Глава 13
Подготовка
В отзвуке колоколов,
оглашавших пределы Гиона,
Бренность деяний земных
обрела непреложность закона.
Разом поблекла листва
на деревьях сяра в час успенья —
Неотвратимо грядет
увяданье, сменяя цветенье.
Также недолог был век
закосневших во зле и гордыне —
Снам быстротечных ночей
уподобились многие ныне.
Сколько могучих владык,
беспощадных, не ведавших страха,
Ныне ушло без следа —
горсткой ветром влекомого праха!
— Хейке Моногатари —
Каждые сумерки на небо поднималась обновленная луна: большая, яркая и спокойная. Приближаясь к зениту она целовала вершину горы. Многие говорили, что никогда прежде луна не была столь близко к земле, а те, кто был мудр — а их остались единицы — видели в ней темные предзнаменования. Фестиваль смерти начался, и даже изменение времени не омрачило смака ожидания. Летом воздух становился густым, удушливым, наполнялся вонью немытых грешников и предсмертными воплями тех, кто готовился к последнему «очищению». И пускай зимний холод бодрил, а тела жались друг к другу в поисках тепла, атмосфера оставалась прежней. Неделя Гудана началась для них слишком внезапно. Некоторые, правда, были «счастливы», что пытки прекратились. Они ждали смерти как избавления от варварских допросов под землей. Глупцы, что выступали в первые дни… где вы теперь? Пропали. Исчезли без следа, ничего не осталось, даже их имен. Большинство превратилось в верных последователей Лорда Орочимару: слепцы, бредущие следом за белокожим мужчиной с янтарными глазами змеи. Если ты сомневался, если ты хоть проронил вздох сомнения, ты должен быть казнен. Нельзя было доверять никому. Даже самому себе. Неделя фестиваля была буквально темной. С наступлением вечера на улицах нельзя было встретить ни души. Люди оставались в своих безопасных квартирах, зажигали свечи перед маленькими алтарями и погружались в молитвы или иными способами искупали грехи. Другие же прятались в забегаловках, горбясь за стойками и заливая себя напитками, полушепотом обсуждая предстоящие события. У каждого из них был один или два знакомых, кого приговорили к смерти. И хотя они прикрывались чувствами сожаления от потери, они были счастливы, что остались живы. Через несколько дней им придется пойти в Бьяку-Синкё, чтобы сесть на арену и выражать осуждение своим знакомым громкими криками и аплодисментами. Многим ли они отличались от римлян, что с удовольствием смотрели на голодных львов, натравленных на несчастных рабов многие века назад? Едва ли. По крайней мере теперь они были избавлены от созерцания кромсания плоти грешников. Лорд Орочимару был воистину милосердным лидером. Быть может Будда помилует их заблудшие души. ____ В тишине раздалось цоканье копыт лошади, отдаваясь эхом от узеньких улочек. Трудно поверить, что всего день назад здесь было много людей. Всего восемь вечера, а встретились два-три прохожих и шум одинокого автомобиля вдали. Чертов город-призрак… Всадник остановился перед гостиницей — небольшим таунхаусом, зажатым между галантереей и оружейным магазином (хотя они уже были закрыты). Мужчина — около тридцати — вышел наружу, чтобы помочь спешиться и получить хорошие чаевые за свою работу. Путник наблюдал, как его лошадь ведут к заднему двору, а потом попытался стряхнуть оцепенение и шагнул в тепло гостиницы. Не удивительно, что аншлага не было. Но даже несколько постояльцев повернули головы в его сторону. И достаточно быстро отвернулись обратно. Всему виной капюшон, полностью скрывавший лицо от их взора. Дружественная улыбка старика (а заодно и владельца гостиницы), а также приветственный поклон заставили присутствующих расслабиться. — Он в задней комнате, — прошептал хозяин, когда они обменялись любезностями. — Кайде проводит вас. — Благодарю, Ичиро-сан, — сказал мужчина. Он улыбнулся красавице в кимоно пастельных тонов, и та покраснела, поведя за собой мимо низеньких столиков и стульев к углу столовой. Она отодвинула створки из плотной соломы, явив свету узкий коридор с редкими фонарями и деревянными сводами. Она ступала беззвучно, словно не касалась земли, а под его ногами скрипели половицы и поднималась пыль старости. Остановившись у дальней комнаты, девушка вежливо улыбнулась и, поклонившись, беззвучно исчезла. Мужчина подождал, пока девушка не ушла достаточно далеко, и осторожно постучал. — Войдите, — чуть слышно послышалось из-за двери. Раздвинув седзе, он оказался в отдельной комнате. Она оказалась достаточно большой, чтобы вместить футон, приготовленный ко сну, два светильника по обе стороны и фигуру, что сидела у окна. Одетая в темно-синее юката, одна нога поджата к груди, другая вытянута — длинноволосая фигура создавала впечатление беззаботности и расслабленности. Но гость был достаточно наблюдателен, чтобы знать, что это не так. Изящные формы, ослабленный хвостик и непритязательный профиль принадлежали человеку, что мог быть смертельно опасным. — Хорошо выглядишь… Асума, — раздалось теплое приветствие. Человек не оторвал взгляда от огромной луны, поднявшейся над крышами домов. — Как и ты, — в ответ фыркнул Асума, он порылся в одеждах, чтобы найти сигареты. — Надеюсь, поездка была удачной? — Да. Никаких проблем. Люди были добры. — Хн, — наконец нашел желаемое Асума и закурил. По едва дрожащей руке было ясно, что он несколько взволнован. Хотелось винить в том небывалый холод. — Горы не изменились, — после долгого молчания раздался умиротворенный голос. — Они никогда не изменятся, — с улыбкой заметил Асума. — Много времени прошло, не так ли? Болезненная улыбка исказила губы. — Так… я не был здесь с того времени… — он слегка пожал плечами. Юката сползло с левого плеча, обнажая бледную плоть. Но мужчина даже не попытался поправить ткань. — Город разросся, — задумчиво добавил он. — Не помню и половины зданий, когда ходил по окрестностям. — Грешники, которые искупили грехи и не имели дома, решили поселиться здесь, — сухо заметил Асума. Пепел упал в пепельницу в виде нефритового дракона. — Большинство жителей лояльны. Они считают, что их жизнь действительно спасли. Хмм-м. Он затянулся, посмотрел в окно. Взгляд упал на плотно сжатый кулак под подтянутым коленом. — Он не может дождаться, когда увидит тебя, — тихо признался Асума. — Хотя мне интересно, что он сделает, когда поймет, что это… ну… ты. Губы мягко изогнулись. — Полагаю, мне придется принести ему извинения? — Думаю, простого «прости» здесь будет недостаточно, господин. У него будет много вопросов… или он просто убьет тебя. Надеюсь на первое. Мужчина усмехнулся и легко пожал плечами. — Надеюсь, что живой я все еще представляю большую опасность для жизни Орочимару. Мы оба понимаем, что… Асума потер лоб и устало выдохнул: — Насколько я знаю его, он все еще пытается быть честолюбивым. Действительно. — Как у него дела? — последовал озадаченный вопрос. Асума грустно улыбнулся. — Легко догадаться. Он снова истязает себя, готовясь к «ритуалу», — последнее слово он процитировал. — Последнюю неделю его почти не видно. Он либо пропадает в храме со священниками, либо погружается в Святые Писания, пытаясь найти оправдания своим поступкам, — Асума вздохнул и коснулся лбом стены, словно это было его промашкой. — До сих пор… думаю, он все еще не может смириться с изменением правил. Он знает, что встретится с сильнейшим бойцом… поэтому я предпринял меры предосторожности. — … меры предосторожности? Асума легко подмигнул. — Если предчувствие меня не обманывает, что они встретятся в финальном поединке. — Ты ничего не объяснил, Асума. Асума наклонился к своему спутнику и заговорил. — Есть один грешник, Узумаки Наруто. Отличный парень с большим потенциалом. И думаю, что перед Саске, в самом конце, выступит именно он. Так вот, полагаю, что у Наруто рука не поднимется на то, чтобы убить Саске. Черт, да у него вообще рука не поднимется убить кого-либо вообще! Но он понимает, что должен делать, чтобы выжить. — И что же заставляет тебя думать, что он не станет убивать Саске? — Потому что он не знает об этом. — … как? Асума прикурил еще одну сигарету. — Я не говорил, что Саске будет его последним соперником. Последние недели я тренировал Наруто и заставил поверить, что ему надо одолеть других грешников, и, оставшись в живых… он получит свободу. Я умолчал о небольшом препятствии. Протяжный стон разнесся по комнате. — Ради бога, почему ты не сказал ему? Разве это не даст ему еще больший стимул выиграть? Или ты думаешь, у Саске есть шанс против него? — Ну… что есть, то есть, — потерев подбородок, ответил Асума. — Но эти двое… как это называется… связаны между собой, а значит они не смогут убить друг друга, — он сделал паузу, вспоминая, как в додзё Саске едва не прикончил парня. Но лучше не упоминать о том случае. — Они друзья? — безобидный вопрос, заставивший Асуму почти задохнуться от смеха. — Друзья? Хах! Едва ли! — Тогда твой план может обернуться провалом. — Хн. — Что будет, если Саске убьет этого Наруто? Тогда к чему его обучать, не раскрывая правды? Ты готов рисковать человеческой жизнью? Асума закрыл глаза и сосчитал до десяти. — Теперь я вспомнил, почему ненавижу говорить с тобой. Тебе всегда удавалось вывернуть наизнанку мои благие намерения, — подняв веки, Асума посмотрел на спутника. — Скажем, это лишь интуиция одного старика. Понятия не имею, к чему это приведет, но надеюсь, они не станут убивать друг друга… — А Орочимару? — Что с ним? Длинноволосый собеседник холодно улыбнулся. — Неужели ты думаешь, что он позволит мальчишкам пожать друг другу руки и уйти? До меня дошли слухи, что Шимура Данзо и другие члены верхушки будут присутствовать на мероприятии. Сомневаюсь, что Орочимару позволит случиться тому, что не планировалось. Он ни перед чем не остановится, чтобы доказать свою силу кровожадным глупцам. Он отвернулся, стиснул зубы и уставился в окно. Пальцы все еще сжимались в плотные кулаки. — Многие годы мы пытались свергнуть его, убить, посылали шпионов в Бьяку-Синкё. Но кровопролития лишь участились. Шисуи считает, что среди нас тоже есть шпион. Иначе как объяснить то, что он оказывается на шаг впереди нас, — разочарованный вздох. — Мы сделали все возможное, чтобы все эти годы оставаться в тени, но кто-то начал взрывать полицейские участки. Надеюсь, ты понимаешь, кто на самом деле ответственный за все это. Асума озадаченно кивнул. Извращенный и безжалостный почерк вышеупомянутого Шимура Данзо. Говоря о нем и Орочимару, Асума не мог сказать, кто был меньшим злом. И все же, у него было много знакомых, погибших при попытках остановить Орочимару. Отдать свою жизнь… Асума помнил выражение лица Саске, когда он доставил известие о смерти Ино. Плохи дела. Смерть разве была благочестивой? Девушка была выкинута на помойку… в прямом смысле. Ее изувеченное тело было найдено в черном мешке, который скинули в компостную яму на окраине Киото. Фотографии, сделанные криминалистами, Асума не стал бы показывать Саске, но тот настоял, чтобы удостовериться, что девушки больше не существовало. Наверное, Асума ждал, что Саске расплачется или же вспыхнет яростью. Любое из этих проявлений он бы посчитал нормальным. Но Саске только и делал, что смотрел на фотографии своими черными нечитаемыми глазами, лишенными каких-либо эмоций. Особенно долго разглядывал те, где изуродованное тело едва ли можно было опознать. Кто знает, через какие адские муки прошла несчастная, чтобы защитить их? Саске не плакал… не кричал… не срывал злость. Все, что он сделал, так это убрал фотографии в глубь своего кимоно и поблагодарил Асуму за проделанную работу, прежде чем не говоря ни слова вернуться к стопке документов. — Ему больно, — тихо прошептал Асума. — Наверняка. — Кому? Асума поднял глаза, так похожие на глаза своего господина. Годы нашли отражение в тенях на лице собеседника, но сходство никуда не делось. Он понимал, через что пришлось пройти, чтобы все эти годы защищать близкого человека. — Твоему младшему брату, — с печальной улыбкой наконец сказал Асума. — Да, он уже не ребенок, но… — Знаю, — последовал тихий ответ. Гнев, наполнявший темные глаза, потух. — Знаю, Асума. Но есть то, в чем я должен признаться… — И в чем же? Длинноволосый слабо усмехнулся. — Часть меня не желала возвращаться сюда. Не хочу встречаться с ним спустя эти годы. И это доказывает, насколько я труслив… — Неправда. Ты делал то, что должен был… — Оставь утешения себе, Асума. Я заставил его поверить в свою смерть, и часть меня задается вопросом: насколько правильно теперь предстать перед ним? Скорее всего он обидится, и хотя мне хочется мирного воссоединения, я понимаю, его не будет. Если честно, мне куда привычней защищать его из тени, как я делал это последние годы. — Уже поздно поворачивать назад, — заметил Асума и кивнул, понимающе улыбаясь. — Последние четырнадцать лет я хорошо выполнял свою работу, так что сделай мне одолжение… — Какое? — Скажи ему все, что должен, Итачи. Думаю, сейчас он нуждается в тебе больше… чем когда-либо прежде. Асума поднялся на ноги и положил мощную руку на плечо собеседника. — Ну что плохого может случиться, а? Давай просто надеяться, что мой план сработает. — А если нет? — последовал осторожный вопрос. — Что если не получится, Асума? Асума улыбнулся и с тихим вздохом посмотрел на луну. — Тогда у меня нет иного выбора, кроме как взять на себя всю ответственность, друг мой. Я готов нести это бремя до последнего вздоха. _____ Шимура Данзо был практичным и амбициозным человеком. И хотя общество видело в нем лишь лучшее (благодаря харизме и отличному ораторскому искусству), у него была и другая черта, не видимая другим. Настойчивость. Ему никогда бы не удалось достичь тех высоких позиций в обществе, что он занимал, используя законные методы, как и большинство его политических оппонентов. Многие следовали грязными путями (проституция, растрата, отмывание денег и прочее), сгнивая на полпути. Данзо полагал, что его связи с преступным миром оставались скрытыми от лишних глаз. Для общества он был лишь стариком, который видел порядок в диктаторской политике. Он был синим воротничком, некогда героем войны, гласом народа и почетным председателем Коккай (прим.