Глава 38
За горами, за лесами
На перекатах быстра,
Скалы ей путь преграждают,
Но неистовая река.
На берегу раздвоится, и вскоре
Встретятся вновь рукава!
-Император Сутоку-
____ Бьяку-Синкё Префектура Хоккайдо Провал. Он уставился на зашифрованную распечатку. Взгляд поплыл, превратившись в бессвязные строки, издевающиеся над ним. В голове стучало отбойным молотком. Язык во рту потяжелел, высох, словно пустыня под палящим солнцем. Он просто не мог в это поверить. Миссия… была провалена. Как вообще это возможно? Как можно потерять четырех квалифицированных убийц из элитного отряда Орочимару? Ладно, Гинкаку, Кинкаку и Сору, которых устранили так просто, но хуже всего это — Сай. Сай, который никогда не проваливал миссий, был найден в богом заброшенном переулке истекающим кровью. Блять! Блять! Блять! Где он ошибся? Почему идеальные планы оказались разрушены? В течении многих лет он считал себя самым уравновешенным человеком в окружении хозяина. Разве не было сделано достаточно, чтобы доказать свою компетенцию Орочимару? Чтобы убедить циничного владыку, что способен справиться без постоянного надзора? И хоть Орочимару ни разу не сказал «вау» или хотя бы «хн», он позволил Кимимару самому вести дела. А разве не это означало доверие? Он просто ушел с дороги… Он ждал, когда я потерплю неудачу… Нет, ждал пока он потерпит неудачу. Он должен был знать наперед! Он же… — Разве ты не слышал, что я вызывал тебя, Кимимаро? — раздался тихий голос за спиной. Сердце сжалось и упало. Он не мог вздохнуть, видя как длинная тень хозяина ползет по комнате. — Мой… Мой Господин… — начал было Кимимаро, но голос был слаб. Расшифровка была спрятана, но пальцы дрожали и не слушались. Бумага выскользнула и упала на пол. Кимимаро хотел было тут же поднять ее, но золоченая трость вмиг пригвоздила ее к полу. Сам мужчина все еще находился во власти тени. Словно продолжение руки, трость поднялась вверх. Кимимаро корил себя, но выпрямился, с нарастающим трепетом наблюдая, как бумага взмывает в воздух. Томительно наблюдал, как алебастровые пальцы сжали край. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Кимимаро опустил голову и прикрыл глаза, ожидая злорадного смеха из-за провала. Будет смешно, если наказание перетечет в постель. Мазохистская часть мужчины жаждала унизительной сексуальной пытки, после которой еще неделю будет нельзя ходить нормально. И все-таки он содрогнулся, внутренне молясь, чтобы в этот раз шрамов было не так много. С другой стороны, теперь у него был Джуго, и это скрашивало боль. Он был тем, кто целовал и лечил раны. И хотя юноша смотрел с сотней незаданных вопросов, Кимимаро отвечал, что «все хорошо». И так план с Хаку пошел ко дну, и теперь нельзя позволить себе совершить ошибку с Джуго, что вдохнул в него жизнь. — Позор, — наконец заключил Орочимару. Молчание длилось вечность. — Потерпеть подобное поражение — страшный позор, не так ли, мой дорогой Кимимаро? Что-то пугающее было в спокойствии Орочимару. Тон, который был знаком Кимимаро, но он пытался игнорировать первые предпосылки, как умел. Господин-садист не испытывал ни к кому жалости. Унизительным валуном слезы встали в горле. Блять! Только не это… — Подойди, — продолжал шелковистый голос, оказавшись намного ближе. Кимимаро видел подол черного бархатного одеяния, скользящего по полу. Ледяные пальцы приподняли подбородок. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы не казаться пойманным на месте преступления юнцом. Кимимаро не видел господина около недели (с момента доклада о нападении на лидера якудза в Токио). Тогда Орочимару был увлечен установкой еще большего количества камер и выведением изображений на многочисленные мониторы в подземных убежищах. (С каким монстром я живу? Кто… кто ты на самом деле?) Орочимару всегда был бледным, но теперь, перестав появляться на солнечном свете, Кимимаро видел перед собой полупрозрачную кожу, под которой легко угадывались паутины вен и артерий, покрывавшие грудь, руки и шею. Скулы заострились, губы окрасились тускло-синим. Глаза впали, но змеиные зрачки не потеряли остроты и внимательности взгляда. Темные круги выдавали человека, пренебрегающего сном. Длинные черные волосы все еще спадали ниц, но создавалось впечатление: прикоснись — и они обвалятся. В общем, внешний вид Господина стал ужасным. — Похоже, ты сильно недооценил противника, — прохрипел Орочимару. Острый ноготь царапнул щеку Кимимаро. — Быть может того, что нам преподали урок на Гудане — не достаточно? — Простите меня, Господин, — тихо ответил Кимимаро, сдерживаясь от боли. Ноготь Орочимару вновь впился в плоть на шее, норовя пролить кровь. — Сначала это унизительное поражение с тем отбросом, которого ты подобрал в снегу… как его имя? Кимимаро оскалился, но тут же поймал взгляд Орочимару. Конечно, тот знал кем являлся Хаку. Просто пытался показать, насколько ему было плевать на юношу. В знак протеста, Кимимаро молчал. Орочимару растянул губы в усмешку. — И теперь этот недоумок, который считал себя лучшим из лучших. Люди, которым ты доверяешь, предают тебя… снова и снова. Какой удар по гордости, не так ли? А еще трое офицеров, из моего личного подразделения погибли, — разочарованно цокнул язык. — Почему бы тебе не назвать вескую причину, по которой… я не должен убить тебя, мой драгоценный друг? Руки сжались в кулаки. Кимимаро молчал, смиренно ожидая, пока Господин закончит со своими загадками. Он понимал, что был ценностью. Кимимаро был тем, о ком Орочимару никогда не расскажет, но оба понимали, что с уходом Саске, именно он стал правой рукой. А значит убийство — из разряда фантастики. (А ты нужен мне) Ногти впивались сильней, заставляя в ранках собираться кровь. Только Кимимаро не сделал и шага в сторону. Он не смотрел в глаза, отведя взгляд в признании поражения. И в итоге давление спало. — Тебе повезло, что мы находимся в состоянии войны, — пробормотал Орочимару, резко отпустив подбородок мужчины. От такого движения было легко потерять равновесие. Кимимаро пошатнулся и оперся о стол. Орочимару отошел к окну, но не позволял свету коснуться себя, прикрываясь занавесками. Снова тень. «Чувство, словно он опасается солнца», — подумал Кимимаро. — И, к сожалению, ты нужен мне. К сожалению?.. Пальцы ласкали навершие трости — золотой змеи с рубиновыми глазами, следившими за юношей в комнате. — Я чувствую их, — тихо прошипел Орочимару. Кимимаро дрогнул — тон заставил выгнуться. Он поднял глаза и заметил, как напряглись скулы хозяина. Тот смотрел на далекие горы. — Их запах… сотни… нет… тысячи грешников. Все они идут сюда, чтобы очиститься. Отвратительное зловоние. Но мы готовы, не так ли? Орочимару прикрыл глаза и возвел руки к небу, словно воздавая молитву невидимому демону. — Время для серьезной подготовки, мой дорогой. Мы перестроили арену, и теперь все заблудшие души поместятся