Глава 10.
Колыбельная
Спи, мой голубь, и крылья сложи, Бархат глазок прикрой поскорей. Ты так мирно лежишь, мой чудесный малыш, Словно в гнёздышке, в люльке своей.
Японская колыбельная
Ее голос был ласковой песней, успокаивающей, словно летний ночной дождь. Моя голова лежала на ее коленях, ресницы потяжелели от усталости, а запахи — словно дуновение конца июля. Я чувствовал себя юнцом. Прикосновение ласковых пальцев к моим волосам, лбу, щеке. Все это заставляло чувствовать себя… любимым. Я прижался ближе, чтобы впитать тепло, ее врожденный материнский инстинкт передавался с каждым вздохом.Видишь звёздочки там, в вышине,
Что взошли на ночной небосклон?
Как в лесу под капель колокольчиков трель
Их далёкий серебряный звон.
Мы были одни. Конечно, я часто жаловался и дулся, когда отец забирал Итачи на тренировку в додзе, а тот лишь гладил меня по голове и говорил: «Как только ты немного подрастешь, Саске. Не беспокойся. Твое время придет». Когда? Мне хотелось спросить Итачи, но тот шепнул, что принесет сюрприз. Я замер от неожиданности. Итачи всегда знал, как обезоружить меня.Светлый лучик проник сквозь окно,
Желтый маленький лучик луны.
Он пришёл, чтоб узнать, лёг ли мальчик в кровать,
Крепко спит ли и видит ли сны.
Остаться с матерью — значит наблюдать за тем, как она справляется с домашними делами. Она попросила помочь со стиркой, и мы вместе развешивали кимоно, юката и постельное белье на деревянных жердях на заднем дворе. Глухое шелестение танцующих на ветру влажных вещей, странная песенка матери. Отсюда было слышно соседей, приветствующих друг друга, а ароматы жареного картофеля и копченой рыбы, батата или свиного шашлыка витали в воздухе. Скоро и мама будет готовить отцу и Итачи… надеясь, что они вовремя вернутся. Иногда отец задерживался на ночь на работе, а мать сидела в гостиной и ждала. И в эти моменты, если я заглядывал в комнату, она выглядела печальной. Это разбивало мне сердце. Что угодно, но только чтобы не страдала мама. «Мамочка?» — Хм? — Когда я вырасту, то буду вовремя приходить на обед. Обещаю, что никогда не задержусь. Песенка прервалась, и когда она вновь заговорила, то я услышал улыбку в ее голосе. — Я всегда буду ждать тебя, мой храбрый маленький воин. Щеки залила краска, когда мама наклонилась и оставила теплый след мягкими губами на лбу. Я вытер бы его, если бы Итачи был рядом (потому что чувствовал себя неловко от его поддразниваний). Но когда мы с мамой оставались одни, то я был совсем не против ласки. Я устроился поудобней, прислушиваясь к шелесту листьев, и вдруг из ниоткуда налетели сильные порывы ветра. Я поежился от холода. Аномальное изменение погоды для этого времени года. «Мамочка, — захныкал я, глядя в небо с низкими серыми облаками, — кажется, будет дождь». Но мать игнорировала меня. Она продолжала петь, словно не замечала злосчастных изменений в воздухе.Слышишь, с моря доносится рёв?
Это волны ведут разговор
Про морские суда, что уже никогда
Не вернутся в родимый простор.
«Мамочка?» — голос стал громче. А еще я слышал его. Слышал их. Громовые раскаты, выбитые тысячей лошадей. Я слышал крики смерти и знал, что случится, что это неизбежно. Мне надо было предупредить ее, что пора уходить со двора. Нам надо в дом… сейчас же! «Мамочка!»Спи, мой голубь, и крылья сложи,
И закрой свои глазки скорей.
Почему ты не спишь, мой любимый малыш,
Словно в гнёздышке, в люльке своей?
— Нам надо уйти! Прямо сейчас! — кричал я, но не слышал своего голоса. Мать улыбалась сама себе, не обращая внимания на происходящее. Я попытался вырваться, поднять ее на ноги, но руки сжались вокруг моей шеи, не выпуская из плена. Она не видела? Разве не понимала, что умрет? Разве не хотела спастись? И почему не давала уйти? «Мамочка-аааа!» — уже кричал я, пытаясь пересилить черных как ночь лошадей, ржущих и несущих громадных всадников в темных одеждах. Они прыгали через забор с наточенными катанами, вынутыми из ножен. — Не бойся, мой маленький храбрый воин, — с теплой улыбкой на лице повторила мать. — Я всегда буду с тобой… ждать тебя… Мой крик ужаса потонул в какофонии ужасов. Мать обезглавливали второй раз. Оторванная голова слишком медленно летела по воздуху, а потом безымянный черный всадник вцепился в длинные волосы. Лицо матери дергалось передо мной, словно требуя одобрения. Быстрым движением всадник закинул трофей в тканую сумку на спине лошади. Я был уверен, что там же можно найти головы Итачи и отца. От одного созерцания этой картины меня сковывал ужас. Я даже не мог открыть рта, чтобы кричать. — Твоя очередь, Саске, — голос черного всадника звучал отовсюду. Катана блестела от крови. Зажмурившись, я ждал удара, что освободит меня… ____Спи, мой голубь, и крылья сложи,
И закрой свои глазки скорей.
С коротким вздохом я поднял веки.Почему ты не спишь, мой любимый малыш,
Словно в гнёздышке, в люльке своей?
Я смутился. Я что, еще сплю? Но тогда почему все еще слышу колыбельную?.. ма… мамочка? Это ты? И все же сон был другим. Я больше не был ребенком, а вокруг было не Бьяку-Синкё. Запах, витавший в воздухе, не напоминал об ужине летним вечером. И пускай аромат не походил на аромат матери, я все еще чувствовал знакомое тепло, исходящее лишь от женщины. Моя спутница склонилась, и ее длинные светлые волосы легли мне на плечи и спину. Эно.Спи, мой голубь, и крылья сложи,
Бархат глазок прикрой поскорей.
Ты так мирно лежишь, мой чудесный малыш,
Словно в гнёздышке, в люльке своей.
