Глава 44
Начало нового дня
Из-за тебя лишь
О жизни, которой прежде
Не дорожил ничуть,
Теперь помышляю вседневно:
Да будет долгой она!
-Фудживара, но Ёситака-
Бьяку-Синкё Префектура Хоккайдо Два месяца назад Итачи: Он далек от совершенства. Он бы сам сказал, если бы его спросили. Бывали дни, когда ему хотелось подсмотреть в кодекс «старших братьев», если бы такой существовал. Судьба решила, что надо наверстать упущенное. Раньше оно казалось легче, но прошло четырнадцать лет, и Итачи понял всю тяжесть бремени. Столько времени он был поддержкой и опорой для десятков людей, но это не одно и тоже, когда речь идет о самом близком. Ему не нравилось подобное чувство: ты словно блуждаешь по темной комнате. Для всех ты идеал, но внутри — жесток и требователен. И душевная боль лишь мешает тебе. Только Шисуи знал, насколько глубоко он несчастен, и собирался унести в могилу свои знания. Оставалось надеяться, что не слишком скоро. К счастью жизнь (и судьба) оказались благосклонны и позволили передышку. О да, спустя годы скитаний и самобичевания они наконец смогли воссоединить семью. Это походило бы на встречу потерянных братьев из фильмов и сказок, но случай — как мстительный любовник — навязал скорую войну. (какая несправедливость) Это было еще одно препятствие, которое могло оказаться непреодолимым. Жизнь на острие ножа была хрупкой и шаткой. Единственная ошибка — и ты уже по ту сторону. Одно решение позволить Саске направиться в Бьяку-Синкё многого стоило. Даже душевный разговор не особо помог. Каждая клеточка мозга вопила: «Будь осторожен!» Орочимару (и его люди) не будут жалостливы и приветливы к Саске несмотря на прошлое. Однако Итачи знал, что не имел права думать об этом вслух. Не Саске ли обладал большей информацией о человеке, прожив столько с ним бок о бок? (поверь ему… поверь, и всё будет в порядке) И все же, когда брат и слуга исчезли за пологом снега, Итачи стиснул зубы и отправил по их следам Неджи и остальных. Он примет немилость Саске, но не сможет простить себе, если промедление приведет к страшным последствиям. — Я остаюсь, — сказал Шисуи, заметив нервную поступь и напряжение партнера. — Иди к нему, а мы… я буду здесь, когда ты вернешься. (спасибо тебе, любимый) Получив последние напутствия, он собрал людей (которые были не очень-то удивлены) и направился в земли, где когда-то вырос. Настал момент, чтобы наконец-то исправить ошибки. В отличие от прошлого, сейчас Итачи не испытывал страха вернуться. Он без промедления вступит в битву, чтобы вернуть земли, принадлежащие клану. Во имя Саске. Тот это заслужил. Прокрутив в голове десятки возможных стычек, Итачи все равно оказался застигнут врасплох, когда столкнулся с реальностью. Грохотали взрывы, черные столбы дыма поднимались под самое небо — распахнутые врата адского пекла. Тела, наваленные друг на друга, простирались покуда глаза глядят. Некоторым удалось сбежать в снежную пустыню, но не многим. В воздухе висел тяжелый свинцовый аромат крови, слышались выстрелы, какофония болезненных стонов и мольбы о помощи. Везде сновали восставшие заключенные и лоялисты Орочимару, и было невероятно сложно понять, кто на чьей стороне. (Саске… пусть с тобой будет всё в порядке… прошу) — Сасори! — выкрикнул Итачи, отразив удар катаной от случайного офицера. — Переходим к запасному плану! Сасори коротко кивнул и побежал в сторону. Он быстро смешался с хаосом, потерявшись из виду. Оставалось надеяться, что отточенные рефлексы (сравнимые разве что с Хаку), позволят ему не пасть в бою и использовать отравленное оружие. — Ли, Неджи, Тентен! Помните в каком направлении должно располагаться убежище Орочимару? — Да! — выпалила Тентен, ногой отталкивая заключенного, ползшего к ней. — Что вы хотите, Итачи-сама? — Идите туда, — приказал Итачи. — Шино, Дейдара и я постараемся задержать людей и примем удар на себя. Разыщите Кибу и остальных! — Принято! — отсалютовал Ли, а после вместе с остальными перескочил через груду