Глава 7
Столкновение
Воды мутные Быстро замерзли. Под чистым светом луны тени исчезают и появляются. Мурасаки Сикибу
На границе сознания то появлялись, то исчезали голоса, подобно приливам и отливам. Я мало понимал смысл слов, но даже обрывки разговора давали понять, что я еще жив… еще дышу… все еще существую… едва ли… — … Выглядит как мертвец… — … Зачем? Может, дать ему умереть… — … Не заходите сюда, блин… — … Не чужак! Он один из нас!.. — … Все, уходи отсюда!.. Меня била лихорадка, пробирающая до костей. Словно меня заперли в горящую печь, а потом выкидывали в реальность с чем-то холодным и влажным на лбу. После лихорадка возвращалась с удвоенной силой. В пересохшем рту едва шевелился неповоротливый язык… Это жуткое место было адом, не меньше. Наверное, рядышком пританцовывал ненасытный дьявол. — … До сих пор лихорадит… — … Дал ему лекарство, как я просил? — … Все дал… — Пфф. И почему ты все еще возишься с ним?.. — … Мы не можем позволить ему умереть… — Он и так мертвец. — А ты гребаный доктор, не так ли? — Следи за языком, ублюдок. Я могу не приходить сюда. — … Прошу прощения… Вздох. — … Эти — дважды в день… это — накладывать на раны… в любом случае… — … Спасибо… — … Мы отсрочиваем неминуемую смерть… — Тебе обязательно портить настроение? Еще и доктор… — Это был последний раз, когда я спустился в эту клоаку греха!.. Голоса становились громче: они ругались словно супруги. Ах, они говорили о ком-то умирающем, верно? Бедный дурак. Наверняка не обо мне. Ведь я все еще здесь. еще жив… еще дышу… все еще существую… наверное… — … Аккуратней… не мешок картошки… — … Прошло почти две недели, этот парень собирается приходить в себя? — … Его мучили гораздо дольше… — Ну и что? Лечение должно действовать как-то иначе? — …. — Видишь? Ты не можешь ответить на этот вопрос!.. — Некоторые люди… Они… — Да какая разница? Он мне никто… — Господи! Твое сердце как лед! — Неправда! К чему его готовят?.. — Его ожидает Гудан. — …. — …. — … Может, лучше дать ему умереть?.. — Не смей произносить такие слова… Гудан. Одно это слово вызвало какие-то странные чувства в глубине души. Казалось, меня ударило о кирпичную стену. Гудан. Гудан. Гудан. Монотонное пение низких голосов едва позволяло дышать. Я чувствовал себя птицей в клетке, чувствовал слона, наступившего на грудь. Мне нужен был воздух. Высокие стены темницы вызывали чувство клаустрофобии, как вдруг во тьме… я увидел лицо. Плешивую, жирную, сальную морду ублюдка, который… который… — Вааа!.. — Держи его! Держи его, черт возьми! — Что за херня с ним творится? — Не знаю… просто держи его! — А это что?.. — Укол… Кабуто сказал сделать его, если случится что-то подобное… — Агх! Ебаный в рот! Мой глаз! Сукин сын ударил меня! — Держи за ноги! Мои глаза были открыты, но я ничего не видел. Я был все еще внутри проклятой темницы, просил, умолял об освобождении. Я чувствовал руки на себе — много рук — и ежился от отвращения и страха. Каждая из них была скользкой и сальной. Все они воняли, как он. Маленьке версии его. И все они собирались сделать это снова и снова, пока… пока я… — Блядь! Мой нооо-ос! Он сломал мне чертов нос! — Проклятье, Наруто! Успокойся, нахрен! — Блин, парень, он чертовски силен! — Держи его… Я понял. Я почти все… вот и все!.. Я едва ощутил крошечную иглу в верхней части бедра, но эффект появился сразу. Странный приступ клаустрофобии и паники сменился ступором и медлительностью, с каждой секундой веки тяжелели. Приветливый туман окутал сознание и разум, а тело приятно немело… обездвиженный, но живой… еще дышу… все еще существую… почти… _____ — Ты опоздал, братишка. Я выглядел удивленным и моргал, желая убедиться, что этого не существует, но нет… он все еще был здесь: целый, с едва заметными шрамами на теле. Он вытащил зажигалку, призывая золотистый огонек, коснулся его пальцами и прикурил сигарету, зажатую в уголке губ. Такой же крутой… даже после смерти… — Хватит стоять, как тупица, Лисеныш. Подойди сюда. Всего лишь сон… Я верил, что это сон, но происходящее казалось слишком реальным. Кожей чувствовал ночной холод, вдыхал соленый морской воздух, видел вдалеке корабли и лодки, бросившие якорь. Доки были забиты под завязку рыбаками, вернувшимися с моря. Я потер кончик носа и шмыгнул, прежде чем усесться рядом на перевернутый деревянный ящик, и мы оба наблюдали за пляшущими огоньками на воде. Ничего, кроме сна… — Итак… — наконец заговорил он, спустя целую вечность тишины. — Как там твоя подружка? Испуганно я покосился на него, словно он внезапно оказался здесь. Я ожидал встретиться с его усмешкой, но его взгляд был прикован к далеким кораблям. Неужели он серьезен? Или забыл, что застрелил ее в своей квартире? Что за игры? От воспоминаний я вновь почувствовал нарастающий гнев и готов был ответить «как она», но уже произнес другое: — Просто великолепно. Еще не до конца вылечилась от гриппа, хотя обещала поправиться к выходным. Мы собирались сходить на новый фильм… он должен понравиться ей. О чем я? Сакура мертва! Мертва, блять! Но я говорил о ней, словно ничего не случилось… — Она, похоже, неплохая девчонка, — игриво подмигнув, согласился Кодзима. — Она очень неплохая девчонка, — поправил я. — Лучшая. И ты забрал ее. Он усмехнулся и стряхнул пепел, позаботившись, чтобы тот не испачкал его белоснежный костюм. — Как скажешь, Лисеныш. — Ненавижу, когда ты называешь меня так, — пробубнил я. Я ждал, когда он засмеется и потреплет меня по волосам, как раньше, и почувствовал себя неловко от долгого задумчивого взгляда. — … Понятия не имеешь, не так ли? — легко покачав головой, пробормотал Кодзима. — Понятия не имею о чем? Без предупреждения, он схватил меня за подбородок, разворачивая лицо к себе и рассматривая. Мне не хотелось признаваться, что больно или что так он может свернуть шею, поэтому я терпел и надеялся, что он не вывихнет ничего. — Где ты, говоришь, родился? — последовал