Глава 12.
Прелюдия.
Стоит взглянуть на Луну, Как в голове тысяча мыслей И думы полны печали. Но дело не во мне. Осень. — Оэ, но Чисато —
Саске: Утро началось с невозможной головной боли и кислого привкуса во рту. Последствия моего бездумного решения побаловаться алкоголем из жалости к самому себе. Большая ошибка. Сомневаюсь, что после этого я когда-нибудь вновь прикоснусь к бутылке. Я вообще задавался вопросом, как кто-то мог наслаждаться подобным вкусом и встречать следующий день. Алкоголь самое большое дерьмо… Дерьмо. Сейчас было не время размышлять о подобном. Надо было отвлечься. Мне было очень плохо. К ресницам словно приклеили свинцовые грузы, я с трудом открыл глаза, скинул одеяло и, пошатнувшись, поднялся на ноги. Те словно были ватными и едва ли могли удержать меня. Асума похоже смастерил для меня футон, ведь я спал в его гостиной, но в такой тишине казалось, словно я был один. Прекрасно. Последнее, что мне хотелось, так это видеть его рожу с утра. Знаю точно, он будет смеяться и называть меня «слабаком», который не в силах устоять перед сакэ. Ублюдок. С громким стоном я пробрался в ванную… и долго возился со своим кимоно (и едва не споткнулся о него), но все же мне удалось наконец избавиться от проклятого белья. Ради истории хотелось бы заметить, что это было самое долгое приготовление к справлению естественных надобностей. Я бы даже похлопал в ладоши от радости, если бы не был столь дезориентирован и растерян. Когда мочевой пузырь оказался пуст (а я уже было посчитал, что мне грозит обезвоживание), я подобрался к раковине, где вымыл рот и лицо. Беглого взгляда в небольшое зеркало было достаточно, чтобы понять — хреново выгляжу. Раньше я с отвращением смотрел на задержанных пьяниц, а теперь посмотрите на меня… они бы не переставали смеяться, увидев меня в таком состоянии. Глаза розоватого оттенка, темные круги у нижних век. Тут же были и отвратительные подсохшие следы от слез. Со злостью я попытался стереть их со щек, с трудом вспоминая сюрреалистичный разговор, случившийся с Асумой прошлой ночью. Чтобы стереть с лица земли мой клан… Некоторые вещи встали на свои места, и от этого история Асумы стала еще печальней. Отчего в нас видели такую угрозу? Неужели мы настолько превосходили по силе врага? Кто лидер Акацки и почему они желают помочь мне вернуть славу Бьяку-Синкё? Как они желали завоевать доверие, если не высказали целей? То есть, «лидер» не желал объявить себя, чтобы наконец-то согнать Орочимару с насиженного места? Если такой день вообще когда-нибудь наступит. Я насмешливо фыркнул. Если бы это было так легко сделать, то Орочимару бы был давно свергнут. Я уже упоминал о способности этого человека предвидеть любую опасность собственному положению и… жизни. Возможно, Акацки уже пытались и потерпели поражение. А может они, как и я, выжидают и наращивают силы, чтобы начать восстание. От подобной мысли меня бросило в дрожь. Теперь у меня было много вещей, которые стоило переосмыслить, если, конечно… я все еще способен трезво принимать решения. Все еще казалось, что голова набита ватными шариками, и пришлось потратить почти десять минут, чтобы понять, что я способен прямо ходить. На столе была найдена записка Асумы, что он быстро накорябал перед уходом. Она была прижата к холодильнику с помощью магнита в форме чувственной пышной груди (как банально). Видимо Асума полагал, что я захочу перекусить. И он оказался прав. Я был голоден, как волк, но в его холодильнике почти не было ничего съестного (разве что буханка хлеба недельной давности, пять бутылок пива, бутыль воды и два яйца в коробке из двенадцати ячеек). С проклятьем закрыв дверцу, я наконец решил прочитать написанное: «Отправился в город, чтобы узнать о ней. Позавтракай. Поболтаем позже». О ней? Ах да, я почти забыл. Хотя после вечерней беседы надежда на то, что Ино жива, исчезала с каждой секундой. Я зажмурился и сжал бумажку. Возможно, мне стоит помолиться, и тогда Асума вернется с хорошей новостью. Но, учитывая происходящее, все было похоже на отвратительный фильм. Прослушка. Все это время моя личная жизнь была усладой для его ушей. Как после этого я должен вести себя так, словно ничего не случилось? Ведь каждый мой шаг все так же будет прослушан. С досадой ударив по стене, я заставил себя успокоиться, но все было тщетно. Пора было уходить из этого дома. Каждый шаг в сторону родного квартала был удручающим. Все, о чем я мог думать, так это о том, что Орочимару всегда был рядом, пусть и не физически. Как мне быть? Мне следовало вычистить каждый уголок своего дома… снизу доверху (с помощью Хаку, естественно), чтобы найти каждый жучок. Будет долго, но меня переполняла злость, и не важно, сколько понадобится времени. Конечно, если Орочимару заметит, что все жучки уничтожены, то заподозрит неладное, а потом использует другую, не менее подлую тактику, чтобы продолжить слежку. И все же, мне хочется быть чуть впереди. Но сначала избавиться от назойливых мыслей и попытаться придумать любой способ покинуть жилой квартал. Только тишина и спокойствие святилища могли умиротворить меня. Поэтому я свернул в сторону храма, чтобы поделиться своими опасениями и заботами со жрецами… (Ужасная идея, не так ли? Они же дружки Орочимару. Что мешало им предать обет молчания и рассказать секреты?) … верно. Не было и речи о том, чтобы рассказать все жрецам. Тогда что делать?.. — Ах! Блять! Этот ублюдок ударил меня! Увести его!.. Какого черта?.. В этот час додзё должно быть свободно. Все готовились к сегодняшнему празднованию шогатсу, так что додзё должно пустовать. И все же, громкие крики оттуда заставили меня стиснуть зубы. Возможно несколько офицеров решили порезвиться в самом начале дня. У меня было отвратительное настроение, не позволяющее простить чье-либо безрассудство. Поднимаясь по ступенькам, я уже обдумывал свою речь, но понял, что оказался не готов. По правде говоря, я даже не был уверен, что увиденное реально. Или глаза подвели меня? Узу… Узумаки Наруто? На мгновение я зажмурился, едва не потер кулаками глаза, чтобы убедиться, что это не галлюцинация, вызванная алкоголем, а когда открыл их, то… он всё еще был там, прижатый к полу офицером Ирате. Похоже, он собирался проучить его за то, что творилось в додзё. Одного взгляда было достаточно, чтобы сложить два и два. Грешник посмел войти в священное место. Невероятно. Можно было позавидовать отвратительной смелости, особенно учитывая, что ожидало его. К счастью для него (и меня), именно я собирался напомнить грешнику о его положении. Если он может драться с мечом, то это станет отличной тренировкой к предстоящему Гудану. Впервые за долгое время