Глава 41
Цена верности
Никогда не забудешь?
Каким суровым обетом
Себя связал ты!
Ну что ж! Пускай этот день
В моей жизни последним станет!
-Гидосанси-но-Хаха-
Бьяку-Синкё Префектура Хоккайдо Джуго, восхищаясь изяществом полета крошечной птицы, протянул руку, чтобы позволить ей опуститься на палец. Когда он читал послание, сердце ухало, хотя понимал же, что подобное не должно было стать неожиданностью. Разве их миссия не казалась с самого начала рискованной? Разве каждый день они не испытывали удачу на свой страх и риск? Разве не знали, что любой поступок может перевесить чашу весов жизни и смерти? Неужели с момента первого поцелуя с другом детства им было не суждено быть вместе? Джуго знал, что Итачи не стал бы заходить так далеко, если бы не обстоятельства. Поэтому разве можно сопротивляться? Разве можно показать кому-то (Кибе или Суйгецу) свои слабости, рассказать о детстве? Что если и старый друг давно отошел от воспоминаний и ничего не испытывал? Вдруг он стал таким же злодеем, при упоминании имени которого надо кривиться от отвращения? Что, если тот, кого он любил столько лет, лишь играл с ним? Но Джуго не оставляли надежда и желание искупить чужие грехи. Быть может, это наивно, когда речь идет о преступлениях, но он видел в людях свет (разве что сомневался в Орочимару). И эта мысль даровала надежду, когда речь касалась Кимимаро. Она была с ним так долго, что он уверовал в нее. «Ты боишься смерти?» «Нет. Если ты возьмешь меч… я не буду бояться смерти». «Ты такой наивный». «Мне все равно…» «Я могу убить тебя, если захочу…» «Тогда я умру во имя тебя, любовь моя». (он тяжело вздохнул, вспомнив о разговоре) … он не хотел, чтобы было иначе. Только птенец приметил крошку в ладони Джуго, как оглушительный звук разнесся по округе. Сама земля содрогнулась. Несчастное создание затрепетало и скрылось в черном небе. Рука инстинктивно легла на рукоять катаны. Но снова раздался громогласный взрыв, сбив Джуго с ног и повалив на заснеженную землю. Дерьмо! На нас напали?! Загрохотал третий. Никакой ошибки. Что-то происходило под землей. Глухо доносились крики заключенных и офицеров, пытающихся загнать людей в камеры. У Джуго были догадки, кто бы это мог быть. — Он что, ничего не понял? — под нос прошипел Джуго, поднимаясь на ноги. Надо было идти к основным сооружениям. Если окажется, что именно Суйгецу ответственен за весь гвалт, то он самолично избавит седоволосого парня от бремени жизни. Итачи-сан дал конкретные инструкции не заниматься самодеятельностью… — Ты куда? — раздался внезапный окрик. Рука упала на плечо. Адреналин прыснул в кровь. Джуго обернулся, чтобы нанести удар, но вовремя остановился. Это был Суйгецу… (выглядит взволнованным) — Что ты, твою мать, сделал?! — не выдержал Джуго. Заключенные, словно муравьи, начали выползать из подземелий. Они спотыкались, валились в сугробы, что нанесло за целый день. Да, снега было чуть больше колена, но задача непростая, учитывая, что бегущие не были одеты соответствующе, а потому поскальзывались и падали, толкая других. — И не смотри на меня так! — поднял руки Суйгецу. Он усмехнулся, слишком уж театрально. На мундире чернели пятна крови. Саркастический оскал выглядел уж очень маниакально. — На этот раз ты не можешь винить меня. Думаю, кому-то из здешних пришла та же самая идея, что и нам. Давай! Пошли найдем Кибу! Не дождавшись ответа, Суйгецу отправился в административный корпус. Джуго пришлось поторопиться, чтобы не отставать. Это оказалось трудней, ведь за одежду то и дело цеплялись заключенные, крики которых сливались в единый: «Помоги нам! Мы не хотим умирать! Вытащи нас отсюда!» Джуго разрывался между желанием помочь «невиновным» (в данной ситуации, они все были «невиновны») и не упустить Суйгецу из вида. Ему почти удалось убить сразу двух зайцев, но леденящий душу крик заставил мороз пройтись по коже. Что, черт возьми, происходит?.. — Возвращайтесь в свои камеры! — кричали офицеры, пытающиеся вернуть сбежавших на места. Раздалась серия выстрелов, и воздух взорвался воплями и агонией. — Меня убили! Выстрелили в меня! Помогите мне! — Джуго видел, как офицер подошел к раненому и буквально давил в лицо каблуком сапог, пока несчастный наконец не замолк. Окровавленное тело за ноги вытащили из толпы. «Это… безумие! — стучало в голове Джуго. Красно-розовый снег превращался под ногами в кашу. — Настоящая скотобойня! Итачи-сама… что нам делать?!» Он стиснул зубы, видя, как один из офицеров сдернул с заключенного юката, но вместо того, чтобы голого оттолкнуть обратно ко входу в подземелье, вспорол живот катаной. Внутри закрутилось, закипело, готовое взорваться. Нельзя ничего делать, пока не получишь сигнал. Но может быть слишком поздно. Заключенные, смотря на творящееся безумие, уже не пытались бежать врассыпную, а хватали с земли что попало и готовы были снести голову всем, кто одет в форму сторожевого пса. — Не хорошо, — прошептал Джуго, пока человеческий поток пытался снести его и помять катагину. И вопреки основному направлению, какой-то заключенный в окровавленной полосатой одежде бежал на него. Джуго поднял руку, блокируя удар, а после ответил рукоятью катаны по ребрам. Опустился к раскрасневшемуся лицу, чтобы достучаться до безумца: «Я на твоей стороне! Я на твоей чертовой стороне!» Как об стену горох. Безумец слишком увлекся возмездием и вновь попытался напасть на Джуго. Возможно, ему даже удалось бы ударить его, если бы не стальной блеск катаны в открывшемся рту. Забулькало, заворчало в провале гортани, а после исчез и металл. Несчастный повалился на землю. — Валим! — сказал Киба, хватая Джуго за локоть и утаскивая за собой. — Суйгецу пытается найти Орочимару. Недоумок хочет сам покончить с ним! — Он не выживет! — Джуго попытался перекричать толпу. Вокруг творился настоящий хаос. — Он рехнулся? — Не спрашивай! — рявкнул Киба, хотя, судя по лицу, он тоже думал об этом. Катана коснулась живота офицера, решившего преградить им путь. Джуго отправил контрольный выстрел тому в лоб. — Кто начал взрывы? — спросил Джуго. — Без понятия, — бросил Киба. — Полагаем, что некоторые заключенные, но не уверены точно.