пер: Парламент в Японии). Внезапное желание бросить насиженное место в парламенте и посвятить свою жизнь защите граждан страны выглядело как самоотверженное служение на благо нации. Оклад был ниже (скорее всего), но прошлое вояки и желание работать с полицией и кланом Учиха казалось было у него в крови. Бьяку-Синкё считался гордостью Японии. Его история была неразрывно связана с традициями, и любое новаторство не встречало здесь одобрения. Многие считали Учиха кучкой пафосных ублюдков, смотрящих на других с высоты своего эго. Данзо помнил, как встречался со старейшиной Учиха Мадарой, и тот пытался лечить еще молодого Шимура. Он не видел в Данзо прекрасного руководителя и не считался с его мнением. Кроме того, он посмел накричать на него в присутствии других членов клана Учиха. Он помнил молодого Фугаку и как тот принял слова Мадары близко к сердцу. И когда, спустя годы, Данзо вернулся, чтобы доказать свою верность Учиха, ему казалось, что Фугаку держал с ним дистанцию. В их отношениях была холодность и вежливая терпимость. Это действовало на нервы Данзо. Все планы и тактики, что он предлагал, были отвергнуты Учихой, и гнев возрос в десятки раз, когда появившийся из ниоткуда Орочимару стал номером два в команде Фугаку. Орочимару — тоже герой войн — получив почести, на несколько лет исчез с горизонта. Никто не знал, где он был (и вообще, находился ли в Японии), но после своего возвращения глубоко пустил корни в сознании Фугаку. Мягко говоря, общественность была удивлена, увидев Орочимару рядом с Учиха. Оказалось, что последние десять лет он провел среди священников и жрецов, постигал искусства науки и медицины в разных сторонах света. Никто не удосужился копнуть больше, потому что влияние Орочимару было невообразимым, но Данзо чувствовал, как ошибался Фугаку, делая того своим доверенным лицом и союзником. Имея на своей стороне Орочимару, власть Фугаку стала еще более всеобъемлющей. Настолько, что даже Министр обороны советовался с ним. А что это означало? А означало то, что теперь военными руководил не только Фугаку, власть и деньги сосредотачивались в руках клана Учиха в целом. Не было того, что они не могли решить. Данзо желал такого влияния, словно наркотика. Он хотел присоединиться к Орочимару и ему пришлось свернуть с намеченного пути, чтобы подружиться с белокожим мужчиной, у которого тоже оказались иные планы. Данзо должен был догадаться с самого начала. — С твоим влиянием на подполье и моей властью над армией и полицией, — тянул Орочимару однажды за ужином. — Это было бы весьма выгодно: объединить наши усилия и взять контроль над кланом, потонувшим в богатстве и надменности? — … что я получу с этого? — осторожно спросил Данзо. — Это… — Орочимару подтолкнул графический план Бьяку-Синкё. — Когда-нибудь ты будешь руководить им. Если доверишься мне. В то время Данзо обуревала жадность, и он наивно согласился, не зная истинных намерений Орочимару. Четырнадцать лет спустя стало очевидно, что его планам не суждено сбыться. Пока Орочимару был жив и имел в пешках Саске, то мог контролировать власть так долго, насколько это возможно. Время же Данзо близилось к концу. Все, что он мог делать, так это ставить палки в колеса при назначении Орочимару министром обороны. Пока Данзо жив, он сделает все, чтобы не позволить белокожему уроду взять под контроль армию страны. Он долго и упорно работал, чтобы достичь этого поста, и ничего… совершенно ничего не могло ему помешать. Теперь он надеялся, что еще одно препятствие завтра будет устранено. Если все пойдет по плану, то Саске — последняя загвоздка — покинет место действия. «Иногда стоит сделать ставку на удачу». Данзо вернулся в настоящее. Губы исказились от презрения и осознания того, что происходит. Он был в частных владениях Орочимару. С некоторыми другими гостями он прибыл сюда. Не было ничего удивительного в личных приглашениях. Об этом нельзя говорить, но Данзо предпочел бы не смотреть на странный ритуал, демонстрацией которого, казалось, так гордился Орочимару. Во-первых, Орочимару настаивал на том, чтобы Данзо направился к нему в частный онсен около личной спальни, где долговязый мужчина должен был раздеться и в чем мать родила погрузиться в дымящуюся воду в сопровождении двух священников, поющих молитвы. Иглы пронзят бледную кожу в местах скопления силы. Он будет оставаться в воде на протяжении нескольких часов. Его зрачки расширились, и Орочимару уставился на что-то наверху, будто мог видеть что-то непостижимое. Священники молились, продолжая бессмысленное песнопение. Данзо ждал, что вода обожжет кожу из-за столь долгого пребывания в онсене, или он хотя бы потеряет кровь из-за множественных проколов, но ничего этого не произошло. Когда все было закончено, а иглы удалены, Орочимару поднялся на ноги и несколько (точнее шесть) женоподобных юношей принесли полотенца, чтобы обтереть его с ног до головы и обдать благовониями. Тело скрылось за тонким шелком и золотом халата, а волос касались щеткой так, что они светились иссиня-черным под светом фонарей. Данзо был ненормальным, но даже у него были свои пределы. — О чем ты толкуешь? — потирая нос, выдавил он перед рассевшимся в позолоченном кресле Орочимару. Подлокотники были выполнены в форме змей (как предсказуемо). Орочимару улыбнулся и медленно облизал губы. — Я нашел кое-что новое и вкусное среди грешников. — Что же? — Кровь Сенджу. Данзо вскинул бровь. — Сен… джу? Невозможно. Они истреблены. — Ты прав. Все благодаря твоим верным псам Бакуфу, десятилетиями охотившимся на них. Так или иначе, они просочились. Мне казалось Бакуфу куда более профессиональны. — Ныне среди Бакуфу нет никакой верности традициям и истории, — фыркнул Данзо. Красивый юноша подлил ему вина. Неужели здесь не было ни единой женщины? Тревожный знак. — Думаешь, их действительно заботят потомки Сенджу? Орочимару склонился и протолкнул в рот клубнику. — Что-то мне подсказывает, что он может быть сыном одного из нарушителей твоего спокойствия. Данзо тяжело вздохнул. Было поздно, и ради фестиваля надо было проснуться ни свет ни заря. — Нарушителей? Если бы я составил список всех тех, кто доставлял мне неприятности все эти годы, Орочимару, мы бы не покинули эту комнату сегодня. — Хн, — Орочимару ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Как будто ждавший сигнала Кимимаро тут же отодвинул седзе и предоставил досье, что легло на стол перед Данзо. Штамп на обложке «Секретно». Данзо покосился на мужчину, и тот криво взглянул на него. — Ну же, — Орочимару приглашающе взмахнул рукой. — Прочитай и посмотри, что я имею ввиду. Мне