странный вопрос. Что это значит, черт возьми? — Сикоку, — ответил я, вытянув шею. — Сикоку… — повторил он, а потом, к счастью, убрал руку, словно касался чего-то противного. Я закашлялся и потер ноющую шею. Интересно, мы так и будем сидеть весь вечер, таращась на далекие корабли? Внезапный порыв ветра проник под одежду, вызывая желание поежиться и вернуться в квартиру. Но, кажется, мы не закончили. — Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему я присоединился к синдикату, Наруто? — спросил Кодзима, и громко затрубил корабль неподалеку. — Из-за денег? — неуверенно предположил я. Почему еще присоединяются к бандитским семьям? — Смотри выше. Я хотел славы, удачи и женщин. — Ааа… Действительно, что же еще? Он последний раз затянулся и раздавил полированной туфлей окурок. — У меня были деньги, женщины, некоторые из них… но не было славы, — Кодзима невесело рассмеялся и начал рыться в карманах… пока не достал пистолет. Заветную Беретту 92FS, которую он называл «Сахарок». — Знаешь, сколько сердец поразил «Сахарок», Наруто? Я покачал головой. Хочу ли знать? Это было похоже на то оружие, которым он застрелил Сакуру, и это приносило боль. Хотелось проблеваться, но я пытался держаться и не выдавать своего состояния. — Я давно потерял счет, — с ухмылкой ответил Кодзима. — Знаешь… я думал, что понял, как все устроено. Чем больше убьешь, тем выше поднимешься… тем больше получишь уважения, но посмотри на меня… — он покрутил пистолет вокруг пальца. — Завербованный сразу после средней школы… почти пятнадцать лет назад… и что в итоге? Я все еще второсортный бандит в их глазах. Он сплюнул и горько рассмеялся. Не могу поверить, но было немного жаль этого парня. Возможно, ему стоило сменить работу? — Я совершил первое убийство, когда мне было десять, — сказал он с улыбкой, что не коснулась глаз. — Зашел в спальню, порылся в ящике… нашел его Смит и Вессон, и… пах! — Кодзима вытянул руку, держа палец на спусковом крючке, словно собирался выстрелить в рыболовное судно. — А потом вернулся в комнату, где он трахал мою старшую сестру и выстрелил ему между глаз. Оу. — Парень твоей сестры? — Хах!.. Мой отец. В животе закрутило с новой силой. Возможно, не столько от мысли, что он убил отца, а потому что тот спал с его… старшей сестрой? Как отвратительно. — Иногда ты должен делать то, что должен, Наруто. Иногда… Кодзима взял мою руку и вложил в нее пистолет, словно собрался сделать подарок. Он заставил обернуть пальцы вокруг рукоятки и направил дуло себе в лоб. Тут же рука задрожала от охватившей вмиг паники. Хотя однажды я уже убил его, сейчас я чувствовал себя так, словно никогда не касался оружия. Пистолет был тяжелым и неудобным, а осознание того, что пуля может вылететь в любую секунду, и вовсе заставило воде выступить на глаза. — … Иногда, — выразительно прошептал Кодзима, впиваясь взглядом черных как смоль глаз, — ты должен делать то, что должен, чтобы выжить, Наруто. Живи с оружием в руках… и сдохни с ним в руках. — Я не… — Все, что ты должен, так это нажать на спусковой крючок, Лисеныш. — Я не могу… — болезненно прошептал я. — Ты можешь. Ты должен, Наруто. Это у тебя в крови. Нет! Я не убийца! Я не могу убить! — Я научу тебя, как стать убийцей… ты рожден, чтобы им стать. Нет! Нет! Нет! Нет! Хотелось остановить этот кошмар. Я хотел, чтобы он не говорил ничего подобного, но Кодзима не замолкал… — … Кровь твоих предков… тех, кто создал нас… сделал нас такими, какие мы есть… это всегда будет в тебе… … И я чувствовал. Знакомое спокойствие, когда палец нажал на спусковой крючок тогда, в квартире. То же холодное рассчетливое движение, отправившее пулю прямо в сердце. Учитывая, что я всего день тренировался в стрельбе на том складе — и только два выстрела поразили бутылки — это было чудом, что я попал с первого раза. — Удача… — немощно простонал я. — Всего лишь… удача. Но усмешка Кодзимы стала шире, обнажила прекрасные белоснежные зубы, начавшие ни с того ни с сего кровоточить. По подбородку стекала кровь. — Удача? Не думаю, — изменившийся Кодзима веселился от всей ситуации. — Ты, мой дорогой Узумаки Наруто, прирожденный убийца. Речь о времени, когда ты позволишь себе принять это… ____ Нет! Ресницы распахнулись, и с тяжелым вдохом я присел. Я весь взмок и замерз, а еще судорожно старался понять, где нахожусь. Обыкновенное серое юката было мокрым насквозь, а холод исходил из открытого деревянного окна рядом и чуть выше. Подождите… что? Неужели я вернулся… ай! Руки прижались к левому боку, туда, где внезапно стрельнула невыносимая боль. Оцепенение спадало, и я возвращался к тому, откуда начал: к страданию и боли своего пребывания… там. Сглатывая горькую слюну, скопившуюся во рту, я аккуратно повернулся на тонком матрасе, чтобы оглядеться. С одной стороны, это было не подземелье — слава Богу — признаться, дышать прохладой ночи куда приятней, чем промозглой застоялой вонью скал и камней. Я находился в крошечной комнате, не больше шкафа. Тут не было ничего, кроме матраса, татами и окошка… и раздвижной двери, ведущей куда-то. Где же я? Был ли это очередной этап Гудана? Они собирались держать меня здесь до конца? А я было поверил, что теперь вечно поселюсь под землей. Зачем я здесь? Никакого смысла. Выбирая между тем, чтобы открыть дверь или выглянуть в окно, я решил сначала выглянуть… если бы, конечно, мог пошевелиться. Тело все еще было ватным, эффект от лекарств, что кто-то дал мне, исчез. Закусив нижнюю губу, дабы не произнести и звука, я встал на колени — и чуть не упал от сильного головокружения, накатившего из ниоткуда. Пришлось притормозить, досчитать до десяти и предпринять еще одну попытку. Прижимаясь к стене, мне удалось подтянуться за оконную раму и выглянуть из-за нее с опаской. Хм. Передо мной стоял еще один городской дом… и несколько других поодаль, образуя стандартную узкую улочку. На самом деле, можно было