там. Я пожертвую их во благу нашему Господу! Тогда он услышит наши мольбы и остановит беззаконие, и смоет грехи! Воздух смердит от грязи, и мы должны очистить его, и всю Японию, уйти к истокам! Мы дети истинного Господа! Однажды ты скажешь мне спасибо, Кимимаро. Не важно, сколько времени пройдет, но я добьюсь своего! Руки Орочимару опали. Он сделал глубокий вдох. Страстная речь выжала из него все силы. По крайней мере, он выглядел как смертельно-больной человек, хоть глаза и светились дьявольским огнем, которого последнее время не хватало. — Ты чувствуешь его? — неожиданно спросил Орочимару, заставая Кимимаро врасплох. — Чувствую… кого, мой Господин? — Он возвращается домой, — загадочно произнес Орочимару. — Увидел греховный мир и решил вернуться ко мне. Я молил об этом, понимаешь… и это сбывается. Орочимару обернулся и Кимимаро заметил то, что буквально ошеломило его. В глазах стояли слезы. Слезы? С каких пор?!.. — Мой Саске возвращается… — послышался тихий хрип. Злость и ревность пронзили Кимимаро. Хотелось напомнить, что мальчишка предал его и вряд ли бы раскаялся в содеянном. — Нам следует подготовиться к его возвращению! — с новым восторгом объявил Орочимару, а после направился к выходу из комнаты. — Отправьте наши войска с горы Усу на юг. Как можно скорее! В конце концов… невежливо заставлять гостей ждать, так? Кимимаро потянулся, чтобы достать носовой платок и стереть кровь, но замер в замешательстве. Орочимару замер в дверях. Больше не было святой радости ожидания воссоединения с Саске. Только циничная усмешка. — Постарайся не испортить и это, Кимимаро, — раздалось низкое предупреждение. — У моего терпения тоже есть конец. И ушел, оставив Кимимаро куда больше вопросов, чем ответов. Страшно, что часы жизни, возможно, неумолимо стремились к концу. _____ — Ты боишься смерти? Джуго стряхнул с себя дымку возбуждения и взглянул на мужчину рядом. Кимимаро повернулся к нему, скрыв из вида широкую спину с шрамами, от многих лет сожительства с садистом, которого называл Господином. Джуго целовал их, обводил языком каждый сантиметр и на глазах выступали слезы. Каждый раз. И сегодня — не исключение. Нежный ночной бриз ласкал кожу, заставляя содрогаться от неги. Джуго вновь потянулся к любовнику, но от взгляда на плечо мужчины сердце на мгновение остановилось. (Кимимаро…) Бледно-зеленые глаза были полны грусти, глубоко засевшей внутри. Это все, что он мог сделать, чтобы… (черт возьми) Джуго подошел к мужчине и схватил в объятия, сжимая так сильно, словно хотел срастись с ним. А ведь перед ним сильный и внушающий страх второй капитан. Но в руках Джуго Кимимаро ощущал себя хрупким и слабым, любовником, который ничего не может сделать. — Давай сбежим, — бездумно выдохнул Джуго в густые серебристые пряди, что спадали каскадом по спине мужчины, подобно ситцевому саванну. — Пожалуйста, давай убежим отсюда… от всего этого. Мы можем быть вместе, Кимимаро. Я знаю. Ты не нужен ему. Как только мы выберемся отсюда, все снова встанет на свои места. Кимимаро не вырывался из объятий. Сердце стучало боевым барабаном, перед глазами плыло от мысли, что можно сбежать и жить счастливо вместе со старым другом. Стоит опустить веки и безумная мысль становилась практически осязаемой. Можно было схватить с пола юката, взять Джуго за руку и скрыться в горах, оставив суматоху позади… (Как трус… никчемный слабак, каким всегда был) Кимимаро вздрогнул от комментария из чертог разума. Орочимару всегда напоминал о никчемности и слабости духа, поэтому мечта Джуго никогда не воплотится в реальность. Он посвятил себя такой жизни, и Джуго, дорогой Джуго, никогда не узнает, насколько темным и гнилым стало сердце за многие годы. Он не достоин того, чтобы его любили такие как Джуго. Подобных ему скидывают в ямы к голодным львам или отрывают конечности. Ничего похожего с «долго и счастливо». — Ты так и не ответил на мой вопрос, — несмотря на сошедшее с ума сердце, подал голос Кимимаро. Губы поджались и поцеловали соленую кожу. — Ты боишься смерти? — Нет, — не колеблясь дал ответ Джуго. — Если ты возьмешь меч… я не буду бояться смерти. Кимимаро закрыл глаза и прижался к бронзовой груди. — Ты такой наивный. — Мне все равно… — Я могу убить тебя, если захочу… — Тогда я умру во имя тебя, любовь моя. Слабо ворча, Кимимаро отстранился и посмотрел в решительные упрямые глаза. Джуго наклонился и поцеловал две красных отметины на лбу — когда они были детьми, этот жест не казался таким глупым. И все-таки он покраснел. Это означало больше, чем любые слова. (Спасибо тебе, Джуго… за всё) — Такой шанс выпадет гораздо раньше, чем ты рассчитывал, — прошептал Кимимаро. Рука уперлась в широкую грудь, отправляя мужчину на футон. Он оседлал Джуго, и его взгляд требовал объяснений. Невзирая на это, Кимимаро задвигался в одному ему известном ритме. — Волны войны обрушатся на берег, — прошептал он на ухо. — Тебе придется проявить себя, любовь моя. Ибо, если наше время на земле подойдет к концу… то моим предсмертным желанием будет провести последние минуты вместе. ____ Суйгецу вскочил, услышав тихий лай за окном. Он опустил ноги с кровати и быстро оделся, потому что знал, что в коридоре — стражники. Сжав в руке катану, он осторожно выглянул в окно. Никого. Отлично. С кошачьей грацией он выскочил из окна и бросился через сквозь открытое пространство, чтобы не привлечь внимания ночных стражей. Даже в такое время ребята были настороже. В последнее время Орочимару тут и кончика носа не показывал, а значит большинство решило, что что-то неладно. По крайней мере, так казалось Суйгецу. Поэтому лучше перебдеть. Как и договаривались, Киба был рядом с заброшенным мостом у реки. Ночь была темной и вода трепыхалась от лунных бликов и звезд. Звуки природы баюкали… если бы не напряжение, с которым он добрался сюда. Источник шума бежал навстречу. Мелкая белая собачонка, которую Киба прикормил с момента прибытия в Бьяку-Синкё. Хотя питомцы не были запрещены, мало кто мог позволить себе подобную роскошь. А то Джуго обязательно бы развел настоящий зоопарк. — Привет, Акамару! Как ты? — Суйгецу коснулся морды пса, а потом направился ближе к Кибе, который был чем-то занят. Зайдя за спину, он увидел, как парень сгорбился над огрызком бумаги, пока гигантская (и весьма горделивая) снежная сова терпеливо сидела рядом. — Божечки, это что за явление? — спросил Суйгецу, садясь на поваленное дерево. — Джуго прислал ее? Не поднимая глаз, Киба кивнул. Он даже внимания не обратил на появление Суйгецу и это раздражало. А ведь Инузука мог почувствовать чужака за версту! Парень похож на охотничью ищейку, способную вынюхать что угодно. Акамару пристроился у ног Суйгецу, который рассматривал компаньона. Они редко разговаривали друг с другом. Разве что передавали информацию или обсуждали планы (особенно насчет того неудачного