Она тихо пела и гладила мои волосы, точно мать много лет назад. От подобного очень хотелось спать (или может виной тому случившееся «действо»), но от колыбельной пронзила неприятная дрожь. Не хотелось слышать ее снова. Никогда. — Хватит, — приказал я, хоть голос и был хриплым и одурманенным. — Мой Господин? — испуганно спросила она. К счастью, пальцы перестали перебирать мои волосы. — Эта песня, — спокойно пояснил ей. Мягкая упругая грудь прижималась к спине, и это навеяло воспоминания о том, как я осмелился почувствовать ее… о том, как вгрызался в твердые соски, словно младенец, лишенный пищи. Щеки горели от воспоминаний о произошедшем. Какой позор. — Разве Вам не нравится? — от вопроса меня передернуло. — Что? — Песня, мой Господин. Вы сказали, чтобы… — Никогда не пой ее в моем присутствии, — оборвал я. Я чувствовал, как ее взгляд прожигал меня, но без лишних вопросов она согласилась. — Как прикажете, Саске-сама. Последовала долгая неловкая тишина, и я попытался обдумать действо, произошедшие недавно. Действо? Взглянув на часы, я поморщился. Было почти четыре утра. Последний час Эно была со мной. Час, наполненный новыми открытиями и чувством странной неудовлетворенности. Но почему? Во-первых, потому что «действо» в основном было со стороны Эно. Я просто лежал на спине и наблюдал за ее попытками удовлетворить меня. Сначала это походило на массаж Хаку, но затем губы и язык Эно познакомили с такими мощными ощущениями, о которых я и мечтать не мог. Признаюсь, было неловко смотреть на то, как с большим энтузиазмом она сосала мой член (в какой-то момент, мне показалось, что она откусит его). Отбросив страхи, наконец удалось получить результат, который перекрыл все сомнения. Не уверен, что когда-либо было так трудно дышать, что с такой силой выплескивался адреналин и жар накрывал все тело, заставляя пальцы впиваться в футон. Эно проглотила все до капли, и казалось, ей нравился этот вкус. Такое чувство, словно она наслаждалась каждым моментом. Я не стал спрашивать. Кажется, Эно поняла, что для меня то был первый раз, и не смеялась, не издевалась над слабыми попытками двигаться туда-сюда. Она была хорошим и терпеливым учителем, каждое сорванное дыхание было поддержкой. Я делал все возможное, чтобы соответствовать ее ожиданиям. Оказывается, женское тело было куда более чувствительным, чем можно вообразить. Достаточно нежно ущипнуть за сосок или выдохнуть в районе пупка, чтобы возбудить ее. А когда Эно пригласила мои пальцы почувствовать жар меж ее ног, все что я желал, так это оставить лежать ее на футоне целую вечность. Можно написать целую книгу о первом изучении женского влагалища, но лучше сэкономлю ваше время. Когда с прелюдиями было покончено, наступило время для главного. Признаюсь, никогда прежде не боялся так сильно, не зная, как поступить. Но Эно снова указывала верный путь, как бы это не било по моей гордости. Да, раз или два, я представлял себе весь процесс, но реальность нельзя было описать одними словами. Грубо говоря, казалось, что мой пенис погружался в жаркое тугое тесто… тесто, которое обтягивало и сжимало через разные промежутки времени. От подобного ощущения можно было потерять сознание. Полагаю, что у нее случился оргазм. Ее бедра вскинулись вверх, и мой член стал влажным от ее соков. Эно уткнулась в подушку, чтобы заглушить рвущиеся стоны. Это было даже хорошо, потому что у меня не было никакого желания объясняться, почему я возлежал со своей слугой. И все же, стоны Эно заставили меня почувствовать то, что не выразить словами. Скажем, это было как после массажа Хаку… умноженное на два. Само собой, что, после столь насыщенного дня, вместе с финалом «действа» выплеснулись накопившиеся эмоции. В изнеможении я повалился на футон. Теперь же, когда дурман спал, мне хотелось, чтобы Эно исчезла так быстро, как только это возможно. Я чувствовал себя грязным и испорченным, но было бы глупо сбежать прямо сейчас, чтобы найти храм и исповедаться, поэтому мне хотелось отмыться, принять ванную и душ, чтобы… — Вы разочарованы, мой Господин? — тихо спросила Эно. Только сейчас я решился посмотреть на нее. Она прикрыла грудь простыней. Ее взгляд был смущенным, светлые волосы рассыпались по плечам и лицу. Кожа была розовой, немного темнее там, где я страстно вцеплялся в нее. Когда она прикусила нижнюю губу, я понял, что оставалось еще одно место, которое я не трогал. И хотя они манили, приглашали к тому, чтобы усугубить ситуацию… я не желал больше продолжать нашу связь. В моем сказочном мирке поцелуй означал начало серьезных отношений. Только раз мне удалось увидеть, как отец поцеловать мать — они думали, что мы с Итачи уснули — а следовательно, для меня это стало признаком истинной любви. Я оценил Эно, но в другом качестве. — … Мой Господин? — мягко позвала она. — Нет… — осторожно ответил я, стараясь не задеть чувств. И едва не ляпнул, что опыт оказался полезным. Но вовремя понял, что это не совсем та вещь, что желала услышать женщина после секса. — Мм… спасибо?.. Выражение ее лица нельзя было понять. Ей забавно? Она злилась? Испытывала жалость? Я сказал что-то не то? Поблагодарил за… оказанную услугу… что в этом плохого? — Ты была… эм… полезна, — добавил я, чувствуя себя глупцом и в тоже время растерянным. Чего ей надо? Эно наконец расплылась в улыбке, а потом, склонившись, оставила поцелуй по центру лба. Пришлось приложить достаточно усилий, чтобы не стереть его. Как она посмела?.. — Вы и правда милы, когда смущаетесь, Саске-сама. Ми… мил? Что, черт возьми, она имела ввиду? И прежде чем я успел отчитать ее по поводу таких дерзких слов, Эно уже покинула футон в поисках скинутой одежды. Снова я любовался ее стройным и в тоже время сильным телом. Каждое движение заставляло греховное желание подниматься из недр ада, и все тяжелей было контролировать себя. Я увидел собственное семя, оставшееся у нее