состоится бой, в котором мне не придется сдерживаться перед спарринг-партнером. И все же, было странно. Часть меня трепетала от восторга, от перспективы сразиться один на один. Аппетит приходит во время еды, а адреналин сводил с ума перед самым боем. Ум проясняется, зрение становится острей и четче. Сердце сначала сжимается, а потом начинает учащаться и стучать быстрей и сильней. Тело пронзают мурашки и желание действовать… нападать… наносить удары, чтобы причинять боль кому-то еще. Черт, это почти можно было сравнить с моим первым опытом с женщиной, когда на подходе был первый орг… Нельзя было найти времени лучше, чтобы вспомнить это, не так ли? Выдохнув проклятье, я заставил себя сосредоточиться на своем сопернике. По сравнению с нашей последней встречей, грешник выглядел куда лучше. Почти столь же здоровым как во время поездки в автобусе. Исчезло большинство синяков, и, казалось, он больше не припадал на ногу. Что же случилось с грешником? Нет… что с случилось с ним? Не могу понять. Этот человек должен быть раздавлен морально. Большинство грешников, приговоренные к смерти, становились ходячими трупами, смирившимися с участью и считающими дни до Гудана. Но не он. Не он, осмелившийся ступить на земли, что были закрыты для него (или он снова будет говорить, что «потерялся»?). Не он, оказавшийся там, где сражались великие воины на протяжении многих лет и проводили дни в тренировках. Не он, что смотрел на меня таким лихорадочным взглядом, что готов был прожечь дыру в душе. Мне хотелось спросить в лицо: что заставляет его жить в то время, когда не остается никакой надежды? Почему ты существуешь? Его ответ отличался от того, что я ожидал услышать. Равно как и то, что предпринял грешник, заставив меня запнуться о пол. Неловкая ситуация на глазах у подчиненных, что следили за нами с диким интересом. Неприемлемо показаться слабаком перед ними. И все же, стоило отдать должное скорости этого недоумка. Мне стоило быть осторожнее. — Тогда, — с усмешкой поддразнил он. Игнорируй его. Сосредоточься. Сконцентрируйся, Саске. Он быстр, так что тебе стоит нанести удар тогда, когда он меньше всего ждет… Я встал в стойку — раздвинул ноги и заметил, что был в кимоно, а не в привычных для тренировок хакама. Слегка согнув правую ногу, правильно сбалансировав вес, я вытянул свой синай и… был поражен (и немного запутан) тем, что он был… ну… не в стойке. Он перекинул синай через плечо, словно уличный бандит. Его позиция была настолько открытой, что я легко мог бы ударить его в любое место. Что с ним не так? — Что ты, блять, делаешь? — нетерпеливо прошипел я. — Становись в стойку. Он что, насмехался? Или полагал, что может победить не чтя традиций?.. — Понятия не имею, о чем ты болтаешь, — с ухмылкой ответил он, потирая нос, чтобы спрятать смешок. — Я называю это «стойка Узумаки Наруто», так что выкуси. … что? Ясно. Это было последнее оскорбление, что я услышу из уст грязного грешника! Я сделал шаг вперед, выпад, собираясь нанести удар по правому подреберью. Низкий крик боли был музыкой для моих ушей. Но это было лишь начало. Грешник старался защищаться, крутя свой синай — и у него несколько получалось — но лишь ненадолго. Я слегка присел и выбросил вперед руку с оружием, но он почти изящно увернулся от удара. Я шикнул от досады. А потом Наруто закричал и замахнулся, желая попасть по плечу, но я был достаточно быстр, чтобы уйти от атаки и блокировать ее. К (не)счастью для него, кончик моего синая задел его висок, оставляя уродливый багровый рубец. Но разве это могло остановить кретина? Ни за что. Грешник развернулся, и хоть я поднял синай, чтобы блокировать хаотичную атаку (он понятия не имел о кендзюцу), оказался поражен и едва сдержал его удар. Ноги заскользили, и я бы повалился на пол, если бы не отточенные рефлексы. Сделав шаг назад, я выровнял баланс. Мы буквально стояли друг напротив друга, перекрестив синаи. Интересно, кто бы сдался в первую очередь? Это был первый раз, когда мы оказались так близко друг к другу, что я буквально мог чувствовать его горячее дыхание у себя на лице, мог видеть его белые зубы. Зарычав, он из последних сил толкнул меня. Его лицо было красным от напряжения. Значит, физическая форма не слишком хорошая, хоть этого и не было видно под одеждой. Оказывается, когда он злился, то шрамы становились гораздо заметней, словно жили собственной жизнью. Но все это терялось перед другой особенностью. Его глаза. Поразительный синий, самый яркий, что я встречал, я видел в них всё… Гнев. Разочарование. Боль. Беспомощность. Смирение. — Почему бы тебе не сдаться? — процедил я, не обращая внимания на крики офицеров, желающих, чтобы я прикончил его. — Оставь надежды, грешник. Склони колени в поражении, и я избавлю тебя от агонии последних дней в темнице. Возможно, я был слишком наивен, раз полагал, что он будет благодарить меня за столь щедрое предложение и отбросит оружие. Вместо этого он скривил губы так, что это походило на усмешку, и зарычал в ответ. — Иди. На. Хуй. И хотя он молчал, я буквально слышал, как он добавил: «Разве я не говорил, что не собираюсь целовать твою задницу?» Фраза, переданная Хаку, тут же вспомнилась. Прилив ярости захлестнул меня. — Как скажешь, грешник… — Я Узумаки Наруто, кретин! — сердито поправил он. — Запоми хотя бы это. — Черта с два я буду называть тебя по имени! — проклятье! Он буквально вынуждал меня идти до конца. Мне хотелось причинить ему столько боли, что я едва мог мыслить трезво. Он сводит меня с ума! Со всей силы я оттолкнул его и замахнулся так, словно желал разбить голову с левой стороны. Я не был новичком в обращении с мечом и наверняка бы прикончил его, если бы не… не рука, появившаяся из ниоткуда и принявшая на себя удар. Когда синай разлетелся в щепки, я поморщился и, взглянув на человека перед собой, был поражен. Асума улыбался сквозь боль, а потом опустил руку и смахнул щепки с формы. Наруто, лежавший на полу, смотрел на мужчину с неменьшим удивлением. Никто из нас не заметил его появления. — Мне казалось, что это товарищеский спарринг, — произнес Асума и подмигнул мне: — Похоже, ты собирался убить его, Саске. — Собирался, — прямо ответил я. — Но сохраню это для предстоящего Гудана. — Верно… — Что за веселье? — послышался знакомый насмешливый голос у входа в додзё. Мы обернулись. Словно утро было недостаточно удивительным. Там стоял Орочимару и чуть поодаль, в тени, Кимимаро. Они направлялись к нам. Я лишь мог гадать, что они забыли здесь во время своих редких утренних прогулок по владениям. Уж явно не оценивали готовность к празднику. Но тогда что их привело сюда? В то время как остальные офицеры почтительно поклонились, я