Что бы то ни было… сегодня вечером всё должно кончиться! Ложись! И толкнул Джуго к изгороди, когда воздух прорезали выстрелы. Бляха! Они совсем забыли о снайперах на крышах, которые следят за каждым, кто окажется опасно близко к убежищу Орочимару. Как, черт возьми, Суйгецу удалось пройти мимо них? Если он вообще прошел. Киба вздрогнул, когда обрушился новый град выстрелов. Снова закричали, завопили грешники, рассыпающиеся во все стороны. — Блять! Блять! Вот блять! — шипел Киба. Обстоятельства складывались не в их пользу. Жестом Джуго показал молчать, а потом неспешно пополз на животе по снегу, стараясь не привлекать внимания. Киба должен был отдать должное массивному парню: тот был лучшим, когда дело касалось маскировки. Он прятался в тени, пока снайперы отвлекались на разбегающихся глупцов. Пуля скользнула по левому уху. Киба зашипел, ощущая, как вслед за резкой жалящей болью потекла теплая кровь. — Ты как? — обернулся Джуго. — В норме… в норме, — со слабой улыбкой заметил Киба. — Идем. Я за тобой. Джуго кивнул и медленно пополз вперед. Сердце колотилось в груди, ведь каждое движение должно было стать критичным и привлечь внимание людей с винтовками. Но пока их скрывала тень — все было в относительном порядке. Осталась пара метров, и укрытие в виде парадной двери будет достигнуто. Просто… еще… немного… и… — Не так быстро, офицер, — раздался низкий рык, и чья-то нога, обутая в сапог, надавила на пальцы. Джуго втянул воздух, сдерживая резкую боль. Он поднял взгляд и увидел самодовольную рожу одного из прихвостней Орочимару — Сакона. Судя по крику за спиной — Киба получил от брата близнеца — Укона. — Еще две рыбки, — восхитился Укон, ставя на колени Кибу. Джуго заметил, что товарищ находится на грани потери сознания. По лбу растеклась алая кровь. Это было, пожалуй, последним, что он помнил. Черная вязкая тьма охватила Джуго. _____ Саске: От первого далекого звука взрыва наши лошади заржали в знак протеста и остановились. В напряженной тишине вздымались вверх столбы серого дыма. Животные нервно втягивали воздух ноздрями. Что за чертовщина? — … Саске-сама? Голос Хаку едва дрогнул, хотя лицо выражало спокойствие. Мы были достаточно близко к Бьяку-Синкё и узнавали дорогу к воротам, приглашающе распахнутым для гостей. «Ну здравствуй, Саске. Зайдешь, посмотришь, сколько бед сотворил за этими стенами?» Я крепко сжал поводья, нахмурился от внезапной тревожной мысли. Неужели поздно? Неужели Орочимару дошел до того, чтобы стереть селение с лица земли, лишь бы отомстить? Если всё так… Проклятье! — Поехали, Хаку, — сквозь зубы скомандовал я. Похлопав коней по крупу, мы поскакали прямо в пасть смерти, или (если повезет) в руки искупления. Не отпускал вопрос: связаны ли отдаленные взрывы с творящимся в Бьяку-Синкё? В отличие от Хаку, я не мог спокойно сносить тревожные мысли и хотел хлестать лошадь, чтобы побыстрей оказаться там. «Хватит громить мой дом, ублюдок!» — кричало внутри, когда до ворот оставалось рукой подать. Я вытащил катану, бросил быстрый взгляд на сторожевые башни, расположенные по обе стороны. Обычно на каждой располагалось по трое стрелков, следящих, чтобы люди вроде меня или Хаку не попадали внутрь. Однако удача была на нашей стороне. Все стражники были обращены в другую сторону и даже не смотрели на нас. Похоже, они стреляли в кого-то на территории, откуда раздавались ужасные крики и ор. Растерянность охватила не только Хаку, но и меня. Эти ублюдки стреляли по мечущимся по территории заключенным. — Хаку! — Вас понял, Саске-сама! — отозвался он и быстро достал метательные ножи. Краем глаза я видел, как парень спрыгнул с лошади и молниеносно направил оружие в сторону целей. Два ножа настигли стражников с левой башни, третий же ушел с траектории, решив заняться перезарядкой винтовки. Но полностью увернуться не удалось — холодная сталь пронзила плечо и тот с мучительным криком выронил оружие. Я спрыгнул с лошади и, схватив все, что нужно, похлопал Хаку по плечу — хватит. Хаку уже пробрался к правой башне, когда первые пули просвистели над головой. Выплевывая проклятия, я поднял глаза и увидел, что уцелевшие стражники выбрали в цели нас. Один из них поднял рацию к губам, чтобы предупредить остальных о нашем появлении, но меткий клинок выбил ее из рук. Второй нож глубоко засел во лбу второго, дав достаточно времени, чтобы подбежать к пузырящимся воротам. Именно «пузырящимся». Сотни заключенных, пытавшихся убежать, давили друг друга, наваливались, топтали, пока стражники не знали, что делать. Мощные деревянные ворота, рассчитанные на длительную осаду, сдавались под напором сотни (или даже больше) людей, что одновременно пытались протиснуться между ними. — Саске-сама? — спросил запыхавшийся Хаку. — Что мы… Подняв руку, я приказал молчать и направился к четверке стражников, орущих в безумную толпу: «Оставайтесь на месте или мы начнем стрелять!» Я узнал их: двое солдат, которых я когда-то тренировал, и двое новичков, что