поджога). И хотя Киба создавал обманчивое впечатление рассудительного и задумчивого человека, Суйгецу видел и другую его сторону. Начиная с дней в Акацки — Киба всегда был стайным «зверьком» (и это не каламбур), который мог доводить до бешенства своих товарищей, даже если речь шла о простой игре в карты. Одно его лицо привлекало внимание — чего стоили красные полосы на обеих щеках (вроде семейной традиции или типа того), темные глаза, цеплявшие словно клещи, и короткие взъерошенные волосы, казавшиеся неаккуратными большую часть времени. (Почему я вообще подмечал подобное?) Суйгецу мотнул головой и обвинил во всем то, что находится среди психопатов. Он пытался выжить. Хорошо, что Киба и Джуго не донимали его. В противном случае, он бы не стал себя сдерживать. — Готово, — тихо возвестил Киба, протягивая записку Суйгецу. — Что думаешь? Для простого человека крошечные значки и символы напомнили бы греческий алфавит. Но Суйгецу успел выучить шифр и легко смог прочесть кодированное сообщение. Джуго, который (опять) торчал у своего любовника, послал им сообщение, которое требовалось направить с совой в логово Акацки в горах как можно скорее. Если верить «любовничку», то Орочимару сделал первый шаг и должен направить пятьсот солдат к Усу в течении нескольких дней. — Полсотни, да? — присвистнул Суйгецу. Он поднял голову и посмотрел на горы, выглядящие зловещими в ночной тьме. Холодок лизнул спину. Записка была возвращена Кибе, что привязал ту к лапке совы. Птица тут же прокричала что-то себе под нос и распахнула крылья. Изящество полета и грация вызвали необъяснимый трепет у обоих мужчин. Но вскоре даже пятна не было видно. — Думаешь, у них достаточное войско, чтобы противостоять Орочимару? — наконец заговорил Суйгецу. Акамару сбежал к своему хозяину. — Должно хватить, — рассеянно ответил Киба. — Если верить Джуго, то он слышал о трех сотнях в Таруме. Киба поднял палку и принялся рисовать на вытоптанной земле треугольники — один за другим. Похоже, это горы. Две прямые линии по сторонам одного из треугольников. — Усу на севере… Тарума на юге. Если сообщение успеет, то они успеют дислоцировать армию сюда… и тут… — Киба поставил два больших креста. — Тогда силы Орочимару попадут в кольцо. Итачи и Шисуи отлично знают горы, поэтому не должно быть пробле… Фразу Киба так и не закончил. Тело замерло, Суйгецу, завороженный начерченными планами, только теперь заметил неладное. Пальцы коснулись рукояти катаны. — Что з… — начал было Ходзуки, но рука тут же зажала рот. — Кто-то идет, — чуть слышно выдохнул Киба. Суйгецу ничего не видел, но пришлось признать — в подобном Киба лучше других. По факту… — На землю! — тут же скомандовал Киба. Они прижались к холодной земле, скрытые от глаз кустарником. Суйгецу чувствовал, как гремит сердце в груди, а адреналин гуляет по крови. Вот бы ввязаться в драку… с кем угодно. За все это время не удалось никого угандошить. Когда последний раз представлялась возможность перерезать кому-нибудь глотку? Вот бы взять и устранить неудачника, который решил подслушать их. — Идем уже, — послышался приглушенный голос, а потом уже и шаги. — Не заставляй меня снова бить тебя! Все сопровождалось низким рычанием. Киба и Суйгецу смотрели друг на друга, выгнув брови. Двое гостей, и один явно шел сюда не по своей воле. — Я… я не хочу этого делать… — слабо захныкал голос. Снова болезненный хрип и вой. Киба буквально готов был зарычать от злости. Акамару также скалился в такт хозяину: шерсть дыбом, тельце напряжено. Суйгецу приподнял голову, чтобы увидеть, что же происходит. Сначала было ничего не ясно. Там были двое: один — офицер, которого Суйгецу видел пару раз, а другой, похоже, был грешником (серая юката на нем как бы намекала). По факту, ничего плохого во всей ситуации. Разве что поведение офицера. Он толкал грешника: худого и явно младше себя, дергал за одежду, обнажая бледные ягодицы парня. Подросток цеплялся за деревья в жалких попытках сопротивляться, а тихие всхлипывания тонули в тиши и суровых выкриках урода, который пытался пристроить свой член. К горлу Суйгецу подступила желчь. Он помнил омерзительные ледяные пальцы Орочимару, впивающиеся в плоть. Ясность ума угасала. Кроме того, Суйгецу всегда ненавидел этого офицера. У ублюдка всегда был невыносимый взгляд, и воняло как от гнилой луковицы. — Суйгецу… — начал было Киба, но с тем же успехом можно было болтать с пустотой. Офицер уже схватил грешника за задницу, чтобы приступить к делу, но тут же блеснула катана, а голова покатилась по земле с неуместной смесью экстаза и шока на лице. С отвратительным глухим стуком она остановилась у берега реки. Суйгецу оттолкнул тушу от грешника, выражая неприязнь к мертвецу, а после аккуратно отсек все еще стоящий член. Как и голова, тот описал дугу, но (к счастью) приземлился в реку. Утром, к своему удивлению, кто-то найдет изуродованный рыбками член. — Да блять, — вылез из убежища Киба. Акамару бежал следом. — Ты совсем себя в руках не держишь, да? — Не получилось что-то, — без тени смущения ответил Суйгецу. Он вытер клинок об униформу офицера, а потом вернул катану в ножны. Киба увидел его ослепительную улыбку, прежде чем Ходзуки обернулся к грешнику, все еще опирающемуся о дерево. — Господи, ну хоть одерни юката! — нетерпеливо скомандовал он. — У меня нет желания созерцать твою бледную задницу, я потом сам придумаю, как отблагодаришь меня. Суйгецу подмигнул, а после отвернулся и пошел к отрубленной голове, оставляя мальчишку и Кибу смотреть на происходящее в непонимании. А теперь-то что? — Возвращайся в комнату, — тихо сказал Киба. — И никому не рассказывай, ясно? Грешнику не требовалось повторять дважды. Со слезами благодарности тот кивал (хотя было видно, что он боится) и пятился назад. А потом посеменил к корпусу, время от времени оглядываясь, не решили ли офицеры покончить и с ним. Но увидев, что Суйгецу все еще восхищался чистотой работы, побежал со всех ног. По крайней мере, остальные грешники должны узнать, что здесь есть и хорошие офицеры. — Как думаешь? — спросил Суйгецу, поднимая трофей за волосы и показывая товарищу. Кровь еще сочилась с висящих артерий, вен и черт-знает-что-там-еще. — Наверное, надо бы… — Побыстрей избавиться от гребаного тела, — рыкнул Киба. — Он был большой шишкой, недальновидный ты мудак. Что будет, когда он не появится на работе? — Ой, откуда мне знать? — фыркнул Суйгецу, а потом пнул бездыханное тело. — Вообще-то идет война, если ты не заметил. Чем больше народа мы уничтожим тут, тем легче будет нашим мальчикам. Киба оскалился. — И какой же план? Крошить одного мудака за другим? Ты хоть понимаешь, что скорее всего все попало на камеры? Суйгецу оглянулся по сторонам. Ничего, кроме чудовищных размеров деревьев, скрывающих от глаз. — Камеры, что? Ну и ладно. Пусть заглянут на огонек. Если я и сдохну, то