не мог заставить себя сделать это. Грешник же и вовсе не думал о том, чтобы склонить голову. Он все еще сидел на полу, выгнув бровь, словно не мог поверить в столь странный визит. Я собирался рявкнуть и приказать ему поклониться, но слова застряли в горле, когда я заметил взгляд, с которым Орочимару смотрел на Наруто. Раньше я сотни раз видел подобное выражение. Такое бывало, когда он находил новую игрушку или заинтересовывался чем-то. От вспыхнувшего раздражения я вновь стиснул зубы. — Кто это здесь? — облизав губы, спросил Орочимару. — Не помню, чтобы я видел тебя раньше. — Его зовут Узумаки Наруто, мой Лорд, — ответил Асума после тяжелой минуты молчания, которую никто не решался нарушить. — Он грешник, приговоренный к Гудану. — Ох? — от неожиданности брови Орочимару выгнулись, и я был уверен, что он вот-вот сорвется, разгневавшись на дерзость грешника, но вместо этого… он запрокинул голову и громко рассмеялся. — Это первый раз, когда я слышал или видел, как грешник посмел войти в додзё… а не гнить под землей в преддверии обряда очищения. Можешь встать на ноги, Узумаки Наруто. Возможно, мне казалось, но я видел, как дрожал Наруто, когда Орочимару протянул руку и коснулся его волос. Тот быстро вскочил и не выпустил из рук синай. Часть меня не верила (и надеялась в то же время), что он нападет на противника. — Откуда ты? — спросил Орочимару. — Юг, — последовал расплывчатый ответ. Неужели, он не собирался рассказывать откуда он пришел. — Южанин… стоило догадаться, — протянул Орочимару. — И почему ты здесь? — Что? — подняв светлую бровь, переспросил Наруто. — Вы имеете в виду здесь, в додзё, или вообще на этой помойке? О господи! Его поведение было ужасным, но Асума, казалось, наслаждался каждым мгновением. Он улыбнулся и скрестил руки на груди, наблюдая, как вели себя эти двое. Кимимаро, казалось, был также ошеломлен, как и я. Никто не… по крайней мере, никто из грешников, никогда не разговаривал с Орочимару так вольготно. Казалось, что Наруто совершенно не чувствовал страха перед Орочимару, и это еще больше взбесило меня. — Этой помойке? — ухмыльнулся Орочимару. — Ты считаешь Бьяку-Синкё помойкой? Наруто пожал плечами, а потом покосился на меня. — Совсем не похоже на пятизвездочный отель. К тому же, ваши люди распускают руки, хотя я не сделал ничего плохого. — Но ты же попал сюда заслуженно, Узумаки Наруто, и по этой же причине удостоен ритуала Гудан. Ты должен считать себя счастливчиком. Наруто посмотрел на него так, словно говорил «ты издеваешься, да?», и это было бы весело, если бы я не был слишком шокированным ситуацией в целом. — А ты, Саске, — последовал неожиданный упрек, который заставил меня отвлечься. Орочимару качал головой и привычно цыкал, словно перед ним ребенок. — Я думал, что ты куда сдержанней. Неужели ты решил расквитаться с грешником подобным образом? Поведение, недостойное первого капитана, не думаешь? Я чувствовал себя оскорбленным и униженным в присутствии всех этих офицеров и прежде всего этого… этого… грешника, который не достоин того, чтобы дышать! Я сжал кулаки и молчал, не желая срываться на очередные оскорбления, которые бы бросил ему в лицо. Не было сил даже смотреть на него, а головная боль напала с двойной силой. — Во всяком случае, на сегодня все вопросы улажены. Ведь это последний день года, не так ли? К тому же, мой страстный Узумаки Наруто, совсем скоро ты сможешь показать нам всю свою мощь. С нетерпением буду ждать, чтобы увидеть тебя в бою. Орочимару протянул руку, желая погладить щеку грешника… но Наруто тут же одернул ладонь и отступил на шаг назад, запоздало поняв, что сделал. — Пр… простите, — выдохнул Наруто и заметил тень, скользнувшую по лицу Орочимару. — Просто не люблю, когда люди касаются меня… так. — Ясно, — последовал сухой ответ, и, на секунду сжав кулак, он принял «извинение». Я почти чувствовал, что он ударит Наруто, но Орочимару развернулся на пятках. Длинный черный кафтан, в который был одет Лорд, волочился по полу с каждым шагом. Орочимару замер перед подиумом, словно раздумывая над чем-то, а потом вновь обернулся к нам: — Я мог бы отправить тебя под землю, Узумаки Наруто, так как Саске скорее всего забыл направить тебя туда, — его язык снова скользнул по губам. Глаза блестели от удовольствия. — День суда приближается, ведь дата была перенесена и остается всего три недели. Так что… насладись отведенным временем на земле как можешь, мой дорогой, сделай так, чтобы после окончательного очищения тебе было лучше! Я буду с удовольствием следить за развитием событий. И с усмешкой, не коснувшейся глаз, с Кимимаро на хвосте, Орочимару покинул додзё в абсолютной тишине, нарушенной лишь стуком упавшего на пол синая. Это был Наруто, шокированный новостью. Уверен, он не думал, что его жизнь будет настолько короткой. Наверное, мне стоило злорадствовать, видя бледность его лица и широко раскрытые синие глаза, но часть меня… Прониклась жалостью? Жалостью к нему? Глупо. «Он это заслужил», — убеждал я себя. Он был виновен в том, что сделал. «Отомстил за девушку, которую любил? Подумай об этом, Саске. Разве ты не собираешься поступить также? Если Ино мертва… разве не захочешь преподать убийце (или убийцам) урок? Или просто пожмешь плечами и забудешь? Чем ты отличаешься от него? Что тебя так?..» — Саске? Голос Асумы прервал тяжелые думы. Я поднял голову и встретил его озадаченный взгляд. — Офицеры желают знать, что с ним делать. Наруто все еще стоял на коленях с ошарашенным выражением лица. Казалось, его не было с нами в этом додзё. И хотя каждая клеточка моего мозга кричала, чтобы кинуть его обратно в тюрьму, я знал, как Асума отнесется к этому. Кроме того… «Он достаточно настрадался за сегодня». — … верните его в барак, — наконец ответил я и незаметно повел плечами. — Мы закончили. — Белобрысый, вставай! На ноги, живо! Идем-идем! — зарычал один из офицеров, пока остальные поднимали безвольного Наруто и тащили его на улицу. Часть меня надеялась, что он обернется, начнет злиться и дерзить мне, но я ошибся. Орочимару всего парой слов удалось сделать то, что не смог я. И это раздражало еще сильней. — Все еще мучаешься от похмелья? — сухо спросил Асума и наклонился, чтобы поднять синай, выроненный Наруто. — Иначе зачем начинать утро с боя? — Он первый начал, — процедил я и, опустившись на корточки, принялся подбирать остатки моего синая. Можно было заставить грешников убраться, но мне стоило поговорить с Асумой. — И давно ты здесь? — Достаточно, чтобы увидеть, как ты почти сделал то, о чем бы пожалел. Никогда не видел тебя настолько разъяренным. — Само его существование бесит. — Почему? Почему? Почему? Этому так