пришлось немного покопаться в бумагах. Надеюсь, ты оценишь. При ближайшем рассмотрении там оказалось два досье: одно на грешника Узумаки Наруто, а другое на… — … и что это значит? — сухо спросил Данзо, взяв в руки фотографию мужчины. — Почему у тебя досье на Намикадзе Минато? — Он был преступником, разыскиваемым полицией. Нашел в здешних архивах, — с улыбкой пояснил Орочимару. — Кажется, он работал на… тебя? Данзо почувствовал, как кровь застыла в жилах, но сумел сохранить самообладание. Ответ был сухим. — Минато был предателем. Он работал на Бакуфу. А потом бежал. Никто не знает куда. Для меня он был бесполезен. — Лишь потому, что он решил, что хочет другого, нежели просто убивать твоих врагов, — растягивая слова с удовольствием сказал Орочимару. Он делал вид, что рассматривает ногти. — Должно быть, он устал, убивая политиков одного за другим, стоявших у тебя на на пути. Бедный красивый мальчик. И тогда я задаюсь вопросом, как же на самом деле умер… — Ты несешь бред, Орочимару, — Данзо ударил рукой по столу. — К чему этот разговор? В глазах Орочимару была чернота. — Тот, чье имя Узумаки Наруто, может быть его сыном, Данзо. Подумай об этом. Если ему удастся одолеть Саске… не вкусит ли он сладость мести за убийство Минато? Конечно, если Наруто вообще сможет выжить, — Орочимару оскалился, обнажив белоснежные клыки. — Если же он вновь обретет свободу… возможно, ему будет предложено работать на тебя, м? — Спасибо, но нет, — ответил Данзо коротко. — В синдикате достаточно народа. Нет надобности в ком-то еще. — Уверен? — с насмешкой спросил Орочимару. — Пока есть время, ты можешь забрать его отсюда… за некоторую плату. — Ты ненормальный, — прошипел Данзо и поднялся на ноги. — Просто выполни свою часть соглашения и сделай все, чтобы Саске не пережил этого боя, Орочимару. А теперь — спокойной ночи. Данзо захлопнул за собой дверь, оставив Орочимару с ледяной усмешкой на лице. — Кретин, — низко прорычал Орочимару. Кимимаро посмотрел на своего Лорда и увидел, как побелели костяшки пальцев, сжавших головку трости. Судя по тому, что ему удалось услышать, было ясно, что Орочимару был не в том настроении, чтобы болтать, поэтому справедливо решил, что лучше скрыться из виду. — Где мальчишка? — последовал неожиданный вопрос, отчего Кимимаро был застигнут врасплох. — Мальчишка?.. — Саске. — Совершает обход по подземельям. Как и подобает. — Прикажи ему явиться ко мне, как закончит. — Да, мой Лорд. Орочимару подождал, пока Кимимаро не покинет комнату, а потом выкинул трость в центр комнаты. Внутри все сводило от болезненного ожидания. Осталась всего ночь, и он был полон решимости провести ее с Саске. — Мальчик мой, и почему я должен видеть, как ты умираешь? — прошептал Орочимару, сжимая кулак. — Твоя душа трагически изящна. И я подарю тебе ночь порочного удовольствия, воспоминания о которой ты заберешь с собой в могилу. ____ Саске: Ты сам познаешь мудрость, не слушай других. Пойми цель своего существования, страданий, изменчивости. — Ублюдок! Надеюсь, ты будешь гореть в аду! Анализируй, чтобы увидеть связи и рациональность поступков. — Спаси меня! Умоляю, спаси! Господи! Прошу тебя! Пощади! Я не хочу умирать! Сделай все это и ты поймешь суть учений. — Вы ошиблись! Я ничего не делал! Я не хочу отправляться в ад! Выпустите меня! Тогда ты познаешь учение Дхамма и, быть может, сможешь объяснить другим. — Засунь себе в задницу эту еду! — плевок. — На хуй иди, чертов ублюдок! Я вытер лицо платком и направился к следующей камере. Нет времени расстраиваться, но угли ярости разгорались где-то внутри. Мне стоило привыкнуть к подобному за столько времени. Одна из многочисленных традиций — и слава богу последняя — навестить грешников, приговоренных к Гудану. Как их палач (и последний человек, которого они видят на грешной земле), я должен подать им последнюю еду и помолиться за их души. Ничего фантастичного: только рисовый шарик чуть больше обычного и чашка бальзама, призванная успокоить их. К сожалению, далеко не всем суждено сегодня успокоиться. Из двадцати мужчин, приготовленных к смерти, больше половины оскорбляли или желали напасть на меня прямо через двери камер. Двое стражников сопровождали меня — они подавали пищу и выполняли роль защитников — так что если кто-то из грешников осмеливался прыгнуть в раскрытую дверь, то их заталкивали обратно. Один даже имел наглость помочиться на нас, радостно смеясь, пока его моча стекала с наших одежд. А потом его молча избили. Вздох. Как предсказуемо. Некоторые люди никогда бы не смогли искупить свои грехи. Быть может, кто-то и познает аничча, дуккха и анатта, но никто не сможет освободиться. — Боже-боже, принцесса пришла навестить меня, — протяжный голос донесся из темноты. И хоть я был не в состоянии разглядеть его лица, не трудно было догадаться, кто это был. Зачесанные назад седые волосы легко узнаваемы. Грешник — гедонист… Хидан. — Чем я обязан такому удовольствию? Я ничего не ответил, лишь жестом указал стражнику подать тарелку с едой и напиток. Наклонившись, просунул обед в окошко внизу двери, а потом задохнулся от шока, когда рука оказалась зажата пальцами, а лицо врезалось в стальную решетку. Блять! — Отпусти его! — зарычали стражники, но все бессмысленно. Хидан держал меня мертвой хваткой, и я ощущал, как пальцы скребут по полу, а его горячее дыхание обжигало ухо. — Мне надо принести жертву Дзясину прямо сейчас, — прошипел он. — Лорд Орочимару понимает меня, поэтому поступает так, не правда ли? Изо всех сил я старался свободной рукой дотянуться до рукояти меча. Стражники делали все возможное, отталкивая того боккеном, но сукин сын даже не пытался отпустить меня. — Ты стал бы прекрасным подношением, — склизкий язык касался уха, став последней каплей. Наконец-то удалось достать меч, обнажить его и, не задумываясь, проткнуть левое плечо ублюдка. С воплем боли он отпустил меня, и я быстро поднялся на ноги, возвращая меч на место, пока Хидан не успел вместе с ним скрыться в глубине камеры. Густой металлический запах крови напомнил о том, сколько времени прошло с тех пор, как я использовал катану для того, чтобы ранить человека. Осознание того, что завтра прольется куда больше крови, разожгло что-то темное и бесчеловечное где-то внутри. Я согнул пальцы — перелома, кажется, нет, но от его длинных ногтей остались омерзительные царапины. — Ха-ха… ха-ха-ха… — смеялся безумец, но все еще держался за кровоточащее плечо. — Умничка… принцесса. Это было почти больно. Я видел, что на его лбу и щеках тоже кровоточили раны. Похоже, стражники все-таки достали его. И все же, грешник выглядел ликующим, и то, с каким удовольствием он смотрел на свою кровь, давало понять, что он ненормальный. «Он может оказаться тем, с кем мне придется сразиться завтра, — с дикостью подумал я. — Никто из заключенных не знает, что это за человек… а он знает, что может одолеть меня…» Развернувшись