никогда не видел прежде. На их раскрасневшихся лицах читался ужас и замешательство, когда один из них наконец заметил меня. И что же это: изумление и…облегчение? — Са… Саске-сама? — тихим шепотом произнес один, но среди какофонии звуков то казалось лишь хриплым шепотом. — Это действительно Вы, Саске-сама?! Вопрос заставил вздрогнуть остальных. И, как у первого, челюсти остальных едва не упали. К удивлению, один из моих бывших учеников всхлипнул, готовый расплакаться и попытался сжать меня в объятьях. Я оттолкнул его и покачал головой. — Возьми себя в руки, Фуу-сан, — твердо сказал я. — Сейчас не время для сантиментов. Стражник закивал и изо всех сил попытался собраться. Новички не слишком прониклись моим возвращением. Они сделали шаг, выставив оружие, но тут же материализовался Хаку. Надо было видеть их лица, когда они отступили. — Что происходит? — спросил я. Ворота заскрипели от натуги. Выстрелы стали чаще, а крики громче. Интересно, что будет, когда те распахнутся? — Мы не знаем, Саске-сама, — ответил Фуу. — Мы стояли на постах, а потом внезапно… Бах! Взрывы в подземелье. Пытались достучаться по рации, узнать, не прорвало ли газопровод или что-то вроде, но никто ничего не смог сказать. А потом… — … мы увидели это столпотворение, — продолжил тот, что старше — Цубаса. — Мы пытались их сдерживать, но это бесполезно. Скоро они снесут ворота, и мы ничем не помешаем им, Саске-сама. — Выпустите нас! Выпустите нас! — раздавались крики и вопли. Четверка стражников переглянулась, посматривая на меня и неуверенная, что надо делать. Я прикрыл глаза, сильней сжал катану, стараясь получить из нее силу. Надо было успокоиться, сосредоточиться на дыхании и поступить так, как следовало. «Если бы ты был здесь, Наруто… чтобы ты сделал?» — Выпустите нас! Выпустите нас! Выпустите! «Блять, ты прекрасно знаешь, что надо делать, Саске! А теперь перестань делать мозги и закончи с этим цирком». И пускай виной всему лишь разыгравшееся подсознание, я был рад слышать его голос. Словно Наруто действительно был здесь. Я поднял глаза и сделал глубокий вдох, а потом заглянул каждому в глаза, чтобы задать вопрос. — Кому вы служите? В другой раз было бы смешно от того, как отвисли челюсти присутствующих. Но сейчас было далеко не до этого. Я нахмурился, видя как они сомневаются, и на этот раз спросил громче. — Кому вы служите? Фуу первым нарушил тишину, сделал шаг вперед и твердо ответил. — Вам, Саске-сама! Несмотря на взгляды новоиспеченных стражников, Цубаса сдержанно кивнул, присоединяясь. — Я присягал Вам на верность, Саске-сама. Мы проявили трусость, решив остаться тут, а не бежать с остальными. Но теперь мы сделаем правильный выбор. — Предатели! — зашипел один из новеньких и накинулся на Фуу, но Цубаса оказался проворней. Одно движение — и пистолет оказался в руке, мгновение — пуля впечаталась промеж глаз. Дуло указало на второго, но тот уже поднял руки вверх и замотал головой. — Отлично, я рад лицезреть вашу верность, — кивнул я. — А теперь слушайте. Надо открыть ворота… — Будет давка, — в знак протеста Фуу вышел вперед, но я поднял руку, приказывая замолчать. — Слушайте меня… отпустите их. Какой смысл от дикого стада? К тому же, мне надо пройти, а пока заключенные бьются в истерике, внутрь не попасть, так? Цубаса в понимании кивнул, а потом жестом предложил Фуу и другому стражнику помочь. — Снимите куртки, — крикнул я, когда те схватились за рукоятки механизма. — Заключенные накинутся на вас, если увидят форму стражников. Повторять дважды не пришлось. Справится с громоздкой формой быстро не получалось. Они пыхтели, скидывая одежду прямо на занесенное снегом оборудование. Вечерний холод пробирался к телу, густой пар вырывался изо ртов стражников. Мы с Хаку отошли в сторону и спрятались за стеной. Цубаса отдал приказ и со знакомым скрежетом ворота — старые как само время — медленно подались вперед. В другое время действо обладало магической красотой, неспешно открывающей вид на храм, сады и газоны. От торжества захватывал дух. Но в эти холодные промозглые смертоносные сумерки вместо зелени и калейдоскопа цветов взору представали груды раздавленных другими мертвецов и те немногие, что пытались протиснуться внутрь. Низкий болезненный стон сорвался с губ Хаку. Он прижал руку ко рту, смотря на последствия беспричинной бойни. Некогда мне не было бы дела до посиневших от холода грешников, я не задумывался бы о том, почему снег под ними был черно-алым. Но не сегодня. Возможно, никогда больше. Теперь я был потрясен и испытывал отвращение от подобной картины. В голове с трудом укладывалось, что я опосредованно виноват во всем этом. Если бы я увидел безумие Орочимару до того, как оно выйдет из-под контроля. Если был бы достаточно сильным, чтобы остановить человека и убрать с пути, пока был шанс. Ничего бы не произошло. Я видел как в замедленной съемке: заключенный, только что приветственно кричавший свободе, зашелся в хрипах и подавился собственной кровью — пуля прошла навылет через грудную клетку. Другие припадали на ноги, на лицах было написано непонятное счастье, граничащее с полубредом. Все еще не верили в свободу. Еще немного — и счастливчиков постигла бы участь павших собратьев, если бы не Хаку. Он выхватил метательные ножи и отправил туда, где оставались стражники, нацелившиеся на заключенных. Вот он — момент. Собрав силы в кулак, я выскочил из-за укрытия и кинулся туда, где творился ад. Фуу и Цубаса тут же побежали следом. Видя их лица, я понял, что бесполезно их отговаривать от попыток идти с нами. Если