прихвачу с собой сотню. — Сто один будет на моем счету, — с усмешкой заметил Киба. Суйгецу выгнул брови. — Да неужели? — и оскал буквально засветился в темноте. — Двести, и съешь мои носки! — Двести один… и начинай копать яму, придурок. Нам нужно как можно скорей спрятать тело. Суйгецу закатил глаза и казалось готов был изойтись в протесте, но, встретившись с мрачным взглядом, принялся за дело. Пора начинать. В ближайшее время придется вырыть еще много могил. _____ Наруто: Район Нишитама, Токио Стражники патрулировали окрестности пешком, либо верхом на лошади. Знакомая желтая лента сдерживала зевак и тормозила машины. Несмотря на то, что несколько дней назад произошел теракт, в небе еще вились тонкие ниточки дыма. Некогда величественное поместье принадлежало кумитё Синдиката Хамзы. Теперь же это руины эпохи, которая подходила к концу. По крайней мере, я стремился к этому. Я пожевал жвачку и попытался надуть пузырь. Тот был достаточно большим, но все равно лопнул — увы. Хотелось надуть однажды настолько громадный, чтобы за ним не было видно лица. Но сначала куда более очевидные планы. У меня назначена встреча, так что пора валить отсюда. Спросите, почему я вообще оказался здесь? Только потому, что Данзо едва не свернул себе челюсть, узнав о случившемся. Он был уверен, что за всем стоит Орочимару со своими людьми. Это лишь подтверждало теорию, что Змеиный хрен делал все возможное, чтобы у Данзо не осталось людей, на которых можно опереться. И, какая ирония, Акацки добивались того же! Я развернулся на каблуках, чтобы покинуть место действия и легко затерялся среди зрителей. В основном зеваки — желавшие увидеть крах системы правоохранителей. Сегодня мое прикрытие было сложней обычного. Посоветовавшись с парнем из Великолепной семерки (Номер четыре — Йоцу), я принял решение носить маску на все лицо. Это куда эффективней чем парик и контактные линзы. Сама «маска» лишь тонкий материал, похожий на кожу, который ежедневно приходилось клеить на лицо. Йоцу признался, что мечтал стать киногримером до того, как был завербован якудза. Если мне удастся пережить следующую миссию, то, можно сказать, ему удалось реализовать себя. А Йоцу оказался слишком хорош, чтобы скрывать свой талант за грохотом пушек, ведь с помощью кистей, палеток с красками и гримом, он мог изменить лицо до неузнаваемости. Чтобы снять маску — требовалось попросту размочить и стянуть. Спросите о минусах? Всё чесалось… особенно в жару. Но цена небольшая, учитывая конфиденциальность. Просто надо убедиться, что от жары весь грим не потечет. Блеах! Не важно, я наконец-то приехал в Токио! О, да! Мы с Шикой прилетели вчера утром с парочкой парней из Великолепной Семерки, и я собирался уже навестить… и навестил бы, если бы не телефонный звонок от Данзо, а после долгая болтовня о его сорванных планах. Старый мудила! Разговор сбавил энтузиазм (и уменьшил шансы поиска сами-знаете-кого). Теперь было ясно, что шестерки Данзо рассыпаны по всему Токио и за каждым моим шагом следят. Именно по этой причине пришлось воспользоваться маской. Сам Данзо и его прихвостни думали, что я до сих пор торчу в отеле. Оставалось надеяться, что наша встреча (организованная Темари), станет плодотворной. Благодаря ей удалось связаться с Итачи и Шисуи, а также узнать о текущей ситуации. Если все пойдет как по маслу, то удастся обойтись малой кровью. Я присмотрел ресторанчик, в которым должен был подождать и заказать себе чашку горячего темпура удона. Можно было не торопиться и насладиться не только вкусной едой, но и видом и шумом города снаружи. В шуме, который обычно окружал меня, было тяжело заметить хмурые или счастливые лица. А тут я видел матерей с невинными детьми, целующиеся парочки (это было тошно, но лишь из-за зависти) или старичков, видевших рассветы и закаты нашей страны. (моего дома) Япония была прекрасным местом, несмотря на все недостатки. Да, может не столь развита, как западный мир (речь о фильмах, журналах и прочем), но медленно мы шли к этому. Зачем нам слушать Данзо и возвращаться к истокам? Или становиться психопатами-святошами как того желает Орочимару? Почему вообще мы должны прогибаться под мнения каких-то там мудаков, вроде Икегами, которые желали «доить» Японию? Не понимаю. Что плохого в законной демократии, где люди могли бы выбирать жизнь, которая им по нраву, без засилья чьей-либо идеологии. Разве не этого хотел мой отец? То, что он пытался донести до якудза до того, как его убили за свои идеалы. «Наруто… Якудза не исчезнут, когда война закончится». В памяти всплыли слова Шикамару. За время сожительства, пессимистичное отношение передалось и мне. Но, черт! Кто-то из нас должен верить в светлое будущее, да? Упала тень и я небрежно поднял взгляд, ожидая увидеть миленькую официантку, которая спросит, не желаю ли я повторить. Однако увидел низкорослую женщину (или парня, ведь несмотря на западное одеяние, в районе груди ничего не выпирало). Большие черные глаза изучали меня, и я задумался: а не потек ли грим? — Нет ничего хуже, чем иметь дело с дураком, — словами пословицы сказала черноглазая. — А без врага и ссора плоха, — слабо улыбнулся я в ответ. Ясно, скорей всего она и есть моя «цель». К тому же, это все-таки девушка. Голос выдавал. Та удовлетворенно кивнула в ответ на заученную фразу, а потом глянула на треть недоеденного удона. — Нам надо поторапливаться. Нет времени. Черт. Я же даже не заплатил за это… а потом вспомнил, что с деньгами Данзо могу позволить себе десять мисок удона, да и у меня были наличные. Пора избавляться от старых привычек. Я послушно пошел следом, надеясь, что выгляжу не очень глупо. Всего-то еще одно напоминание о том, что обещал держать себя в руках, и думать о гипотетической возможности покувыркаться с цыпочкой, замаячевшей на горизонте — не слишком-то приятная мысль. Я все еще надеялся, что Саске не покинул город, и эта встреча каким-то образом позволит узнать об укрытии Учиха. Одна мысль, что мы можем увидиться, заставляла адреналин закипать в крови. К сожалению, сейчас мне предстояло созерцать лишь водителя белого фургона, припаркованного у тротуара. Ебать-колотить!.. Вот это шкаф! Невероятно, что такой громила вообще мог поместиться в машину. И все же, его лицо оказалось дружелюбным. Он улыбнулся, но меня не покидало ощущение — захотел бы тот убить, с такой же улыбочкой присел бы на несчастного сверху. — Привет, — весело поприветствовал водитель. — Ты, должно быть, Узумаки Наруто, да? — Просто погнали, Акацучи, — нетерпеливо сказала черноглазая, запрыгнув следом. — Ладно-ладно, я просто хотел познакомиться, — проворчал Акацучи и повернулся к рулю. Пришлось немного покататься на месте, чтобы выехать на дорогу и помчаться по одному из шоссе Токио. — Приятно познакомиться, Акацучи, — после долгого молчания наконец выдал я. Не хотелось, чтобы этот громила