на бедрах, и тут же вздрогнул. Я забыл о защите! Как можно быть настолько беспечным! Вдруг она была одной из тех, что спит с первым встречным? Значило ли это, что у меня обнаружится какое-то заболевание? Или еще хуже… Эно будет носить моего ребенка? Понятия не имею, как легкомысленные барышни предохранялись, и пускай я мог повалиться на бок и уснуть, выглядеть последним мудаком не хотелось. Беззвучно открывая и закрывая рот, я наблюдал, как Эно завязала пояс кимоно и пальцами расчесала волосы, чтобы после собрать их в конский хвост. Откашлявшись, я все же заставил себя заговорить. — Хм… Эно… — Откуда это? — вдруг спросила девушка, заставив меня моргнуть от неожиданности. Эно смотрела на мой костюм, что я скинул вечером. Откуда у меня костюм? Что за вопрос?.. Оказалось, ее интересовал не костюм, а то, что девушка вытащила из него. Это был таинственный подарок Асумы. Я сунул его в пиджак перед отъездом. — Один друг дал мне его, — осторожно сказал я. Эно осматривала талисман со смесью изумления и… очарования. — Что за друг? — тут же спросила Эно, заставив меня удивиться ее смелости. Может, слуга забыла свое место? Быть может, мы и переспали, но кто давал ей право задавать подобные вопросы? Я не обязан отвечать на них. Едва я собрался поставить ее на место, как служанка начала рыться в своем кимоно (должно быть там был скрытый карман), чтобы после вытащить точную копию «очаровашки». — Видишь? — с улыбкой сказала она. Ее бледные голубые глаза светились от счастья. — Точно такой же. — Вероятно, штамповка, — пробормотал я. Теперь было ясно, что Асума купил талисман в магазинчике сувениров. От этого подарок терял свою прелесть. Мне казалось, что он действительно уникальный и особенный. — Абсолютно нет, — заявила Эно. Она присела на матрас и подвинулась ко мне поближе, став абсолютно серьезной. — Этот особый шарм дается лишь членам организации. Надпись на спине… Разве не видишь? Надпись. «Пусть это защищает от всякого зла». «Ох… и я бы не торопился выкидывать талисман. Может присмотришься к нему, когда будет время?». Я все помнил, но вырвал шарм у Эно и стал упорно вглядываться в слова, выгравированные на обороте. Там не могло быть ничего иного… — Вот, — тихо кивнула она. Так близко, что можно было почувствовать теплое дыхание на руке. Эно отодвинула мой большой палец в сторону и указала на кандзи, столь малое, что казалось продолжением задней лапы кошки. Вряд ли подобное можно было заметить, не зная. — День… перелом… — медленно прочитал я. — Перелом дня? Что за чертовщина? Улыбка Эно стала шире. — Кандзи читаются как «рассвет», но мы известны как Акацуки. Тот, кто дал тебе талисман, скорей всего, наш член. Снизу вверх я окинул ее взглядом. Парик… уверенный голос… и то, что между нами случилось. Я знал. Каким-то образом, это было логичным продолжением вчерашнего званого ужина, когда параноидальные мысли твердили, что верить никому нельзя. — Кто ты? — холодно спросил я девушку. — Что ты? И как Асума связан со всем этим? — Асума? — Эно выглядела искренне смущенной. — Я еще не встречалась с ним. Я присоединилась совсем недавно. И если ты хочешь знать правду… Я готова показать тебе ее, Саске-сама. — Как? — Завт… сегодня моя очередь пополнять продовольственные запасы, — пояснила она. — Ты должен найти способ один выйти из дома и встретиться со мной на Сайходзи. Это один из самых известных храмов в Киото. Уверена, тебе захочется посетить его. — Во сколько встреча? — Хм… в два часа будет отлично. Обычно в это время людно, и мы сможем поговорить, не вызывая подозрений. Встретимся в моховых садах в восточной части храма. Я буду ждать тебя на мосту через Золотой пруд. Хотелось задать так много вопросов, но Эно в панике выдохнула, когда увидела, что часы показали пять утра. — Ой, — она пыталась поправить растрепанный парик. — Мне необходимо уходить, Саске-сама. Нельзя, чтобы Канаме пришла будить меня и обнаружила пустую постель. — А… — Увидимся позже, — быстро бросила Эно и вновь наклонилась. Я приготовил для поцелуя лоб, но вместо этого мягкие губы коснулись моих. Ее дерзость и смелость были воистину поразительны. — Спасибо, что разрешил мне стать первой, Саске-сама, — с улыбкой, тепло и по-дружески прошептала она. Сердце рвалось от эмоций, которые вот-вот норовили выплеснуться наружу. Как давно на меня последний раз смотрели вот так? — Отдыхай, — бросила Эно, поднялась на ноги и поторопилась к дверям. — И да, я не «Эно», а «Ино», — с легким смешком поправила она, а потом вежливо поклонилась и скрылась за седзи. — Ино, — едва покачав головой, повторил я. Не такая уж и большая ошибка. Но сейчас меня волновало другое. Вернувшись на матрас, закинув руки за голову, я мог только переваривать новую информацию и предвкушать встречу в храме. Орочимару вряд ли бы согласился отпустить меня одного, но после ночного происшествия он не имел права отказать. Перелом дня… Акацуки… красная… луна… Кто они и что хотят от меня? Почему Асума их член? Почему он сам не рассказал мне об этом? Так много вопросов и так мало времени. И все же, ресницы стали тяжелыми. Укутавшись одеялом, я попытался погрузиться в сон, ощущая мускусный аромат первой женщины, с которой возлежал. Это было единственное, что от нее осталось. То был последний раз, когда я видел Ино живой. ____ Наруто: Опять Хаку. Только этим утром его волосы были забавно подобраны. Длинные черные пряди по обе стороны лица были собраны в тоненькие хвостики, а остальные завязаны в пучок, прикрытый странным головным убором. Никогда подобного не встречал. Даже кимоно больше не казалось девчачьим (слава Богу!): под темно-синим юката, с толстым коричневым поясом, виднелась черная водолазка с длинными рукавами. Штаны хакама были почти угольными, достаточно длинные, чтобы скрыть обувь и толстые белые носки. Сегодня Хаку был на толику мужественней. Особый акцент «на толику». А тот