Глава 17
Воссоединение
Морем скала
Накрыта во время прилива.
Так и слеза, упав на рукав,
Высохла за мгновение.
Никто не узнает.
-Леди Сануки-
— Саске… Думаю, нам надо поговорить… Слова повисли мертвым грузом. Неловкая пауза, заполненная ласковыми накатами волн и слабыми отголосками разговоров других пассажиров за дверью, которую Итачи аккуратно закрыл за собой. Саске продолжал смотреть, распахнув глаза и разинув рот… похоже, он еще не совсем пришел в себя. От слюны остался тоненький след на подбородке. И если Итачи просто вытянулся (особенно учитывая его рост десять лет назад), то Саске стал каким-то чужим и странным. Тени и размеры комнатки вызывали клаустрофобию. А присутствие Итачи и вовсе делало атмосферу опасной. И хотя Саске понимал, что они с братом были примерно одного роста, ему хотелось, чтобы тот наконец присел. Воздуха стало меньше, и это несмотря на распахнутое окно. Капельки пота выступили на лбу. Возможно, почувствовав это, Итачи кивнул в сторону одинокого стула. — Не возражаешь, если я присяду? Итачи не ожидал ответа и не ошибся. Все, что он получил — это отблеск в глазах, который был расценен как положительный ответ. С тихим вздохом Итачи опустился на стул. Он подался вперед и, оперевшись руками о край стула, промеж широко расставленных ног, делал вид, что изучает грязные и потертые половицы, но продолжал смотреть на младшего брата. Судя по напряженным мышцам и лицу, Саске действительно был не в состоянии что-либо предпринять. «Можно ли винить за это?» Теперь, находясь так близко, было еще трудней видеть в юноше маленького мальчика из прошлого. Без громоздкого камисимо Итачи видел скрытую силу в бледных руках и торсе, означающую, что брат делал все возможное, чтобы держать себя в форме все эти годы. Во имя искусства кендо или же для службы первым капитаном? «А солнце до сих пор не смогло подарить тебе хороший загар, я прав, маленький брат?» В детстве многие принимали Саске за девочку (особенно, когда тот был младенцем), и Итачи помнил, как пояснял сбитому с толку человеку («Ох, какая милая сестренка»), что это его брат. Тогда круглощекому ребенку было пять лет и миловидные черты лица магнитом приманивали многих. Четырнадцать лет спустя исчезла детская округлость, сменившись властными точеными чертами лица, с первого раза врезавшимися в память. Черные глаза, казавшиеся нечитаемыми на арене, теперь были утомленными (или, возможно, настороженными). Хотя на лице Саске не было никаких морщин, опущенные уголки губ наводили на мысли, что улыбка была для того слишком уж редким делом. Итачи попытался представить его улыбку, но удалось с трудом, и то — она тут же наполнилась цинизмом и высокомерием. Издав еще один вздох, Итачи вновь потер подбородок. Опять пробивалась щетина. Последние два дня он даже не успевал спать, не то чтобы заботиться о растительности. А учитывая стремительность происходящего, где ему взять время на все это? «И проблемы только начинаются…» — Уверен, ты хочешь о многом спросить, — начал Итачи ровным тоном. Приемлема ли улыбка? Или вести себя так, как будто ничего страшного не случилось? Итачи не знал. Саске выглядел все еще озлобленным на мир (и Итачи). — С чего бы начать… — Почему бы тебе не начать с того, как ты, блять, вообще выжил? — внезапно огрызнулся Саске. Голос был резким и слегка дрожал. Он прикусил губу, чтобы не выдать внезапно охвативших эмоций. Естественный инстинкт — пустить слезу: от разочарования, облегчения или же осознания того, что умерший было брат оказался живым… все это время он… жил… пока сам он торчал в этой дыре с Орочимару. «Все эти годы ты не возвращался за мной, — не умолкал детский голос внутри. — Мне казалось, что ты любишь меня, нии-сан… Почему ты не забрал меня?» — До сих пор задаюсь этим же вопросом, — тихо ответил Итачи, попав под яростный взгляд, и позволил себе слабую усмешку: — Я должен был быть убит в тот же день, но у Господа Бога, видимо, были другие планы. «Охуительное объяснение». Именно так сначала подумал Саске, но любопытство взяло вверх. — Помнишь, в тот день меня не было дома? — вопрос Итачи заставил Саске нахмуриться. И хотя кровавая сцена смерти родителей постоянно являлась ему, остальные события дня были смазаны. Многие годы Саске думал, что брат выбежал на улицу, чтобы дать отпор, но теперь сомневался… — Я был с Шисуи… помнишь его? «Смутно», — хотел было ответить Саске, но рот по прежнему был плотно сомкнут. У его брата было много друзей… ну, не очень много, но больше чем у Саске за всю жизнь. Итачи не позволил повиснуть угрюмому молчанию и спокойно продолжил: — Мы с Шисуи рыбачили, когда раздались первые взрывы. Сначала мы не поняли, что случилось, поэтому посчитали, что офицеры тренируются в стрельбе, но потом Шисуи заметил гриб дыма над жилым кварталом. Он был шокирован и сказал, что происходит что-то ужасное. Итачи сжал пальцы от нахлынувших воспоминаний. Он все еще помнил, как паника охватила его, как потемнело лицо Шисуи (а он был на два года старше и был самым лучшим семпаем во всем мире), который не волновался по пустякам, а значит случилось действительно что-то ужасное. Все, о чем мог думать Итачи — это его семья… надеяться, что они в порядке, что их дом в порядке. Ему казалось, что они успеют. — Чем ближе мы приближались, тем более ужасающими становились картины. Повсюду были трупы людей… которых мы знали всю жизнь… мертвые животные, словно на скотобойне, — ногти впивались в плоть. Но Итачи не ощущал боли. Взгляд был обращен куда-то глубоко в прошлое. Саске видел, что брат смотрел на половицы, но знал, что тот не видел ничего, кроме ужасов рокового дня. — Словно мы внезапно попали в эпицентр битвы. У нас не было с собой оружия, и мы не могли понять, кто наш враг. До одного момента… Но Шисуи потерял голову от горя, когда увидел обезглавленные тела своей матери и сестры около дома. Кровь стекала по деревянным панелям, словно гротескные краски, — ужасное напоминание о произошедшем. Итачи помнил крик друга, исходивший из потаенных уголков души. Шисуи схватил брошенную убитым катану и ввязался в бой, в надежде сразить убийцу семьи. — Я пытался остановить его, — шептал Итачи. — Пытался сказать, что все бесполезно… мы всего-то были детьми, и нас собирались убить точно так же. Но Шисуи не хотел слушать и последнее, что я видел, так это то, как он бежал в эпицентр драки, размахивая катаной и отталкивая кого-то, отдаленно напоминавшего врага. Враги. Безликая группа в масках смерти, мешковатых темных одеждах, верхом на черных как ночь конях. Они были быстры, как ураган, и все, кто стоял на их пути, подкашивались и умирали под копытами. Итачи передернуло. Он словно вновь почувствовал горячее парящее дыхание грациозных животных, вызывавшее мурашки. — Все, что я хотел, так это вернуться домой… чтобы убедиться в том, что с вами все в порядке, — вспоминал Итачи. — Я был уверен, что Шисуи мертв, и мне придется сражаться, чтобы защититься. Отец всегда говорил, что надо бороться… бороться за свою жизнь. Иногда приходится забывать о своей человечности, если на кону жизнь. Вот о чем я думал в те минуты, прокладывая дорогу домой. Тогда я потерял большую часть своей человечности… и здравого смысла. На лице Итачи отразилась горькая улыбка. — В тот день я ощутил привкус первой крови, и мне нет смысла рассказывать тебе о том, какое удовлетворение чувствуешь, когда смотришь на обезображенное тело того, кого ты действительно ненавидишь. Сейчас уже и не вспомню, скольких мне пришлось убить, но с