думал, что я проглотил язык. Взгляд скользнул к девушке, что смотрела в окно. Она делала все возможное, чтобы не замечать его. — Не обращай внимания на Куроцучи, — хихикнул громила, заработав грозный взгляд от девушки. — Она всегда такая. Но если узнаешь получше — поймешь, что хорошая. — Я же сказала тебе заткнуться, — раздраженно повторила Куроцучи, но было видно, как раскраснелись щеки. Хех, женскую природу не скроешь. — Неужели нельзя просто заниматься своим делом? — Всё-всё, Куро-чан, — игриво протянул Акацучи, — не будь такой злой. — Вы пара? — с улыбкой спросил я и едва не словил смертоносный взгляд. Акацучи нервно вздохнул. — Господи, нет. Мы просто хорошие друзья. Почти как брат и сестра. Ооноки-сама — ее дедушка, но мы с младенчества торчали друг у друга дома. — Почему ты рассказываешь все человеку, который должен убить моего деда? Оу… так вот откуда такая стервозность. — Слушай, — начал я, — у меня нет желания… — Побереги свои оправдания на потом, — прорычала Куроцучи. — Если бы мне не было приказано, то я прикончила бы тебя прямо на стуле в ресторане. Ты — якудза. Ты шантажируешь невинных людей только потому, что имеешь деньги и силу. Я всегда ненавидела таких людей и буду ненавидеть, как и мой дед, а тот не отступится от принципов до последнего вдоха! Мы никогда не свернем с пути. Никогда! Куроцучи выглядела так, словно собиралась бросить в лицо еще парочку острых фраз, но дрожащие губы и слезы, блестевшие в глазах, заставили девушку отвернуться и вновь уставиться в окно. Я прикусил губу и устало размяк в сиденье. Надо было объяснить, что я не похож на остальных якудза, которых та, должно быть, встречала на жизненном пути. Но нельзя откровенничать. Да и последние месяцы я только и делал, что подминал под себя районы. Ничем не лучше тех, о ком говорит Куроцучи. Все, что я могу, это попытаться донести мысль, что не стал бы убивать ее деда, если бы мог. Я встретился глазами с Акацучи через зеркало заднего вида. Легкий намек на понимание и сочувствие к девушке рядом. — Ты же знаешь, она права, — наконец тихо сказал Акацучи, умело лавируя по улочкам и подворотням. — Дедуля крепкий орешек уже на протяжении многих лет, и это несмотря на угрозы, сыпавшиеся со стороны Синдикатов. Они уничтожали тех, кто был верен ему: целыми семьями вместе с домами, и все-таки, изо дня в день, он продолжает бороться за законность, чтобы свести на нет теневой бизнес. Он знает, что его дни сочтены, но не боится смерти во имя благого дела, — громила выдал подобие улыбки. — Не знаю, зачем он хочет увидеться, но смотря на тебя, я вижу в сердце доброту, Наруто. Ты не похож на того, кто получает удовольствие от работы якудза. Я пытался было найти ответ, но необходимость отпала. Мы выехали в ту часть Токио, где было тихо и спокойно: низенькие дома с невообразимым дизайном. Большинство вбирали в себя традиции наряду с современностью. То, что советник жил в двухэтажном особняке, не казалось новостью. Большинство политиков предпочитали комфорт. Ворота автоматически разомкнулись, но, оказавшись на территории, я заметил тут двоих вооруженных охранников. Красивые ухоженные газоны, красочные клумбы, формированные деревья и дом. Тут же стоял фонтан со статуей русалки, держащей кувшин, из которого и вытекала вода. Вдалеке узнавались очертания пруда с двумя лодками, прибитыми к берегу. Лошади, беззаботно гуляющие по заднему двору, создавали иллюзию тихой деревеньки, но стоило поднять взгляд — вот они очертания бетонных высоток Токио. От контраста едва ли голова не кружилась. — Вот и мы, — объявила Акацучи, стоило двери машины открыться. Девушка выпрыгнула, словно до этого сидела на иголках. Черноглазая даже не обернулась, идут ли за ней или нет. Ей видимо это и не требовалось. Дверь открылась и я увидел… дедулю (я полагаю). Он оказался очень невысокого роста, с огромным картошкоподобным носом, который занимал большую часть лица. От лысины отражалось солнце, а белые усики Фу Маньчжу казались еще более «странными». Что касается одежды, то он предпочитал вещи не по размеру, что волочились позади, словно шлейф. Мужчина опирался на дорогую бамбуковую трость, но судя по сгорбленной спине — это не аксессуар. Но больше всего пугали глаза — они изучали каждую мою клеточку, и уже от этого было некомфортно. По какой-то причине я ощущал себя голым и слабым. Будто передо мной был игровой босс, самый сильный из всех противников. Все-таки за его долгую жизнь совершалось не одно и не два покушения. При желании, тот мог бы прикончить тростью и меня. — А ты не такой, каким я себе представлял, — наконец сказал старик громким сильным голосом, который не терпел возражений. — Почему ты выглядишь, как пережаренная на солнце девчонка из Хараджуку? Итачи говорил, что ты блондин со шрамами на лице. — Ах… мне жаль… Стыдливо покраснев, я начал соскребать с лица маску, которая прилипла. Было неприятно и приходилось морщиться, отдирая её от кожи буквально силой. Какое же облегчение, когда маска (и черный парик) оказались в руке, а дышать стало легче. — Уже лучше, — фыркнул он в ответ на мою улыбку. Черт, Акацучи (черт, да даже Куроцучи), смотрели не так внимательно. Должно быть из-за шрамов. — Ну что ж, пойдем со мной, Узумаки Наруто, — приказал дедуля и терпеливо стукнул тростью, а после довольно быстро засеменил к пруду. Я последовал за ним, заметив, что приходится поднапрячься, чтобы догнать старика. Тот был просто заводным кроликом. Даже его помощники шли позади шумно дыша от усталости. Дедуля молчал, только шел себе вперед, не останавливаясь, чтобы перевести дух, пока не достиг пруда, где лениво плавали несколько уток. — Можешь присесть, — скомандовал он, заставляя меня тупо озираться по сторонами. Возможно, тот хотел, чтобы я сидел на земле? Но вскоре среди сакур различились каменные скамьи и резной столик. Уютно. Я сел на одну из них, а телохранители остались неподалеку. — У вас великолепный дом, Ооноки-сан, — вежливо начал я, надеясь, что выражение лица достаточно приветливое. — Знаю. Ла-адно. Меняем тему. Только вот о чем говорить — в голову не шло. Он все еще смотрел на меня так, будто я пришелец. Пришлось вновь прочистить горло и попытаться снова. — Эм… — Ты не выглядишь опасным, — последовало резкое замечание, которое тут же развеяло весь образ хладнокровного убийцы, который может всадить нож в любую секунду. — Мне казалось, что Данзо отправит на моё убийство кого-то более грозного. Но я не представлял, что это будет сын Минато. Глаза распахнулись. Сердце затрепетало в груди. — Вы… вы знали моего отца? — с трудом выдохнул я. — Какое-то время, — фыркнул Ооноки. — Он долгое время проходил при кумитё Бакуфу. Как ни странно, но мы встречались с целью обсуждения того, каким образом можно легализовать якудза и допустить к власти. Забавно, не так ли? Я подозревал, что Цубаса был