много чертовых причин, с которой начать? — Просто бесит, — сердито выдавил я. Надо было сменить тему. — Хватит о нем… Есть какие-нибудь новости о… ты понял. Асума тяжело вздохнул и поместил синай на место, прежде чем присесть рядом со мной. Он даже не открыл рот, а я уже знал ответ, хоть и не хотел слышать неизбежное. — Не то, чтобы хорошо, — тихо начал Асума. — Они не знают о ее местонахождении. Пройдет несколько дней, прежде чем удастся найти ее. Они обещали держать меня в курсе, так что я обязательно дам тебе знать. Черт побери. Это ожидание сведет меня с ума. — Когда увижу лидера? — нетерпеливо спросил я. — Это надо организовать как можно скорее, Асума. — Терпение, юный Господин, — со слабой улыбкой ответил Асума. — Лучшее время для вашей встречи будет во время Гудана. Орочимару будет слишком увлечен приглашенными гостями. А пока… постарайся сделать все, чтобы не попасть в беду. Понял? Я открыл было рот, чтобы возразить, но Асума уже качнул головой в сторону офицеров, зашедших в додзе. Наш разговор официально подошел к концу. Кроме того, мне стоило идти. Я все еще чувствовал себя отвратительно, да и одет был небрежно, поэтому хотелось быстрей привести себя в порядок. Прогулка к своим покоям прошла без приключений, и что было еще лучше, так это то, что у Хаку не было много вопросов. В это время он как обычно был слишком занят подготовкой к празднованию Нового года. Я легко отпустил Хаку помогать с украшением районов. Оставшись один, я наконец-то мог обдумать произошедшее и отмыться от общения с грешником… «Я Узумаки Наруто, кретин! Запоми хотя бы это!» — Ты язычник, — сердито прошипел я. Голос все еще звучал в голове. Как будто у меня когда-либо будет потребность назвать тебя этим именем… хоть один шанс. Словно я буду звать тебя… Даже если и так. Может, я назову тебя по имени, прежде чем освобожу от земных оков и отправлю в следующую жизнь. Еще сильнее я погрузился в ванную и попытался подумать о чем-то еще помимо этого придурка. Мысли вернулись к предстоящему празднику. В том году у нас было достаточно много народу. И хоть я предпочел бы потратить день на чтение, Орочимару приказал выйти в свет, чтобы показать свою доброжелательность (и что-то еще, связанное с общественными отношениями). И все же, в этот год я планировал… «Иди. На. Хуй.» Да блять! Закрыв глаза, я положил на лицо влажное полотенце и попытался расслабиться. Приходилось буквально игнорировать ненавистный голос в голове. Надо поразмыслить о планах на предстоящий год. Он обещал быть весьма изнурительным. Стоило увеличить тренировки с мечом в додзё, чтобы быть готовым к Гу… «Чтобы превратить твою жизнь в ад.» Да оставь меня, на хуй, в покое! Я кипел от злости и поздно понял, что прокричал это вслух. Полотенце сползло с лица и упало в мыльную воду. В спешной попытке найти его и достать, я внезапно обнаружил, что злюсь еще по одной причине. Отвратительно, неосознанно и позорно, но я был возбужден. Почему? Возможно дело в том, что я еще не отошел от боя. Конечно, я частенько распалялся во время спаррингов, когда удавалось полностью отдаться битве, но никогда не замечал… ну… сексуального возбуждения. Могла ли встреча с Ино (и случай с Орочимару) что-то поменять? Или это было намеком, как сильно психологическая чувствительность связана с моей телесной слабостью? Или со мной было что-то не так? Может, я стал настолько жалок, что не мог контролировать свое тело, и теперь оно желало высшего наслаждения? Я почти слышал дразнящий смех Орочимару, почти видел, как он праздновал победу над моей благочестивостью. «Это нормально, мой мальчик. Это нормально, показать свою слабость, пока я…» Закрыв глаза и с силой сжав бедра, я постарался представить самые ужасные вещи. Не хочу думать о ком-то. Ни о Хаку, ни об Ино, а уж тем более Орочимару, и не о… «На ноги, живо!» Нет… уж точно не о нем. «Идем-идем…» Нет! Блядство! Я прикусил губу так сильно, что вскоре мог почувствовать вкус крови, но разум подсовывал красочные образы боя. Повторяя в голове наш разговор, я не мог вспомнить, что именно он сказал, чтобы заставить меня злиться… и прямо сейчас… в горячей ванной… пальцы обвили томящийся орган, пульсирующий в ожидании… И голос грешника словно изменился. «Давай… Саске…» — Блять… — шикнул я, сгорая от стыда. — Прошу… не… не заставляй меня делать это… Я умолял пустоту, не адресуя слова никому конкретно. Воспоминания о теплом дыхании на моем лице, как он болезненно скалился, заставляли часть меня желать, чтобы он смотрел своими пронзительными синими глазами, испытывая что-то кроме гнева. Я сдавленно простонал, держась второй рукой за край ванной. Это слишком… слишком тяжело. — Мой Бог… Пальцы сжались сильней, почти до боли… быстрее… сильнее… воображение разыгралось, и я больше был не один. Я почти мог почувствовать его руки, обвившие меня, обнаженную грудь, прижавшуюся к спине, и возбужденный орган, прижавшийся к ягодицам. Но отчетливей всего я чувствовал его пальцы поверх моих, ласкающих налившийся пенис, и его голос… насмешливый… дразнящий… горячий и тихий, в самое ухо… — Позволь мне помочь тебе, Саске. Ты слишком слаб, чтобы довести это до конца. Да, блять, да! Со сдавленным хрипом, я кончил так бурно, что мир на секунду потух. Меня словно прошибло током. Такого не было даже с Ино. Я весь дрожал, сердце билось со страшной скоростью. Дыхание было таким, словно я пробежал чертов марафон. С трудом удалось раскрыть глаза (и когда успел закрыть их?). Оставалось восстановить дыхание и понять, что случилось. Что со мной не так? То, что я мастурбировал — не слишком-то шокирующее явление. Но то, что я представлял себя с… с… с… с мужчиной, было тревожным звоночком. А еще хуже было то, что это был мужчина, заставивший меня мыслить нелогично, и вообще он был занозой в заднице. Плохо. Это очень плохо. — Пошел ты нахуй, — резко прошипел я, поднимая колени и сжимая кулаки от всепоглощающего унижения. Я ненавидел того человека, которым становился. И тем более за то, что получал наслаждение от каждой секунды содеянного. — К черту тебя! Теперь я почти был благодарен Орочимару за то, что Гудан был перенесен на более раннюю дату. Каждая секунда существования с мыслями об Узумаки Наруто делала мою жизнь невыносимой. Быть может с его смертью все вернется на круги своя. ____ Наруто: Мы смотрели на фейерверки, взрывающиеся в ночном небе. У нас было лучшее место в городе. Мы лежали на капоте ее новенького авто, что подарил ей любимый папочка на день рождения. Ее родители были слишком заняты, поэтому не удивительно, что решили преподнести столь экстравагантный подарок, несмотря на то, что ей стукнуло всего семнадцать. Поэтому последние