каждым шагом катана становилась все тяжелей. Ты понимаешь, о чем я, Саске? «Да, — был молчаливый ответ. — Прекрасно понимаю, о чем ты говоришь». В первые годы, когда Орочимару позволил мне принять участие в казни… Я вряд ли могу описать ту тяжесть на сердце, с которой отнимаются чужие жизни. Словно на грудь посадили слона, и мне казалось, что я не выдержу и умру во сне… потому что больше не мог дышать. — Я не видел подошедших, — продолжил Итачи, — но почувствовал — самую настоящую боль. Кто-то ударил по затылку тупым и тяжелым предметом. И прежде чем провалиться в беспамятство, я пожалел, что не смог добраться до вас. Если я и собирался умереть, то перед этим хотелось бы увидеть ваши лица, но мне не позволили даже этого. Он коротко усмехнулся. Снова горечь, которую уже заметил Саске. — А когда открыл глаза… то оказался совершенно в другой стране. — Ха? Итачи улыбнулся. Наконец ему удалось добиться хоть чего-то. — Именно, — медленно кивнув, пояснил он. — Каким-то образом я оказался в Китае… Сучжоу, если точнее. Саске подавил желание потереть глаза и поэтому тупо смотрел на Итачи. Китай? Китай? Он что, блять, шутит?.. Как? Когда? — Как я попал туда? — легко пожав плечами, спросил Итачи. — Скорее всего на рыболовном судне. Кто помог? Молодой человек по имени Яхико. У него не было любви или союза с кланом Учиха, но было обострено чувство справедливости и, видимо, он был в курсе происходящего. Он и небольшая группа добровольцев присоединились к драке в Бьяку-Синкё, но когда Яхико понял, что вражеские силы превосходят, он принялся спасать немногих счастливчиков… наверное. Итачи потер подбородок. — Однажды я и отец были в Китае. Всего три дня, и то это была деловая поездка. Не могу вспомнить, что тогда было. Да и с языком все было весьма печально, так что можешь представить себе культурный шок, когда я очнулся и обнаружил себя в окружении новых лиц. Яхико оставил меня под опекой своего старого друга и наставника Джулиана Ли. У меня почти не было выхода во внешний мир. «Ради твоей безопасности», — говорил Джулиан. Видимо, Яхико дал ему четкие инструкции не позволить кому-либо узнать о моем существовании. «Если они узнают, что наследник Бьяку-Синкё жив, то у нас не будет и шанса». Слухи о том, что ты выжил, еще не достигли внешнего мира. Орочимару держал твое существование в тайне… создавая иллюзию, что все погибли при «нападении», пока наконец не пришел к выводу, что тебя пора явить миру. — Так что да… я был в целости и сохранности в новом доме, в тысячах миль от дома, не зная, что случилось, и каждый день ждал новостей, чтобы узнать, не стерт ли Бьяку-Синкё с лица земли. Хочешь верь, хочешь нет, но Яхико прибыл проведать меня лишь пять лет спустя. Естественно, я хотел вернуться в Японию, но получил в ответ: «Ситуация все еще нестабильна. Немногие выжившие Учиха вербуются Орочимару в качестве контролеров или уничтожаются, как опасный элемент. Те, кто умнее, уходят в подполье, где их невозможно найти»… «А мой брат?» — спросил было я, но выражение лица сказало больше. «Никто не выжил», — вот что говорили его глаза. Я был единственным. «Не волнуйся, — уверил Яхико. — Однажды ты вернешься и восстановишь свое право на Бьяку-Синкё. Я позабочусь об этом. Мы соберем доказательства, достаточные, чтобы свергнуть Орочимару и соучастника в преступлении — Шимура Данзо. Так что доверь нам всю работу». Но я хотел драться, я умолял его. Это была моя битва. Ублюдки забрали все, что у меня было, и я не пощадил бы их. «Это нормально — чувствовать злость и решимость, — продолжил Яхико. — Но хорошая ли идея? Неужели ты думаешь, что Орочимару не воздвиг вокруг себя крепость? Думаешь, что сможешь просто войти в Бьяку-Синкё и бросить ему вызов? Ты умрешь прежде, чем ступишь на порог. Он не должен знать, что ты жив!» — Никакие уговоры и мольбы не заставили Яхико изменить свое мнение. Он снова оставил меня под опекой Джулиана, — Итачи опять потер лоб. — Он был пожилым человеком, но научил меня языку, обычаям и всему остальному, и мне до сих пор сложно отпустить его, хотя прошло столько времени. Джулиан умер спустя год. У него не было преемников, а я стал лидером небольшой группировки. Мы не были бандитами. Это были хорошие и верные люди, готовые жертвовать собой во имя высшей цели. — Другими словами, — резко поправил Саске, — он был главой китайского синдиката. Итачи невесело усмехнулся. — Бинго. Саске вздохнул и опустил голову. — Великолепно. Сейчас некоторые вещи начинали обретать смысл. Особенно то «сообщение» от китайца, которого убил Хаку. Спустя годы, Итачи все еще поддерживал полезные связи. — Больше я не видел Яхико, — тихо продолжил Итачи. — В следующий раз меня посетил Нагато и его девушка Конан. Они оба работали с Яхико в то время, когда тот «неожиданно» умер. — Неожиданно? — А как назвать, когда твоя машина взрывается посреди улицы? — с легким сарказмом спросил Итачи. — Данзо — он уже был комиссаром — назвал это терактом. Хотя было ясно, что за убийством Яхико стоял он. Нагато, который теперь звался Пейном, потому что терпел боль всех угнетенных, вернулся с единственной целью — помочь мне вернуться в Японию и возглавить их. Данзо и его приспешники считали, что им удалось избавиться от проблемы, убив Яхико. Но все, чего они добились, так это создания новой группировки, куда более скрытной. Первой реакцией было отказаться. После семи лет в Китае, некоторые люди стали мне семьей, и у меня не было ни малейшего желания возвращаться в страну, которая не ждала меня. Но потом были сказаны слова, изменившие всю мою жизнь. — Какие? Взгляд Итачи обратился вверх, а потом встретился с любопытством в темных глазах. Сердце забилось сильней, словно он снова стоял перед Нагато в ту ночь. — Он сказал… «Твой брат жив». — …твой брат жив, — повторил Итачи, как будто до сих пор был не в силах поверить в сказанное. Саске почувствовал, как жар подступил к лицу от нежности, с которой прозвучала фраза. Он видел, как подрагивали руки Итачи, и понял, насколько брату было плохо все эти годы, пока он верил, что никто не выжил. Как и я… мы оба… — Хочешь верь, хочешь нет, но после первоначального шока, я пришел в ярость, — со слабым смешком признался Итачи. — Мне казалось, что Нагато придумал это, чтобы заставить меня вернуться, а я не оценил его шутку. Я обещал убить его, но Конан достала фотографии… фотографии, сделанные кем-то из служащих… кем-то… Саске не требовалось знать, кто это был. Только один человек пару раз снимал его (ну, кроме официального фотографа, сделавшего снимки для досье), и это был никто иной, как… — Асума, — сказал себе под нос я. — Да… Асума, — с болью ответил Итачи, но Саске не заметил вложенных чувств. — Асума был моим семпаем, хоть и не был так близок ко мне, как Шисуи… Я был восхищен и удивлен, что тот пережил нападение. В итоге фотографии склонили меня к решению… и я решил вернуться домой. По настоящему вернуться домой. Для Итачи это было больше, чем фотоснимки. Он не мог адекватно мыслить, смотря на своего «якобы мертвого» брата, смущенного чем-то… или кем-то. А невинные выражения лица задевали потаенные струнки сердца. Как сказать Саске, что он ночами плакал, сжимая снимки во влажных ладонях? О том, как последние годы прятал фото в кошельке, как напоминание о цели, ради которой борется? Нет… этого он не мог рассказать Саске, чтобы не казаться излишне помешанным. Итачи замолчал, ведя пальцами по переносице и вытянув ноги. Пламя масляной лампы ослабло. Сколько они говорили? Скоро