подумать, что я в каком-то селении. Снаружи не было никого, кроме черной собаки, уснувшей у скамьи. Не удивительно, ведь была ночь. Восточнее виднелось больше домов, в то время как на западе располагались административные здания и храм. Вдалеке угадывались очертания гор. К горлу подступил ком. Осознание того, что я скорей всего подохну здесь, наконец свершилось. Но теперь я мог еще раз увидеть красоты природы и насладиться ими. Я вновь опустился на пол, чувствуя поражение, подтянул колени к груди, чтобы уткнуться лицом в них. Боль лишь усилилась, от воспоминаний о днях и часах, проведенных в этом аду. В сочетании со странным сном о Кодзиме, я чувствовал отчаянье, беспомощность и горечь, перерастающие в ненависть, и все сначала. Знаю, я совершил много ошибок, но разве это должно быть наказано так? Неужели я был достоин этого? Хотелось смеяться от того, насколько мне повезло, что из задницы не торчал его член! Удача? О да, я уверен, что мне повезло! «Удача? Не думаю, мой дорогой Наруто». Я содрогнулся от влажного голоса Кодзимы, звучавшего в ушах, и зажмурился. Что он имел в виду? Почему я «прирожденный убийца»? Он пытался оскорбить меня? Или похвалить? Тогда почему он улыбался, когда ты выстрелил в него? Помнишь, что он сказал? «Я знал, это есть в тебе». Выходит, что поступил правильно? Но разве Кодзима мог знать что-то, чего я не знал? В бледном свете луны я взглянул на свои руки. Большие, грязные, испачканные в крови. Неужели они правда были созданы для оружия? Для того, чтобы убивать других? Нет… чтобы защищать. Разве не по этой причине я хотел стать элитным офицером? Не их ли девиз «защищай и служи»? Не для этого ли? Чтобы видеть благодарные улыбки спасенных людей? Чтобы быть признанным и быть предметом восхищения остальных? — Хах… ха-ха… хахахахаха! Я не ожидал, что взорвусь таким громким циничным смехом. Но я больше не мог себя контролировать. Всё клокотало, и я был не в силах заткнуться и дважды ударил кулаком по матрасу от нездорового веселья. Много чести, элитный офицер. Если они были похожи на тех, что я видел в последнее время в Бьяку-Синкё, то… пускай они возьмут свои значки и засунут себе в задницу. На самом деле, я собирался сделать это, когда начну мстить. Наклоню их и буду раздирать полицейскими значками их анусы, пока те не закровоточат, а они не будут молить о пощаде. Жиртреста заставлю целовать пальцы ног. А для пафосного мудака Саске-как-его-там, я бы не снизошел до тех пор, пока он не поцеловал бы каждый сантиметр земли, по которой я ступал… Дверь внезапно отъехала в сторону, и на пороге показался сонный, но раздраженный Шикамару. — Тссс, — прошипел он, приложив палец к губам, а потом обернулся. — Что с тобой, блять, не так? Увидев того с распущенными волосами, что делало его похожим на девчонку, я снова едва не рассмеялся. Губы против воли дрогнули, желая растянуться в улыбку… Не могу дышать. Не могу дышать. Не могу дышать. Не могу дышать! Не трогай меня! Не трогай! Не трогай, блять, меня! Тут же исчезла улыбка. Со злостью я взглянул на него. Должно быть, Шикамару увидел что-то в моих глазах, ведь вместо того чтобы разозлиться, он подтянул руку к груди и безмолвно кивнул, словно понимал. — Все хорошо, Наруто. Теперь все будет хорошо, — пробормотал Шикамару. — Я не буду… не буду делать это еще раз, но ты должен быть тише. Тут есть и другие, знаешь ли… Другие? Что за другие? Как будто прочитав мысли, Шикамару отошел в сторону, демонстрируя комнату за ним. Ах… эти другие. В большой комнате лежало около тридцати футонов с людьми в однообразных юката. Они крепко спали, некоторые в весьма интересных позах — с раскинутыми руками и ногами, некоторые сопели, некоторые пускали слюни, один или два и вовсе лежали задницей кверху. Только пустого футона Шикамару я так и не увидел. Должно быть, он понял вопрос по лицу и пожал плечами. — Я сплю у двери, — тихо пояснил он, — чтобы следить за тобой. — Почему? — я выгнул бровь и попытался скрыть сарказм. — Чтобы я не убежал? Поэтому они натравили мамочку-Шикамару? — Неблагодарный ублюдок, — тихо выругался он. — Ты хоть знаешь, сколько проблем было из-за того, что тебя доставили сюда? — А зачем ты притащил меня, если от меня столько проблем, мамочка? Может стоило бросить там и дать умереть? Я фыркнул и снова лег на футон, отворачиваясь и натягивая на себя тонкое одеяло. Знаю, я вел себя как мудак, но, честно говоря, сейчас мне было насрать. Горечь все еще была на моем языке. — Возможно, мне правда стоило оставить тебя умирать, — без труда согласился Нара. — Может быть, так и правда было бы лучше. Я хмыкнул и промолчал. Затаив дыхание, я ждал, пока он оставит меня в покое. Но дверь не закрывалась, и, думая, что тот так и заснул, я обернулся через плечо, чтобы заметить Шикамару на том же месте, стоящего на коленях. Он больше не смотрел на меня, хотя руки остались скрещены на груди, лицо выражало задумчивость, а взгляд упирался в татами. — Ты провел тут почти три недели, — наконец тихо произнес Нара. Три… три недели? — В течении трех недель я должен был присматривать за тобой, — тем же спокойным тоном продолжил Шикамару. — Три недели убирал за тобой, кормил тебя, мыл, брил, обрабатывал раны, убеждался, что эти ребята … — он кивнул на спящих, — … не выкинут тебя, потому что они полагали, что ты на особых условиях. Я пытался убедить себя, что, может быть, это все тот же хороший парень, которого я встретил в первую ночь, — Шикамару наконец поднял голову, его глаза были темными и нечитаемыми. — Думаю, я ошибся. Ауч. — Я не собираюсь сидеть здесь и делать вид, что не было того ада, через который тебе пришлось пройти. Никому бы не пожелал подобного, но будь я проклят, если позволю тебе уничтожить мои труды. Ааа? Он что, строит из себя обиженного? Это я должен им быть! — Думаешь, если будешь лежать здесь и дуться, то это что-то изменит? — прошипел Шикамару. Ага. Он