они желают сражаться бок о бок со мной ценой жизни, пусть будет так. — Черт побери, — рыкнул Цубаса, маневрируя сквозь толпу. — Это безумие! Взгляд выцепил тела нескольких стражников и офицеров (не считая тех, что устранил Хаку). Заключенные ломились к распахнутым воротам, словно школьники, почувствовавшие аромат летних каникул. Офицеры пытались сбить поток, махая клинками и разрубая конечности несчастных, наугад стреляя и пополняя трясину корчащихся тел. Людское море сбивало с ног, но я поставил себе цель добраться до тех, кто сеял боль и страдания. Признаться, я сгорал от нетерпения вновь схватиться за катану. За несколько месяцев без дела она покрылась слоем пыли. И блеск острого лезвия возбуждал желание снести бесполезные головы с плеч. Или руку. Или ногу. Капюшон, натянутый на голову, позволял оставаться неузнанным. Людской поток стал сильней, и плащ задевали десятки плечей, в конце концов оставив меня без защиты. Холод пробежался по спине от внезапного осознания. Он наблюдает за мной. — Угх, — я проскочил сквозь толпу, покатился по промерзшей земле, когда несколько пуль пролетели совсем рядом. Додзё скрыло меня за углом. Место, где много лет воспитывали юные умы. Пули пронзали священные стены, но сейчас было не время сокрушаться над потерей. Он видит меня. Главной целью оставалось добраться до Орочимару и его дома. Желудок скручивало. В воздухе витала гарь, дым, запах жженого масла. Похоже, взрывы произошли в жилых офицерских кварталах. Интересно, тому виной заключенные или кто-то из личных врагов системы? Вряд ли Орочимару сам спланировал это. Хотя это отлично описывало бы его странную любовь к Бьяку-Синкё. Самолично уничтожить то, что столь дорого, не доверив это кому бы то ни было. Как я мог быть столь наивным и все эти годы считать, что он не причастен к смерти моих родителей? Ничему нельзя верить, когда дело касается Орочимару. Тут почти не ощущалось безумства, творившегося у главных ворот. Кругом лежали мертвецы с пулевыми отверстиями — личные снайперы Орочимару не теряли бдительности. Фуу и Цубаса собирались идти следом, но скорей всего отстали во всей неразберихе или ввязались в драку со стражниками или заключенными. Я даже успел забыть о Хаку и вздрогнул, когда рука легла на плечо, останавливая от необдуманного шага. Я быстро обернулся. Капюшон все еще скрывал Хаку от остальных, но его лицо было бледным и напряженным. — Что случилось? — возбужденно прошептал я. — Смотрите… там. И я присмотрелся. Отчетливые черные силуэты на фоне звездного неба беззвучно скользили вдоль крыши, направляясь туда, где засели снайперы. Быстрым прыжком некто оказался на спине стрелка и по характерному движению руки стало ясно — горло перерезано. Весь периметр ждала подобная участь. Сколько сегодня вывели офицеров и стражников? Не ясно. Но такими усилиями скоро здесь не останется ни одного служителя порядка. Стоило узнать, в каком состоянии Восточный блок с опасными преступниками. Если пустует — мне жаль тех, кто не успел снять форму. — Идем, Хаку, — прошептал я, пересекая двор, который не собирался когда-либо видеть снова. Ничего не изменилось. Я бежал мимо тех же позолоченных статуй и столбов. Тошнота подступала к горлу. В воздухе висели отголоски смерти, беснующейся за углом. Когда мы с Хаку взлетели по лестнице, то нас там ждали. Еще бы. Разве бывает просто? — Ну ладно-ладно, не каждый день люди восстают из мертвых, не так ли, Сакон-чан? — Укон игриво постучал по ноге катаной. И усмехнулся. Зловещее зрелище, подчеркнутое бирюзового цвета губами, как и у брата-близнеца. — Действительно, редкое зрелище, Укон-чан, — с зеркальной ухмылкой подыграл Сакон. Трудно сказать, кто именно вызывал большее раздражение. Но парочка помножала ненависть к себе на двое. Не ясно, кто из них старше (Укон?), но голос одного был глубже, да и седина волос ярче. Никогда не любил их и не испытывал ностальгии. Я решительно выступил вперед. Хаку — предсказуемо — обошел меня и выступил перед неприятелем с холодным выражением лица. Как и мне, ему никогда не симпатизировали братья, что только и умели унижать его да оскорблять за спиной, пока тот был под крылом Орочимару. Не знаю точно, но что-то подсказывало, что в прошлом двое могли иметь некоторый сексуальный опыт с бывшим слугой. Как бы то ни было, но кто-то рисковал сегодня не вернуться в покои. Ни я, ни Хаку в число них не входили. — Неужели возмужал, Хаку-тян? — восхищенно протянул Сакон, медленно, со вкусом растягивая губы. — Или стал еще красивее. Тебе не идет это выражение. — А что насчет Саске-тян? — с чувством добавил Укон. — Посмотри, наш мальчик созрел. Стал еще восхитительней, чем когда-то. Ловчее… сильнее… ммм… пальчики оближешь. Достаточно. Я пронесся мимо Хаку, вскинул катану. Укон все еще ухмылялся, быстро качнулся в сторону (я и забыл насколько опасен этот мудак), но я тоже отскочил, вывернул оружие и приготовился к контратаке. И едва успел. Скорость Укона соперничала с изворотливостью Кимимаро. Мне оставалось лишь уклоняться и не отвлекаться на звук расходящейся от напора металла одежды. Он не позволял мне сойти с дороги, тесня к брату до тех пор, пока я не поскользнулся (думаю, наледь на каменных плитах тому поспособствовала) и едва не выронил меч. Мгновения было достаточно, чтобы перенести центр тяжести и ударить пяткой по голени Укона, вырвав у того болезненный хрип. Взгляд метнулся в сторону. Хаку не давал Сакону приблизиться к нам. Внутри зародилось беспокойство: мой компаньон никогда не был силен в ближнем бою с катаной, и вряд ли мог дать