рассвет… — Было странно возвращаться в Японию из цивилизации, так сказать. Все изменилось, и я вновь почувствовал себя чужим… роли поменялись. Во всяком случае… группировка Яхико была лишь тенью былого. Они потеряли многих своих членов: одни стали жертвами покушения, другие решили отойти от дел, пока была возможность. Разве можно их винить? Данзо и Орочимару плотно затягивали петлю на шее тех, кто осмеливался выступить против них, и становилось все сложней действовать. И все же, Яхико не останавливался и накопил кое-какие сведения о нападении, их цели и тех, кто был ответственным за это. — По… почему? — сквозь силу спросил Саске. Во рту все пересохло. — Почему они сделали это? Зачем? — Алчность и желание власти, — последовал простой ответ. Но это не принесло облегчения. И все же, Итачи начал объяснять цели Данзо и Орочимару. Они желали заполучить место отца. Саске чувствовал, как внутри все холодеет. Что это? Ревность или желание власти? Поэтому их семья и дом были разрушены? Невообразимо. Саске не мог понять, за что поплатились невинные люди (в том числе и он)? Потому что так захотели двое? В этом нет смысла… — … мое сердце разбилось, когда Асума сказал, что ты стал… Чем? Саске вскинул голову. Он настолько погрузился в собственные мысли о мести и ненависти, что пропустил половину сказанного Итачи. Но печального выражения лица брата было достаточно, чтобы заставить щеки гореть. Он чувствовал, как рефлекторно желал защититься, как по-детски вскрикнуть, что во всем виноват Итачи, которого не было рядом, чтобы защитить от сумасбродных мыслей Орочимару! — Асума сказал, что ты глубоко проникся учениями о грехе и очищении… что не способен видеть причины. Думал, что именно ты был ответственен за казни и лишение жизни людей… — Я… ты… — Саске сделал глубокий вдох и выпрямился: — Я ничего не могу поделать с собой. Это то, в чем я вырос, во что верю, и часть меня все еще согласна с учениями Великого писания. Есть грехи, которые нельзя оставить безнаказанными. Сказав это, Саске понял, как незначительны были его оправдания. Если грехи безнаказанны, то чего достоин он? А развернувшаяся было бойня не говорила, что у Бога нет любимчиков? Настал тот день, когда и ему пришлось пройти через варварский ритуал Гудан, и его чуть было не убили. — Как я мог спасти того, кто был заодно с Орочимару? — Я с ним не заодно! — тут же раздраженно перебил Саске. — Именно такое описание я получил от Асумы, — тихо ответил Итачи. — Асума ничего не знает, — словно обороняясь, заметил Саске. Плечи опустились от усталости. — Не знает и половины того, с чем мне пришлось столкнуться… он… он все равно бы не понял. — Возможно, стоило дать ему шанс? — осторожно укорил Итачи. Он знал, что рано или поздно новость дойдет до Саске. Особенно, если ему придется иметь дело с Шисуи, который всегда говорил прямо. — Асума всегда ощущал, что ты держишь его на расстоянии, хотя он старался быть рядом. Саске выгнул бровь, и казалось даже улыбка его была циничной. — Он был близок ко мне… ближе других. И все же… это не ответ, почему ты так долго шел, чтобы увидеть меня. Каждый год проводился Гудан, ты мог бы в любой… — Ты лучше других должен знать, как работает Орочимару, Саске. Если бы можно было обойтись всего лишь пулей снайпера, то все закончилось бы давным давно… и мы пытались, и не один раз. Но каждый раз его жизнь оставалась при нем. Кроме того, мы не могли нападать открыто, не подвергая тебя опасности. Даже последний раз Орочимару проявил смекалку и взял тебя с собой… прекрасно понимая, что мы бы не смогли причинить тебе вреда. Возможно, если бы план Ино удался, то мы бы увиделись раньше. От девичьего имени Саске заметно вздрогнул и почувствовал смесь тепла и мороза по коже. Воспоминание о времени, проведенном в комнате (казалось, это было целую вечность назад), о назойливых кошмарах, заставили его застонать и приложить к голове руку. Итачи сочувственно улыбнулся. — Она рассказала мне о своем плане встретиться в храмовом саду… Но мы оба знаем, чем это закончилось… а когда удалось установить ее местонахождение… Голос затих. Итачи тоже вспомнил, как обезумел, видя все, что осталось от тела молодой девушки, у которой украли будущее. На самом деле, он не возражал, если бы Саске осел с такой девушкой как она (особенно после того, как Асума рассказал о том, что его братик стал настоящим мужчиной). Ино была умной, веселой, но домашней девочкой. — Шисуи и я решили, что лучше всего вести борьбу снаружи… — Стой… Шисуи? — нахмурившись, переспросил Саске. — Разве ты не говорил, что он умер? — Ах… да, — тихо кивнул Итачи. — Разве я не сказал? Нет… он не умер вместе со всеми. Шисуи был жив-здоров, вступил в группировку за год до моего возвращения. Он и переименовал их всех в Акацуки. — Как же ему удалось выжить? — Его взяли в плен… пытали… и поставили перед выбором: либо убить себя, либо присоединиться к ним. Шисуи выбрал последнее и в итоге стал персональным киллером Данзо. Саске мотнул головой. — Он был личным киллером Данзо… и все равно был с вами? Откуда вам знать, что он не шпион и все еще не работает с Данзо? Он мог выдать все тайны. Итачи слабо усмехнулся. — Я думал о том же самом, хотя он и был моим лучшим другом, а потому пребывал вне себя от радости, что смог увидеть его живым. Но сомнения насчет верности Данзо исчезли, когда у Шисуи не стало печати. — Печати? — Убийцы синдиката Данзо — Бакуфу — носят специальные метки. Либо татуировки, либо пирсинг какой-либо части тела. У Шисуи была татуировка на пояснице, которую он свел на глазах у Яхико, когда решил больше не работать на Данзо. — Что же заставило его изменить мнение? — Может, он увидел свет? Кто знает, — пожав плечами, ответил Итачи. — У Шисуи до сих пор есть секреты, которые даже я не способен раскрыть. Все, что мне известно, так это то, что он жив, и теперь часть нас. И он оказался весьма полезным. — А Нагато… Конан… что с ними? Они все еще с вами? Губы превратились в бескровную линию. — Нет… их обоих убили. Тела начинили свинцом, а на спины повесили таблички. Они были активистами и не собирались отступать, даже если бы остальные ушли. Нам же вновь пришлось уйти в тень на некоторые время, пока слухи не улеглись. Мне приходилось держаться в стороне, чтобы Орочимару не узнал, что я все еще жив. — Теперь уже все равно, — с насмешкой ответил Саске. — Орочимару хотел убить меня. — Интересно почему, — размышлял Итачи. — Возможно, дело в том, что Данзо устал ждать и желал убрать вас со сцены… Внезапный резкий удар заставил поднять глаза. Саске сжал кулак и ударил по стенке. Его лицо исказилось от гнева. У него были свои мысли насчет отношений Данзо и Орочимару, но теперь, когда все встало на свои места, произошедшее той ночью обрело новый смысл. Выходит, он был всего лишь чертовой пешкой в их игре… его перемещали и делали ходы, пока один из них не закричал «мат!» — Убью обоих, — процедил себе под нос Саске. — Их двоих… медленно… с большим удовольствием. Вы же не собираетесь меня останавливать? Итачи наблюдал за братом со смесью веселья и печали, а потом опустил веки и едва пожал плечами. — Я не смог бы остановить тебя, даже если бы захотел, но… в твоем состоянии нет смысла бороться. А, учитывая неблагоприятную ситуацию, нам лучше убраться и выждать, пока раны заживут. Саске оказался в замешательстве. — О чем ты? — он посмотрел в окно, а потом на брата. — Кому «нам»? Куда мы направляемся? Сначала Саске думал о соседней префектуре, но, судя по звуку снаружи… — «Мы» — это