определенно злился на что-то, и мне казалось, что дело не только во мне. — Ты достаточно здоров, чтобы ходить, — продолжил он. — Но я солгал и выторговал по крайней мере еще неделю для восстановления. Это время ты можешь наслаждаться бездельем. Если бы не Асума, что попросил меня сделать это, то я бы давно занялся другим. Что еще за хрен этот Асума? — Как только неделя закончится, ты отправишься на кухню: это единственное на что ты сейчас способен. По крайней мере до тех пор, пока ты не вылечишь девяносто или сто процентов своих ран. — Кухня?.. — Да. Уборка, мойка и обслуживание… и так далее. Это самая легкая работа, что я смог выпросить для тебя. Другим вариантом была добыча гранита для новых строений лорда Орочимару. — Ой… — Так что сделай нам всем одолжение… нет… сделай мне одолжение и постарайся сделать все на высшем уровне. Как бы дерьмово не звучало, но жизнь продолжается. Твоя жизнь продолжается… по крайней мере, пока… Во всяком случае, пока что ты «в отпуске», поэтому постарайся получить от него максимум пользы. Разузнай обстановку, заведи друзей, узнай врагов и прочая чушь. Кто знает? Может заведешь необходимые знакомства, и эти ослы забудут о Гудане? Все верно, пока… — Наверное, — я легко пожал плечами. — И тогда я вернусь и сделаю парочку вещей. Шикамару выгнул бровь, но похоже не был удивлен моим признанием. — Ты и множество других, — со слабой усмешкой поправил Нара. — Если бы мне давали по йене каждый раз, когда я слышал клятву грешника отомстить… Я бы стал чертовым миллиардером. Он фыркнул и закрыл дверь за собой прежде, чем я успел произнести хотя бы еще одно слово. Но даже приглушенный рисовой перегородкой голос было легко услышать. — Попытайся немного поспать и не слишком-то бегай. Если они поймут, что ты в норме, они заставят тебя работать раньше, чем следует. Ясно? — Да, сэр. Низкий смешок Шикамару выдавил слабую усмешку на моем лице. Сказанное и правда подарило хорошую пищу для размышлений. Устроившись под одеялом, я уставился на стену перед собой, где виднелись отблески уличных фонарей. Выйти? Вряд ли. Разузнать обстановку? Завести друзей? А это походило на план. Если остальные тоже желали стереть Бьяку-Синкё с лица земли, то настало время воплотить мечту в реальность. И я был тем, кто собирался сделать это. Если я правильно понял, то Шикамару тоже хотел, чтобы я преуспел в этом. Время было ограничено, но я попытался выжать максимум из него. «Я не подведу тебя, — клялся я, пока ресницы смыкались от усталости. — Не волнуйся, Шикамару. В один прекрасный день… этому месту придет конец». ______ Саске. — Повторим удары в голову, что я показал тебе ранее. Мэны, — я нанес легкий удар синаем по верхней части головы ассистента. — Хидари-мэн, — я ударил в левую часть шлема. — Миги-мэн, — удар справа. — Цуки, — наметил в шею. — Котэ, — удар по запястью. — До, — синай коснулся ребер слева и справа, а потом улегся на моем плече. Я окинул взглядом группу из десяти мальчишек — самому старшему не больше тринадцати — все они сидели передо мной и жадно ловили каждое слово. — Вспомните эти удары, когда вступите в спарринг, и знайте, что не стоит использовать цуки слишком часто. Я внимательно слежу за вами. Если кто-то из вас пропустит удар по точке, то я или другой инструктор остановим бой. Хадзимэ! — Ос-с! — раздалось в унисон, и мальчишки встали лицом к своим противникам. Следующие полчаса мне довелось исполнять роль ведущего инструктора в наблюдении и прекращении спаррингов, когда нарушались правила. Со мной было еще двое опытных бойцов, которые разделяли часть ответственности, поэтому следить за всеми одновременно не было необходимости. — Ты должен стоять жестко, — объяснял я, становясь перед мальчишкой и показывая на примере. Тот был весьма низким, напоминающим меня в его возрасте, когда мне приходилось сражаться со старшими соперниками. Защитная маска, казалось, полностью покрывала ребенка, но решимость в глазах не оставляла сомнений, что из него получится отличный боец, когда практика сделает свое дело. Тень прокралась в додзё. Быстро взглянув в сторону открытых дверей, я увидел возвышающуюся фигуру Асумы. Он был без формы, одетый в западную одежду, сменившую привычные юката или кимоно. Асума махнул мне, зная, что нельзя в таком виде осквернять додзё. Я понимающе кивнул и жестом показал, что смогу освободиться через пять минут. Асумы не было всю прошедшую неделю, и я рад был снова увидеть его. Отдав короткие указания помощникам, я извинился и оставил теплые стены додзё, выйдя на морозную улицу. Зима была в самом разгаре, и синоптики обещали бурные снегопады на предстоящей неделе. Некогда цветущие сакуры, окружавшие два главных здания, походили на черные обглоданные скелеты, но даже сейчас сохраняли свою таинственную притягательность. Асума был найден рядом со вторым додзе, сидящим на плите и курящим. Он улыбнулся и махнул мне, похлопывая по месту рядом с собой. — Хорошо выглядишь, — я поздоровался и окинул взглядом тяжелое пальто из черной шерсти, что Асума накинул на плечи. — Как поездка? — Продуктивно, — загадочно ответил офицер, а потом улыбнулся: — Соскучился по мне? Щеки вспыхнули от подобных слов. — А тебе так хочется? Он засмеялся и полез в карман коричневого костюма. — Я приготовил тебе предрождественский подарок. Та-дааа-ам! На ладони лежала черная коробочка. Моя бровь выгнулась от удивления. — Что это? — Никогда не узнаешь, если будешь просто смотреть, — поддразнил он и поднес ближе. — Давай. Открой ее. Она не кусается. Покачав головой от несносного отношения, я потянулся за подарком, чтобы несколько нетерпеливо открыть его. Асума выглядел забавляющимся, пока я раскрывал белую ткань, что скрывала само содержимое. Это была серебряная… кошка, с выгравированной на ней молитвой. — Как только я увидел ее, — растягивая слова, продолжил Асума, — то подумал про тебя. Про то, что она должна принадлежать тебе, Саске-чан. — … У тебя такое сильное желание умереть? — рыкнул я. Понятия не имел, что мне делать: плакать или смеяться. Не то чтобы кошка была красивой. Она выглядела странно с выпяченными глазами и насмешливым оскалом. — Тебе не нравится? — последовал неожиданный вопрос, полный, как мне показалось, досады. Я поднял голову, чтобы взглянуть на Асуму. Интересно, он шутил или действительно был разочарован? — Ах, долбаный старикашка! Он сказал, что эта штука будет оберегать тебя от всех невзгод. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не закатить глаза, и все же спрятал «очаровашку» в рукаве кимоно. — Спасибо. Очень продуманный подарок. — Добавь еще немного сарказма, а то я начинаю верить, что тебе действительно нравится. — Заткнись уже, а? Асума фыркнул и облокотился о каменный выступ. — Думаю, что в этом году мне не стоит ждать от тебя подарков, верно? Сложив руки на груди, я сделал вид, что наблюдаю за двумя офицерами-бездельниками, гуляющими неподалеку. — И что ты хочешь? — Идиот. Нельзя спрашивать у других, что они хотят на Рождество. Удиви! — Разве я не сделал так однажды? Асума фыркнул. — Да… тебе было десять или около того… и ты притащил мертвую ящерицу. — Она была живой, когда я ее поймал. — Выходит, ты сделал с ней что-то, что убило ее? Господи, парень, да ты настоящий Бог смерти! Локоть угодил Асуме прямо под ребра. Я пытался скрыть улыбку, когда тот выдал слишком громкий стон боли. На нас странно посмотрела парочка проходящих неподалеку искупленных грешников, и я вынужден был ударить старика еще раз, чтобы тот наконец заткнулся. И все же, воспоминание о давнем Рождестве, проведенном вместе… казалось далекой сказкой. В Бьяку-Синкё не ощущалось праздника, потому что Орочимару не принимал его. Только из-за этого здесь не было елок или огоньков, но жители города праздновали не получая на то одобрения. Быть может из-за Орочимару я и забыл о сути Рождества. Для меня он превратился в обычный холодный день. Только Асума делал все возможное, чтобы напомнить о нем, каждый год принося различные безделушки. Последний раз это были детские тапочки с синими кроликами, что пылились в шкафу по сей день. Я умирал от стыда, когда он выложил их в комнате, где находился Хаку. Залившись краской, я стал настоящим посмешищем для своего слуги. И только подумать, глаза кроликов загорались, когда ты делал шаг! Я что, дитя малое? — Он держится? — неожиданно последовал вопрос, который вернул в реальность. — Кто держится? — Хаку. — Ох, — я вытянул ногу, с отсутствующим взглядом смотря на нее. — Гораздо лучше. Я позволил ему отдать последние почести Забузе… — Как великодушно. — Если я скажу тебе, что не планировал его смерть, тебе станет легче? — сердито прошептал я. — Откуда мне было знать, что эти придурки сделают это? — Как правило, пытки заканчиваются этим, Саске, — сухо ответил Асума. Его взгляд скользил по голым ветвям деревьев над нами. Тонкие струйки дыма от сигареты неспешно поднимались ввысь. — Всякий раз, когда ты приговариваешь кого-то… какого черта ты ждешь? — Виновные будут наказаны, — с раздражением прервал его. — Их руководители также понесут наказание… так что… — Так-то гораздо лучше, — с кривой усмешкой заметил Асума. — Да пошел ты нахрен, — я зарычал и вскочил на ноги. Не хочу копаться в дерьме. Было слышно, как он зовет меня, но я все еще злился на последние слова. «Мои принципы» не соответствовали моим поступкам. Была ли моя вина в том, что мучители получали наслаждение от своей работы, не понимая, когда стоило останавливаться? Печаль во благо! Я всего лишь делал свою чертову работу! Почему только я должен нести ответственность за… — Угх! — Блядь! Столкновение было бы достаточно забавным, если бы мое настроение располагало. Что-то громко повалилось на землю. Я перевел взгляд, чтобы наконец понять, с кем столкнулся. Сначала я смутился, увидев стальные кастрюли, миски и пластиковые чашки различных цветов, валяющиеся у ног. Кухня располагалась в другом конце комплекса, поэтому я удивился. Но буквально был ошарашен, когда увидел виновника. Светлые волосы, что возможно не было уникальным, ведь здесь работало еще пару светловолосых грешников, но эти шрамы на лице и холодная синева глаз, что отпечаталась в моем сознании. Узумаки Наруто. На секунду он выглядел смущенным, прежде чем в его взгляде появилась твердость и сталь. Я видел, как его губы напряглись, готовые выпалить что-то, а брови нахмурились, словно на язык попала горечь. — Вы двое в порядке? — раздался вопрос, и мы оба посмотрели на Асуму. Сарутоби сложил руки на груди и выглядел несколько заинтересованным чем-то. Учитывая его последние слова, победную позу, а также то, что я сидел на земле в грязном кимоно посреди жестяной посуды, благодаря кое-кому, кто не видит, куда идет… Я был просто взбешен! — Тебе тяжело ходить, Узумаки Наруто? — холодно процедил я, вставая. Протянутая рука Асумы была проигнорирована. Кимоно пришлось отряхивать. — Кроме того, почему ты здесь? Кухня находится в другой стороне, язычник. — Прошу прощения, — последовал тихий ответ, в искренность которого я не поверил ни на секунду. Возможно, дело во взгляде, что встретил раньше. Это выражение сулило небывалую опасность. — Это мой первый день работы на кухне, и мне было велено взять это и принести… думаю, я сбился с пути. Он выглядел робким, чесал затылок и глупо улыбался, что казалось натянутым. — Я забрал их и видимо потерялся… сэр, — мне показалось, что это «сэр» было оскорблением. Наруто поднялся на ноги и тут же нагнулся, чтобы подобрать кастрюли и миски, что валились обратно, и ему приходилось бегать и собирать их. И все же, я не был слепцом, чтобы не заметить, как неловки его движения. На ногах больше не было бинтов, но я видел, что он с трудом наступал на полную стопу, и хотя рукава его юката были достаточно длинными, я заметил синяки вокруг