достойный отпор Сакону. А если у ублюдков есть огнестрельное оружие… — Сдохни! — взревел Укон, закинув над головой катану и держа ее двумя руками. Обезумевшее от ярости лицо спряталось за растрепанными волосами. Я тут же откатился в сторону. Металл заскрежетал по льду и камню там, где еще мгновение назад лежал я. Ублюдок четко решил прикончить меня. Второй удар настиг цель. Клинок прошелся вдоль плеча и острая боль в левой руке заставила мир перед глазами померкнуть. Благо, сознания я не потерял. — Орочимару-сама ждет тебя, — не унимался Укон, стряхивая мою кровь с лезвия. — Ждал долго. Он знал, что ты вернешься. Так же, как знал о нашей битве. И тоже приготовил сюрприз. О да. Прекрасный сюрприз. Три маленьких предателя, засланных сюда твоим братцем и его жалкой группировкой, — и засмеялся так, что кровь в жилах застыла. Выходит, Орочимару все знал о Джуго, Кибе и Суйгецу. Всё это время он делал лишь вид, что не в курсе. Мне стало жаль Итачи и его планы. Орочимару всегда был впереди, на один шаг, но обгонял нас. И сейчас. — Всё бессмысленно, — направляясь ко мне, продолжал Укон. — Бестолку. Ты не сможешь победить его, Саске-тян. Ты всегда робел перед Орочимару, к чему скрывать? На мгновение — на чертово мгновение — сердце сковал дородный страх. Сомнения и ужас, взрощенные годами, овладевали мной. Укон подпитывал их, позволяя неуверенности просочиться в сознание. Колени унизительно задрожали. Он говорил правду… я действительно слабак и все бестолку… я никто и вряд ли смогу сравниться с ним. Все так… все именно так… ладно. Это причина, по которой я бездействовал долгие годы. Потому что знаю, что не настолько силен, как хочу казаться. Я не смогу… чем я думал… — Давай поднимайся, Саске! На… Наруто? Я сморгнул и недоверчиво уставился на человека, стоящего передо мной. Это не могло быть правдой. Я понимал, что это противоречит любой логике, но — будь я проклят — если передо мной стоял не Наруто в чертовой серой юката, времен заключения. Только протяни руку и можно коснуться… сжать… убедить, заставить остаться здесь, со мной. Но выражение его лица никак не вязалось с фантазиями. Он выглядел недовольным, почти что отвращенным увиденным, полным гнева и нетерпимости. Я не двинулся с места. — Хватит сидеть и жалеть себя, — продолжала галлюцинация, сжимая кулаки. — Черт побери, просто встань и покажи ему кузькину мать! Ты столько болтал о великом роде Учиха и всем этом, и — дураку ясно — они никогда не мирились с несправедливостью! Хватит оправдываться! Не налажай хотя бы в этот раз! Оправдываться… — Ты столько прошел, чтобы оказаться здесь и сейчас, а теперь позволишь тупорылому ослу навешать себе лапши? Ради чего? Ради боли и страданий? Подожмешь хвост и сбежишь? Встань и борись! Не хочу оправдываться… — О, Саске! Ты, наконец-то, блять, прав! Поднимай задницу и хватит тратить мое время. Как обезумевший я всматривался в его лицо, пока оно не озарилось до боли знакомой улыбкой. Теплота коснулась сердца, адреналин заиграл в крови, заставляя собраться и встать на ноги как раз в тот момент, когда Укон занес меч надо мной. Не задумываясь над истинными мотивами своего поступка, я уклонился. С гордостью за род, которую всегда подстегивал Асума, я отвел очередной удар и ногой ударил Укона в живот, заставляя того покачнуться. Сначала я подумал, что перестарался. Горячие брызги крови ударили в лицо, почти лишая зрения. Укон грузно повалился на плиты, зияя идеально ровным отверстием во лбу. В ушах до сих пор гудело. Прогремел второй выстрел. Я опустил меч, смотря в сторону. По левую сторону к брату присоединился Сакон. Рядом не менее пораженный стоял Хаку. Только его взгляд был прикован не к телам, а… Блять. Только не он. Не сейчас. — С возвращением, Хаку, — тихо прозвучало приветствие. Кимимаро улыбнулся юноше, буквально дрожащему от его вида. Так странно видеть старшего офицера столь… аккуратным в своем белоснежном мундире, пока мы походили на солдат, прошедших сквозь пекло. Левая рука начала заметно пульсировать. Глупо надеяться, что от холода не пропадет чувствительность. Это лишь уменьшит шансы в битве с Орочимару. Кимимаро бросил на меня беглый взгляд. Не я центр его вселенной. — Тебя он ждет. Не сомневаюсь, ты знаешь, где его искать, — наконец произнес мужчина. — Не стану мешать тебе, Саске. Кроме того… Теперь внимание вновь вернулось к Хаку. И слабая улыбка вновь озарила ледяное лицо. — Нам с Хаку многое надо обговорить. Я с волнением обернулся к своему компаньону, слуге и другу. В душе у Хаку происходила борьба — грудь высоко вздымалась и опадала. Если он умрет, то я не знаю, что сделаю… — Не волнуйтесь обо мне, Саске-сама, — с печальной улыбкой произнес юноша. Глаза говорили об обратном. — Я скоро нагоню вас. Я же обещал защищать вас до конца своих дней. И не собираюсь нарушать обещание. От слов защемило сердце. Все, что я сделал, так это слабо поклонился. У него своя битва, у меня — своя. Надо лишь верить в то, что он выстоит против Кимимаро и вернется. Береги себя, мой друг, прошу тебя. И с внутренней мольбой развернулся и бросился в жар логова Орочимару, оставив позади страх и сомнения. Вот оно. Обратного пути нет. _____ Хаку: Он смотрел, как тьма поглощает Саске и сглотнул. Бояться нечего. Если говорить о талантах, то Саске сохранял способность логически мыслить даже во время боя. Например, когда они дрались с Уконом. По крайней мере до тех пор, пока не появился Кимимаро и не оборвал встречу. И все же, он был здесь и сейчас. Кимимаро все еще молчаливо смотрел на него. Пальцы сжались на