ты, Хаку, Шикамару, Наруто… Одно упоминание этого имени заставило Саске почувствовать удар в грудную клетку. На… Нару… Наруто?.. Он… он все еще жив? Времени полностью переварить информацию никто не дал. Итачи до сих пор был обеспокоен тем, как преподнести новость. С лица брата отлила кровь, и он затих. — И мы направляемся в Пусан… там ты будешь в безопасности. У меня есть друг, который о вас позаботится до того, пока не придет время возвращаться в Японию. Полагаю, к тому моменту паника немного уляжется… Почему он все еще жив? Почему он… «Я… Мне действительно не нравится убивать людей…» Саске чувствовал, как голова начала раскалываться от боли, когда слова эхом отразились от черепной коробки, словно мячик пинг-понга. Почему именно сейчас он вспомнил об этом? Ему казалось, что все лишь плод воображения, галлюцинация из-за боли и едкого дыма, и не было Узумаки Наруто, сидящего рядом и рассказывающего истории своей жизни, словно тот действительно собирался умирать и… и… «Тебе ведь было немного жаль его, не так ли?» «И верю, что в глубине души… тебе, наверное, не нравится участвовать в Гудане или рубить бошки». Заткнись! Заткнись! Заткнись! — Саске? — Что еще? — раздраженно рявкнул он, пока голос Наруто продолжал звучать в голове, перебивая брата. Саске сделал вдох, чтобы успокоится. — Пр… прости, я… то есть… Я думал о другом… Какого хуя он до сих пор жив? Это будет чертовски глупо… — Понимаю. Слишком много, чтобы переварить за раз, — согласился Итачи, не зная о внутреннем смятении брата. — Поэтому мне еще трудней сказать то, что следует. Саске потрясенно посмотрел на Итачи. — О чем еще ты можешь рассказать, чтобы сделать эту ночь еще более нереальной? О чем? — проворчал Саске и провел пальцами по волосам. Все хуже и хуже. — И где, блять, Асума? Я думал, он не упустит момента, чтобы вставить свои пять копеек. — Он не… здесь… — тихо ответил Итачи. Саске почти ничего не услышал от шелеста волн о борт. — Что ты сказал? — переспросил Саске. Итачи сделал протяжный вздох и заставил себя посмотреть в темные глаза перед ним. — Асума… не придет. Он остался… он остался там и… и… Потребовалось много времени, чтобы рассказать историю Саске, и даже тогда Итачи вновь ощущал тяжесть на сердце с каждым произнесенным словом. Саске, казалось, застыл словно изваяние, не в силах дышать. Он был бледен, словно простыня. Асума мертв. Единственный человек, делавший его жизнь терпимой на протяжении последних лет… мертв. Умер. Больше не жив. — … Ложь, — выдавил из себя Саске еще до того, как история была закончена. Итачи помотал головой. Если бы слова имели силу… — Это ложь. Твоя смерть тоже была ложью. Я уверен, что Асума жив. Он вернется. Вот увидишь. Я знаю это. Ничто не сможет убить его. Ты видел, как он талантлив? Он… Что-то упало ему на колени, и Саске едва посмотрел на окровавленную тряпку. Перед глазами плыло от непролитых слез. Он узнал. Шелковый шарф с эмблемой Сарутоби, который Асума повязывал вокруг своего оби. Саске никогда не видел его без этой тряпки. Асума говорил, что это приносит удачу. Теперь же она была вымочена в крови, а алая вязь кандзи едва различалась. — Смог снять ее, когда мы бежали, — спокойно пояснил Итачи. Он не знал, почему сделал это, но понимал, что какая-то интуиция подсказала, что это был последний раз, когда он видел своего друга и семпая. — Сожалею, — тихо произнес Итачи, хотя Саске все еще не слышал его. В ушах стоял такой громкий рев, будто работал мотор… все громче и громче… пока не заполнил собой все. Глаза буквально горели. Саске не мог поднять боль, чтобы закрыть их и успокоить боль. — Саске… — Отвали… — голос звучал откуда-то далеко. Будто говорил кто-то другой… не он. Здесь сидел кто-то, тень Саске. Чужой. Но то не имело значения. Не было никакого «счастливого» воссоединения. Не было раздражающего Наруто. Ничего. — Оставь меня… пожалуйста… хочу… чтобы меня оставили в покое… Итачи понимающе кивнул и поднялся на ноги. Ему пришлось сделать самую грязную работу, а теперь он собирался оставить Саске, которому требовалось устаканить полученную информацию. Итачи искренне надеялся, что это не затянется надолго. Малая часть его завидовала, и Итачи корил себя за это. Вряд ли стоило становиться Асумой, чтобы видеть подобную реакцию. Это лишь ситуация, требующая контроля и теперь… «Нам надо сделать все возможное, чтобы двигаться дальше». — Я… Итачи хотел было еще раз сказать, что ему жаль, но, взглянув на опущенную голову и удивившись, каким маленьким и одиноким выглядел Саске в этот момент, он понял, что эти слова неуместны. Итачи остановился и осторожно помотал головой, а потом вышел, ощущая, что вновь может дышать. Он не знал, какая боль настигла его брата, но понимал, что лучше бы тот завелся. — Сказал? — послышался тихий вопрос. Итачи кивнул, не оборачиваясь. Взгляд упирался в горизонт, где показались первые фиолетово-синие линии рассвета. — Надеюсь, мы поступаем правильно, Шисуи, — наконец пробормотал он. Итачи повернулся к старшему с выражением вины и отчаяния в глазах, словно Шисуи мог дать ответ, который он искал. — Мы ведь все делаем правильно… да? Долгую минуту Шисуи смотрел в покрасневшие глаза и, не сказав ни слова, заключил давнего друга в объятия. Иногда слова были лишними. ___ Саске: — Ты не часто улыбаешься, да? Я оторвался от чтения книги и увидел самого высокого мужчину, что когда-либо видел. С высоты моего роста девятнадцатилетний Сарутоби Асума был настоящим гигантом. Тогда он не растил свою знаменитую бородку, был чисто выбрит, имел приятные дружелюбные черты лица, которые я ценил все эти годы. Асума был одет в тренировочные одежды, явный признак того, что он пришел с додзё. На лбу блестел пот, а на левом плече балансировал синай. — Читаешь, да? — спросил Асума угрюмое отродье, которым я был. Я закрыл книгу и поднялся, не желая разговаривать со странным парнем. Не то чтобы раньше я не видел его. Еще до нападения, Асума приходил в дом раз или два, чтобы сопроводить меня в додзё, ведь мы оба учились, чтобы стать контролерами. Помню, как отец хвалил Асуму, когда изучал список новых рекрутов. Он был уверен, что Асума станет первым капитаном (как иронично, что в итоге эта должность досталась мне). В конечном счете, это не помешало Асуме стать настоящей головной болью. Казалось, он всегда знал о моем местоположении, и когда мне хотелось побыть одному, он неизменно сидел рядом и болтал о какой-то чепухе, совершенно меня не касающейся… но в итоге болтовня затягивала, особенно когда тот начинал пересказывать какие-то телешоу, где плохие парни встречались с хорошими. Всегда считал, что Асума раздражал своим вниманием, но до сих пор забавно от одной мысли, как на мой восьмой день рождения он появился разодетый словно клоун и пел заурядную песенку. Мои наставники не нашли появление Асумы смешным. Однако Сарутоби заявил, что ни один ребенок не будет зубрить учебники в свой день рождения. Поэтому он вытащил меня на улицу и заставил «сбежать» от гнева разъяренного учителя. Тогда я впервые вкусил «свободу» и нарушил правила, не заботясь о последствиях. Мы бежали до другого конца Бьяку-Синкё… спустились к реке, где Асума подготовил небольшой стол по случаю праздника. Он учил меня ловить рыбу, и я был вне себя от радости, когда наконец вытащил улов. Это был простой карп, но жаренный на костре он казался самым сладким на свете. В другие годы мы превратили рыбалку в день рождения (или на следующий день, если Асума был в командировке) в традицию. Асума был