницы. Шикамару понимал, что ему чертовски повезло не оказаться в этих местах в свое время. Он отчетливо помнил день своего осмотра и то, как стоял перед Господином Саске, назначавшим наказание. Когда первый капитан стоял перед ним — а он был не старше Нара — Шикамару чувствовал себя странно. По сей день он не знал, как охарактеризовать это чувство. Конечно, это был страх, но что-то еще… в этих темных глазах. Он слышал, как грешники (и даже некоторые охранники) рассказывали небылицы о молодом капитане, но Шикамару не слишком-то слушал их. Ему не слишком-то нравился этот парень, потому что безжалостные и бессердечные не заслуживали его уважения. И все же, Шикамару восхищался парнем, что мог держаться так хорошо, учитывая историю его семьи. Маловероятно, что родоначальники Бьяку-Синкё собирались превратить это место в филиал ада на земле. Шикамару даже сомневался, что они знали такое слово как «Гудан». А это значило, что именно Лорд Орочимару установил новые нелепые обряды очищения, как средство промывания мозгов. Без ста грамм не разберешься. Стражники остановились на первом уровне. Хорошая новость, учитывая, что желудок начало крутить от металлического запаха крови с нижних уровней. Он едва не зажимал нос и не понимал, как стражники и офицеры могли находиться здесь, ходить, говорить, смеяться, словно тут не смердило. Вероятно, они привыкли. Офицер Фудо — маленький мужчина с черными глазами-бусинками — с угрюмым видом поднимался по каменным ступенькам, что вели с более низких уровней. При виде ждущего Шикамару, он заворчал и протянул руку. Полагая, что тот уже в курсе, Нара вложил тому в ладонь свиток. Тут же Фудо раскатал лист, моментально пробегаясь глазами по тексту и пряча свиток в камисимо, чтобы немедленно пролаять приказ: — Приведите заключенного К103! Божечки! Для такого маленького человека у него слишком громкий голос. Для работы в подобном месте это необходимо, видимо. Шикамару поблагодарил офицера, но добился лишь еще одного бормотания в ответ, а пожилой мужчина уже направился к следующей жертве. Кусая нижнюю губу, Шикамару подошел к охранникам, несколько замешкавшись, прежде чем спуститься вниз к другому коридору. В отличие от подвалов Западного блока, эти походили на катакомбы… долбанные гробницы дома мертвых… и это было не так уж и далеко от истины, учитывая, сколько содержалось тут приговоренных к смерти. Из одних камер доносились стоны мучений, в то время как другие тонули во тьме и тишине. Шикамару чувствовал ненавидящие взгляды, обращенные к нему из-за решеток. Ненависть… повсюду… смерть… кругом… Ты чувствуешь это… всем телом… оно высасывает жизнь… Шикамару вздрогнул, когда они повернули в еще один коридор (здесь было легко потеряться), и в тот момент, когда путешествие казалось бесконечным, стражники наконец остановились. Во тьме было почти ничего не видно, и пришлось зажечь факелы, чтобы увидеть непроницаемое лицо парня и ахнуть от увиденного. Наруто… ебаный в рот… что они с тобой сделали? Парень был голым, за исключением огрызка ткани, едва прикрывающего пах. Некогда гладкая бледная кожа была усеяна кровавыми струпьями и рубцами. Он смотрел в одну точку, впавший в прострацию от боли. Жестяная миска с рисовым шариком и стакан воды нетронутые стояли поодаль. Кап-кап, казалось доносилось от свода пещеры. Шикамару знал, что это сводило с ума человека, за которым он пришел. Наруто был худей, чем в последнюю встречу. Он подтянул колено к груди, пока вторая нога была вытянута. Руки обнимали поджатую ногу, а его лицо… выражение лица… заставило Шикамару содрогнуться от страха. Исчез счастливый (пускай и относительно) беспечный парень, что был еще две недели назад. На его месте было чудовище. Светлые волосы торчали во все стороны, придавая дикости виду, делая похожим на льва. Шрамы на щеках и… глаза. те глаза, что светились лазурью и любопытством… были алыми от ярости и того, что Шикамару боялся там увидеть… ненависть. Чистейшая ненависть. Злоба. Презрение. Звериное бешенство. Шикамару содрогнулся, вспомнив просьбу Асумы оберегать его. Все так. Он ведь потомок Сенджу, одного из самых ужасных кланов всех времен. Чистокровный или нет, но этот парень… то, как он выглядит прямо сейчас… он словно собрался спустить с меня шкуру и не почувствовать угрызения совести. Едва ли не подпрыгнув от лязга замков, Шикамару