рукояти дзютте под плащом. Хаку молился, чтобы пережить этот бой и следующий (если Саске вдруг понадобится помощь). «Все, что требуется, так это выбить оружие и пройти внутрь, — отступив на полшага, подумал Хаку. — Просто выбить и проскользнуть за спину». Удача — вот что требовалось ему. Если бой с Саконом был испытанием, то в этом случае понадобятся все запасы, чтобы остаться с головой на плечах. Тело пульсировало и ныло от недавней схватки с близнецом, хоть от большинства ударов и удалось уклониться. Конечно, Хаку тоже повезло дорваться до цели, но такое чувство, словно Сакон не испытывал неудобств от яда. Хотя сейчас, когда враг лежал на снегу, стало заметно, как кислота разъедает края ран. Еще один осторожный шаг назад. Удивительно, что Кимимаро не делал никаких попыток противиться. Это обескураживало и невольно лицо зардело от мысли, что бывший наставник лишь издевается над ним. Да, в его ситуации думать об этом — не лучшая стратегия, но все же! Хаку хотелось, чтобы его признали и брали в расчет! Он же вырос, достиг чего-то. И с этой мыслью он отчаянно бросился на Кимимаро. Надо было думать о том, что делаешь. Ослепительная вспышка боли пронзила раньше, чем Хаку впечатался в стену, а после повалился на землю. В районе живота разрасталось пламя. Он изо всех сил пытался сделать вдох, пытался подняться на ноги, но Кимимаро наступал уверенными неспешными шагами. Он чувствовал себя рыбой, загнанной меж валунов. Надо собраться… и попытаться дотянуться… С натугой Хаку отправил два ножа в сторону мужчины. С кошачьей грацией тот ушел от них. В какой-то миг Хаку потерял его из виду. Ровно до тех пор, пока Кимимаро не оказался позади, крепко сжав предплечьем шею, не давая пошевелиться. О нет! Хаку охнул, захват стал сильней. Воздух с трудом прорывался в легкие. В груди заполыхало от нехватки кислорода. Перед глазами поплыло. Он всеми силами пытался вырваться из лап смерти, но Кимимаро не желал отпускать. — Будет не так больно, если ты перестанешь сопротивляться, — хриплый голос вещал в самое сердце. — Ты не представляешь, как невыносимо мне делать это, Хаку. Нечто холодное, тяжелое и острое уперлось в спину, а после поползло внутрь. Состояние не пришло в норму после схватки с Саем и жалкие попытки вырваться оказались тщетны. Тело обмякло, сдаваясь. Давление предплечья ослабло и драгоценный воздух расправил легкие. Горячая кровь затекала за пояс. Интересно, как глубоко вошел нож?.. Или Кимимаро использовал отравленный дзютте? — Я скоро умру, — признался Кимимаро. Голос был напряженным и все-таки заставил Хаку содрогнуться. — Ты знал это, мой мальчик? Кимимаро не отпускал. Нож выскользнул из плоти, оставляя горящий след, а после зазвенел по каменному полу. Дрожь пронзила, когда рука коснулась пояса, вторая — почти любовно скользнула вдоль шеи. Случайный свидетель подумал бы, что перед ним застигнутая пара влюбленных… разве что растущее пятно крови под ногами Хаку говорило об обратном. — Редкая болезнь, — продолжил Кимимаро так, словно в этом не было ничего странного. — И хотя она почти не прогрессировала с самого детства, за последние годы процесс ускорился… особенно за этот год. Хаку чувствовал, как горько улыбнулся мужчина, коснувшись губами волос. Словно нежный поцелуй, заставивший Хаку замереть от нахлынувших на глаза слез. Он прикусил щеку, чтобы держать себя в руках. — Надеюсь, ты понимаешь, что дела обстоят хуже, когда начинаешь кашлять кровью или находить ее в своей моче. Должно быть у Орочимару свои мотивы продолжать давать лекарство, даже когда… от него нет толку. Верю ли я, что он искренне желает моего излечения? Скорее наблюдает, сколько я протяну до смертного одра. Голос стал гуще. Кимимаро обнял Хаку. — Счастливых воспоминаний так мало, и в тоже время много. Последние месяцы я по крупицам собирал их. Ты — часть лучших времен, Хаку. Знать, что я могу ухаживать за кем-то, кто смотрел на меня, как на старшего брата… видеть, как ты радуешься. Слезы не удержались и беззвучно покатились по щекам Хаку. — Я бы сделал для тебя всё, что мог, — шептал Кимимаро. — Но оказался трусом и не смог защитить, когда это стало необходимо. Я прошу прощения за это… хоть это и кажется бессмысленным. Смотреть на тебя и Саске было больно, но я видел, как сильно ты менял его жизнь и он твою. Ты снова стал улыбаться. Я видел, кем ты мог стать, если бы не мои страхи, если бы я боролся за тебя и не сдался. И ты становился счастливым, пусть и не рядом со мной. Снегопад, затихший на мгновение, вновь набирал силу, вторя словам Кимимаро. Вдали всё ещё раздавались крики и гам, словно врата ада разверзлись, открыв проход в иной мир. — Я думал, что больше никогда не увижу тебя, Хаку… и был уверен, что сам Господь Бог наказал меня за грехи, но направил ко мне другого человека из прошлого, чтобы показать другое счастье. Голос Кимимаро затих. Осколком сознания Хаку был уверен, что мужчина всхлипнул, сильней прижал к себе, усиливая заглохшую было боль. — Бог направил прекрасную душу и позволил исправить ошибки, принять верное решение и снова… я снова отказался от него. Каждый раз я оказывался слабым, не способным сделать последний шаг… Орочимару знал и смеялся надо мной… и теперь заставил сделать то, за что я никогда не прощу себя. Достоин ли я жизни, Хаку? Веки были тяжелыми. Хаку с трудом поднял их. Кимимаро, поддавшись жалости к себе, ослабил хватку. Это был тот самый шанс. Надо собрать силы, чтобы не упустить его и не дать Кимимаро догадаться о планах. Дрожащие пальцы, перебирая складки хакама, выцепили кончик