простым, честолюбивым мужчиной, который любил жизнь несмотря на дерьмо, происходящее повсюду. Ему нравилось видеть в людях только хорошее. Правда, меня раздражало, что он продолжал видеть в преступниках их «лучшие» стороны. — Мы не рождаемся злыми, — говорил Асума, пока дым сочился изо рта в прохладный ночной воздух. Иногда мы забирались на крышу и смотрели в небо. — Я считаю… что даже в самых закоренелых и безнадежных преступниках теплится хорошее. Просто что-то случилось… что-то, заставившее их измениться… Иногда это не их вина. Иногда им приходится совершать плохие поступки, чтобы выжить, и, как контролеры, мы должны увидеть их человечность. Иначе мы станем тем, что пытаемся искоренить. — Чем? — Злом. — Ох. — Ты же не хочешь стать злом, когда вырастешь, не так ли? Я энергично закивал. — Нет… зло — это ужасно, не так ли? Поэтому мы пытаемся искупить свои грехи… так говорит Лорд Орочимару. А Гудан позволяет им не становиться злом и попасть на небеса. Я прав? Асума вздохнул и покачал головой. — Гудан — это… Я был уверен, что он скажет «зло», но Асума быстро сменил тему. Теперь мы считали звезды, и отчасти я был этому рад. Мне не очень-то нравилось говорить об учении Лорда Орочимару. Мне казалось, что Асума не способен понять всю важность моей работы, что я стремлюсь к истине и справедливости. Именно это недопонимание, видимо, и сделало наши отношения такими далекими, как сказал Итачи. Потому что в глубине души я знал, что Асума никогда не одобрит моих деяний. Мне хотелось, чтобы он увидел другую часть меня, ту, что не связана с Орочимару и его законами. Поэтому и желал его компании, с нетерпением ждал времени, когда Асума вновь придет, особенно после длительных командировок вдали от Бьяку-Синкё. Конечно, оглядываясь назад, я понимаю, что половина этих «командировок» была ничем иным, как встречами с моим братом и его когортой. Он знал… и никогда не говорил мне… держал в секрете… в гребаном секрете!.. А еще понял, насколько шатким было его положение. Каждый раз, когда Асума покидал Бьяку-Синкё, каждый раз, когда встречался с Итачи или просто находился рядом со мной, он находился в опасности. Он по-своему был связующим звеном для нашей с братом встречи, работал долгие годы, чтобы это случилось, и знал лучше, как поступить. Я прижал пропитанный кровью кусок ткани к груди, знакомый смех всплыл в памяти и наполнил сердце. У него такой заразительный смех, правда? Ты даже не заметишь, как губы растянутся в улыбке, только услышав хохот Асумы. Он мог рассказывать тупейшие анекдоты и считать их смешными. Когда он пел, то было не так уж и плохо, а когда выпивал или был слишком счастлив, то у слушателей уши крутились в трубочку. Асума умел наслаждаться жизнью и хотел, чтобы я тоже смог, но… но… «Я не мог. Не хотел». Застонав, я свернулся в позе эмбриона. Одеяло покоилось сверху. Стало только больней: все тело пронзило тысячами игл. До сих пор я не проронил ни звука. Эта боль ничто по сравнению со смертью, которую подготовил Асуме ублюдок Кимимаро. И его… Его я убью тоже… медленно… отделю голову от тела и насажу на кол. Ради тебя, Асума. Знаю, ты не одобришь, но блять… к хуям его… к хуям! Кто-то всхлипнул, а потом горячие капли потекли по щекам… соленые. Они собирались у меня на губах, и я ощущал их вкус. Несправедливо. Теперь мне остается жить с сожалением о том, что не ответил на его «привет» утром перед Гуданом, потому что был слишком поглощен собственными проблемами. Это был последний раз, когда я видел Асуму. Мой названный отец и брат, который (и теперь я знаю точно) любил меня так же сильно, как мой родной брат. Я так сожалею, Асума. Прости за все… что не слушал… за то, что был упрямым мудаком и не учился у тебя, пока был шанс. Так что пожалуйста… дай мне сил, чтобы теперь принимать правильные решения. Это наименьшее, что я могу сделать, чтобы ты гордился мной… ___ Наруто: Недоеденный бутерброд лежал между нами. Мы оба перегнулись через фальшборт и смотрели на мягко накатывающие на ржавый бок лодки волны. Последние полчаса мы молчали, позволяя тишине сказать все, что творилось на сердце. Шикамару не прогнал меня, когда я появился рядом. Только быстро окинул взглядом, а потом вновь уставился в горизонт. В темноте светился уголек сигареты. Я решил, что он не против, если я присоединюсь. На самом деле, понятия не имею, как выражать свое сочувствие. В такие моменты хотелось быть куда более красноречивым. Но вряд ли в моем арсенале найдется достаточно слов. Шикамару не плакал, ничего. На его лице не было видно следов от слез, но черты выражали глубокую подавленность. С ним явно было не все в порядке. Глаза казались темными провалами на осунувшемся лице, опущеные вниз уголки губ, легкая щетина на подбородке — явный признак того, что он не брился с того самого дня. На нем хотя бы была новая юката, непривычно отличавшаяся от тех серых, в которых ходили все грешники. — Скоро рассвет, — бесцветным голосом произнес Шикамару. Он кивнул в сторону горизонта, где уже различались сиреневые и темно-синие полосы на фоне черного неба. Чертовски красиво. Снова слезы подступили к горлу. Не помню, когда последний раз видел что-то столь же прекрасное. Хочется, чтобы Асума был здесь и смотрел на рассвет вместе с нами. Он бы наверняка рассказал какой-нибудь анекдот и заставил бы нас смеяться… — … он бы пошутил и заставил нас смеяться. Я вздрогнул. Сначала показалось, что я произнес вслух, но потом посмотрел на Шику и стало ясно, что именно он говорил. Слезы поблескивали на глазах, взгляд все еще был устремлен вдаль. Я отвернулся, чтобы не доставлять неудобств. — Да… — пробормотал я и проглотил ком. — Он всегда находил уместные шутки, да? Ему казалось это забавным, хотя почти всегда смеялся он один. На губах Шики появилась тень улыбки. И я был рад за него. Мне действительно было больно видеть его столь подавленным. Знаю, что у него было куда больше общих воспоминаний с Асумой, потому что они были очень близки, но… — А помнишь, как он выдувал кольца из трубки? — внезапно спросил Шикамару, и в течении следующей пары минут мы вспоминали о привычках Асумы и том, что он делал, когда мы были вместе. Полагаю, Шике надо было выговориться. Он говорил-говорил-говорил и не собирался останавливаться. Даже когда слезы наконец-то нашли выход, он со слабым придыханием продолжал рассказывать короткие истории об Асуме, о том, как выбрал этого парня в свои друзья. — Он сказал… сказал, что мы были… и… так, — Нара задыхался. Руки вцепились в фальшборт так сильно, что в темноте забелели костяшки пальцев. — Он сказал, что… он… видел во мне ребенка, и… и… он не мог выиграть ни единой партии в гребанные сёги со мной! Мне действительно было неизвестно, в каких именно они были отношениях, но я не заметил, как, повинуясь желанию разделить горе, положил руку тому на плечо и потянул к себе. Я ждал, что Шикамару оттолкнет меня, но был приятно удивлен, что тот этого не сделал. Он тихо рыдал у меня на груди, и, хотя не совсем понимал, что делал, я гладил его пальцами по голове, надеясь, что это покажет, как сильно я сожалею и понимаю его горе. Я успокаивал его и медленно успокаивался сам. На самом деле, я едва ли не уснул, так что внезапное прикосновение к плечу заставило обернуться в начавшейся панике, чтобы встретить темный взгляд, направленный на меня. — Ты не уснул? — цыпочка… Карин, вроде бы. По-моему, так ее звал Итачи. — Тебе стоит вернуться в постель. Ты не в том состоянии, чтобы так активно двигаться. Шикамару