куда разумней, чем думалось, но Данзо решил убить его ради своих планов. — Моего отца он убил тоже. — Кто? Икегами? — Нет… Данзо. Ооноки снова фыркнул и постучал тростью по земле. — Почему я не удивлен? Позволь предположить… ты здесь, потому что хочешь отомстить за смерть отца, работая на врага, пробивая себе путь к синдикату, чтобы уничтожить его изнутри? Я горько усмехнулся. — Меня так легко прочитать? — Глупец, — возразил Ооноки. — Любой тупица может это понять, если копнет чуть глубже… Итак, Данзо не знает, чей ты сын? — О, полагаю, знает. Просто не подозревает, что я в курсе, кто ответственен за его смерть. Он все еще верит, что прошлое осталось в прошлом. А пока перед ним только планы. Думаю, когда Данзо придет к власти, то устранит и меня тоже. — Как ты узнал о смерти отца? — А Итачи не рассказывал? — я выгнул брови и не отвел взгляда. Но Ооноки и виду не подал на ответ. — Предпочел бы услышать все из твоих уст, мальчик. Давай, говори. Сделав глубокий вдох, я рассказал о папке с личным делом, которую дал мне Шисуи и Итачи в Бук-гу. Упомянул о встрече с Джирайей и, не знаю почему, разоткровенничался, хотя вряд ли должен был с человеком, которого видел впервые. В конце концов, Ооноки тоже мог нанести удар в спину, но по какой-то причине… я был уверен, что в безопасности. Такие ребята, как Ооноки, принадлежали к редкому роду тех, кто закручивает гайки, но делает это открыто. Думаю, ему можно доверять. Краем глаза я приметил Куроцучи, которая сидела на мостке, внимательно изучая меня. Заметив мой взгляд она слегка покраснела и надула щеки, и только потом отвернулась, словно разозлилась. Хех. На самом деле… чем больше я смотрел на нее, тем больше она напоминала Сас… — Никогда не доверял Джирайе, — выдернула в реальность жесткая реплика. Я сосредоточено взглянул на старика, невольно хмурясь. Есть ли что-то, что мне надо знать? — Насколько мне известно, он был не плохим «боссом», но это не означает, что он не был таким же жадным, как остальные. Какова его роль в этой истории? — Мой наставник… ну, по большей части. Хочу, чтобы он ответил за все, как только выведу из игры Икегами… или, в идеале, изменю концепцию якудзы, создав что-то новое. Ооноки выглядел так, словно проглотил канарейку. На секунду черты его лица исказились, а потом он ворвался громогласным хриплым смехом. Звук такой, словно на нас обрушился горный сель или камнепад. — Ах-ха-ха! — Ооноки хлопал себя по бедру и тряс головой. — Это лучшее, что я слышал за последние лет десять. На самом деле, последний раз когда я слышал похожее, это было от твоего отца! Ты действительно сын Намикадзе Минато, раз веришь в подобную чушь. — А почему чушь-то? — сердито возразил я. Хотелось, чтобы старик уже перестал заливаться грохочущим смехом. Это же не смешно! — Вы много лет сражаетесь с якудза и не отступаете, потому что знаете, что победа реальна. — Ты дурак! Моя цель не уничтожить якудза! — Ооноки махнул рукой. — Мафия свойственна не только Японии, помнишь? Так что если нам удастся легализовать деятельность якудза, то придется иметь дело с Триадами из Китая, Тайваня, Гонконга, бандитами из России, Италии, Америки, которые захотят откусить кусок сочного пирога, — Ооноки выдохнул и опустил плечи. Теперь это был старик, на плечи которого свалилось многое. — Мальчик мой… не думай, что ты единственный, у кого были такие благородные цели. Когда я был таким же, как и ты, — он усмехнулся. — Мой отец был многим обязан якудза, и все детство я ждал, когда они устанут от него и перебьют всех нас. Меня разрывало от желания всё изменить и уничтожить их всех до последнего. Однако, что я мог: взять в руки меч или пистолет? А потом меня арестуют или убьют. Какова будет польза? Как принести пользу стране, не устраивая лишнего кровопролития? — … Политика? Ооноки кивнул. — Политика. Если я не мог сражаться с ними на улицах, то хотя бы мог найти управу через новые законы и строгие правила, ужесточая контроль. Какое-то время это работало… по крайней мере до тех пор, пока они не стали подкупать моих коллег. Ты не представляешь, каково это видеть людей, шедших с тобой плечо к плечу годами и отрекшихся от идей в угоду деньгам. Парламент превратился в отхожую яму грязи и греха, а немногие, кто осмеливался противостоять и встать на сторону системы правопорядка… были застрелены или зверски убиты. Старик поднялся и зашагал в сторону. В сильном, усталом профиле я видел человека, за судьбу которого сжалось сердце. — Бывало, что хотелось сдаться и бросить все, Узумаки Наруто. Таких дней становилось всё больше, но потом я видел дорогих мне людей… — он повернулся и послал короткую, но теплую улыбку Акацучи и Куроцучи, которые, казалось, готовы были расплакаться. — Думал об Итачи, Шисуи и всех молодых парнях и девушках, которые борются из тени, чтобы вернуть Японии былую славу. И понимал, что отступать нельзя. Ни за что, — Ооноки повернулся ко мне. Его лицо было жестким, словно камень. — И теперь Шимура Данзо желает мне смерти. И хотя я с самого начала не был согласен с планами Шисуи и Итачи, понимаю, что это необходимо. Так и быть. Я позволю тебе убить меня… или не убить, чтобы не пачкать твои руки в крови. План таков: завтра утром секретарь найдет меня без сознания из-за отравления. Меня отвезут в больницу и в течении часа объявят о кончине. После этой новости тебе не придется убивать меня. Советник Сагара покинет страну, как мы и договаривались, так что Данзо будет удовлетворен. — Ого… погодите-ка, — я потер лоб, пытаясь сосредоточиться. — Если вы умрете… то как, блин, собираетесь вернуться? То есть… ваше место в Парламенте… — Считай это отставкой, — с ухмылкой ответил Ооноки. — Я отдал стране более пятидесяти лет работы, и пора дать дорогу молодым и амбициозным ребятам, чтобы привести страну к счастью… так сказать. Я же отправлюсь в деревню и займусь фермой вместе с семьей — никакой политики. Конечно, планировал не такой выход на пенсию, но что поделать, лучше чем отдать концы, да? Я бы ответил, если бы не комок, вставший в горле. Поэтому просто кивнул и внутренне проклял Данзо за содеянное. Старик явно заслуживал большее, чем прятаться в горах. Низкие и глухие слова заставили поднять голову и обернуться. Неподалеку стояла Куроцучи и плакала, Акацучи (тоже со слезами на глазах) пытался всеми способами утешить лучшую подругу. — Вы двое — еще одна головная боль, — недовольно гаркнул старик, заставив обернуться к нему. — Плачете, а я еще не мертв! — Это глупый план, дедушка! — вскинулась Куроцучи, и было видно как сильно они связаны. В семье должно быть были странные отношения. — Почему ты должен следовать планами Итачи и пить это дурацкое снадобье?! — А ты бы предпочла, чтобы меня застрелили из пистолета, с надеждой, что пуля не заденет жизненно важные органы? По крайней мере у нас будет противоядие, разве нет? — Не