тел и побежал в указанном направлении. — Дейдара! Шино! — Да, сэр! — в голос ответили двое, понимая, о чем их попросят. Их окружали сотни людей, но… их становилось меньше. Многие сбегали. Зато перед тремя парнями материализовались лоялисты Орочимару, еще готовые погибнуть за господина. Позади полыхали пожары. Дымная вонь затрудняла дыхание. Итачи повел плечами, поправляя одежду, и приготовился к сражению. Он с трудом мог различить лица офицеров, да и вряд ли бы кого узнал — столько времени прошло. Люди с разных уголков страны, пришедшие сюда, чтобы защищать и служить… так должно быть. (или вы занимаетесь очищением земель от грешников, м?) Итачи холодно усмехнулся и занес катану как раз тогда, когда противник кинулся в атаку. (встретимся в аду) Потребовалось с полчаса, чтобы прочистить себе дорогу в более или менее тихое место — земли Орочимару. Снегопад превратился в настоящую бурю, снижая видимость почти до нуля. Сасори, Дейдара и Шино вместе с повстанцами, под руководством некоего офицера по имени Фуу, заканчивали зачистку территории. Некоторые отказывались сдаться и легли костьми во имя Бьяку-Синкё. Итачи понимал, то лишь начало. Что дальше? (Столько убитых… черт! Невыносимо!) И все-таки, мысли о Саске не давали покоя. (Жив ли…) … шаги замедлились, взгляд выцепил группу бежавших с задней лестницы. Адреналин заиграл в крови, сердце застучало с новой скоростью. Что если с Саске уже закончили и пытаются бежать? Но выдох облегчения раздался, когда сквозь пургу он угадал прическу Тентен. Итачи тут же направился к ней. (Господь всемогущий!) — Хаку! — выдохнул он, узнав того, кого выносили на руках. Бледное, синюшное лицо. Страх подступил к горлу, стоило заметить кровь на одежде… (кровопотеря!) … до самых колен. — Он еще дышит, — коротко доложила Тентен. Итачи мягко коснулся лба парня, чувствуя тошноту. Знал ли Саске? Ведь для него потерять Хаку тоже, что потерять младшего брата. — Кимимаро ударил его в спину, — пояснила Тентен. — Этот офицер видел. Тем, на кого показала девушка, оказался Цубаса, который следовал за Хаку и Саске. Он кивнул, встретив пристальный взгляд Итачи, пытаясь не слишком волноваться, оказавшись лицом к лицу с пропавшим Учиха. Грудь сдавило от стыда и чувства вины. — Они дали бой, — начал Цубаса. — Саске-сама одолел Укона, — он указал направо, где под снегом схоронилось тело. — А Хаку-сама — Сакона, — и на другую кучку снега. — Кимимаро-сама самолично добил их, а после взял на себя Хаку-сана. Саске-сан отправился на встречу с Орочимару, — на этот раз Цубаса указывал вглубь темного коридора. — Кажется, Хаку-сан и Кимимаро-сама должны были что-то решить, прежде чем сразиться, а я… Голос Цубасы дрогнул, когда из коридора послышались звуки. Они все застыли. Тентен все еще прижимала к себе Хаку, второй рукой незаметно доставая свой вакидзаси. Фуу встал в стойку, заслоняя Итачи, пока тот доставал катану. Секунды тянулись долго, и когда ожидание начало сводить с ума, из темноты показались лица. — Господи, помоги мне, — выдохнул Учиха, когда увидел тех, кого месяцы назад заслал в логово змея. Они были окровавлены и избиты, едва волокли ноги (Киба и Суйгецу с трудом удерживали на себе Джуго, что был не в силах идти сам). Короткого вскрика Тентен оказалось достаточно, чтобы Итачи успел кинуться вперед и не дать им упасть. — Ита… Итачи-сама, — прохрипел Киба, с трудом смотря на него единственным глазом и не понимая — реальность перед ним или галлюцинация. — Мы… Джуго… — Не разговаривай, — коротко сказал Итачи, сжав плечо Кибы. — Я горжусь тобой… всеми вами… — и перевел взгляд на Суйгецу, обессиленно сидевшего на каменном полу. — Хо… хотел… надрать ему… задницу, — кривая усмешка Суйгецу оплыла, напомнив гримасу. — Ты… твой брат… — он нашел взглядом Итачи. — Он. он… спас нас от… еб… уебка… но… тебе лучше поспешить… этот мудак… Орочимару… силен. Итачи кивнул. — Вы уже сделали свою работу. Тентен и этот офицер отведут вас в безопасное