наверняка услышал ее, потому что попытался отстраниться и отвернуться, словно стеснялся показать свое заплаканное лицо девушке. Но ей похоже было насрать. Она уже кивала мне в сторону комнаты. — Я вернусь через пять минут и дам обезболивающие. Идет? — Э… идет… — но я отвечал пустому месту, потому что Карин уже шла в другую сторону. — Почему у меня такое чувство, что она меня не любит? — Тебя никто не любит, — передразнил Нара. Голос немного окреп и уже не был таким хриплым. Он вытер лицо рукавом юката и сделал глубокий вдох. — Но она права… дерьмово выглядишь. Иди поспи. Шисуи говорит, что мы прибудем в Пусан в полдень или около того. Что? — Пу… Пусан? — я был в замешательстве. В Японии есть такой город или?.. — Южная Корея, — с улыбкой добавил Шикамару. Он должно быть заметил мое потрясение. — Знаю… Я тоже был в шоке, но… эм… мы уже в пути… — он слегка пожал плечами. — Уже в пути? Уже в пути? — голос наполнился паникой. — А меня спросили? Я не хочу в Пусан! Что мне, блять, делать в Пусане? Высадите меня в Нагасаки, и никто меня не найдет! — Тише! — шикнул Шикамару, но было поздно. Два рыбака с обветренными неяпонскими лицами уже высунули головы из кабины и прислушивались с опаской. К тому же, в нашу сторону шли Хаку, Шисуи и Итачи. Я обернулся и приготовился к обороне. — Эй! — начал я, надеясь, что смогу чего-то добиться от стоящих перед собой. — Послушайте, понятия не имею, что там у вас происходит, и в какой заднице мы сейчас, но это никак не относится ко мне. Я не виновен… технически… высадите меня в Нагасаки и на том простимся. Идет? Идет, да? — Не идет, — сказал Шисуи с тяжелой усмешкой. — Ты в большой заднице, Наруто… потому что сын Намикадзе Минато. Не удивительно, что Данзо будет охотиться на тебя, стоит тебе вновь оказаться в Японии. — Что? — я снова ничего не понимал, да и голова начинала раскалываться. — Понятия не имею, о чем ты. Сын Минато… это мой отец, да? — Ты даже не знаешь имени отца? — удивленно спросил Итачи. — Я же говорил тебе… или нет, но я никогда не знал своего отца, — грубо ответил я. Ситуация начинала раздражать. — Мать никогда не говорила о нем, к тому же я был малолеткой… когда она умерла от какой-то болезни. Я практически сирота! Мужчины обменялись взглядами, а потом Шисуи кивнул и повернулся ко мне спиной. — Практически… если я правильно понял. Я не знал твоего отца лично. Он был легендой синдиката. И все же, он умер незадолго до твоего рождения… тебе должно быть восемнадцать… девятнадцать? — Девятнадцать. Шисуи щелкнул пальцами. — Точно. Прекрасно вписывается в картину. Твой отец покинул синдикат примерно в это время… — Что? Какой синдикат? — Бакуфу… ты наверняка слышал о них. Я ощутил, как кровь отлила от лица. И если бы уже не сидел, то повалился бы на дощетчатую скамью. Те самые уебки Бакуфу! Они были виновны в этом дерьме! Если бы они не присвоили себе дом моего суррогатного отца, если бы они не заставили меня платить им каждую неделю, если бы не Кодзима и Ичимура, то ничего бы не случилось! А теперь что? Я узнаю, что мой настоящий отец был одним из этих ублюдков? — Ха-ха-ха… Ха-ха-ха! Понятия не имею, почему я смеялся, но уже не мог остановиться. Смех был громким и истеричным. Рука ударила о скамью, опрокинув тарелку с бутербродом. Какая шутка! Какая ебаная ирония, не правда ли? Так вот, что имел в виду Кодзима. Должно быть моего отца он тоже знал, поэтому был уверен, что я столь же хорош. Выходит, мой папочка… легенда синдиката! Смех смешался со слезами горечи, но мне было плевать. Было слышно, как Хаку обеспокоенно зовет меня по имени. Возможно, я бы так и продолжал ржать, как гиена, если бы кто-то не втянул меня в успокаивающие объятия. Сначала я подумал, что это Шикамару решил отплатить тем же, но после увидел, что тот стоит рядом. А от этого пахло довольно странно. «Добрый… теплый… сильный…» — Плакать — это нормально, — голос потонул в волосах. — Я знаю, как трудно принять и переварить сказанное, но иногда на нас просто сваливаются факты. О чем он, блять, говорил? О чем? Мне хотелось оттолкнуть его от себя, крикнуть, чтобы меня оставили в покое, но руки лишь сильней сжали плащ, а слезы задушили меня. Я больше не мог сдержаться. Возможно, дело было в напряжении последних дней, и это освобождение, которое наконец наступило. Даже через миллион лет я бы никогда не подумал, что буду использовать брата Саске как жилетку. … И не думаю, что Саске поймет. Веселье на лице Шисуи не значило ничего хорошего. — Ах, только посмотрите, кто решил к нам присоединиться. Может, стоило отлежаться, Саске? Ты выглядишь словно оживший мертвец. Его имя — как ушат ледяной воды. Меня буквально передернуло, возможно из-за чувства вины. Благо Итачи отпустил меня так же быстро, как и я его. Во-первых, мне не хотелось, чтобы Саске думал, что я излишне проникся любовью к его брату, а во вторых уж точно не хотелось, чтобы он видел мои слезы. Назовите это гордостью, но после тех признаний на арене, когда я считал, что тот вырубился, а я думал, что сгорю в аду заживо, мне куда больше хотелось убить этого парня, нежели показаться в таком состоянии. Будь у Саске шанс, он бы обязательно использовал это против меня. Я быстро вытер лицо и украдкой взглянул из-за плеча Итачи. Саске больше не двигался и, казалось, прислонился к стене, чтобы не упасть. Он накинул на плечи юката поверх штанов, но не смог завязать его, а потому были видны повязки. Особенно много бинтов было вокруг правого бедра. Карин мешкалась позади Саске и казалось, что она пыталась заставить того вернуться в постель. Конечно же, это не принесло результатов. Как типично. И все же, на его лице было выражение, говорящее о многом. Если бы взгляды могли убивать, то я бы превратился в неразумный фарш. Его глаза были красными, словно он плакал (да и лицо припухло), хотя может это последствия нашей с ним драки. Саске был бледный, словно сама смерть. А еще он тяжело дышал. Надо приложить нечеловеческие усилия, чтобы подняться из постели в таком состоянии. — Я слышал крики, — пояснил он, только после переведя взгляд на брата. — Прошу простить, если застал в неподходящий момент. — Наруто опечален смертью Асумы, как и ты, — начал Итачи, хотя он знал, что не по этой причине я потерял над собой контроль. Но разве Саске способен понять? Нет, конечно же! — Он не имеет права печалиться, — последовало ледяное замечание. Даже Шикамару выпрямился от исходящего холода. — Какая ему разница? Быть может, он знал Асуму так же, как и я? Ну да, верно. Конечно же Саске не мог знать о наших тайных встречах… но он не должен вести себя, как последний мудила. — Показушные слезы, — со злобой выплюнул Саске. Озноб прошелся по спине. — Что ты знаешь о горе, кроме как оплакивать какую-то девушку? — Это низко, придурок! — взревел я, прежде чем смог взять себя в руки. Пошатываясь, я поднялся на ноги, пока Хаку разрывался между желанием поддержать меня и желанием помочь своему господину. — Не ввязывай сюда мою девушку! — Ты имеешь ввиду свою мертвую девушку? — усмехнулся Саске. Кулаки сжались сами собой. Я убью уебка. Клянусь!.. — Блять!.. Ты… — я зарычал и сделал шаг вперед, но кто-то выставил вперед руку, не давая пройти. Это был Шисуи. И из-за его спины я не увидел быстрого рывка Итачи, пока не услышал внезапный шлепок. Саске выглядел ошарашенным и прижимал руку к горящей левой щеке, по которой ударил старший брат. Оглушительное молчание нарушалось лишь шелестом волн и воркованием чаек. Оу. Сильно. — Если тебе хочется выместить