недели я ездил с ней столько, сколько хотел, и сегодня вечером мы решили уехать в горы, чтобы смотреть салют вдали от городской толпы. Здесь, под покрывалом звезд, нам казалось, что мы одни во всем мире. Здесь нет оков общества, нет родителей (я не слишком понимал их, ведь рос сиротой), нет Кодзимы и его приятелей, настаивающих на том, что она мне не пара. Словно они понимали в любви и могли давать советы. Я прижал ее к себе, коснулся губами лба, оставляя нежный поцелуй, и она оказалась еще ближе, взволнованно вздыхая. Сегодня было достаточно холодно, но ее тепло, ее любовь согревали меня. А еще сладкий аромат исходил от нее. Я не мог и мечтать о лучшем праздновании Нового года. Должно быть, я был самым счастливым парнем в мире. — Я люблю тебя, — застенчиво прошептал я, касаясь губами розовых прядей. Она хихикнула и поцеловала меня в шею. — И я тебя люблю, Наруто. Еще один взрыв разорвал ночное небо, и опустилась тишина. Она тихо спросила: — Какие планы на год? Знаешь, я собираюсь поступить в университет летом и уеду отсюда. — Я поеду с тобой, — тут же ответил я. Она говорила о том, что собиралась поступать в Токийский университет. — Мы можем снять квартиру и вместе жить, — я сжал ее руку, переплел пальцы. Взгляд тонул в глазах цвета морской волны. — Только ты и я, — тихо шептал я. — Мне нравится, — сладко пропела она. — Только ты… и я… навеки? — Навеки… — Значит, ты хочешь позвать меня замуж? — тихо захихикала она, но остановилась, когда поняла, что мне не смешно. Даже в тусклом отблеске звезд ее щеки были пунцовыми. — Наруто, не говори, что ты серьезно… — Да, — твердо сказал я. — Накоплю денег и куплю самое лучшее кольцо в мире, Сакура. И в один прекрасный день… Сделаю тебя своей невестой. Она молчала так долго, что на ее глазах заблестели слезы. Казалось, что Сакура не была в восторге от моей идеи. — Ты… ты идиот, — всхлипнув, сказала она и обняла меня, чтобы тихо зашептать в самые губы: — Как тебе удается влюблять в себя каждый день? — Значит, это «да»? — с улыбкой спросил я. — Пока не знаю, — ответила Сакура. — Но сейчас… давай просто насладимся друг другом, ладно? С новым годом, малыш. — С новым годом, Сакура… Мы уже не слышали следующих залпов, позволив нашим губам и рукам продолжить разговор… … И сегодня, два года спустя, я слышал лишь жалкие отзвуки салюта, доносившиеся через окошко в тюремной камере. Отзвуки аплодисментов зевак напоминали о моей обреченности. Я был единственным человеком, запертым внутри здания, пока остальные наслаждались праздником. Счастливчики. Какой уже смысл? Тоскливые мысли одолевали меня. Теперь мне было официально запрещено даже покидать квартал грешников, и все стражники и офицеры были предупреждены о моем особом положении. Колени прижались к груди, а лицо уткнулось в них. Если постараться, то можно игнорировать все звуки веселья. Дураки ведь не понимали, что застряли на этой свалке. Ведь для многих не было никаких торжеств. А с утра офицеры вновь наденут чистые мундиры, не удосуживаясь даже взглянуть на тех, кто трудился всю ночь. Разве инструменты могут радоваться? К тому же, причин для веселья стало куда меньше. Три недели. Через три недели все будет кончено. Я горько усмехнулся. Как ведет себя человек в камере смертников, когда у него остается три недели? Ведет обратный отсчет минут до того момента, пока голова не слетит с плеч? Крайне неприятно узнавать, что отпущенное тебе время сократилось из-за «небольших подвижек в расписании». Видимо, в этом году впервые казнь выпадала не на лето, а значит боги наверняка злились на меня. Просто другая причина такой «удачи» не приходила в голову. Со стоном обреченности я повалился на спину и поморщился, когда заныли ребра. Черт. Спасибо кретину, что отмудохал меня на славу. Рассеянно, я коснулся синяка, расцветшего за ночь, и невольно вспомнил господина Великого и Могучего. Парень не промах… по крайней мере, когда дело дошло до драки. Пары минут в додзе было достаточно, чтобы понять, по какой причине он стал первым капитаном (а еще потому, что был наследником или хозяином этого места). То, как он двигался… казалось, что он плывет. Словно он был жидкостью или самой вспышкой на ногах. И он махал синаем так, словно тот ничего не весил. Любое сопротивление было бесполезным, он отмахивался и пресекал атаки. Даже когда мы зашли в тупик (к счастью для меня, ведь мне едва удавалось сдерживать напор), он в любой момент мог напасть на меня. Забавно, но… это был первый раз, когда я смог рассмотреть его. Впервые был так близко. Его глаза не были чернильно-черными. Но были красными белки — возможно из-за того, что плохо спал (надеюсь, его мучали кошмары!). Радужки имели темно-коричневые или красноватые вкрапления. Ресницы были длинными, почти женскими, как и кожа… казалось, на ней не было и царапины с самого рождения. Она была слишком… гладкой и снова напомнила о фарфоровых статуэтках, что коллекционировала матушка Сакуры. Единственным нерациональным было желание прикоснуться к коже, чтобы убедиться, что это все реальное. Но желание тут же пропало, стоило словам слететь с губ. Он буквально вынуждал меня поцеловать его задницу. Всеми силами. То есть, стоило восхититься тем бредом, что он нес. Полагаю, он готов был ссать кипятком от моего ответа, потому что после этого собирался убить меня, если бы не тот здоровяк, принявший на себя атаку. Черт… забываю его имя. И в самом конце приехал цирк во главе со Змеиным Чуваком. Это был первый раз, когда я лично увидел эту большую шишку столь близко, и должен признаться, что никогда не чувствовал себя так… странно. Хотелось содрать с себя кожу лишь оттого, что этот змей находился рядом и разговаривал… по телу словно ползали черви. Я старался соблюдать дистанцию с ним, максимально большую, насколько это возможно, словно он мог загипнотизировать. Невозможно было отвести взгляд. Чудом оказалось и то, что я вообще мог разговаривать и даже ударить по руке, когда он хотел прикоснуться ко мне. Что-то подсказывало, что во взгляде Орочимару горело желание причинить боль, но словами он причинил страдание куда большее, напомнив о приближении смерти. Да и хрен бы с ним!.. И господином Великим и Могучим тоже. Этого бы не случилось, если бы я мыл посуду к завтрашнему дню. Но сказанное Змеиным хреном не давало покоя. «К тому же, мой страстный Узумаки Наруто, совсем скоро ты сможешь показать нам всю свою мощь. С нетерпением буду ждать, чтобы увидеть тебя в бою». Что? Что он хотел этим сказать? Я думал Гудан — это чертовы молитвы, а потом господин Чудесный снесет мне башку, разве нет? О каком бое он говорил, в котором можно показать мощь? Или Хаку и Шикамару рассказали