на пятках, я последовал к последней камере. Надо выкинуть все из головы. Хорошо, что последнюю неделю я очищал свой разум от тягостных мыслей. Я был в храме под взором Будды и жрецов, которые молились и в случае необходимости омывали меня. Я собирался не думать, с кем судьба столкнет меня. Не думать о возможной смерти — духовно я был готов к любому результату. Быть может, я наконец-то смог бы воссоединиться с семьей в загробном мире и даже встретиться с Ино и извиниться за столь трагическую развязку. Даже грешники не совершали таких деяний… по крайней мере, мне хотелось верить. Видя фотографии ее тела — красивого тела, что я впервые вкусил — понимаешь, что оно стало холстом для человеческой жестокости… «Да катись оно все к черту! Клянусь, если я выживу… нет… когда я переживу завтрашний бой, то найду этих ублюдков, что убили тебя, и убью их столь же мучительной и медленной смертью, что они наградили тебя!» Я и не заметил, что кулак врезался в стену, пока не почувствовал резкую боль, поднявшуюся от запястья и выше, а потом заныли суставы. — Саске… сама? — настороженно позвал один из стражников. — Все в порядке? — Да, — с отстраненным кивком ответил ему, обматывая закровоточивший кулак платком. — Это последний, не так ли? — Да, мой Господин, — ответил стражник. Я знал, чья эта камера, но какофония жалоб и проклятий, извергаемых грешниками, едва ли заглохла в этой части подземелья. Случай с Хиданом спровоцировал вспышку гнева и выброс адреналина, а голову занимали мысли об Ино, когда я остановился напротив последней двери. Существует опасность того, что эго человека слишком разрастется и поглотит его. Причиной тому — недостаток мудрости. Даже в темноте он словно освещал это место. Возможно из-за светлых волос, что отросли еще больше с нашей последней встречи. Сейчас они касались его плечей и были растрепаны куда сильней, чем когда-либо, но пронзительные голубые глаза были уставлены на меня. Он сидел у стены, колени подтянуты к груди, а руки обнимают их. Не видно ни губ, ни носа. Он был голый… разве что дрянная тряпка на бедрах. Это был первый раз, когда я видел его в таком состоянии, и не был удивлен, когда за общей худобой увидел… силу. Несколько синяков на теле и грязь, что требовалось смыть, но об этом позаботятся завтра утром. Грешники омываются перед тем, как предстать перед народом. Я задался вопросом: слышал ли он возню с Хиданом, и внезапно почувствовал нестерпимое желание объяснить причину произошедшего. Он не двигался, не предпринимал никаких попыток обнаружить себя. И все же, я протолкнул тарелку с последним ужином. Частично я ждал еще одного нападения. Буду ли я готов в этот раз? Смогу ли ударить мечом, как поступил с Хиданом? Я затаил дыхание. Но ничего не произошло. Наруто был столь же неподвижен, как и раньше: уж не спит ли он с открытыми глазами? Жив ли он? Стараясь не думать о странном поведении, я поднялся на ноги и сложил руки для молитвы, как… — Не утруждай себя, — словно нож разрезал тишину сухим голосом, — мне не нужны твои лживые молитвы. Проигнорировав, я продолжил. По крайней мере попытался, но он вновь заговорил. — Говорю же тебе, не утруждайся. Кому ты молишься? Богу? Какому Богу? Тому, что позволяет убивать людей? Какой-то хуевенький бог, скажу я тебе. Сжав челюсти, я старался не думать, как глупо выгляжу со сложенными в молитве ладонями. Не было смысла вознаграждать его ответом, но язык поступил иначе. — Ты — убийца, — прошипел я, прежде чем смог оборвать себя. — Твоя душа испачкана и будет… — И я сделал бы это снова, если бы у меня был шанс, — последовали слова, пославшие дрожь по телу. Я смотрел в глаза, налившиеся чувством, от которого становилось не по себе. Холодная сталь, что не колеблясь бы вновь занесла оружие. Что, если это будет он? Что, если в итоге я столкнусь с ним? И все же… это не должно быть тяжело — одолеть его. Никчемные навыки в додзё были тому доказательством. Одержать победу будет легче, чем того ожидает публика. — Если у тебя был кто-то, кого ты любил, — тихо продолжал Наруто, хотя голос звучал его ясно и уверенно, отражаясь от стен и проникая в нутро. — Кто-то, кто доказал тебе, что ты нужен кому-то… желанен… дорог… как бы ты поступил, если бы этого человека убили на твоих глазах? — Наруто сложил пальцами пистолет и приложил к виску. — Возьмут и вышибут ее мозги… Бах! Просто так. Скажи мне, Саске… что бы ты сделал? Было холодно… они были так глубоко под землей, и все же… Капли пота выступили на моем лбу. Что бы я сделал? (Я не…) Что я мог сделать? (Мамочка… папочка… братик…) Я ждал слишком долго… — Что бы ты сделал, если бы твоя жизнь была под угрозой, Саске? — с мрачной усмешкой продолжал мой учитель. — Что бы ты сделал, если бы то был человек, которому ты доверял все это время. Хм? Что если бы пистолет… был бы направлен в твою сторону? — на этот раз сложенные пальцы указали на меня. Глаза сощурились, словно концентрируясь, а потом он выстрелил, используя нелепые звуки. Если бы у него в руках было настоящее оружие, то пуля попала бы промеж глаз. — Ты бы убежал, как делал всю свою жизнь? Наруто не мог бы ударить меня сильней, даже если бы то был физический контакт. Вновь бросило в жар, и пот выступил с новой силой. Почему я все еще стою тут и слушаю все это? Дерзкий и смелый… давно ли таким стал Наруто? — Закрой… рот, — твердо выдавил я, не зная, к кому обращаюсь: к нему или ко внутреннему голосу. — Что такое, Саске? — поддразнивая, спросил Наруто. — Засомневался? — Клянусь Богом, если ты!.. — То что? Что ты сделаешь со мной? — насмехался голос. — Заходи и мы закончим все здесь и сейчас, если хочешь. Я горько улыбнулся. — Как хочешь. Если ты… Я закрыл рот. Нельзя говорить о нашей схватке до того, как он пережил первую. Я выпрямился и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Наруто этого добивался. Хотел разозлить, чтобы я перестал соображать рационально, но его дешевые методы не пройдут. — Приятного аппетита, — наконец сказал я. — Сегодня вечером я все равно помолюсь за твою душу. — Как благородно с вашей стороны, сэр. Но знаешь, что? Думаю, я тоже буду молиться за тебя. Челюсть должна была упасть или тишина показаться звенящей. Лицо горело от злости. Все, что мне удалось быстро придумать и выплюнуть, так это: — Держи свои языческие молитвы при себе!.. — Всемилостивый Господь, — несмотря ни на что начал ублюдок, полностью игнорируя меня (как обычно). — Прошу тебя, дай некоторым людям возможность увидеть свои ошибки и наконец понять, что они лишь пешки в руках извращенных кретинов, как этот Змеиный хрен… но возможно… Господь знает, поэтому наказывает плохиша Саске-чана, и когда тот оказывается в спальне, то… — Закрой рот, Наруто! — резко гаркнул я. Унижение и стыд всколыхнулись внутри (а ведь стражники все еще были здесь и что-то кричали). В следующую же секунду я спохватился, понимая, что сделал. Я ахнул, видя, как