его запястья, а так же старые царапины на виске и щеках. Интересно, сколько он провел в Восточном крыле? Когда Наруто выпрямился, нельзя было не услышать болезненного вздоха. Рука коснулась ребер слева, стараясь унять боль. Казалось, он остановился, чтобы перевести дух, а потом, когда понял, что не упадет, закинул последнюю тарелку в большой пластиковый контейнер и пробормотал что-то себе под нос. Я даже не заметил, что изучаю его столь внимательно, пока не поймал взгляд. Щеки загорелись, когда стало ясно, что я был пойман в столь неподходящий момент. Это приводило в бешенство, ведь я позволял себе погрузиться в мир грешника. Часть меня хотела пнуть собранные кастрюли, чтобы причинить еще больше страданий. Но вместо того, чтобы прибегнуть к столь унизительной и детской тактике, я стиснул зубы и развернулся на пятках, чтобы покинуть место встречи. Я слышал, как Асума что-то сказал Наруто, и хотя мне было интересно узнать о чем речь, я не повернулся. Прошло меньше минуты, прежде чем шаги Сарутоби послышались за спиной. Надо было вернуться в додзё. — Хороший парень, — нагнав меня, произнес Асума. — Он попросил еще раз извиниться перед тобой за это столкновение. Я насмешливо фыркнул. — Еще бы. Ты видел, как он смотрел на меня? Словно желал моей смерти? — Хах. Неужели? То есть… я-то думал, что он жаждет крепко обнять тебя и пригласить насладиться обществом других язычников? Ладонь ударила по стене додзё. Развернувшись к Асуме, я говорил так сдержанно, как это было возможно: — Я не дурак, Асума. Возможно, ты тоже забыл дорогу и пришел к додзё? Скажешь, что он потерялся? Это не может быть его первый день! Я отпустил его почти месяц назад! — … и этот месяц он потратил на лечение, — спокойно сказал Сарутоби. — Можешь поразмышлять, что они сделали с ним, Саске. Что? Что это? Что, черт возьми, за чувство? Почему он смотрит на меня так? Почему в его глазах и жалость, и гнев? И почему сердце стучит так быстро? Почему Асума заставляет меня чувствовать вину за то хорошее, что я делал? Разве мой приказ об освобождении не был адекватным? Что еще он хочет от меня? И все же, воспоминания о ранах и ушибах Узумаки Наруто вернулись ко мне. Словно обухом по голове, только гораздо больнее на этот раз. Не понимаю. Я приговаривал многих, но почему в этот раз ситуация столь отличалась? Потому что ты увидел то, что скрыто в нем, не так ли? Твои «глаза» увидели добро внутри грешника, и теперь… Как ты мог закрыть глаза на хорошее начало, предаваясь справедливости? Свет внутри него… что ты видишь, Саске? — Эй… не обращай на меня внимания, — натянуто произнес Асума, потягиваясь и зевая. — Я имел в виду… он что, должен был лизать твои ноги за свою «свободу», да? Во всяком случае, он жив и здоров… в отличие от тех, кто не оказался достоин. — Я… Но Асума уже повернулся и махнул рукой на прощание. — Еще встретимся, юный Господин, ох… и я бы не торопился выкидывать талисман. Может присмотришься к нему, когда будет время. До встречи. — О чем ты… Но с тем же успехом я мог разговаривать с ветром, ведь Асума исчез из вида. Порывшись в кимоно, морщась, я взглянул на плотоядно оскалившегося кота, а потом перевернул, чтобы прочитать надпись. Неужели кто-то пишет столь очевидные вещи: «Пусть это защищает от всякого зла». Защити меня от всякого зла… «Остерегайтесь врагов, скрывающихся во тьме». Что все это значит? Были ли они связаны между собой? Знал ли Асума о нападении? Я так и не рассказал ему о случившемся тем днем и о том, что поиски Куробачи были неудовлетворительными. С его слов, в город прибыло много китайцев, но большинство из них были торговцами, а подозревалась лишь парочка. И то, они утверждали, что понятия не имели о какой-либо мафии, и у Куробачи не было другого выбора, кроме как их отпустить. И все же, он обещал продолжить слежку и направить «отчет» в случае положительного результата. — Саске-сенсей! Саске-сенсей! Услышав свое имя, я тут же посмотрел в сторону источника звука. Это был один из старших учеников из додзё. У меня был урок, прежде чем случилось это недоразумение. — Вы возвращаетесь в додзё? — сосредоточившись и нахмурившись, спросил мальчишка. Я кивнул и поднялся по ступенькам. Стоило поднять руку, чтобы потрепать ребенка по волосам, как я заметил двух полицейских — в форме личной охраны Орочимару — приближающихся к додзё. Прекрасно. Еще одна неприятность. -Саске-сама? — с вежливым поклоном выкрикнул один. — Лорд Орочимару желает видеть вас немедленно. Я понимающе кивнул. — Скажи ему, что приду, как закончу занятие. — Он настаивает на том, чтобы вы пришли прямо сейчас, сэр. Это срочно, — настоял второй офицер с выражением, дающим понять, что им плевать на мое мнение. Если потребуется, они притащат мою задницу к Орочимару силой. Дерьмо. — Я сказал, что приду, как только закончу занятия, — медленно повторил я, если они вдруг не расслышали. — А теперь прошу извинить. Меня ждут ученики. Развернувшись, я вернулся в додзё, раздавая указания ученикам, которые тут же разошлись по обе стороны. Что бы не горело у Орочимару, это может подождать, по крайней мере еще полчаса. К тому же, зная старого извращенца, могу предположить, что, прибыв туда, я бы наблюдал, как тот одевается или ведет какой-то бессмысленный разговор о событиях дня. Бесполезная трата времени. _____ Наруто. Знаете что? У меня был действительно хороший день, пока его не омрачила одна херня. Я захлопнул контейнер с большей силой, чем это требовалось, сдерживая злость на своего нового босса, который вышел со склада, чтобы сделать мне выговор. — Где, черт возьми, ты был? — ревел он. — Ты нёс эти гребаные вещи в течении целого часа, Узумаки! — Прошу простить меня, — я склонил голову и робко усмехнулся. — Я правда потерялся. Мне показалось, что Умеши сказал идти налево, и я в итоге ходил кругами. Простите. Еще раз поклонившись, я ждал, что тот даст подзатыльник или