не все о ритуале? Я рассчитывал встретиться с Шикамару на обеде, чтобы уточнить, но тот был слишком занят разгрузкой на складе, так что не прибыл вовремя. Уже поздно ночью, когда я вернулся в своей «шкаф», мне было не до него. Устроившись на тонком матраце под мешковиной, я провалился в сон без сновидений… но едва ли прошла минута, как кто-то принялся трясти за плечо и шепотом звать меня. Блять, нет! Только не говорите, что уже пять утра! Я только коснулся подушки! — Отв-вали, — простонал я, накрываясь одеялом с головой, но человек не прекратил. — Вставай, Наруто, — гораздо громче прошипел голос, и меня ударили в плечо. — Я же просил, отвалить нахрен! — проворчал я, вставая и собираясь прописать в табло. На мгновение меня ослепил свет фонаря, который тут же опустился и очертил силуэт Шикамару. Чего ему от меня надо? — Ну, — твердо сказал он. — Кое-кто хочет поболтать с тобой. — Шутишь что ли? — пробубнил в недоверии. — Я так устал, чувак, так что не… — Ты должен встретиться с Асумой. Асума? Кто это, черт побери?.. А… Тот мужик. Но… почему он захотел увидеть меня? И что теперь делать? И все же, я выполз из своего футона, надел тапочки и на цыпочках последовал за Шикамару, стараясь не разбудить ни одного из храпящих в переполненном бараке. В течение следующих десяти минут Нара вел меня по узким переулкам, о существовании которых я, возможно, и не знал. Но Шикамару так хорошо ориентировался в сумерках, словно обладал ночным зрением. Наконец мы остановились около покосившегося домика, что находился неподалеку от района грешников. Шикамару коротко свистнул. А потом без предупреждения Нара побежал — а я следом — через пустую улицу к дверям, что открылись едва мы приблизились к ним. За нашими спинами они тихо захлопнулись. Мы оба смотрели на своего спасителя. Это тот самый мужик… то есть Асума. — Прости, что пришлось разбудить тебя после насыщенного дня, Узумаки Наруто, — с приветливой улыбкой начал он. — Но я думаю нам стоит немного поболтать. Идем. Сюда, вниз, где нас никто не побеспокоит. Вниз по лестнице? Асума поднял несколько татами (я говорил, что в доме, похоже, не жили лет десять или больше, уж слишком много здесь было хлама, паутины, пыли и жуков), чтобы обнажить деревянные створки в полу. Петли заскрипели, стоило потянуть на себя ручку. — Только после вас, парни, — пригласил Асума. Шикамару спустился первым, выставив перед собой фонарь. Я ступил следом, чувствуя, как сердце стучало подобно барабану. Едва ноги вновь коснулись жесткого пола, я заметил, как Шикамару направился к выключателю, словно уже знал это место. Свет озарил небольшое пространство и несколько пустых ящиков в углу. Тут был длинный рабочий стол и парочка инструментов. А еще горы пыли и паутины. Ни единого окна. Воздух затхлый от старости. Асума спустился следом и закрыл за собой люк. Внезапно вспомнилось о легкой клаустрофобии. — Прошу прощения за подобные условия, — сказал он с усмешкой. — Но это лучшее, что мне удалось найти в сложившихся обстоятельствах. Он вытащил два ящика ближе к центру комнаты и кивнул в сторону одного, приглашая присесть… я так и поступил. Шикамару молчал всю дорогу. Он подтянул еще один ящик и тоже сел. Теперь я оказался зажат двумя мужчинами, что долго и муторно смотрели на меня. Стало не по себе. То есть… что за нахрен? — Невообразимо, — наконец пробормотал Асума и легко покачал головой. — Я видел лишь на фотографиях, но тут все ясно. — Ясно что? — в смятении спросил я. — Сенджу, — объявил Асума, а потом порылся в одеждах, чтобы явить свету трубку. Неужели он собирался закурить в этой комнатушке без окон и вентиляции? Да мы все задохнемся! И… ох… что еще за Сенджу? — Что за? — спросил я. — Сенджу-хрень, о которой ты говорил. Наконец Шикамару нарушил молчание, а все потому, что Асума был слишком занят забиванием табака в трубку. — Он считает, что ты потомок одного из самых могущественных преступных синдикатов, когда-либо известных в Японии. Сенджу. Они существовали до Бакуфу. — А… Не может быть? Хотелось воскликнуть. Они разбудили меня лишь для того, чтобы сообщить, что я потомок какого-то там синдиката? Отлично. Может теперь предки спасут от смерти? Если так, то я с удовольствием присоединюсь к их ебучему синдикату, если он все еще существует. Асума ухмыльнулся. — Твое «а» многое объясняет. Ты можешь проклинать предков, и я не стану тебя переубеждать. Поверь, Наруто, это не главная причина, по которой я разбудил тебя в столь поздний час. — Ну ладно. А то я бы сначала проклял тебя, а потом отправился бы досматривать сон. — Справедливо, — он закурил трубку и какое-то время рассматривал тлеющие угольки внутри. — На самом деле я хочу помочь тебе, — его губы изогнулись в улыбке. — Хотя бы, чтобы ты мог побороться за свою свободу. Хорошо, ему удалось заполучить мое внимание. Я выпрямился, распахнул глаза, а сердце забилось быстрее. Лучше ему не злить меня и не играть на эмоциях. Что он хотел сказать, а? — Помнишь, что Лорд Орочимару говорил сегодня в додзё? — Ага, он говорил о каком-то желании увидеть меня в бою, но я понятия не имею, о чем он. Шика сказал, что Гудан это лишь молитвы и отрубание голов. Ни слова о боях. — Правила изменились, — пояснил Асума, наполнив легкие никотином. Он выпустил клубы дыма, прежде чем продолжить. — Кажется в этот раз Лорд Орочимару желает устроить смертельную битву. Все грешники, приговоренные к Гудану, будут сражаться друг с другом, и последний выживший… выйдет на свободу. Подождите… что? Должно быть я выглядел шокированным, ведь чувствовал, как челюсть ударилась о пол от столь грандиозной новости. Они, блять, серьезно? Мне надо было убивать людей, чтобы выйти на свободу? Где логика? — Это… бред какой-то, — шепотом сказал я. — Бред сивой кобылы! Если я смогу получить свободу, то тогда точно смогу называть себя убийцей! Какой смысл? Вы сажаете людей за убийства, а затем просите их делать тоже самое, чтобы получить свободу? Я думал здесь искупают грехи. Так почему заставляют совершать их снова? — Иронично, не так ли? — безмятежно согласился Асума. Казалось, моя тирада его ни капли не смутила. Во всяком случае, если в его темных глаза и вспыхнули эмоции, то это было… восхищение? Или быть может мне показалось? Асума посмотрел на Шикамару, а потом улыбнулся. — А ты был прав. Я-то считал, что он обрадуется этой новости. Но, выходит, чувство справедливости еще живо. Шикамару криво усмехнулся и серьезно взглянул на меня. — Как бы то ни было, Наруто, знай, что если эту новость услышат остальные грешники, ждущие Гудан, они не будут столь же праведны, как ты. Они пожелают твоей смерти столько раз, сколько нужно, чтобы получить