затаил дыхание и не знал, чего ожидать. Второй стражник вытащил боккен… на всякий случай. Шикамару успел заметить, что на поясе стражников висели кнуты со стальными наконечниками. И если Наруто сделает какую-нибудь глупость, то… — Отойди, — коротко сказал стражник. — Он может напасть. — Ничего, — тихо произнес Шикамару и не сделал шаг в сторону от стражников. В горле встал ком, но он должен был довести дело до конца. — Я сам выведу его. Стражники переглянулись, а после пожали плечами, провожая парня в лапы самой смерти внутри темницы. — Наруто? — мягко позвал Шикамару, прежде чем рассмотреть на губах юноши уродливую усмешку. — Ты свободен, Наруто, — продолжил Нара. — Я пришел забрать тебя. На секунду ему показалось, что он увидел проблеск «человечности» в стальных глазах, но взгляд снова стал пустым. — Пойдем со мной, Наруто. Шикамару сделал еще один шаг навстречу, чувствуя, как затрепетало сердце, когда парень сжался в тени темницы. — Все хорошо, — успокаивающе повторял Нара, надеясь утихомирить пленника. — Все будет хорошо…Угрх! Позже, когда Шикамару пытался описать произошедшее, он бы сравнил то с ударом мешком, наполненным битым кирпичом. Воздух покинул легкие, а сам он оказался повален на пол. Руки, крепкие как сталь, сжали шею. Тогда Шикамару подумал, что отправится на тот свет в течении нескольких секунд. Ему следовало немедленно придумать что-то, чтобы остаться в живых. Блять, как быстро! А чертов ублюдок казался таким беспомощным! Он едва мог разобрать ор стражников, требующих Наруто отпустить его. Даже когда в ход пошли боккены и плети, Наруто не отпускал. В его глазах был первобытный, животный блеск… он рычал, скалился, словно желал укусить… вел себя, как дикий. Тело больше не реагировало на наказания, ни один из ударов стражников не был замечен. Его внимание было сосредоточено на Шикамару, и целью было убить, доставить те же страдания, через которые прошел и он. «Я понимаю тебя, Наруто, — взглядом пытался сказать Шикамару. Видение размылось и дрожало. — Знаю твою боль. Понимаю тебя». Что-то горячее и мокрое капнуло на лоб и щеки. Казалось, что протекал потолок. Но прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что это на самом деле… Наруто … ты… … Плачешь? Слезы мешали ярости выйти наружу. Они стекали по щекам, попадали в рот, из которого не донеслось и крика боли, хотя удары не прекращались ни на секунду. Хватка на шее медленно ослабла, а в голубых глазах появилось раскаяние и шок от содеянного. — Отпусти его! Грязный язычник! — проревел один из стражников, вложив в удар под ребра всю силу. Это стало последней каплей. Парень разжал руки и отпустил лежащего на полу Шикамару. — Боже, — выдохнул задыхающийся стражник. — Из чего он сделан? Из стали? «Вы идиоты», — с раздражением подумал Шикамару. Глаза, легкие, горло — горели огнем. Он пытался откашляться, но даже это приносило боль. Стражники оттаскивали коматозное тело Наруто в сторону. Шикамару неуверенно встал на ноги и облокотился о стену пещеры, чтобы перевести дух. — Сукин сын, — зарычал другой стражник, замахиваясь для отмашистого удара. — Ты почти сломал мою ру!.. Запястье сжали, не давая боккену коснуться Наруто. Стражник уже готов был снова раскрыть пасть, чтобы возразить, но заметил вспышку гнева в глазах Шикамару и тут же отказался от своей идеи. — Не трогай его… никто из вас, — болезненно прохрипел Шикамару. Он разжал пальцы на запястье стражника и опустился на корточки рядом с Наруто, которому наверняка сломали еще несколько костей. «Мне очень жаль, — подумал он, накидывая полосатое кимоно на плечи, спину и ягодицы парня. — Чертовски жаль, чувак. Никто не заслужил подобного отношения. Никто». Ворча что-то под нос, он перекинул тело Наруто через плечо и шагнул в коридор. Стражники удивились, полагая, что у Шикамару не хватит сил после произошедшего, но все же проводили их до аварийного лифта и выхода из подземелья. Встречающиеся по пути стражники расступались, не говоря ни слова. Шикамару понятия не имел, что значит присматривать за мальчишкой. О чем действительно просил Асума? Но теперь чувствовал, что отвечает за этого ребенка… теперь это его проблема. Сейчас он мог разве что наблюдать за ним и защищать его в меру своих сил… так долго, как сможет… прежде чем наступит день окончательного искупления — последний день Наруто на этой земле.