клинка, уколов кожу. Но это не столь важно. Сасори-сама заставил выпить целую бутылку противоядия перед отправлением. — Мне очень жаль, — глухо повторялось снова и снова подобно мантре. — Так жаль. Хаку фыркнул. Сердце надорвалось, но разум кричал: надо делать то, что делает. В конце концов, скоро он сам умрет от потери крови, но сначала убедится, что Кимимаро больше никого не заставит страдать на этой земле. Это меньшее, что Хаку мог подарить этому снежному миру. — Я прощаю тебя, Кимимаро-сама, — наконец выдохнул он. — Прощаю… И клинок вонзился в плечо Кимимаро. Расступились мышцы, сопротивлялась кость. Лишь когда сталь вновь явилась свету, Кимимаро издал короткий вздох. Зашипев, Кимимаро наконец освободил пленника, что тут же упал на колени. Яд распространялся: яркими сиреневыми становились сосуды, набухали артерии… отрава спешила к беспокойному сердцу. Это больно, почти также, как в груди у самого Хаку. Будто некто выскребает никчемный орган ржавым ножом из раскрывшихся ребер. Иначе не скажешь. Кимимаро закашлял… он кашлял… и кашлял… прикрывал рот руками, но этого было мало. Кровь просачивалась сквозь пальцы, свисала слизью и затекала в рукава. Гротескные краски на синеве белоснежного снега. Кашель не прекращался. Хаку больше не мог смотреть. Он отвернулся и безмолвно плакал, не в силах справиться с болью в районе поясницы. Конечности не желали двигаться. Кимимаро повалился на землю. Хаку вздрогнул, как от удара. Вдруг мужчина найдет силы напасть снова? Взгляд заскользил по снежным плитам — где-то здесь должен лежать дзютте, которым он выиграл себе время. Но яд Сасори не оставлял шанса Кимимаро и его некогда сильному телу. Воняло горящей плотью, становясь тошнотворным комом в горле, и Хаку едва сдерживался от позывов. Оставались считанные минуты, чтобы насладиться жизнью. Открытым оставался лишь один глаз. Зеленый, влажный, но полный благодарности. «Спасибо, — читал по взгляду Хаку, пока тот не стал мутнеть. — Спасибо тебе, Хаку». (Всё кончено…) Он подтянул колени к груди, игнорируя агонию изможденного слабого тела. Надо было взять плащ и прикрыть останки того, кем некогда восхищался, но какой теперь смысл? Снегопад сделает все за него, словно напоминая о добром деле много лет назад. «Мы встретились в такой же снегопад, Кимимаро-сама, — с печальной улыбкой подумал Хаку. Веки снова налились свинцом. — Так символично, что и расстаемся вот так…» Навалилась смертельная усталость. Хаку держался за мысль, что не имеет права нарушить обещание, данное Саске-саме… (и Наруто-куну) …поэтому встал на четвереньки и попытался ползти дальше, чтобы помочь хозяину. Битва еще не окончена. ______ Саске: Удивительно, сколь тусклы стали знакомые коридоры. Большинство светильников не работало. Моя длинная тень порождала сотни иллюзий от которых леденело сердце. Тишина: лишь тяжелое дыхание и звук моих шагов. Ни стражника, ни офицера. Еще бы, учитывая сколько их мертвыми полегло снаружи. Не встретилось и ловушек, расставленных Орочимару, чтобы застать врасплох. (Он ждет тебя) Все явственнее ощущалось его присутствие, словно бесплотный дух обитающий в недрах святилища. Бедро снова начало беспокоить. Не зря Итачи опасался, что холод будет помехой. Теперь же, промерзнув до костей, не хотелось обращать внимание еще и на хромоту. Орочимару не должен знать о моей слабости. Надо очень постараться. Я остановился у резных дверей, ведущих к его кабинету, сделал глубокий вдох, собираясь. Весь год я жил этим моментом. Нет… не год… пятнадцать лет жил этой возможностью. Слабый голосок внутри кричал, молил одуматься, бросить, и я вспомнил о странном видении, где Наруто смотрел на меня. Усмехнулся, скривил губы в ухмылке и неспешно открыл двери… (Что за?!..) … и оказался застигнут врасплох темным пятном, надвигающимся на меня. Будь я слабей, закричал бы от неожиданности. Сначала я не был уверен в том, что вижу. Разум и зрение отказывались воспринимать картинку целостно. Тела троих были вздернуты и висели под потолком. Люди, больше похожие на освежеванные туши животных, со свисающими ошметками мяса (или одежды?), были замучены и наверняка молили о смерти последние часы жизни. Распухшие и изуродованные лица были неузнаваемы. Загустевшие кровяные подтеки спускались к ногам, под которыми на полу образовалась черная лужа. Я сделал шаг назад, не желая поскользнуться и упасть. — Господь… — выдохнул я в сердцах. — Что за… — Он… пришел… наконец, — послышался приглушенный хрип, пробирающий до мозга костей. Они все еще живы! По крайней мере тот, центральный, с волосами, некогда цвета серебра. Теперь с головы свисали грязные кровавые сосульки. — Сас… Учиха… Саске? Да? — продолжал он. Тело слабо раскачивалось туда-сюда. Руки были связаны и вытянуты над головой. Упрямец слабо поскреб пальцами, стараясь зацепиться за крепкий канат, но безуспешно. Каждая попытка приносила лишь боль. — Кто ты? — осторожно выпалил я. По спине ползли мурашки. С меня самого словно сдирали кожу, как с несчастных. Мы больше не одни. Орочимару наблюдал, я чувствовал его запах. Я хотел сбежать отсюда. — Ита… Итачи-сама… — самый крупный из троих едва цедил сквозь опухшие губы. Над ним издевались дольше всех, и чудо, что он все еще был жив. Его глаза были лишь намечены в ужасной мешанине лица. Невыносимо слышать этот голос. Лучше бы заткнулся и приберег свои силы. Но имя брата заставило понять, что это за троица. Суйгецу, Киба и Джуго. Трое молодых людей, отправленных в армию Орочимару для шпионажа. Те, которыми Укон хвастался полчаса назад. Они пожертвовали