хочу проходить через все это! — крикнула Куроцучи. — Почему я должна хоронить тебя, чтобы остальные могли!.. Я отвернулся от спора и посмотрел на водную гладь. В голове не укладывалась информация, полученная от Ооноки. Хотелось поделиться с Шикамару, но старик не позволит и шага ступить до тех пор, пока не пройдет обед. Кстати, еда была отменной, а Куроцучи почти понравилась мне. — Надеюсь, мы снова встретимся, — сказал Акацучи, прощаясь со мной, — и мы разопьем бутылочку саке, а? — А я не прочь, — с улыбкой я пожал большую руку. — Позаботься о старике и Куроцучи, ладно? Время от времени хотелось бы получать от вас весточки. Громила усмехнулся. — Значит, она тебе все-таки понравилась, да? На щеках тут же распустился предательский румянец. Ну, не признаваться же, что виной тому было то, что Куроцучи напомнила об одном парне. Поэтому я просто пожал плечами и попытался уйти от ответа. — Ну, она миленькая… — Ха-ха! Думаю, ты тоже ей понравился… в смысле, без этой твоей маски. Так что не забывай о нас, когда совершишь свою месть, Наруто. Мы всегда будем рады видеть тебя. Что-то в этих словах заставило новый ком встать в горле. Пришлось сбежать, чтобы не расчувствоваться на чужих глазах. Да и поздно было, а следовало еще забежать кое-куда и отправиться обратно в отель. Эти двое наверняка не скоро бы меня отпустили. — Ты опоздал, — поприветствовал Шикамару, когда спустя целый час, я появился в гостинице. Похоже, тот собирался отходить ко сну, потому что был одет в юката. — Таксист колесил, забыв дорогу, — протиснувшись в дверь, сообщил я, снял обувь и пробрался в гостиную. Тут же была Темари — куда красивей, чем в последний раз. Казалось, это было годы назад. Одетая в кимоно пастельных цветов с вышитыми лебедями, со светлыми волосами и двумя заколками-палочками в прическе, она походила на невесту. Только вот свадьбы провести так и не удалось. — А ты отлично выглядишь, — подмигнул я, а потом опустился на колени и коснулся губами ее щеки. Она игриво оттолкнула меня и закатила глаза. — А ты странный в этой маске, — с улыбкой заметила девушка. — Сними уже и покажи свою милую мордашку. — Осторожней со словами, дорогая, иначе мне придется украсть тебя от одного хмурого паренька. — Если ты продолжишь в том же духе, то увидишь, что он раздуется, как индюк, — фыркнул Шикамару, расслабленно сидя рядом со своей девушкой. Я снимал маску под их взглядом, а потому использовал средний палец в качестве аргументированного комментария. — Ты ел? — спросила Темари, закатив глаза от выходок. — Мы могли бы заказать что-нибудь… Я покачал головой и похлопал себя по животу, прежде чем откинуть маску в сторону и вздохнуть. — Накидался в доме советника. — Как все прошло? — поинтересовался Шика. Опираясь о стену, я сел и вытянул ноги, а после рассказал всё. Темари, снимавшая комнату неподалеку от Ооноки и здания Парламента, уже знала о планах «убийства», кивнула в знак согласия. Шикамару же по окончанию чуть слышно хрюкнул. — Похоже, он был мирно настроен. — Почти, — спокойно подметил я. Взгляд скользнул к распахнутым дверям внутреннего двора, где виднелся прудик с карпами кои и небольшой сад камней. — Не знаю… когда он сказал, что оставляет все на нас… я вдруг понял, что мы действительно что-то делаем… и это реально, надеюсь вы понимаете, о чем я, да? Взгляд вернулся к собеседникам. Сердце сжалось от нахлынувших эмоций. Несмотря на обстоятельства, препятствующие им, сокращающие встречи до минимума, язык их тел ведал абсолютно другую историю. Темари склонила голову на плечо парня, их пальцы переплелись в жесте, свойственном сотням пар. Верите или нет, но единственное, чего хотелось в этот момент — это пожелать этим двоим счастья. (Чтобы ни произошло, сохраните друг друга). — Оно всегда было реальным, — тихо сказала Темари. Взгляд бледно-голубых глаз был теплым и мягким, почти как у матерей. — Но мы оградились от реальности, спрятавшись в Бук-гу, а теперь… все возвращается на круги своя, — со слабой улыбкой она посмотрела на Шикамару. — Мы понимаем, какую роль играем во всем этом, Наруто. Так же, как я знаю, что ты хотел бы, чтобы мы с Шикамару ушли как можно дальше, но… мы не можем. Это наше решение, которое мы уже сделали и влипли во всё вместе с тобой, не важно, нравится оно или нет. — Я ненавижу вас, ребята, — прохрипел я и попытался усмехнуться, но больше походило на детский всхлип. Мне действительно повезло с друзьями. — Итак… ты все еще планируешь встретиться с Симизутани? — тихо спросил Шика. — У меня нет выбора, разве нет? — устало выдохнул я. — Я пообещал парню, что прибуду… кроме того… — я сжал руки в молитвенном жесте и взглянул еще раз на Темари. В конце концов, она была вестником как плохих, так и хороших новостей. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что он здесь. Девушка усмехнулось и сердце подпрыгнуло от нетерпения. — Ла-а-адно… — лениво потянула Темари. — Да я умру от волнения! — выкрикнул я и кинулся на девушку, пока та шутливо отбивалась, а Шикамару обещал, что вышибет мне мозги, если не отстану от нее. — Черт, дай договорить, Наруто! — она ахнула и наконец вытянула руку, осаживая меня. — Он здесь… в моей сумке. — Что? Я присел, в замешательстве смотря на девушку. Честно говоря, в голове крутились мысли, как Саске мог поместиться в сумочку. Но улыбка, которая приобрела жалостливые черты, подсказала — я опоздал. Блять, нет! — Они уехали два дня назад, — тихо сообщила Темари. — Но… он успел оставить тебе кое-что, — она подтянула ближе черную сумочку и вытащила небольшую кассету. — Послание от «того самого человека». Он сказал, что лучше сказать, чем писать все, что должен. Щеки горели от воспоминания о грубом голосе Саске, когда тот отдавал приказы. Кассета горела в ладони. Не хотелось ничего, кроме как запереться в номере отеля и слушать ее раз за разом. — … на всякий случай будем ждать тебя в отеле Империал. — А?.. Ты о чем? — хриплым тихим голосом переспросил я. Надо было выпасть из реальности и не слышать, о чем говорил Шика? Темари засмеялась, пока Шикамару закатывал глаза. — Ладно, парень. Знаю, что ты уже мысленно в своем номере, но напомню, что Шичи, Йотцу и я будем ждать тебя в отеле Империал, пока ты будешь развлекаться с Симизутани. На всякий случай, ясно? — А… ясно… ясно… — Господи, вали уже, — огрызнулся Шикамару, а Темари вновь засмеялась. Хотелось провалиться на месте. Проклятое либидо. _____ Вернуться обратно в свой номер удалось быстро. Также быстро (но тщательно) я провел осмотр комнаты, чтобы удостовериться, что сюда никто не заходил. И когда всё встало на свои места, быстро принял душ и плюхнулся на узкую койку в одних трусах и наушниках. Кассета уже была загружена. Хах. Забавно потерпеть фиаско, когда ты так близко оказался к дорогому тебе человеку. Но пленка должна спасти ситуацию. Или нет. Я понятия не