факт, что он направился прямиком ко мне, вместо заигрываний с другими, и вовсе был неловким. Нет, конечно, он поздоровался с грешниками, даже постоял пару секунд, смеясь над их шутками, а потом вытянул шею, чтобы найти в толпе кого-то. От мысли, что Хаку искал меня, стало еще тревожней. — Доброе утро, Наруто-кун, — он поприветствовал меня, ослепительно улыбаясь. Разительное тепло по сравнению с серым утром, в которое мы — вы верно подумали — орудовали лопатой над выпавшим за ночь снегом. Я не чувствовал пальцев рук и ног, но улыбка Хаку (хреново дело) заставляла чувствовать себя… хорошо… тепло. Нормально ли это? Кто-то имел наглость присвистнуть, и я почувствовал, как краска поднимается от шеи к лицу. Хаку хихикнул, прикрыл рот рукой и продолжил наблюдать, как я с большим рвением принялся махать лопатой. Сегодня не было Чоуджи, что отвлек бы меня. Он свалился с гриппом. Поэтому сделать вид, что Хаку нет, не получилось. — Как твои дела сегодня, Наруто-кун? Довольно холодно, не так ли? «Да что ты говоришь, капитан Очевидность!» — моя худшая часть желала ответить со всем сарказмом, на который я был способен. Мне не удалось усмирить язык, но я попытался добавить веселости в голос. — А помочь не хочешь? Я всего-то пошутил и не рассчитывал, что слуга согласится, но юноша оказался озадачен. Он распахнул глаза, а потом склонил голову, словно размышляя. — Ну, я не был бы против, но они не позволят, — надув губы, Хаку кивнул в сторону стражников, что смотрели на нас со смесью раздражения и непонимания. Держу пари, они желали прервать наш короткий диалог, но не могли вмешаться. Видимо, быть шестеркой Саске не так и плохо. — Лентяй, — фыркнул я, театрально вздохнув. — Сгребать лопатой снег часы напролет — самое веселое занятие, что мне доводилось встречать. — Правда? Я посмотрел на Хаку. Переспрашивая, он что, усмехался надо мной? Но Хаку действительно выглядел озадаченным и серьезным. Можно было бы рассказать о том, что уборка снега сделает его суперсильным или подарит суперспособности, и он действительно бы в это поверил. Хаку походил на одного из тех детей, что росли на улице, и что я любил поддразнивать раньше. Только неужели он действительно во все верил или водил за нос? — Я люблю снег, — признался Хаку, он присел на ступени рядом со мной. Пришлось быть достаточно осторожным, чтобы не задеть его ноги лопатой. Хаку стоял очень близко. — Временами… — он обхватил руками подтянутые колени и уперся в них подбородком. — Когда я рос… мне приходилось спать в снегу, потому что у меня не было дома. Что? Я взглянул на него еще раз, но Хаку не смотрел на меня. Взгляд карих глаз был далеко отсюда, полный одиночества и печали, что я мог знать. Знакомое выражение, которое когда-то принадлежало и мне, в дни босоногого детства, когда я был счастлив встретить рассвет, хотя не задумывался об этом. Сердце громко застучало от воспоминаний, пришлось отвернуться и только после прикусить губу, лишь бы не обнять Хаку. — Иногда снег защищал меня, — продолжал он, протягивая ладонь к небу. Снежинки опускались на теплую кожу. — Прятал от тех, кто желал причинить мне боль. Под снежным покрывалом они не могли найти меня. — Да… — хмыкнув, я отбросил еще одну лопату. — Весело… — Ха? Почему весело? — Я думал, что ты родился и вырос тут, — признался я, несильно пожав плечами. Но прежде, чем я закончил, Хаку уже мотал головой. — Нет, — юноша вздохнул и вновь обернул руки вокруг колен. — Я родился в небольшой деревушке в нескольких милях отсюда. Кимимаро-сама привел меня сюда. Он спас мне жизнь в тот момент, когда я думал, что умер. — Кимимаро?.. Хаку выгнул бровь. — Ты не знаешь его? Он всегда ходит с Орочимару-самой. Белые волосы и точки на лбу. А… этот парень. Я видел его лишь однажды, в ночь первого омовения. Кроме того, это был единственный раз, когда я встречался со змеиным мудаком. Значит, они не часто ходят по улочкам. А ведь он здесь хозяин. — А ты? — последовал вопрос, застигнувший врасплох. — А что я? — Откуда ты? «Отовсюду и ниоткуда», — хотелось ответить именно так. Видит Бог, я бы ни капли не соврал. У меня не было дома. Я вечный странник, и даже если бы меня отпустили немедленно (если бы чудо произошло), то я понятия не имею, куда бы пошел. Возможно, шел бы на юг, так далеко от Бакуфу, насколько это возможно. Вздохнув, я потер лоб. — Родился-то… — начал было я, но заметил первую партию офицеров, направляющихся к столовой. Хаку и я поняли, что на этом наша болтовня подошла к концу. Он быстро поднялся на ноги, и язык его тела изменился. Словно он превратился в глыбу льда — я не шучу — наверное, подобная тактика применялась в присутствии офицеров. Видимо сам факт общения с нечестивым грешником, как я, мог бы накликать беду. Торопливо шепнув «увидимся позже», Хаку присоединился к толпе контролеров, одетых в черное, и затерялся среди них. Назовите меня хоть сентиментальным старым козлом, но смотреть на то, как он уходит, было несколько обидно… совсем немного. Словно Хаку отказался от меня, а ведь всего пару минут назад именно я был раздражен из-за того, что он искал меня. Пора разобраться в чувствах. Мне хотелось его внимания или нет? Решил, что «нет», когда оставшееся утро остальные постоянно дразнили меня из-за новой «подружки». Даже тот самый влюбленный дурак надул щеки и заявил, что вызовет меня на дуэль во имя его прекрасного Хаку-чан. Я сообщил ему, что он может хоть жениться на своем Хаку, но парень меня не слышал. Дурак был настолько увлечен, что начал планировать нашу дуэль. Хех. Театр одного актера. К обеду я слишком устал даже для того, чтобы отведать одно из редких особых блюд — горячей чаши темпура удон с креветкой. С отсутствующим взглядом, я палочками накручивал лапшу и размышлял о том, успею ли подремать пять минут перед мытьем посуды. Я сидел в своем убежище на складе, не находя сил подняться на крышу. Столом