свободу, так что лучше быть готовым. Хмыкнув, я сложил руки на груди. — Я не собираюсь никого убивать. — Да? Тогда каким образом ты собираешься остаться последним? — забавляясь, спросил Асума. Действительно, как? Я зажмурился и попытался придумать какой-нибудь план. Может, затаиться и подождать, пока все поубивают друг-друга, а потом… — Не думаю, что будет легко, сын Сенджу, — со смешком прервал Асума. — Тебя так же легко читать, как открытую книгу. Ты думаешь, можно ли затаиться, пока все перебьют себя, чтобы потом выйти и одержать победу? Хах! — он хохотнул, пока я со смущением попытался фыркнуть. — Допустим, не совсем так, — с твердым кивком настаивал я. — Есть способы не убивать людей. — Справедливо, — согласился Асума. — Но после того, что я видел в додзё днем… у тебя шанс поцарапать лучших бойцов такой же, как если бы в аду начался снегопад. Эм. Он что, только что посмеялся над моими боевыми навыками? — Если бы я не прервал бой, то Саске с легкостью бы прикончил тебя. Пф. Плевать. — … Твои стойки ужасны. Удары слабы. Ты даже не можешь нормально удерживать синай. Тебе никогда не приходилось бороться с мечом? — Не вижу смысла углубляться в темы, о которых я понятия не имею, — пробурчал я. — Я же говорил, что не люблю драться или убивать кого-то. — Поэтому тебе предстоит пройти ускоренный курс кендзюцу, и он начнется сегодня, — не давая возразить, заявил Асума. Я было открыл рот для возражений, чтобы сообщить, что не имею ни малейшего желания жертвовать драгоценным сном только для того, чтобы практиковать какие-то сражения, но меня бы все равно никто не услышал. Асума поднялся на ноги, потом встал на цыпочки, высматривая в балках что-то с минуту. Он вытащил синай… а потом еще один, пока Шикамару отодвигал ящики, освобождая пространство. — Иди сюда, — скомандовал Асума и бросил мне деревянный меч. Вскочив на ноги, я попытался поймать синай, чтобы тот не попал в меня. Господи, не в этот раз. Вздохнув, я неохотно сжал знакомую рукоять оружия. — Прежде чем взмахнуть мечом, доверь ему свою жизнь, — спокойно сказал Асума, и я на секунду почувствовал дрожь. Кодзима говорил точно так же, только о пистолете. Сердце застряло в глотке. Я почти ожидал увидеть татуированного мужчину перед собой, но тот был всего лишь Асумой, что был выше на несколько сантиметров и шире в плечах. Все же, с его лица исчезла улыбка, а то, как он держал синай, напомнило стойку Саске перед началом нашей драки. — Мы можем жить дни и годы, нося меч на поясе, рассматривая его лишь как дань традиции, но мы должны помнить, что люди, поднимавшие его в бою… боролись за что-то большее. Мы гораздо ближе к самураям, чем кажется, Узумаки Наруто, так что отнесись серьезно к оружию. Я сглотнул и еще сильней сжал синай. Капли холодного пота выступили на лбу и верхней губей, их хотелось стереть. Я не мог признаться, что внутри был напуган до смерти. — Приготовься, Узумаки Наруто, — продолжил Асума тем же торжественным тоном. — Для самурая проигрыш — это смерть. Ты должен с гордостью использовать меч, понимаешь? Не понимал, но мог лишь кивнуть и прикусить губу. — Ты видел, как Саске дрался в тот день? Видел легкость, с которой он двигался? Этому не учатся за ночь. Он обучался с тех пор, как научился ходить, Наруто. Пять-шесть часов в день на протяжении всей жизни, раз за разом оттачивая мастерство. У меня же всего три недели, чтобы ты смог достичь хотя бы половины своего мастерства, — казалось, Асума ухмылялся. — Ты же не хочешь, чтобы он продолжал смотреть на тебя так. Я прав? Я стиснул зубы, стоило самодовольной физиономии появиться перед глазами. Асума был прав. Даже если я не собирался кого-либо убивать, часть меня все еще хотела доказать мистеру Большому и Могучему, что тот случай в додзе был случайностью, и в следующую нашу встречу я буду готов. Я все еще… — Почему? — тихо спросил я. — Почему вы делаете это для меня? Зачем идти через такие трудности ради того, кого вы даже не знаете? В темных глазах вновь появился теплый свет, который уже появлялся там. — Потому что в тебе есть что-то, способное осветить тьму, что окружает тебя, Наруто. Даже когда твои губы и разум кричат о смерти, твое сердце все еще желает выжить… жить, несмотря на мир, ополчившийся против тебя. Возможно, сейчас это лишь слабые угольки, но они теплятся… как и страстное желание победить любой ценой, благодаря которому ты прожил все эти годы. Черт. Какого? Какого хуя он оказался прав? Горло перехватило, перед глазами поплыло. Только сейчас я понимал, что рыдаю как ребенок. Это был первый раз, когда кто-то смог «понять» меня так быстро. Никто никогда не высказывал столько надежд в отношении меня. Все годы я из кожи вон лез лишь бы стать кем-то, получить признание Сакуры. Черт, даже Кодзима, что стал для меня старшим братом, не видел во мне свет. Я плакал потому, что меня смогли понять лишь двое незнакомцев, застрявших со мной в этой комнате. Они не собирались меня успокаивать, хотя Шикамару вежливо отвернулся, а Асума занялся своей трубкой. Когда я наконец смог взять под контроль свои эмоции, то вытер лицо рукавом юката и сделал глубокий вдох. Хватит жалеть себя. Надо было взять себя в руки и подготовиться к уроку, что Асума желал преподать мне. Я должен был стать прекрасным учеником и тренироваться так усердно, насколько это возможно. — Позволь мечу стать продолжением твоей руки, — начал Асума, когда понял, что я наконец-то готов. Он протянул руку, показывая, что именно должно произойти. — Как правило, большой палец направлен в сторону лезвия и оппонента. Рубящий удар, — взмах рукой. — Колющий, — выпад в мою сторону. — Кажется, довольно легко, не так ли? А теперь представь, что в руке настоящая катана. Придется приложить усилие, чтобы разрезать воздух. Асума снова поднял руку и резко рассек воздух. Тот дрогнул в душном помещении. Вау. Впечатляюще. Асума едва улыбнулся и протянул мне синай. — Сначала обхвати рукой вот так. Обрати внимание, что ни мизинец, ни большой, ни указательный палец не напрягаются. Держи мягко, а не так, словно от силы хвата зависит жизнь. Я пытался повторить его движения, и после пары попыток — это оказалось не так уж и просто — мне наконец-то удалось добиться более или менее уподобимого результата. — Сделай левую руку центром своего тела, а правую… на уровень живота, а теперь… Со страхом я наблюдал, как Асума буквально подскочил ко мне. Оставался лишь фут. Воздух в комнате накалился вокруг него. Я замер, когда синай просвистел над плечом. Еще немного и удар достиг бы меня. Асума не собирался бить, но эффект был поразительным. К концу боя с Саске было так же: вокруг него выросла аура непобедимости. Будет ли