распахнулись его глаза, а победоносная улыбка озарила лицо. Боже! Я же… я… Проклятье! — Ах-ха! Ты наконец-то назвал меня по имени, — почти ликуя вскрикнул грешник. — Не так уж и трудно, правда? — Ты… не … представляешь… — я старался выровнять свое дыхание и унять ярость. Взгляд скользил по решетке, лишь бы не видеть смеющегося лица. — … Насколько я… — … любишь выкрикивать мое имя? — с понимающей ухмылкой продолжил Наруто. — Это нормально, Саске. Пора бы уже привыкнуть к этому. Потому что завтра я не собираюсь умирать. Что он сказал? Наруто поднялся на ноги и подошел к решетке. Я поздно понял, насколько близко я был к чертову грешнику. Еще один шаг и протяни руку, да хватай. Но Наруто не делал ничего подобного. Пальцы охватили ледяные стальные прутья. Он усмехнулся. Только веселье не коснулось его глаз. Наруто был зол на кого-то. (на меня) — Я собираюсь выжить, — тихо сказал Наруто, словно делился тайной. — Не знаю как, но не умру в ближайшее время. Так что тебе лучше привыкнуть видеть меня и слышать мое имя. Он смотрел на меня на секунду дольше, чем этого требовалось. Внезапно стало не по себе от воспоминания об играх разума, когда я представлял его во время… эм… утешения. Что Наруто видел во мне? И что заставляло грешника так сильно верить в себя и свои силы? — Хех… — Наруто наконец криво улыбнулся и неспешно растянул слова. — Не могу поверить, что я почти что запал на тебя. Помнишь тогда, в автобусе? Единственная причина, по которой я смотрел на тебя — потому что думал, что ты горячая цыпочка. Кто знал, что это будет бессердечный мудила? Мои глаза раскрылись от неожиданного признания. На несколько драгоценных секунд я забыл, как дышать. Я буквально застыл на месте, не веря, что стал свидетелем столь наглой исповеди. Не то чтобы оскорбительно. В конце концов, я слышал и худшее. Но тот факт, что он думал, что я … Горячая цыпочка? Я? Горячая… девочка? Он думал, что я был… был… девчонкой? Было ли это еще одним способом назвать меня… слабым? Кастрировать меня? Считать меня слишком женственным, недостойным роли контролера… «… Почти что запал на тебя…» Какого хрена он сказал об этом?.. — Мм… чертовски вкусный рис, — последовал комментарий, вырвавший из чужеродных размышлений. Наруто вновь сидел на полу и жадно глотал пищу, чтобы потом приподнять чашку, имитируя тост. — Сладких снов, Саске. Увидимся завтра, м? Наруто подмигнул, и я решил, что говорить что-либо еще бесполезно. Горло сжалось, не уверен, что смог бы сказать что-то еще. Что случилось с этим парнем? Посещение грешников не должно вызывать подобные мысли! Я должен пребывать в молитвенном успокоении, в дзеноподобном состоянии просветления, чтобы просить о милости к заблудшим душам. Но глупости, сказанные каким-то недоумком, смешали все мысли. Чудом было то, что я мог ходить, потому что меня всего трясло… и в буквальном и в переносном смысле! Снаружи я встретил Хаку. Мне не требовалось узнавать, почему он здесь. Благодаря своей новой дружбе с его «дорогим» Наруто-куном, всю неделю он только и делал, что стенал насчет ритуала, напоминая о моей роли во всем этом. — Кимимаро-сан ищет вас, — тихо сказал он. — Он сказал, что Орочимару-сама желает увидеть вас. Я замер от новости. Глаза сузились, холод пробрался под одежду (и виной тому не морозный ночной ветер). Понятия не имею, что ему от меня нужно. Мы и так увидимся утром, когда Орочимару вручит мне специальную ритуальную катану. Кроме того, я искренне надеялся, что сейчас он принимал своих драгоценных гостей. И хотя по прибытию в Бьяку-Синкё я принял лекарство, «смрад» зла и грехов чужаков буквально пронзал воздух. Я вздрогнул и коротко кивнул. — Спасибо за информацию. — Ничего, если я посещу Наруто-куна сейчас? — последовал тихий вопрос. Впервые с тех пор, как грешник был заточен повторно, Хаку задавал этот вопрос. Оглянувшись, я увидел двух стражников у входа в подземные тюрьмы, которые все еще находились на посту. Как правило, грешникам настоятельно не рекомендовались посещения в последнюю перед Гуданом неделю. Но это было меньшим, что я мог сделать для Хаку. Пожав плечами, я кивнул в знак согласия. — Ничего. Скажи им, что я разрешил. Хаку благодарно улыбнулся мне. Это заставило меня чувствовать себя лучше. Когда я вышел из Восточной части, то задумался, не направится ли в свои покои, но потом передумал. Во-первых, надо было узнать, для чего Орочимару желал увидеть меня именно сейчас. Во-вторых, в форменной одежде было куда легче переносить его общество, нежели в простом кимоно. Когда я оказался у него дома, то подумал, что услышу привычный громкий смех и музыку, сопровождавшие гостей. Но тишина ночи ничем не отличалась от остальных. И это было тревожно. Орочимару не было в гостиной, равно как не было и в кабинете рядом. Полагая, что он забыл обо мне, я откашлялся и встал на колени перед его рабочим столом, чтобы ждать. Спустя пару секунд из-за седзи появился Кимимаро. За этой дверью были покои Орочимару. — Лорд Орочимару ожидает вас там, — произнес Кимимаро так, что его мысли было не прочесть. «Там» располагалась спальня Орочимару. «Там» было место, куда я еще мог войти когда-то, но теперь… — Я останусь здесь, — сухо уведомил я. Казалось, Кимимаро удивил такой ответ. — Прошу прощения? — Я сказал, что предпочел бы встретиться здесь, — кулаки сжались на коленях. Издевательская «молитва» Наруто вновь напомнила о себе, собираясь преследовать. Я буквально мог видеть победоносную ухмылку. — Если он хочет меня увидеть, то я жду здесь. Седовласый мужчина едва улыбнулся, а потом кивнул. — Прекрасно. Я дам ему знать. Дверь седзе закрылась за ним. Только сейчас я понял, как облегченно выдохнул. У меня был чувство, что сейчас не лучшее время расстраивать Орочимару, но часть меня — часть, что постепенно крепла и обретала свой голос… «И тебе известна причина, Саске». … была готова встретить отпор. Если Орочимару отчитает меня, я отвечу ему в два раза сильней. Хотя последняя неделя должна была помочь найти успокоение, разговоры с Хиданом, Наруто, а теперь еще загадочное желание Орочимару увидеть меня, создавали целую гамму эмоций внутри. Я постарался отвлечься, разглядывая комнату. Интересно, а здесь были спрятаны микрофоны или камеры? Мы с Хаку облазили свои покои, и никто из нас ничего не нашел. Было не просто. Отсюда было видно его — священный меч Учиха Рику — одного из величайших воинов моего клана, который использовался во время Гудана многие годы. Он хранился в нише рядом с позолоченной статуей сидящего Будды на стенде из красного дерева в старинных ножнах, обшитых тончайшей кожей. Считалось, что великий Рику-сама убил более тысячи человек этим мечом, из-за чего тот получил название «Клинок тысячи демонов». К сожалению, выцветшие свитки отца почти не сохранили информации о легендарном оружии… Внезапно скользнувшая тень в сторону седзе заставила меня выпрямиться. Орочимару, облаченный в