собой и сейчас настал момент расплаты. Орочимару не стал убивать их, он хотел, чтобы я видел их страдания. Он начал бой с психологической атаки. Созерцание мучений должно понизить мой боевой дух… (Ну уж нет, сукин ты сын) — Не двигайся, — приказал я, вытаскивая катану. — Я разрежу веревку. — Нет… не… это… ловушка… — сквозь спертое дыхание заговорил третий, но было поздно. Заточенная сталь рассекла веревку одним взмахом. Тело еще не успело коснуться деревянного пола, как дождь из острейших кунаев обрушился сверху. Времени хватило ровно на то, чтобы оттолкнуть упавшего в сторону, но злосчастный удар все равно попал тому в руку. Я же отделался ссадинами на щеках и теле. — Как только освобожу вас обоих, — приказал другим, — постарайтесь откатиться в сторону, поняли? Ответа дожидаться было некогда. Меч рассек воздух. Громила был не столь ловок, чтобы успеть уйти с линии атаки и поймал собой пару кунаев. К счастью, те, похоже, не попали в жизненно важные точки. И все же, если вскоре ему не придут на помощь медики — ему конец. Он больше всех походил на мертвеца. Опьяненный адреналином — занимаясь спасением других и себя от града ножей — я только теперь заметил, что два ранили мою руку (ту же самую, до которой дотянулся Укон) и левое бедро. Я вытащил кунаи и откинул в сторону. К счастью, раны были не слишком глубокие, чтобы поставить под сомнение план. — Убирайтесь отсюда, — прикрикнул я на потрепанную троицу. — И найдите уже, наконец, долбанного врача или кого-нибудь! Вряд ли в таком хаосе, что творился снаружи, реально найти помощь, но это было куда лучше, чем торчать внутри. Не дожидаясь реакции, я бросился вглубь кабинета Орочимару, разъяренный дешевой тактикой. Использовать подобные трюки и уловки — ниже моего уровня. И он знал, что это выведет меня из себя. — Где ты?! — взревел я, распахнув двери и окунаясь в звенящую тишину. Покои выглядели безупречно, и лишь лежащая на столе все еще дымящаяся курительная трубка выдавала присутствие здесь кого-либо. — Прекрати прятаться и покажись, трус! — прорычал я. И застыл, когда краем зрения заметил движение. Развернулся на каблуках, ожидая встретиться лицом к лицу. Шелковые занавески лениво шелохнулись от дуновения морозного воздуха. Сердце застучало быстрей, оглушая и звуча в ушах, груди, голове. Ладони стали влажными, и рукоять катаны заскользила по пальцам. Плащ я снял по пути, поэтому ничего не смущало движений, но пот тек по спине, как по загнанной лошади. Капли стекали по волосам, норовили попасть в глаза. Я чуть склонил голову, чтобы стряхнуть их, и вновь заметил тень движений. (Изворотливый… как чертова змея!) Снова развернулся, но вновь — ничего. Блять! Он специально игрался со мной! — Прекрати прятаться, как крыса от кошки, — холодно хмыкнул я, кривя губы в насмешке. — Выйди и посмотри мне в глаза, как и полагается человеку, Орочимару. — И это говорит человек? — раздался леденящий душу ответ. Голос исходил отовсюду и ниоткуда одновременно. — Или тот, кто думает, что стал человеком? Я вздрогнул от ужасающих слов и приготовился к внезапной атаке. Низкий смешок раздался в самой голове. Похоже, Орочимару хотел поиграть. Хотелось отбросить оружие и зажать ладонями уши, лишь бы не слышать голос. Пришлось сдержать себя, закрыть глаза и сделать глубокий вдох… — Ты все также еще красивее в ярости, мой мальчик. — Гх! Я не мог удержаться от сдавленного возгласа ужаса, когда Орочимару прошептал это на самое ухо, коснувшись длинным извилистым языком кожи. Желая избавиться от этого прикосновения, я шагнул взад-вперед, споткнулся о чертов кофейный столик. Молотом стучало сердце. От внезапного ужаса широко распахнулись глаза. Только не воплощение кошмаров… (Что… какого черта?!) Господи, услышь меня и помоги понять — что за существо было передо мной? Орочимару всегда был долговязым и худым. Но теперь это была лишь кожа да кости, укутанные в черный бархатный балахон, весящий больше, чем сам хозяин. Кожа была бледной, алебастровой, почти прозрачной, с зелеными прожилками сеточки вен, пульсирующими в такт пульса. Лицо — самое ужасающее — казалось истощенным, вытянутым, с огромными глазами. Больше похоже на говорящий череп. Губы растянулись в иссохшейся улыбке, выражавшей презрение и насмешку. Я видел острые клыки под синюшными губами. Он выглядел словно мертвец, но во взгляде по-прежнему сохранялся острый ум. — С возвращением, Саске, — приветственно протянул руки хозяин дома. Плывшая перед глазами картинка гротескно удлинила худые руки. (Что… что происходит?..) — Я так долго ждал этого дня. (Что с моими глазами?!) — А теперь подойди ближе, мой мальчик. (Я… я ничего не вижу!..) Я упал на колени. Катана зазвенела у ног. Руки закрыли лицо. Глаза горели огнем. Мне требовалось лекарство — капли — которые Орочимару давал мне раньше. (Нет… он знает, что имеет власть надо мной. Нельзя давать ему этого, помнишь?) Но почему это происходит сейчас? Шисуи и Итачи удалось избавить меня от зависимости, но почему опять?.. — Аа-агрх! Гортанный вой, полный агонии, звучал из самого нутра. Кто это? Я? Разве я похож на зверя? Но, Господь… Милостивый Господь… больно… слишком больно, чтобы вынести. Невозможно вытерпеть! Хочу вырвать глаза, выскрести пальцами… потому… потому что… — Ты мой, Саске, — растягивал хриплым голосом Орочимару. Слова звучали эхом в ушах. — Ты всегда принадлежал и будешь принадлежать мне. С возвращением, Саске. _____ Катагина — часть парадной одежды самурая, представляющая из себя плотную накидку с преувеличенно широкими накрахмаленными плечами.