служил шаткий ящик, и как раз лапша должна была попасть в рот, когда дверь открылась и силуэт Шикамару возник в проеме. — Мы можем присоединиться? — А? — мы? Что за нахрен происходит… — Привет, Наруто-кун! Ах, да. Кто же еще? — Нашел его ходящего вокруг да около в поисках тебя, — пояснил Нара, как будто говорил не о Хаку, а о бродячем щенке. В чем-то это было не далеко от истины. Было глупо слоняться по этой помойке из-за меня. Как обычно, никто не ждал, пока я скажу «эй» или «нет», поэтому они нарушили мое одиночество, подставляя пустые ящики поближе. Обеды были при них. К Шикамару я привык, но вот видеть Хаку — удивительно. Как ему удалось забрать еду из столовой? — Я часто поступаю так, — сказал Хаку, и мне стало стыдно. Вдруг он мог читать мысли? — Иду в столовую, беру еду для себя и Саске-самы, а потом ухожу. — Он не ест с ними? — подняв брови, спросил я. И хоть мне было плевать на Господина Великого и Могучего, мне все еще было интересно. Хаку покачал головой. — Не всегда… ну, то есть очень редко ест. Ему не нравится находиться с офицерами… Я фыркнул. Как предсказуемо. — Готов поспорить — думает, что слишком хорош, — пробормотал я и кинул лапшу в рот. — … потому что им не нравится, когда он рядом, — тихо закончил Хаку. И в голосе слышалось… сожаление? Повисла неловкая пауза, в которой Нара и я обменялись недоуменными взглядами. Хаку пожал плечами и вернулся к обеду. — Ну… их тоже нельзя винить, — осторожно начал я, пытаясь сформулировать фразу так, чтобы она не звучала… грубо. — То есть… он их босс и они, скорее всего… э-э… уважают его… или как там это. Хаку открыл было рот, чтобы добавить что-то, но передумал. Юноша покачал головой и принялся возиться в порции своей лапши. По какой-то причине, мне хотелось извиниться перед ним. Увидев то, как сильно Хаку был подавлен, мне захотелось вновь увидеть его улыбку. — Эй, — с энтузиазмом начал я, хотя не чувствовал себя уверенно. — А что за праздник? Несколько грешников занимаются украшением зданий. Рождество-то уже прошло. Хаку с удовольствием сменил тему и кивнул. — Празднование Нового года. Единственный раз в год, когда ворота Бьяку-Синкё открыты для широкой публики, и люди могут посетить храм, чтобы почтить память родных, а грешники увидеться с близкими. В этот день всегда весело. Правда, Шикамару-кун? — Ага, — со слабой улыбкой согласился Нара. — Единственный день в году, когда это место не похоже на зомби-ленд… ну, за исключением разве что Гудана… Последняя фраза снова выбила из колеи, и настроение было потеряно. Я чувствовал, что Шикамару собирался извиниться, но махнул рукой. Не надо. Не хочу слышать. Я знал, что умру, поэтому тема хоть и пугала меня, но не была новой. — Знаешь что? — смакуя палочки, спросил я. — Мне частенько приходится слышать об этом ритуале Гудан, и я до сих пор не знаю, что там происходит. Ну, разве только то, что там казнят меня. Что там? Теперь была очередь Хаку и Шикамару обмениваться взглядами, словно они не верили, что я могу желать узнать о проклятом празднике смерти. Никто из них не собирался рассказывать, но в итоге Шикамару подумал, а потом откашлялся. — Он проходит раз в год, — тихо начал он. — И это большое событие. — Приглашаются важные лица и весь город, — прощебетал Хаку, словно забыл о том, что предоставил Шикамару право рассказа. — Именно так, — с кивком продолжил Шикамару. — Примерно в двух милях от Восточного блока есть открытая арена. Ты же видел фильмы, где гладиаторы дерутся перед публикой? Вот, чем-то похоже. Я кивнул в знак того, что понял. Холодок пробрался под одежду. Чем больше они описывали атмосферу Гудана, тем сильней я впадал в прострацию. Я не хотел знать о том, что меня ожидает. Они и правда должны были развлекать толпу, пока офицеры маршируют рядом и высмеивают их грехи под предводительством Лорда Орочимару, который помолившись за их души нараспев, попросит отказаться от грехов и будет просить прощения перед богами? А потом все закончится ритуалом. Освобождением от физического тела — груза на этой земле — единственным известным способом. — … в центре арены есть глубокая яма, куда… ну понимаешь… кидается голова… — закончил Шикамару. — В том году обряд проводил Хибачи-сама, — размышлял Хаку. — В этом году, полагаю, этим снова займется Саске-сама. Господи. Ты ж, блять, наверное, шутишь? Мало того, что он приговорил меня к смерти, так еще и собирался снести мне бошку собственноручно? Прекрасно. Просто фантастично! Держу пари, что прямо сейчас он натачивает свою катану или топор, или что он, черт возьми, использует! — Прости, — пропищал Хаку, услышав, как я застонал и прикрыл лицо руками. Аппетит вконец пропал. Кажется, до конца жизни мне так и не придется есть. — Возможно, нам не стоило рассказывать. — Все нормально, — со слабой улыбкой заговорил я и подмигнул. — Я ведь сам попросил. — Но… — неуверенно начал Хаку. Сделал паузу и не нашел, что ответить. — Но что? — подначил я. — … Мне не кажется, что ты плохой человек, — чуть слышно закончил Хаку. — То есть… Я уверен, что ты сделал что-то плохое, раз оказался здесь, но… это другое. Возможно, именно это Саске-сама увидел в тебе. — Да неужели? — усмехнулся я. — Не жирновато ли ему будет, м? И если он чувствует, что я такой хороший человек, так почему не отдаст мне мои вещи и не выпустит отсюда? — я покачал головой и прислонился к ящику с консервированными фруктами. — А все потому, что ему нравится мучить. Он такой человек. Чем больше я говорил, тем больше злился. Его самодовольная физиономия прочно засела в голове, и мне так сильно хотелось… — Нет, он не такой, — фраза, вернувшая меня в реальность. Я моргнул и уставился на юношу, что выглядел не менее удивленно. — Саске-сама, — тихо продолжил Хаку. И все же он был тверд, словно мог переубедить меня. — Саске верен своему долгу и потому должен быть жестким и бесстрастным к грешникам, которые