что-то еще, но он лишь проворчал, а потом отвернулся и приказал «начать разгрузку проклятых коробок, потому что обед совсем скоро!» — Да, сэр! — с притворным энтузиазмом выкрикнул я. Он смерил меня взглядом, а потом вернулся к поварам, вынужденным чистить около миллиона картофелин в углу кухни. Здесь был настоящий хаос — организованный хаос — но то было небом и землей, по сравнению с темницей, в которой я был. Бурление и ароматы жареной и вареной рыбы, свежей говядины, овощей, соусов, супов и тушений играли на чувствах, заставляя течь слюни. Что касается моего босса, то несмотря на все неприятности, что я доставил ему, он был хорошим человеком. Он походил на дедушку — вьющиеся седые волосы и морщинистое лицо — любил свою белую рабочую униформу и берет, как у тех французских поваров, которых можно увидеть в фильмах или журналах. Он был низкорослым, примерно на два дюйма ниже меня, но блять!.. он был самым лучшим и самым быстрым поваром, которого я когда-либо видел. Ему было достаточно пяти минут, чтобы приготовить порцию божественного удона. Конечно, лучшие блюда попадали на столы офицеров, но каждый раз он позволял дегустировать, особенно, если хорошо поработал в этот день. И что удивительно, я полюбил эту работу. Знаете, мне пришлось работать в действительно хреновых местах в прошлом (ничто не сравнится с работой на полставки сантехником и копанием в дерьме), так что мытье кастрюль и тарелок, или натирание полов, подметание столовой, полировка мебели или выполнение иных поручений были детской игрой. Так как я был не очищенным грешником, то не получал денег, но мне было все равно. Где бы я собирался потратить их, если приговорен к смерти? Это был первый раз за два месяца, когда я получил хорошую еду. За первую неделю я должно быть съел столько, сколько не ел никогда в жизни. Шикамару говорил, что я сильно исхудал, поэтому первое время старался украдкой откусить или запихнуть в рот случайных продуктов, пока никто не видел. А еще хотелось поблагодарить Нару за то, что он не отказался от меня и был прекрасной «мамочкой». Иногда он прятал в своем юката кое-какую еду, чтобы потом передать мне, и я вкушал ее в своем углу, пока все спали. Обычно мы получали упрощенные версии изысканных блюд, подаваемых офицерам. Нам позволялось есть только после того, как остальные поели. И все было не так сказочно, как у служащих. Мы должны были выстраиваться в очередь и идти к прилавку, где на поднос вываливался половник еды, и надо было поспешить занять угол, чтобы доесть это дерьмо. Кстати, я упоминал, насколько огромной была кухня? Во время скитаний мне приходилось работать в одном или двух ресторанах, но ни один из них не стоял рядом. Здесь было более десяти электроплит и решеток для гриля, и каждую минуту там что-то готовилось. По крайней мере двадцать очищенных грешников занимались готовкой, около половины были помощниками, и все это под присмотром деда шеф-повара. Остальные были чернорабочими как я, поэтому трудились с утра до ночи — семь дней в неделю. Приходилось вставать в пять, подметать столовую, натирать столы, а потом расставлять стулья для сотрудников, что придут на завтрак. Меня не допускали на обслуживание, так как я был «грязным», поэтому делал всю черную работу: собирал посуду с конвеерной ленты и начинал мыть, так быстро, как только мог. Еще до того, как завтрак кончался, на кухне начинали готовить обед. И круговорот повторялся до тех пор, пока вечером не была съедена последняя тарелка, а это было около десяти вечера. Официально не разрешалось задерживаться после полуночи, и к тому времени я был истощен (а тело ныло), но достаточно доволен собой, чтобы провалиться в сон, пока пятичасовой звонок не прервет мечты. Слова Шикамару были приняты слишком близко к сердцу. После дополнительной недели «отдыха», в которую я делал все возможное, чтобы играть умирающего и имитировать приступы боли и страданий, я наконец смог выйти из общего дома не будучи связанным, и это было потрясно! Многие из новых соседей по комнате (мы были словно жильцы) сначала не слишком-то взлюбили меня, особенно когда я рассказывал красочные (и приукрашенные) истории о выходках, что привели меня к смертному одру. Один из них признался, что они как правило не особо общались с неочищенными грешниками, но тот факт, что меня отправляли на Гудан, заставил их взглянуть на меня по-другому. Они считали меня бесстрашным перед лицом смерти. И я не решался переубедить их. Еще хорошая новость — мои раны заживали, но ушибы давали о себе знать, особенно после того, как приходилось стоять слишком долго. Мне все еще было сложно наклоняться, так что повар разрешил мне работать на доставках, нежели выполнять различную работу. Во время одного из таких поручений, я решил сделать небольшой крюк. Мне уже было знакомо расположение кухни, столовой и домов для грешников, а ночью на куске бумаги, одолженном у сожителей, мне удавалось зарисовать небольшой план. Сейчас я знал точно, что кухня сочленялась с двумя залами столовой в форме буквы «Н». Было еще одно здание, примыкающее обломком к четырем, и оно было личным банкетным залом. Именно там Лорд Орочимару совершал пышные приемы гостей. Примерно в миле отсюда располагалась прачечная, где грешники стирали форму офицеров и все, что требовалось для Бьяку-Синкё. Это была достаточно напряженная работа; днем и ночью оттуда валил пар и пахло мылом, даже в самые ранние часы. И все же, мне еще предстояло познакомиться с другой частью комплекса, где в основном располагались административные корпуса, храмы и додзё. И что могло быть лучше, чем притвориться потеряшкой? Бесцеремонно я бродил в округе какое-то время, убедившись, что направился в сторону храма. Всякий раз, когда я проходил мимо стражников или контролеров, я послушно опускал голову и пытался выглядеть сокрушенным настолько, насколько это возможно, чтобы вписаться в