имел, что там записано. Ладно, лучше уж это, чем ничего. Черт, да даже этого будет достаточно, чтобы представить Саске. Сначала было слышно лишь потрескивание и шорох. Скорее всего он пытался настроить технику. Я прикусил губу, чтобы не взорваться от смеха или рыдания. Или и того, и другого. — Глупо, — поприветствовал меня Учиха Саске сквозь тысячи миль. — Почему я вообще должен это писать? — Потому что должен, — пробурчал я в ответ пустой комнате. Я понимал, что улыбаюсь как дурак, а сердце скачет в ритме танго. Клянусь, я и забыл, что настолько… — Надеюсь, ты сейчас один, потому что если с тобой кто-то еще, то предупреждаю… блять… теперь начинаю угрожать пустоте. Пф… ненавижу… всё это… — его голос затих, и на этот раз я все-таки хихикнул. (Боже, я люблю тебя, чувак, правда…) Погодите… что?.. — Ладно… теперь серьезно, — голос Саске стал сильней и жестче. Я слышал шорохи на заднем плане — скорей всего тот лежал в постели. Или сидел. Не важно. Один факт его глубокого голоса, тягучесть букв заставляли опускать веки (я изо всех сил старался не давать ходу мыслям, зарождавшимся в глубине сознания). — Для начала, давай сразу обговорим… — глубокое дыхание. — Я… э-э… я… я скучаю по тебе, ясно? Сильней, чем думал. Много чего произошло, я встретился с другими членами Акацки и снова взялся за тренировки. Знаешь, как много сторожевых псов переметнулось под крыло Орочимару? Но еще неожиданнее то, что есть офицеры, которые пожелали примкнуть к нашему делу. Среди них вряд ли есть шпионы — Шисуи говорит с каждым и в случае чего подвергает жесткому допросу, включая сыворотку правды. Ты знал, какие грязные секреты открываются под ней? Клянусь, иногда мне становится не по себе от Шисуи… Еще один долгий вздох. — Кстати об этом. Итачи не рассказывал о том, что связано с тобой, сколько бы я не приставал с расспросами. Понимаю, что он пытался защитить меня и не позволять думать о чем-то еще кроме дела, но он должен был сообщить мне, что ты хотя бы жив и здоров! Я беспокоился, не зная где ты, как ты, стал ли на путь преступника — то есть псевдоякудза — поэтому можешь представить, как я разозлился, подслушав их с Шисуи разговор, когда они говорили о тебе! Угх. Я едва не пошел на убийство, но спасибо самоконтролю. И все-таки, я волновался, что ты изменился… немного. То есть, я знаю, что ты не тот тупица, что раньше… Тупица? Что?! — … просто… — голос немного поблек, но Саске продолжил: — Мне не хочется верить, что ты потерял свою человечность, Наруто. Это то, что сделало меня тем, кто я есть. Если ты потеряешь ее… как я смогу остаться собой? Да, знаю, в каком тяжелом положении ты, и что забота о «доброте» невозможна, когда вокруг столько греха и разврата, но… но считай это моей наивностью, но я хочу верить, что ты справишься и с этим. Если ты смог выжить в Бьяку-Синкё и дать такому ублюдку, как я, шанс, то ты сможешь остаться собой и здесь. Пообещай мне, Наруто, что сможешь сберечь свою человеческую сторону. Ага… взгляни на меня сейчас: всего в слезах, соплях, шмыгающего. Чертовски привлекательное зрелище, не находишь? — Завтра мы отправляемся на Хоккайдо. Это будет долгий путь, но всю дорогу я буду думать о тебе, — низкий тон. — Можно поделиться? У меня живот сводит и выворачивает суставы, когда представляю насколько ты близко к этому сукиному сыну. Клянусь, пару раз приходилось запираться в ванной, потому что становилось так омерзительно, Наруто. Не отпускает мысль и о том, как сильно все эти годы влиял на меня Орочимару. Не знаю, как сильно я «изменился» за последние месяцы в твоих глазах. Есть моменты, в которых я вижу наше с ним сходство… когда самые ненавистные вещи всплывают на поверхность. Особенно, когда кто-то из членов Акацки терпит неудачи или когда смотрю на бывших офицеров. Подсознательно, я все еще пытаюсь угодить ему, словно я все еще ребенок, который считал, что Орочимару — это всё. В такие моменты надо мысленно похлопать себя по плечу и напомнить, кто я и где. У меня есть Итачи — брат, восставший из мертвых. У меня есть Шисуи — еще один Учиха, хотя когда-то я считал, что наш клан почти уничтожен — и он защищает меня. У меня есть Хаку, который, кстати, вернулся в хорошую форму и не может дождаться, когда увидит тебя… Знаю, ты наверное сейчас лыбишься, но нет, я не собираюсь давать ему записать свое послание на кассете. Мы все еще боремся за тебя. Краска залила лицо из-за надменного фырканья. Пришлось повернуться на живот, чтобы уткнуться лицом в подушку, а заодно унять нарастающую боль между ног. Голос из наушников не особо способствовал этому. — И все-таки, он прекрасно справляется со всем. Я счастлив, что Хаку рядом. Но… И хотя я не видел его, я мог представить по тембру голоса, звучавшему тихо и низко, что он тоже зарылся в подушку, стыдясь того, что говорит с машиной. — … мысль о том, что ты ждешь, меня Наруто… заставляет думать, что всё получится. Поэтому прошу… даже если тебя подкосит искушение, я же понимаю, как сложно сохранять верность в таком положении… в Акацки достаточно красивых женщин… и прекрасных мужчин… и к тебе наверняка подкатывали, чтобы залезть в штаны…. пожалуйста, не забывай обещание, которое было дано в Бук-гу. Даже если мое тело или твоя привычка думать хреном будут идти против нас, знай, что ты уже отдал свое сердце мне и я не собираюсь его отдавать. А мое — у тебя, как наши грехи. Мое сердце… — Итак, пора закругляться… Мое сердце… - … а пока буду молиться, чтобы удача сопутствовала тебе во всех начинаниях. Его голос был хриплым… влажным… тугим… (блять!) — И… м… ладно… береги себя и постарайся не умереть, пока не встретимся снова. Обещай, что не попадешь в беду, ладно? Сделай это для меня, Наруто. А я… я… я… (моё сердечко…) -…немогудождатьсянашейвстречипока. Громкий щелчок и последующая тишина стали последней каплей. После столь эмоционального дня, слова Саске стали последней каплей. Маска снята, барьеры сломлены и человечность сделала из Наруто рыдающего мальчишку, сжимавшего плеер в руках, словно от него зависела жизнь. Если когда-нибудь мне придется вспоминать, почему я испытываю всю эту невыносимую боль, то вновь прислушаюсь к его голосу, как к напоминанию, за что я сражаюсь… … Страну, которой бы мог гордиться. Свободную, которой мы все достойны. (За жизнь в мире и счастье, которую мы оба желаем) Теперь я знал, что так долго пытался игнорировать и не замечать. Безуспешные попытки защитить сердце от муки потери по имени «Сакура» давно были сломлены чувством, под названием «любовь». Воспоминания снова причиняли боль, в этот раз больше, чем когда-либо прежде. Еще год назад все казалось бы до нельзя смешным и абсурдным. Я бы посмеялся в лицо тому, кто рассказал бы мне о том, что случится. Но если теперь кто-то посмеялся бы надо мной, то сначала я бы избил его, а потом бы отправился в монастырь. Но это не точно.