белый кафтан, почти сливавшийся с кожей, выскочил с видом, что можно было назвать раздраженным. Я ждал, что Кимимаро покажется следом, но того не было. Сильный смрад сладких масел и благовоний (и опиума?) врезался в нос, заставляя чихнуть, но мне удалось сдержаться. Он обошел вокруг меня… Когда прохладная ткань задела мою кожу, я замер — Орочимару был очень близко — запахи стали нестерпимы. Пока я ждал, когда же он сядет в рабочее свое кресло, меня проняло, когда жесткие (и чертовски холодные) руки легли мне на плечи. К ужасу, они стали мять их. — Ты слишком напряжен, Саске, — лениво протянул он. — Обычно в это время ты куда спокойней, словно у тебя все под контролем. Или тебя волнует завтрашний день? Рука скользнула ниже, буквально до самых запястий. Как же хорошо, что я не пришел в кимоно. Словно змея касалась кожи: скользкое и склизкое, вызывающее тошноту. «Что бы ты сделал, Саске?» К своему и его удивлению, я поднялся на ноги. Пальцы сжались на рукояти меча. Как и Кимимаро, Орочимару был удивлен таким поведением. Возможно, то была лишь игра света, но в сощуренных глазах показалось замешательство. — Меня не волнует завтрашний день, — ответил я, довольный тем, как отстраненно и холодно звучал голос. Я кивнул в сторону меча Рику-самы. — Вы хотели дать его мне сейчас? Взгляд Орочимару снова было невозможно прочесть. Губы изогнулись, и он кивнул. — Конечно. К чему прошлые формальности? Новый год и новые традиции, так что… прошу тебя… возьми большой меч, Саске. Я развернулся и больше не видел его. Дыхание стало легче, когда оружие было близко. Я стоял перед ним, ощущая знакомый прилив адреналина вдоль позвоночника, спускающегося к паху. Пальцы покалывало от желания прикоснуться… почувствовать… поласкать смертоносную красоту. До сих пор помню первый раз, когда удостоился священного меча, каким тяжелым и изящным он был. Теперь же, когда рука тянулась в желании обхватить его — назовите меня сентиментальным — я чувствовал ностальгию. Ощущение непобедимости с мечом в руках. Хотелось никогда не отпускать его. Медленно я вытащил его из ножен… восхитительно. Свет отразился от полированного изящного лезвия, когда я почувствовал движение за спиной. От быстрого движения смертоносное острие задело его левую щеку. Кровь тут же выступила из пореза. Холодная усмешка исказила лицо Орочимару, а потом длинный язык слизал кровь. — Быстр, как никогда, — тихо похвалил он. — Хотя что-то подсказывает мне, что тебе хотелось бы, чтобы повреждения были серьезней. — Понятия не имею, о чем речь, — ровно ответил я. Нельзя давать поводов думать, что мне хотелось бы закончить начатое. Рука была жесткой, а взгляд устремлен прямо в глаза. В этот момент… в эту самую секунду… я мог бы убить его и покончить со всем этим. Мог бы отомстить за годы молчаливого страдания, за то, что он вероятно ответственен за смерть моей семьи, а также за создание монстра, в которого я превратился за эти годы. (всего один рывок) Возможно, я даже решился бы на него, но чувствовал что-то жесткое и холодное, упершееся в поясницу. Не надо было и смотреть, чтобы знать, что-то был Кимимаро. А я ведь даже не слышал, как он появился. И это еще одна причина, по которой убийство Орочимару невозможно. Пока такой бесшумный убийца как Кимимаро на его стороне… — Просто проверил, — небрежно пожал плечами. Клинок снова скользнул в ножны. — И тебе нравится? — продолжил глумиться Орочимару. — Всенепременно, — с улыбкой, не коснувшейся глаз, ответил я. — Достаточно острый, чтобы разрезать сталь. То, что нужно. Я отошел в сторону и заметил, что в руках Кимимаро был пистолет. Так же быстро он спрятал его и улыбнулся мне. — Тоже лишь проверяю, — сказал мужчина. — Безотказно работает. Зубы скрипнули, но я поклонился обоим. — Если это все, то я бы хотел отправиться спать. Завтра тяжелый день. — Действительно, — ответил Орочимару, поклонившись и резко раскинув в стороны руки. — С нетерпением буду ждать от тебя великолепного боя, Саске. Не подведи меня. Я ничего не ответил и, лишь снова коротко поклонившись, покинул владения Орочимару. И все же, вместо того, чтобы отправиться к себе в покои, почти час или два я бесцельно бродил по кварталам. Быть может, это последняя возможность увидеть место, которое я звал домом. Хотелось запомнить каждый камень и дерево, на которое натыкался, старался вызвать счастливые воспоминания детства, то, как со старшим братом играли или тренировались здесь. А потом упал на колени перед небольшим ручьем, сбегающим со склона горы, и в изнеможении зажмурился, моля о божественной милости. «Тот, кто смотрит за нами, прошу тебя, помоги… потому что я боюсь…» _____ Наруто: … Знаю, что веду себя так, словно мне известно многое, что я смел и безрассуден, но на самом деле… Мне смертельно страшно, потому что я не знаю, чего ожидать. Господи… не знаю, что ты приготовил для меня, но прошу… пожалуйста… позволь преодолеть это. Прошу, дай знак, что завтра все будет хорошо… — Наруто-кун? Глаза распахнулись от тихого зова по имени. Всего секунды было достаточно, чтобы увидеть красивое лицо, смотрящее на меня из-за решетки. — Ха… Хаку? — осторожно спросил я, все еще уверенный, что это галлюцинация. Вероятно, они подмешали каких-то таблеток в рис, иначе сегодня у меня был первый… или второй, если считать Саске… реальный посетитель с тех пор, как я оказался снова взаперти. По видимому, в заключительных ритуалах не участвовали грешники. После двух месяцев относительной свободы, они вновь затолкали меня в мрачную тесную камеру. Достаточно, чтобы сойти с ума. «Никогда не будешь ценить то, что дано, пока не потеряешь». Мысленно я был готов к пыткам, но меня лишь раздели и окунали в теплую воду, пока какие-то священники пели что-то, а я наконец вдыхал драгоценный воздух. Они были настойчивы, и мне казалось, что они решили утопить меня, но после я понял, что то было… как ни странно… традицией Гудана. Я уже действительно желал скорейшего окончания. Убивая время в одиночестве, я «оттачивал» свое кендзюцу. У меня не было меча, боккена или даже палки, чтобы махать ей, поэтому я пользовался руками и вспоминал все, чему научил Асума. «Суть заключается в том, что кендо напрямую зависит от силы духа. Это способность быстро соображать и думать на шаг, два, три, пять шагов вперед противника. Хорошо, что ты умеешь махать мечом, но надо сохранять ясный ум и думать о тактике, чтобы застать оппонента врасплох. Иногда это самый быстрый способ закончить бой. Узнай, чего меньше всего ждет твой противник и, уловив эту брешь, прими ее как ключ к победе… и бей!» Сила духа, да? Не уверен, что у меня ее было достаточно, но я пытался соблюдать все правила кендо и заучить мантры. Формировать разум и тело. Развивать сильный дух, через правильные и строгие тренировки. Стремиться к совершенствованию искусства Кэндо. Высоко ценить человеческую вежливость и честь. Быть искренним с другими и