свою злость, — спокойно произнес Итачи, — выбери меня, а не кого-то другого, Саске. Я знаю, что тебе кажется, словно весь мир ополчился против тебя, и представить не могу то горе, которое тебя охватило, но у Наруто есть свои проблемы, требующие решения. Не создавай новые. Ты больше не в Бьяку-Синкё… не под Орочимару… он… — Итачи кивнул на меня и Шикамару. — … они оба… люди, имеющие такие же чувства, как и ты. С этого момента обращайся с ними подобающе. Саске все еще выглядел так, словно желал самолично прикончить брата и расплакаться одновременно. В конце концов он отвернулся, упираясь взглядом в бегущие волны. Возможно, под его тихой яростью море начало волноваться сильней. — Итачи прав, — добавил Шисуи. — Когда вы прибудете в Пусан, вам придется жить всем вместе, и я не могу… мы не можем каждый раз следить, чтобы вы не поубивали друг друга, — он многозначительно посмотрел на Саске и меня. Я фыркнул и скрестил руки на груди, а потом присел: что-то меня пошатывало. Сердце все еще бешено колотилось, и я попытался расслабиться, дабы орган не взорвался. — После того, как мы высадимся в Пусане, то сядем на автобус до Букгу, — продолжил Шисуи, когда удостоверился, что мы оба не собираемся сжечь друг друга взглядами. — Там я передам вас другу, который позаботится о вас двоих, пока ваше здоровье не восстановится, чтобы вернуться в Японию. Остается надеяться, что к тому времени шумиха утихнет. — Какая шумиха? — спросил Шикамару. Итачи вздохнул и сунул руки в карманы своего плаща. — По радио уже объявили. Орочимару и Данзо сошлись на том, что все это было террористическим актом запрещенной преступной организации. К счастью, название не упомянули, но уверяю, что теперь они удвоят силы, чтобы найти, арестовать и убить любого члена Акацки. Мы дали сигнал прекратить любую деятельность всем нашим членам. Нам же с Шисуи придется вернуться на Хоккайдо, чтобы вникнуть в происходящее и идти в ногу со временем. Шикамару, мне известно, что у тебя осталась подружка в Токио, я прав? Шикамару мягко кивнул. — Да… и мне не хотелось бы, чтобы она была замешана во всем этом. — Понял. Тогда мы перевезем ее в безопасное место на тот случай, если Кимимаро и банда его головорезов решат найти ее. — Каковы повреждения Бьяку-Синкё? — спросил Шикамару, заставляя Саске в замешательстве выгнуть бровь. — Что это значит? — грубо спросил Саске. — Что вы сделали? — Ничего особенного, — с улыбкой, не коснувшейся глаз, ответил Шисуи. — Нашей целью было уничтожить все новые кварталы Орочимару, построенные с момента захвата власти. В основном подземелья и арена. Твой отец не позволил бы построить их, верно? Саске невесело усмехнулся. — Ну и? У вас получилось? — Наполовину, — едва пожав плечами, ответил Итачи. — Им удалось ликвидировать пожар, прежде чем тот нанес должный ущерб. Но по крайней мере, одного точно удалось достичь… в ближайшее время вряд ли получится провести еще один Гудан на этой арене. И все же… это еще одна причина, по которой ты нужен нам. Ведь ты знаешь новый Бьяку-Синкё куда лучше меня… лучше Асумы. Я прав? Саске закатил глаза. — Под Бьяку-Синкё чертов лабиринт. Потребуются годы, чтобы найти все секретные ходы. Итачи сделал паузу и, казалось, оба брата вели молчаливый диалог, потому что после Саске отрицательно мотнул головой. — Нет… этого места он не нашел… я надеюсь. — Ясно… так или иначе… думаю, ты сможешь составить план подземного лабиринта, пока будешь восстанавливаться? Саске готов был поспорить, но я заговорил прежде, чем тот успел открыть рот. — Я знаю кое-какие части. Дни напролет я спал и видел, как сожгу эти кварталы. И мог бы нарисовать все, что находилось в районе грешников: и Восточную, и Западные части. Итачи слабо одобрительно улыбнулся. — Прекрасно, Наруто. Возможно, вам стоит работать вместе… — и остановился, когда заметил наши напрягшиеся тела. А потом вздохнул и пошел на попятную. — Или отдельно. И мы сравним карты в нашу следующую встречу. Идет? — Идет, — уже с удовольствием заявил я, веря, что так будет эффективней. Ответом Саске стало угрюмое молчание. Но этого было достаточно Итачи. Полагаю, они обладали чем-то вроде братской интуиции или какой-то там телепатической связью… «Такой же, как у тебя с Саске?» Телепатическая связь с этим сукиным сыном? Не думаю, что чудеса бывают, но часть меня все еще цеплялась за объяснение того, что случилось во время той самой «королевской» битвы. Я снова поднял взгляд на ублюдка, делая вид, что решил поднять свою тарелку. Саске хмурился, выпятив колесом грудь, и все еще тер щеку, по которой его ударил Итачи, игнорируя неустанную Карин. Я не успел, не оказался достаточно быстр, чтобы отвести глаза, когда он, угадав момент, посмотрел на меня, и наши взгляды встретились. Первое, что пришло в голову, было: он знает. Я чувствовал, как начали пылать щеки. Он знает. Мудак знает все. Должно быть, он не лежал без сознания, когда я разревелся на арене, и что-то в его глазах дало понять: он обязательно мне это припомнит. Иначе к чему упоминание Сакуры в нашем маленьком споре? Губы Саске изогнулись в самодовольной усмешке, предвещающей зловещий пиздец, — теперь-то я знал точно. Что-что, а провести с ним остаток своих дней мне явно не хотелось. Господи, какую жертву надо принести, чтобы отмудохать ублюдка прямо сейчас? Пощечины Итачи оказалось недостаточно. С надменным фырканьем он наконец-то позволил Карин отвести его обратно в комнатушку, в то время как Хаку протянул руку мне. — Все хорошо, Хаку, — успокоил я бедолагу, когда заметил взволнованный взгляд в сторону его господина и новенькой цыпочки, воркующей над ним. — Я бы не слишком беспокоился о том, что эта девушка займет твое место. Ты незаменим, и он был бы полнейшим идиотом, если бы не понимал это. — Спасибо, Наруто-кун, — смущенно произнес Хаку. На фоне посветлевшего горизонта окрасились розовым щеки парня. — Да не за что, — быстро ответил я, а потом вернулся к фальшборту и оперся о него. — Давай постоим еще немного. Ничего же страшного? Хаку просиял и присоединился ко мне… а еще Шика, который выглядел куда лучше. Мы трое смотрели на наш первый восход солнца на свободе, пока где-то внутри — глубоко-глубоко в сердце — растекалось тепло, которое могло значить лишь то, что один хороший парень с заразительным смехом, скорей всего смотрит сейчас на нас и довольно кивает головой. Остается надеяться, что он не пошлет ангелов смерти, чтобы немного развлечься. ____ Портовый городишко Суёнгу с силой ударил по воспоминаниям. Он вернул меня в те дни в Нагасаки, где возвышались достопримечательности и царила неспешность рыбацкого селения, а каждый день был незабываемым. Приятно было видеть другие лица, помимо тех, с кем мне пришлось «застрять». После черных и серых одежд, окружавших меня в заточении, теперь я щурился от ярких цветов и шумной корейской речи бредущих по своим делам людей. Мир продолжает жить своей жизнью, не зная, что существует Бьяку-Синкё, с его толстыми стенами. Я пьянел от запаха свежей рыбы и овощей, бензина и масла. Крики детей, матери, торгующиеся за крупную форель, мужчины, обменивающиеся впечатлениями о новом товаре. Новый язык звучал странно, но то тут, то там мне удавалось услышать что-то знакомое. Когда-то, во время путешествий, мне пришлось жить в деревушке с корейцами, и я выучил пару слов. Мне хотелось как можно скорей спуститься на землю, но по указанию Итачи и Шисуи мы оставались в лодке, пока они не вернулись и не принесли нам новой одежды. Кроме того тут были и