заслужили своей участи. — Ты говоришь так, потому что работаешь с ним… и ждешь его… — я хмыкнул. — Или потому что греешь ему постель? Ошарашенный вздох прервался сипением Шикамару. — Наруто! У меня внутри все сжалось. Казалось, что я ранил чувства слуги, и начинал ненавидеть себя за это. Но от это вина напыщенного мудака не меньше. А Хаку не стоило идти сюда, чтобы есть со мной, ведь он мог наслаждаться едой в тепле и комфорте. — Саске-сама не нравится это, — холодно заметил Хаку. Он выпрямился. Возмущение легко читалось на его лице. Сейчас я видел в нем хорошего воина, и это заставило меня удивится преображению. — Ты не поймешь этого, сидя здесь и осуждая. Потому что не знаешь истинного положения вещей… — Но он осуждает других, — тут же ответил я. — Разве это несколько несправедливо? — Потому что он должен делать это, чтобы выжить! — громкий восклик заставил меня и Шикамару едва не выронить свои чашки. Упс. Хаку стоял на ногах. Руки сжимались в кулаки и подрагивали. В больших карих глазах стояли слезы разочарования и гнева. Снова давящее желание извиниться одолело меня. — Ты не понимаешь, — шептал Хаку. Он сердито вытер лицо рукавом. — Саске-сама вынужден быть таким, иначе… иначе… в нем отпадет необходимость. … Что он несет? — Для того, чтобы вернуть Бьяку-Синкё, Саске-сама должен идти по этому пути, но он не плохой человек. Ему мало нравится то, что он делает, хоть он и не понимает, сколько боли доставляет другим. Ты понятия не имеешь, каково слышать его всхлипы во сне или как он просыпается от кошмаров. Никогда в жизни он не поделится ни с кем своими переживаниями. Каждый день он встречает с единственной целью — вернуть себе землю и клан, что принадлежат ему по праву! Так что нечего сидеть и насмехаться над самым храбрым, сильным и добрым человеком, которого я когда-либо встречал! — Хаку… — начал Шикамару, но Хаку ничего не слышал. Он поднял свою чашу и палочки для еды, развернулся на месте и собрался уйти, но уже в дверях остановился, чтобы окинуть нас взглядом. Тень гнева ушла, сменившись печалью, что разрывала мое сердце. — Мне жаль, что тебе приходится проходить через эту боль, Наруто-кун, — тихо сказал он. — Но я уверен, что если бы ты открыл свое сердце и послушал его… то непременно увидел бы, как сильно вы похожи. Возможно, именно поэтому Саске-сама так ведет себя с тобой. В некотором смысле… ты напомнил мне Саске-сама… но… — Хаку тяжело вздохнул, а потом тихо закончил: — Но я могу лишь надеяться, что когда-нибудь ты сможешь простить его. Бремя, лежащее на нем… слишком тяжелое для одного человека. Не дав возможности поспорить, Хаку вежливо поклонился и оставил меня с Шикамару в гробовом молчании. Никто из нас долго не мог вымолвить и слова. А потом послышался шорох и почувствовался ядовитый запах сигареты. Наконец я встретился взглядом с Шикамару. Как обычно, было не ясно, о чем он думал, точно так же, как было не ясно, что происходило и у меня внутри. — Теперь ты рад? — растягивая слова и выпуская дым, спросил Шикамару и стряхнул пепел. — Тебе удалось не только оскорбить парня, но и теперь он вряд ли захочет увидеть когда-нибудь твою рожу. Я открыл было рот, чтобы дать отпор, но вовремя понял, что не стоит. Шикамару был прав. Я совершил глупость, хоть и… — У него есть пунктик, — тем же ленивым голосом продолжил Шикамару. Он задумчиво смотрел на балки у потолка. — Насчет Саске. — Мм. — Я не знаю всей истории, но… помню, где-то читал, что когда-то Бьяку-Синкё принадлежал клану Учиха. Его отец был комиссаром полиции или кем-то вроде того. «А мне-то что?» — так и хотелось спросить, но я промолчал. Часть меня хотела знать больше об этом скоте. Почему некоторые едва не возводили его в ранг святого? — Потом было какое-то восстание… никто не знает, кто начал его и по какой причине, но все же… его отец… мать… брат… — Шикамару сделал движение ребром ладони поперек шеи. Я невольно содрогнулся. — Всех их убили на его глазах. И если это не травмирует вашу психику, то я не знаю. Я прикусил губу, взгляд уперся в пыльный пол. Почти тоже самое случилось с Сакурой. Видеть, как того, кого ты любишь, убивают у тебя на глазах было просто… непередаваемо. А этот парень наблюдал, как уничтожали всю семью, когда он, скорее всего, был ребенком. Я не знал отца, а мать умерла до того, как я смог осознать горесть смерти. Поэтому как мы могли понять друг друга? Меня не было, когда старик, подобравший меня… и бросивший со своей сестрой… умер, а Кодзима вряд ли считался семьей. Поэтому я мог сравнивать разве что с Сакурой, но даже при этом… Кровь родных… — Разве это оправдание, чтобы быть мудаком? — пробормотал я, не желая жалеть его. К тому же, Саске вряд ли нуждался в жалости. — А разве это оправдание, что ты такой мудак? — с усмешкой бросил Шикамару. — Как бы сказать помягче… может тебе перестать быть настолько циничным? Конечно, ситуация, в которой ты находишься, наложила отпечаток, но ты слишком утрируешь. Поставь себя на его место, придурок. Ты вырос среди этого… — он махнул рукой, — … даже я бы не выдержал и давно покончил с собой. — Видишь ли, — Нара наклонился вперед и затушил сигарету о пол. — Я не пытаюсь заставить тебя проникнуться к нему жалостью. Парень бывало делал разные глупости, но… его работе не позавидуешь, — Шикамару пожал плечами. — Никогда не видел, чтобы он разговаривал с кем-то своего возраста или хотя бы улыбался. Твоя боль физическая, но, как говорил Хаку… его цель куда глубже, чем просто ходить и раздавать распоряжения. Спустя время твои раны заживут… не все, конечно, но ты понял, что я имею в виду… но что залечит его? — И чего он ждет? — не сдержав гнева, выпалил я. Мне не нравилось, как они все пытались уговорить меня. Почему именно он был жертвой в то время, когда именно я собирался умереть… в скором времени. — Если он так хочет вернуть свой чертов клан, то чего ждет? Он практически