всегда совершенствовать себя. Мне хотелось когда-нибудь вновь увидеть Асуму или Шикамару… черт, да даже парнишку, что сейчас улыбался мне. Я бы обнял его, но был все еще слишком ошарашен. — Как чувствуешь себя, Наруто-кун? — Превосходно, — с сарказмом ответил я. — Чувствую себя столь же счастливым, как человек, который идет утром на казнь. А ты? Хаку опустил взгляд, и я вздохнул, коря себя за болтливость. Он старался быть хорошим, так почему я все еще строил из себя хрена с горы? — Прости, — пробурчал я, — просто… — Понимаю, — тихо ответил он. — Думаю, я чувствовал бы себя так же, если бы был в твоем положении. — А… ладно… — я поскреб затылок. — Знаешь… твой хозяин только что сбежал отсюда. Думаю, он не смог устоять перед моим обаянием, — я мог бы провести весь день, дразня этого парня. Так мало надо, чтобы он злился, и это было по своему весело. Хаку слабо усмехнулся. — Да… он обязан выполнить обряд и дать последний ужин грешникам, потому что… он хороший… — Прекрасная работка, — закатывая глаза, фыркнул я. Хаку улыбнулся, а потом еще ближе встал к решетке. — Могу ли я спросить кое-что, Наруто-кун? — Конечно, — я приблизился к нему и его губы почти касались уха. По сравнению с вонью (в том числе и от меня) этой чертовой дыры, Хаку пах словно небо. Примерно так же, как и его хозяин. Черт, да он был глотком свежего воздуха. Буду ли я выглядеть странно, если останусь здесь и буду вдыхать аромат его волос? — Я слышал, что Саске-сама говорил о новых правилах сражения с Асума-саном недавно и упомянул, что тебе придется убить других заключенных, чтобы получить свободу… это правда? Я вздохнул. — И не напоминай. Я все еще думаю над тем, как можно выпутаться, не замарав руки, но если дело дойдет до драки… что если у меня не будет выбора? На лице Хаку появилась улыбка. — Думаю, что смогу помочь тебе, Наруто-кун, — он сунул руку в рукав кимоно и достал что-то похожее на обоюдоострые швейные иглы. — Что это? — потрясенно спросил я. — Особое оружие Забуза-сана, — последовало объяснение. — Тебе нужно быть осторожным, потому что стоит уколоться и ты… ну… умираешь. — … И каким раком оно поможет мне? Хаку потряс пальцем, словно убеждая меня. — Умираешь… но до тех пор, пока не получишь антидот, что у меня есть. Иглы содержат специальный яд, проникающий в сосуды и замедляющий частоту сердечных сокращений. Она будет меньше, чем раз в минуту. Тебя объявят «мертвым», потому что не смогут прощупать пульс. — Вот жопа, — выдохнул я. — Действительно жопа, Наруто-кун, — тихо засмеялся Хаку, а потом замер. Мы прислушались к приближающимся шагам и начавшимся крикам других грешников. — Возьми их, Наруто-кун, — быстро заговорил он. Казалось, наше время истекало слишком быстро. — И куда я спрячу их? На мне лишь эта набедренная повязка! — Завтра на тебе будет юката, — пояснил Хаку. — Я буду ждать тебя у входа на арену и незаметно передам оружие, когда ты будешь идти мимо. Используй их в сражении, никто ничего не заметит, но постарайся… избегать жизненно-важных точек. — Не бить по жизненно-важным точкам… — повторил я. Асума научил меня видеть их. — Не волнуйся о телах, — продолжил Хаку. — После того, как они «умрут», грешники оттащат их в яму в паре миль отсюда. Я договорюсь с несколькими грешниками и им будет дано противоядие. — Уф… так лучше. Я только хотел спросить, что ты будешь делать… К моему удивлению, Хаку вдруг протянул руку — с трудом протискиваясь сквозь узкие ячейки — чтобы коснуться моей щеки. Дрожь тут же прошлась по телу от неожиданного прикосновения, и я прикрыл глаза, заставляя себя расслабиться и дышать спокойно. Пальцы аккуратно провели по шрамам. Не знаю, если то, что мы делали, считалось «обманом», то… черт, я попытаюсь пройти весь путь, не забрав ни единой жизни, чтобы наконец обрести свободу. И я действительно был рад его дружбе с такой занозой в заднице, как я. Не думаю, что я заслужил такого внимания и заботы. — Спасибо, — тихо выдохнул я. Было что-то умиротворяющее в прикосновениях… словно это был массаж. — За все… — Я ничего не сделал, Наруто-кун, — прошептал Хаку. — Если ты выиграешь… то будешь свободен, да? — Да… — Тогда ты и я обязательно встретимся в большом мире и сможем отлично повеселиться, да? Глаза открылись и губы изобразили мягкую улыбку. — Еще бы. Что-то мне подсказывает, что тебе надо чаще расслабляться. Хаку покраснел и хихикнул в сторону. Я поймал его пальцы и осторожно сжал их. Мягкие, но сильные. — Тебе лучше идти, — с сожалением напомнил ему. — Думаю, сегодня твоему хозяину будет тебя нехватать. — Почему? — встряхнув головой, удивился Хаку. Я улыбнулся, вспоминая растерянного и пораженного Саске. Если догадка была верна, то мне удалось попасть в самое яблочко господину Хорошему… — Просто… позаботься о нем, — легко пожав плечами, добавил я. — У него проблемы, которые требуют решения. И ты должен морально поддержать его. Хаку открыл было рот, словно хотел задать вопрос, но вместо этого покачал головой. — Ох… ладно… если ты так говоришь… хотя… — Хотя что? — У нас с Саске-самой не такие тесные отношения. Я готов защищать его ценой своей жизни, но он не из тех, кто будет делиться со мной своими проблемами и мыслями. Я всего лишь вещь, и… Пальцы сжались чуть сильней, а потом я отпустил его руку. — Вещь? Ну да. Если ты вещь, то я ржавые вилы в сарае. Если я выиграю завтра, то завещаю тебе свою никчемную жизнь. Шаркающие шаги стражника стали слишком громкими. Жестом я показал Хаку, чтобы тот поднялся на ноги и скрылся в тени. Он как раз успел сделать вид, что ничего особого не произошло, когда стражник взглянул на нас. — Вы закончили, Хаку-сан?.. — наконец спросил он. — Дело сделано, — последовал ровный ответ. — Спасибо за предоставленное время. Хаку быстро бросил на меня взгляд и ободряюще улыбнулся. Этого было более, чем достаточно. Но стоило ему уйти, как одиночество вновь накатило с новой силой. Зажмурившись, я продолжил прерванную молитву. «… Боже, ты быстро сработал, отправив ко мне Хаку, поэтому пожалуйста… прошу, не заставляй меня колоть себя иглами. Было бы неловко совершать самоубийство после того дерьма, что удалось пережить. Ох… и на всякий случай, если это моя последняя ночь… Нельзя ли послать хороший сон? Может быть тот, где я и Сакура-чан снова вместе. Я был бы признателен. Спасибо». Я вздохнул и приготовился к бессонной ночи, но к большому удивлению — или благодаря молитвам — мир грез тут же забрал меня. Не было ни смерти, ни страданий. В этом мире я шел с гордо поднятой головой и легким сердцем. Я направлялся на встречу с кем-то и был более чем уверен, что в прекрасном парке ждет моя любовь… моя жизнь… мой цветок, моя драгоценная Сакура. Она словно ждала на скамейке, но Господь был жесток (громкий смех раздавался в моих ушах), и темные омуты глаз затянули меня, касаясь самой души. «Пора, Узумаки Наруто, — казалось, говорили они. -Наконец настало… наше время».