когда-нибудь у меня такая же? — Итак, — тут же продолжил Асума. — Давай посмотрим, что у тебя получится. Повтори. Вот гадство. Ладно… У тебя получится, Наруто… просто… вспомни, что он сказал. Я снова сжал синай, как было сказано, сместил центр тяжести, уперся ногами в пол, чуть согнул правое колено… сделал глубокий вдох и… — Ауч, — прошипел я, когда замахнулся и едва не вывернул себе плечо. Синай оказался тяжелым и неповоротливым. Вряд ли я выглядел таким же мощным и грациозным, как Асума или Саске. Щеки вспыхнули от унизительного положения. Нахлынули воспоминания о том, как я пытался поднять меч офицера Досу. Это оружие никогда не подчинится мне. — Не волнуйся, — с улыбкой сказал Асума, хотя скорей всего в сердцах сокрушался над тем, сколько работы предстоит ему. — Попробуем снова. Еще час и на сегодня достаточно. Ладно? — Отлично. — Не хмурься так. Мы все начинали с подобного. Даже Шикамару был полным тюфяком, прежде чем научился кое-чему. — Да? Он тоже может обращаться с мечом? — я перевел удивленный взгляд в сторону приятеля, но тот лишь безразлично пожал плечами. — Да, может. Он скорее похож на ленивого бомжа, но сможет отбить пару ударов. Так что в те дни, когда я буду в командировках, он заменит меня и станет твоим спарринг-партнером. А теперь… — он хлопнул в ладоши и подозвал меня. — Давай повторим все с самого начала. Займи устойчивое положение… Так все началось. Мои секретные тренировки с человеком, которого можно было назвать союзником, другом или лицом, которому можно доверять. В течении следующих двух недель каждую свободную минуту я тратил на обучение. Я старался игнорировать начавшиеся разговорчики о Гудане, закрывать глаза на то, что обустройство арены смерти началось. Старался не замечать жалость в глазах грешников, понимавших, что мои дни подходят к концу. Некоторые из них весьма прикипели ко мне. А ведь мне-то было совсем не до них. Я изнывал от бесконечной боли, пришедшей на смену изнурительным тренировкам. А ведь с каждым днем я становился сильнее и ловчее. На руках появились мозоли от многочасовых тренировок с синаем и несколько дней буквально были влажными от крови, но я не отступался. Одной мысли о черноволосом кретине, обучавшемся этому с рождения, было достаточно, чтобы выдержать боль без лишних вопросов. Верный своему слову Шикамару оказался отличным спарринг-партнером, хоть и был не таким строгим, как Асума, но достаточно жестким, чтобы подталкивать вперед, даже когда силы покидали меня. В последнюю ночь тренировок — тогда я и понятия не имел, что это был последний раз — Асума принес бутылку сакэ и лучшие суши, что ему удалось купить в городе днем. Мы пили и ели, рассказывали смешные (и грязные) шутки. Я сглатывал неприятный ком в горле, когда видел их лица в тусклом свете фонарей. Осталась всего неделя и наступит день Гудана — ни дать ни взять, а моя жизнь буквально в моих руках. Я не хотел так легко отдавать им себя, поэтому собирался бороться. Не только ради себя, но и ради тех, кто все еще оставался здесь. — Спасибо, — тихо прошептал я, заставляя их замолчать. Они смотрели на меня, словно перед ними оказалось существо с другой планеты. Я выдавил улыбку. — Просто хотел сказать… за все… вам двоим… — Почему говоришь так, словно уже водрузил голову под гильотину? — грубовато упрекнул Асума, протянул руку и потрепал меня по волосам. — Давай. У нас есть еще неделя тренировок, и мы отлично продвинулись за такое короткое время. Верь в себя. — Я… — Да хватит, — не выдержал Асума. — Пей, а потом мы с тобой потренируемся. Шикамару рассказал, что вчера тебе удалось сбить его с ног. Я должен это увидеть. Я улыбнулся и покраснел. Шикамару отлично справлялся с мечом, но странное предчувствие не покидало меня. И все же, я был рад, что Асума видел прогресс в обучении. Мне удалось поставить его на колени, и его усмешки оказалось достаточно, чтобы с чувством выполненного долга пожелать спокойной ночи и уйти. Как всегда мы скрывались в тени и шли знакомыми узкими переулками, доверяя чутью Шикамару. Я в который раз ловил себя на мысли, что мы могли бы стать лучшими друзьями. С ним действительно было бы круто болтать день напролет, смотреть игры в бейсбол, играть в аркады или просто отдыхать где-то… быть… обычными парнями. — Спокойной ночи, — прошептал Шикамару, когда мы наконец остановились на пороге нашего барака. — Увидимся зав… эй! Я заключил его в крепкие объятья. Зажмурившись, я старался не думать о том, как столь тесный контакт с другим парнем выглядит со стороны. Но с другой стороны, Шикамару был всего лишь другом, которому я мог бы довериться, не опасаясь предательства или боли. Блин, да я почти любил этого парня! — Наруто, — тихо произнес Шикамару, но я отказывался отпускать его, пока он наконец не обнял меня столь же крепко. Мы так и стояли в объятиях, позволяя сердцам и умам вести безмолвный диалог. «Спасибо тебе, мой друг. Спасибо, что не отказался от меня». — Выиграй, — наконец прошептал он мне на ухо. — Слышишь меня? Не важно, что случится. Ты должен выиграть и выйти отсюда. Обещай мне. — Обещаю, — низко прохрипел я. Неохотно отстраняясь, я все же почувствовал то, о чем Шикамару будет сожалеть утром. То был жесткий короткий поцелуй в левую щеку, а потом он оттолкнул меня. Шикамару отвернулся, чтобы я не мог видеть блеска в его глазах и, взмахнув рукой на прощание, скрылся с другой стороны барака. На цыпочках я достиг своей каморки и прикрыл дверь, стараясь не шуметь. Тело ныло от попытки лечь спать. Однако сон не приходил. Мне осталось всего два часа и пора будет вставать. Я попытался вспомнить о счастливом времени с Сакурой, но понял что… Не могу видеть ее! … Не то чтобы совсем «видеть», но ее черты стали нечеткими и расплывчатыми. Всеми силами я пытался собрать милый сердцу образ, но чувство слепой паники душило. Память стиралась? Или прошлое предавало меня, как многое другое? Я бы и дальше сокрушался над своим новым открытием, если бы не оказался прерван внезапным открытием двери. Я тут же развернулся в готовности оказать сопротивление (или получить удар) — забыл о боли — но рот тут же заткнули грязной тряпкой, заглушив крик ярости и страха. Мне удалось увидеть четверых стражников и офицера, руководившего остальными, прежде чем на голову накинули черный платяной мешок. Рывком подняли на ноги, руки скрутили за спиной, запястья связали чем-то похожим на веревки или провода. Я судорожно выдыхал носом, стараясь взять себя в руки. — Узумаки Наруто, последняя неделя перед очищением была санкционирована Лордом Орочимару, — раздалась отточенная годами фраза. — Для тебя Гудан начнется сегодня, грешник. Любое сопротивление бесполезно.