живет в одном доме со своим врагом, играет в его игры, так что пусть берет нож и бьет пока тот спит! — Говори тише! — зашипел Шикамару. — Ты думаешь, он не пытался? — Ха? — Асума рассказал мне, что была группа офицеров, которая пыталась устранить Лорда Орочимару… пытались начать восстание. Догадаешься, что случилось? Я и сам понял, но Шикамару решил утвердить. — Их головы оказались на столбах в центре для всеобщего обозрения. Так случается, если ты не согласен с действиями Лорда Орочимару. Вот что Хаку пытался сказать тебе. Саске не может проснуться в один день и решить убить его. Орочимару очень умный мудак и продумал на десять шагов вперед Саске. К тому же, много офицеров и стражников на его стороне. Если Саске и осмелится выступить против, то вряд ли покинет Бьяку-Синкё живым. Он словно застрял между молотом и наковальней. Теперь ты понял? Я закрыл глаза… сделал глубокий вдох… и попытался осмыслить услышанное. Я понял. Даже больше, чем хотел, но все же… что они от меня ждали? Особенно в нынешней ситуации? Я всего-то ходячий смертник, и вряд ли снова увижу его прежде чем начнется Гудан. Да даже если «случайность» сведет нас снова… что, блять, я должен ему сказать? «Эй, чувак, никаких обид, да? Не знаю, в какое дерьмо ты вляпался, но я понимаю, что у тебя не было выбора, кроме как приговорить меня к смерти лишь потому, что в тот день ты встал не с той ноги, но это здорово! Просто знай… когда будешь рубить мне голову, то сделай это с первого раза, ладно? Не хотелось бы ощущать удары один за одним, ведь это будет пиздец как больно. Так что…» — Наруто! Ленивая ты задница! Гребаный бездельник! Тупица, где ты? Ты, бляха, на кухне нужен! Я распахнул глаза, словно меня окатили ушатом холодной воды. Голос помощника повара оборвал все мысли. Поморщившись, я поднялся на ноги и позволил Шикамару ступать впереди. Слава богу, тот не требовал от меня ответа, потому что до сих пор не понимал, чего от меня хотят. Неужели они думали, что я должен был помочь Саске в достижении его цели? Это просто смешно! Я не намеревался становиться спасителем Саске, потому что мне было плевать на его задницу. Он должен сам научится решать свои проблемы. Один бог знал, что моя игра уже проиграна. ____ Саске: Это было слишком легко. Орочимару не посмотрел на меня, когда я попросил об индивидуальной экскурсии. А на обратном пути меня догнал Кимимаро с улыбкой на лице. — Он даже нанял тебе личного шофера, чтобы передвигаться по городу, — сказал серебряноволосый мужчина. Мне же не хотелось, чтобы кто-либо знал о моем местоположении, поэтому я собрался пользоваться автобусом или метро. Мне сказали, что можно было сесть на автобус в квартале отсюда и потом пересесть на электричку. В отличие от душных и вонючих полицейских перевозок, от этих поездок веяло жизнью, а от обычных людей не несло немытыми несколько недель телами. Я не знал, как реагировать на взгляды, преследовавшие меня. Я старался не выделяться на фоне других мужчин. На мне были простые черные брюки и темно-синий свитер, и хоть это было смешно, но еще и солнечные очки (хотя солнцем и не пахло), чтобы защитить чувствительные глаза. По пути к Сайходзи я встречал девочек-подростков, что смотрели мне в след и смеялись, прикрываясь руками. Девушки были странными существами. Я не сказал им ни слова, а они уже трещали без умолку. Наконец, когда мне удалось разузнать дорогу у местного охранника, я не мог поверить, что встречусь с Ино. К этому моменту она казалась мне самой адекватной женщиной на свете. Посещение знаменитого храма действительно было стоящим. Конечно, он не был столь грандиозным, как в Бьяку-Синкё, но от него веяло величием и красотой. Все тонуло в зелени. Тяжело поверить, что этот уголок рая на земле располагался среди шумного города. Здесь было много посетителей и туристов, и они тихо и завороженно ходили и воздавали почести. На входе была небольшая очередь, и когда наступил мой черед, я почтительно поклонился, прежде чем ступить на священные земли. Тут стоял большой темизу с чистой водой, где я и пятеро других совершили ритуал омовения. Сначала надо было вымыть левую руку, потом правую, затем рот, при этом нельзя хлебать из ковша. Я пытался не думать о том, что случилось ночью с Орочимару и Ино, но заметил, что молю о прощении за то, что грех овладел мной. Стало легче, когда я подошел к святыне и позвонил в колокольчик, сделал пожертвование, дважды хлопнул в ладоши и принялся молиться так усердно, как мог. Краем глаза я замечал, как другие посетители приходили и уходили, а я стоял и сжимал в ладони шарм, что Асума дал мне. Эта вещь буквально прожигала в кармане дыру весь день. Быстро бросив взгляд на часы, я понял, что рано было направляться на встречу с Ино (а я приехал почти на два часа раньше). Посещением трех чайных домов (Шонан-тей, Шоан-до и Танхоку-тей), где изящные гейши представляли лучший чай в моей жизни, удалось убить пару часов. После остановки у трехэтажной пагоды (жаль, что не захватил фотоаппарат), я направился к саду мхов, и чем ближе подходил, тем завороженней дышал. Изображения на брошюре не передавали всего великолепия. Здесь, вдали от звуков шоссе, я словно возвращался в прошлое. Абсолютная тишина (и это несмотря на двух-трех посетителей в этой части), разве что тихая трель птицы и мягкий шелест листьев, да журчанье маленького ручейка, сбегающего вниз по древним камням в пруд. Согласно брошюре здесь рос мох более чем ста двадцати различных видов, а соблазн прикоснуться к нему был непреодолимым. Это было похоже на бархатный ковер, который я запомню на всю жизнь. Мост, о котором говорила Ино, был давно найден. Отсюда обозревался пруд во всей его красе. Если верить брошюре, то он образовывал китайский иероглиф «сердце», а три маленьких островка дополняли пейзаж. Романтично… Неужели поэтому она выбрала именно это место? Было бы банально. Атмосфера здесь витала весьма уединенная. И все же, это место было святым и обрядческим. Вряд ли здесь было уместно удовлетворять сексуальные желания или совершать что-то еще непотребное. И все же… Где она? Ино не походила на девушку, что опаздывала. Я убедил самого себя, что ее возможно задержали в магазине, и решил подождать лишние тридцать минут. 