туалетные принадлежности. Иисусе, как прекрасно было обычное мыло и возможность побриться впервые за долгое время! Хотя борода у меня не росла, но такое удовольствие избавиться от пробившихся светлых усов. Да я уже чувствовал их, когда говорил «да ну-у-у». И наконец, было просто бесподобно вымыть голову. Клянусь, что вылил буквально полбутылки шампуня на волосы, хотя все это было просто пиздец как больно, из-за того, что рука болела каждый раз, когда я держал ее слишком долго. Было приятно вернуться к западной одежде. И хотя джинсы на мне немного висели (я потерял в весе за время заключения), но все равно держались без ремня, а черная футболка пришлась в пору. Оказалось странным видеть Шику в подобном одеянии. Он был одет почти как я… разве что поверх накинул свободную голубую клетчатую рубашку. С усмешкой, мы оценивали наши новые образы. Впервые, когда я посмотрелся в зеркало, то был шокирован от того, как сильно изменились черты лица за последние шесть месяцев. Да, я похудел, но сейчас там было что-то… жесткое… в выражении моего лица. Я побывал в аду и вернулся обратно. И хотя физические шрамы будут спрятаны под одеждой, то, что я испытал в Бьяку-Синкё, будет преследовать меня до самой смерти. Одним из недовольных новой одеждой был Хаку. Он едва ли не скулил и жаловался, что ему неудобно в узких штанах и рубашке, но после долгих уговоров, он наконец-то сдался и выглядел еще более женственно в штанах цвета хаки и белой рубашке, бывшей больше на размер. Его волосы выбивались из привычного пучка (ему срочно требовалась стрижка), поэтому Карин предложила уложить их в хвост. Оставшуюся половину дня Хаку оттягивал одежду, словно пытался ее содрать. Мне уже хотелось плюнуть и разрешить ему ходить в Букгу в кимоно, иначе он сведет меня с ума. — Ах, вот и Саске-сама, — объявил Хаку с детским восторгом, а мы с Шикамару оторвались от карточной игры, которой убивали время. И хотя мне не хотелось смотреть (потому что был уверен, что Шика смухлюет, а я собирался выиграть хотя бы в этот раз), но любопытство заставило все-таки повернуть голову и посмотреть на Господина Великого и Могучего. Черт. Это был первый раз, когда я видел его без долбанного юката или камисимо и ебаный в рот. Простые джинсы и рубашка делают из него ебаную модель, что ли? Боже, как я ненавижу парней, которые выглядят отлично в любой одежде. И господин Могучий видимо не прилагал к этому особых усилий. Карин, словно тень, прицепилась к его левой руке, в то время как Саске опирался о костыль, украденный одним из рыбаков специально для него. Ковыляя, он бы наверное и прошел незамеченным, если бы Хаку не возвестил нас о появлении своего хозяина. — Не хотите присоединиться к нашей игре, Саске-сама? Только сейчас он повернул в нашу сторону голову, чтобы признать наше низменное существование, и я заметил, что он тоже помылся. Исчезли следы сажи, хотя под глазами все еще оставались темные пятна, а красное пятно от удара красовалось на его щеке. Гребаные волосы казалось блестели от яркого света, и прошла почти пара минут, прежде чем я сообразил, что пялюсь на него. Черт, а он кажется даже смутился из-за столь пристального взгляда. Сучий потрох. Я рыкнул и вернулся к картам, раздраженно щипая Шикамару. — Твой ход. — Саске-сама, вы желаете… — Он не будет играть с нами, — холодно оборвал я. — Игра в разгаре. К тому же, тут нет места. Я чувствовал, что Шикамару и Хаку смотрели на меня, а потом на друг друга в недоумении. На самом деле, тут было достаточно места, а игру можно было начать заново. И все же, я был не в настроении, чтобы делать хоть какие выводы. Мне стало куда легче, когда услышал, что Саске наконец-то захромал куда-то прочь, пробормотав что-то похожее на «идиот». И тебя на хуй. — Я выиграл, — объявил Шика и показал свой стрит-флеш. Плечи поникли в поражении. Пфф. И так всю мою жизнь. — Еще разок? — спросил Хаку, все еще смотрящий мне за плечо на своего драгоценного Саске-саму, ровно до тех пор, пока не услышал раздраженное: — Я же сказал, что уже в порядке! Тебе что, заняться нечем? Ну чувак… — А вот и мы, — послышался самый лучший в мире голос. Бог знает, что бы я сделал, если бы мистер я-слишком-хорош-для-этой-компании изверг бы хоть одно слово. Итачи и Шисуи поднялись на борт с полными сумками, которые они начали разбирать, едва мы оказались в каюте капитана. Эта комната была достаточно большой, чтобы вместить всех нас. — Ваши новые паспорта и миграционные карты, — сказал Итачи, раздавая нам бумаги. Я уставился на пластиковую карту со своей фотографией (чуть ранее Шисуи снял нас) и непроизносимым именем. Ким… Джунг… Джунгхи… Джунгхюн? Что?.. — Как вы могли заметить, теперь у всех корейские имена, которые стоит использовать в общественных местах. Остается надеяться, что эти документы не придется предъявлять властям, а значит лучше держаться подальше от неприятностей, пока вы здесь. — Также мы дадим вам немного карманных денег, — добавил Итачи и раздал конверты, распухшие от наличных. — … Используйте их, чтобы купить себе другую одежду, продукты, все, что необходимо, и не беспокойтесь за аренду своих комнат. Наш друг обо всем позаботится и обеспечит вас работой… — Стой, — прервал Саске. — Как долго мы должны торчать здесь? Такое чувство, словно мы будем здесь… целые годы. Да, мне тоже было интересно. Не уверен, что мне нравится идея жить рядом с этим ублюдком даже пару дней, не говоря о страдании годами соседствовать с ним (и не дай бог, чтобы в одной комнате). Меня передернуло. Шисуи пожал плечами. — Опять же, все зависит от того, что происходит в Японии, и как быстро вы вернетесь в прежнюю форму. На данный момент вы в безопасности и вдали от посторонних глаз. Вы двое завтра записаны к врачу, который является членом группировки, поэтому о ваших ранах и травмах позаботятся должным образом, — Шисуи кивнул в сторону улицы. — Там нас ждет микроавтобус, который довезет до Букгу примерно за два-три часа. Не очень далеко. Нам надо… Резкий стук в дверь, и все напряглись. Я все еще не мог поверить, что таковой будет моя жизнь. Пока Орочимару и Данзо живы (и чертов Бакуфу не сгорел заживо), мне придется оглядываться каждый раз. Теперь мне кажется, что за стенами Бьяку-Синкё было не так уж и плохо… — Что не так? — спросил Итачи, открыв дверь, из-за которой появилось лицо одного из рыбаков. — Включите телевизор, — с сильным акцентом сказал мужчина и показал на небольшой телевизор в углу каюты. Шикамару наклонился и сделал то, что требовалось. Мы все замерли от потрясения, когда увидели лицо… знакомое и чертовски бледное, омерзительно скалящееся в экран и объявляющее всему миру: «… уничтожили оплот свободы, чистоты и справедливости Японии. Мое сердце болит, как и сердце всего японского народа из-за невинных людей, принесенных в жертву одной группировкой, жаждущей власти. Но я уверяю вас, мои коллеги, друзья, что дух Бьяку-Синкё не прогнулся под натиском грязных грешников, которые уничтожают все, что мы ценим. Мы клянемся продолжить искать террористов и стереть их с лица земли тем способом, что предназначен для самых тяжких грехов. Бьяку-Синкё будет восстановлен в память о последнем наследнике клана Учиха, юноше, которого отняли у нас. И ради тебя, Саске, я жажду добиться истины и справедливости». Колкий взгляд золотистых змеиных глаз был преисполнен решимости. Орочимару закончил свою речь зловещими двусмысленными словами, от которых мороз побежал по коже. «И поверьте, я не успокоюсь, пока не найду каждого из вас».