декорации. К счастью, никто не остановил меня и не стал спрашивать, что я здесь забыл. Даже пришла мысль найти Шикамару и перекинуться с ним парочкой слов. Тот сказал, что сегодня будет работать в саду, но когда я проходил мимо (прекрасные оранжереи, кстати), то не смог увидеть знакомой фигуры среди других грешников, ломивших спину. Думаю, он ушел куда-то. Приближаясь к храму, я был очарован величественной архитектурой. Мне стало почти что жаль, что в один день я разрушу и это здание, но некоторые вещи должны быть сделаны. Я ощущал соблазн войти туда, но подумал, что скорее всего сгорю заживо, ведь я же «грешник». В любом случае, снаружи было приятно находиться: где угодно, лишь бы не в темноте вонючей грязной кухни. Это часть Бьяку-Синкё имела свой шарм. Именно эту часть созерцали посетители: идеальное, тихое, красивое и полное истории место. Можно было представить туристов, охающих и ахающих, а потом снимающих все вокруг, чтобы поставить карточки в рамку. О, если бы вы только могли видеть всю ненависть и отчаянье, пропитавшие это место… Тогда бы вы не восхваляли Бьяку-Синкё. Отсюда горы казались ближе, и я ощущал себя никчемным жуком, брошенным на грязную землю, чтобы однажды быть раздавленным. А потом мой день вдруг стал ужасным. Виной было не столько столкновение, сколько выражение лица этого мудака. Он имел наглость смотреть на меня так, словно это была моя вина, что он не смотрел себе под ноги. Технически, я тоже не свернул с пути, но именно он выскочил из-за угла, словно голодный слон и потом… Бум! В какой момент мои паруса потеряли попутный ветер? Я готов был начать извиняться, но стоило ему открыть рот, как из него посыпалось напыщенное самодовольство. Если бы не подошедший мужчина, то кто знает, чем бы все закончилось? Возможно, прямо там я бы и прикончил его. Одним меньше… но предстоит уничтожить еще сотни… И все же… почему он так смотрел на меня? Не мог поверить, что я все еще жив? Хватит смотреть так внимательно и печально, дорогой первый капитан. Я планирую спалить это место и превратить твою жизнь в ад, как только… — Не обращай на него внимания, — произнес высокий мужчина после того, как Господин Всевышний и Могущественнейший потопал отсюда. Я перевел взгляд и почувствовал небывалую легкость, что не ощущал ни с одним из офицеров. Его лицо казалось подозрительно знакомым. Ах, да… он зачитывал преступления, когда напыщенная задница выносила приговор. Только выглядел иначе в костюме и пальто. Гораздо могущественнее и пугающе, но, похоже, он был хорошим человеком, а сигарета напомнила о Кодзиме. Не знаю, хорошо это или нет. — На самом деле, под всей этой… угрюмостью есть сердце, — продолжил с улыбкой мужчина. — Меня зовут Асума. Он протянул руку, и я сначала подумал, что должен был отдать что-то, но поздно сообразил, что всего-то должен был потрясти ее. Но мне не хотелось касаться кого-то. Я все еще нервничал, но и не мог оставить руку висеть в воздухе. Сглотнув, все же ответил на рукопожатие и быстро убрал руку, подавляя желание обтереть ладонь о себя. — Узумаки Наруто, — представился и я. — Я знаю, кто ты, — оборвал Асума, а потом подмигнул, вынудив меня выгнуть в замешательстве бровь. — Что-то подсказывает, что мы будем видеться чаще, молодой человек, — он снял воображаемую шляпу на прощание. — До встречи. И передавай привет Шикамару. — О… — но мужчина уже спешил догнать Ваше Преосвещенство, оставив меня в недоумении от разговора. Будем видеться чаще? Интересно, как, если последнее время я почти все время пропадаю на кухне? Пожав плечами, я решил отвлечься от ненужных мыслей, хотя день оказался вконец испорчен. — И кто сейчас тебя укусил за яйца? — последовал вопрос от моего товарища по посудомоечной машине, что громко хрустел морковкой. Его звали Чоуджи Акимичи, он работал на кухне с момента своего заключения в тюрьме, то есть почти пять лет. Пухлое тело и рыжие волосы выделяли его из толпы рабочих (такие были разве что у одного из помощников повара), и он был крутым парнем, с которым можно было поболтать в редкие минуты спокойствия. Похоже, Чоуджи не особо задумывался о том, что говорил, и мне это нравилось. — Гулял и встретился с самим дьяволом, — проворчал я, складывая миски на подносе. — Господь должно быть ненавидит меня. Чоуджи захохотал и почесал грудь, на которой красовалась черная татуировка, которую я уже видел раньше. Шикамару рассказал, что она предназначалась всем искупленным грешникам. Знак, доказывающий, что они отказались от своего пути и стали достойными членами общества. Татуировка размещалась на любой части тела, и если у Чоуджи она была на верхней части правой груди, то у Шикамару — на левом плече. У жирного мудака она тоже была… Я вздрогнул и тряхнул головой, чтобы избавиться от этого образа. Надо двигаться дальше, как сказал мне Шикамару. Но я не мог, пока понимал, что остальные все еще были под землей… прямо сейчас, в эту минуту… страдают от самых бесчеловечных пыток, непозволительных для человека. «И все это его рук дело, — с горечью подумал я, вспомнив его белокожий образ и темные глаза. — Каждый день он приговаривает грешников. Сколько их было после меня? Сорок? Пятьдесят? Сто?» Я и не подозревал, что пластиковый контейнер согнулся в руках от кипящей ярости, а потом с громким треском развалился на две части. Очнувшись, я с глуповатым удивлением смотрел на осколки. — Вычтут из твоей зарплаты, — поддразнил Чоуджи. Я слабо усмехнулся и выкинул бесполезный пластик в мусорный бак. — Да… они могут вычесть хоть из моего долбанного трупа, если захотят. Смех Чоуджи словно бальзам на душу, средство от тупой головной боли. Я продолжил перекладывать посуду и сковородки. Крошечная (но растущая) темная часть моей души продолжала строить фантазии о том, как первый капитан окажется в моей власти и будет просить о милости. … Посмотрим, придется ли ему по вкусу собственная терапия…