14:45. Ино еще не было. У меня появилось странное предчувствие, но я гнал его от себя. Надо думать о хорошем. Она появится. Она просто не могла сбежать. У меня было столько вопросов, на которые я хотел получить ответ, и кто знал, может это мой единственный шанс узнать, что происходит с Данзо и Орочимару. Не важно, к какой группировке она принадлежала… они не опасны для меня… или же по какой причине она не воспользовалась моментом моей слабости, чтобы устранить меня? Кроме того, если Асума был одним из них… он тоже не пытался убить меня. 15:30. Все еще никого. В который раз я пересекал мост, не обращая внимания на странные взгляды посетителей. Мое беспокойство и волнение росли. Где она, черт возьми? У меня не было никакой возможности связаться с Ино, кроме как вернуться домой и встретить ее там. Но это могло стать пустой тратой времени. Зачем она просила приехать сюда, а потом не пришла? Не важно, как сильно она удивила меня, первое впечатление улетучивалось. Я стал раздражительным и голодным. Я специально пропустил обед, чтобы предложить ей разделить его со мной. Это то, что пришло мне в голову. В 16:42 я решил уйти. Больше не было смысла. Странное чувство подавленности и холода (виной тому и надвигающийся вечер) сопровождало меня по дороге домой. Около палатки мне пришлось остановиться, чтобы быстро перехватить несколько сносных данго. Понятия не имею зачем, но я купил два лишних, завернул и убрал в карман куртки. Надеюсь, у Ино будут веские оправдания, почему она не пришла. Возможно, ее заставили заниматься уборкой в доме или… ее отправили в магазины в другой части города. Никто не знал, что происходит со слугами. Мне стоило доверять ей. — Повеселился? — таким вопросом встретил меня Кимимаро, потягивая чай во внутреннем дворике. Орочимару не было рядом. Даже удивительно. — Все прошло… нормально, — чуть пожав плечами, ответил я. Проходя мимо, все-таки поинтересовался. — Где Орочимару? — Весь день на переговорах. И вот опять… ты так увлекся своей новой подружкой прошлой ночью, что не заметил. Не сделав шаг, я замер. Сердце пропустило удар, а потом словно с цепи сорвалось, стуча быстро и сильно. Кимимаро вновь усмехнулся и сделал еще один глоток. Он… он знал? Откуда?!.. — В этом нет ничего зазорного, Саске, — игриво продолжил ублюдок. — Поздравляю тебя. Ты наконец-то потерял свою девственность. — З…заткнись! — зло прошипел я, хотя виной тому было и смущение. — Откуда ты… — Ну, Лорд Орочимару и я решили прогуляться ночью и услышали стоны, вздохи и… Я ударил рукой по столу, заставляя Кимимаро замолчать. Хотелось провалиться сквозь землю от унижения. — Как ты смел подслушивать!.. — О, мы пробыли там недолго, — со смехом Кимимаро убрал мою руку. — Но этого было достаточно, чтобы подогреть воображение Лорда Орочимару. Он так гордился тобой… — Закрой рот! Его смех преследовал меня, пока я шел к себе в покои. Я закрыл седзи, едва не вырвав их. Голова разрывалась, не хотелось ничего, кроме как вернуться в убежище… вернуться в Бьяку-Синкё, подальше ото всех. Я застонал и упал на спину. Палочки данго больно впились в ребра. Я совершенно забыл о них… — Саске-сама? С надеждой я поднял взгляд, но за открывшейся дверью стояла не Ино. Канаме, или как ее там. Не важно. Она опустилась на колени и склонила голову. — Будет ли Саске-сама принимать ванну? — Да… но я предпочел бы, чтобы Ино помогла мне. Ее голова оставалась опущена, но я увидел, как в усмешке изогнулись губы. Быть может, то лишь игра света. — Прошу прощения, Саске-сама, но… Ино больше здесь не работает. В недоумении я выгнул брови. — Что ты имеешь ввиду? Девушка подняла глаза, полные слез. — Мы обнаружили, что она хотела убить вас, Саске-сама. Я нашла записку в ее одежде и тут же сообщила об этом Лорду Орочимару, который тут же уволил ее. Она протянула мне листок бумаги. Я быстро вырвал его и поднялся на ноги. Буквы были размазаны. Только сейчас я вспомнил, что не снял очки. Опустив их, я быстро прочитал написанное: «Не смогла убить Лорда Саске прошлой ночью. Попробую позже, во время встречи в храме Сайходзи. В случае неудачи приступаю к плану Б». План Б? План Б? Ничего не понимаю. Ино не подавала никаких признаков того, что собиралась убить меня прошлой ночью. Кроме того, она не стала бы обещать рассказать об организации, частью которой был Асума. Зачем столько лишних проблем? Неужели все это время она лгала? — Вижу, что вы шокированы, Саске-сама, — проговорила девушка и потянула руку ко мне. — Давайте я помогу вам… — Не прикасайся ко мне, — рыкнул я зло и ударил ее по руке. Было плевать на то, как вздрогнула девушка и прикусила язык от боли. Меня мутило, и ее стенания сейчас были ни к чему. — Убирайся, — приказал я. — И не возвращайся. Ясно? — Да… да, мой Господин. Она вежливо поклонилась и исчезла так же тихо, как появилась, оставив меня опустошенным и растерянным. Ино исчезла, и я никогда не узнаю правды. Я был предан и обманут, озабочен тем, к чему привел меня момент слабости с женщиной, которая желала осуществить свой дьявольский план. И все же… Что-то не сходится. К (не)счастью я был избавлен от ее поисков и требований ответов, когда один из слуг Орочимару явился ко мне с сообщением о том, что наш маленький отпуск официально подошел к концу. Видимо, Орочимару закончил со встречами, что были запланированы, и мне стоило начать паковать свои вещи. Мы сядем на первый же поезд в Бьяку-Синкё утром. Как бы сентиментально не звучало, но я скучал по дому и не мог дождаться, когда вернусь в свою святыню.