место. — … нет, я… Слабый голос Джуго заставил остальных застыть. Глаза молодого мужчины были закрыты, казалось, он все еще без сознания. Тот, кто пытал их, явно уделил тому особое внимание. Крупные черты лица изменились до неузнаваемости, даже рыжие волосы походили на ворох грязных морских водорослей. Дрожащая рука приподнялась, но Итачи уже упал на колени перед ним и крепко сжал ладонь. — Подожди, Джуго, — шептал он, — Сасори и остальные скоро будут тут. Они позаботятся о ранах и доставят в больницу… — Нет… — тихое, но жесткое слово. Джуго покачал головой. — Не могу… не волнуйся. — О чем ты? — прохрипел Суйгецу пытаясь подвинуться ближе. Из горла вырвался стон, когда наконец стало ясно, чего именно хотел Джуго. — Даже не думай сваливать. Ты выкарабкаешься. Губы Джуго изогнулсь. По его лицу текли… слезы? — Спасибо… тебе… Суйгецу… — За что ты меня благодаришь, придурок… Уах! Блять! — дыхание стало рваным. Суйгецу попытался встать, но пошатнулся и повалился на пол с болезненным стоном. — Блять… — Киба… — продолжил Джуго. Голос стал тише, слабее. Киба, который смотрел лишь под ноги, все-таки поднял голову и направил взгляд на большого, доброго товарища. Именно Джуго принял на себя большую часть издевательств. Он был тем, кто пытался сразиться с Орочимару, пока не вмешался Кимимаро. Он всегда улыбался, говорил, что все будет в порядке. Что они выживут и уйдут отсюда, что бы не произошло. Именно Джуго выступил вперед, когда Кимимаро вытащил меч. И, Киба готов был поклясться, беловолосый едва ли не плакал, когда наносил мужчине удар за ударом. И если бы Киба не попросил остановиться, Кимимаро убил бы его. -…позаботься… об… о… Акамару… — прошептал Джуго, и пальцы в руке Итачи обмякли. — И вы… спасибо… Итачи… сама… Итачи стиснул зубы, не позволяя себе произнести и звука. Он прекрасно помнил тот день, когда в душной маленькой комнатушке задал вопрос группе юношей. Джуго был первым, кто поднял руку и предложил свою роль… (жертвы) Несправедливо! Дыхание Джуго спуталось. Он тратил последние силы, чтобы произнести еще что-то. Наверное, волнение Итачи передавалось и ему. Пальцы пытались сжать ладонь в ответ, успокаивая. — Не надо… грустить… Итачи-сама… — хрипел он, — я… о… обещал… Ки… Кимимаро… он… ждет… меня… спасибо… что позволили… снова… встретиться… один раз… спасибо… Одинокая слеза покатилась по щеке. На лице застыла умиротворенная улыбка. Джуго сделал последний вздох и покинул тех, в чьи жизни когда-то вошел. Низкий гул заставил присутствующих обернуться. Ветер поднялся, закружил снежную пыль, поднимая ее в небо. Словно душа мужчины устремилась вверх, покинув грешные земли. Итачи склонился и мягко коснулся губами лба Джуго. Сжал большую ладонь в последний раз, а после сложил на широкой груди. (Прощай… надеюсь, на небесах ты сможешь найти то, что потерял здесь. Ты это заслужил) Итачи поднялся на ноги и долго смотрел в тьму коридора, а после скомандовал. — Тентен! — Вы… да! — раздался голос, еще влажный от слез. — Хватит плакать, — Итачи не смотрел на девушку, — у нас много работы. Когда Сасори вернется… — Я здесь, — раздался спокойный голос, заставивший вздрогнуть. Никто не слышал, как к ним присоединились. Давно ли за ними наблюдали? Неудивительно, что навыки Сасори были столь совершенными. — Отлично, — со слабой улыбкой кивнул Итачи. — Позаботься об их ранах. Особенно о Хаку. Я скоро вернусь, посмотрю, что происходит в округе. Если кто-то и был против, то вряд ли бы успел возразить. Итачи кинулся во тьму. Смерть Джуго и страх за брата душили и давили на плечи. ____ Наши дни: Он поднял глаза. Темный силуэт предстал перед ним, а после сухие губы накрыли, увлекли в короткий поцелуй. Улыбка невольно озарила лицо. — Все работаешь? — спросил Шисуи, только теперь заглядывая в бумаги, лежащие на столе перед Итачи. Рабочим местом это можно было назвать с трудом, потому что кругом шло строительство. Итачи нуждался в тихом уголке, поэтому полупустая комната сейчас весьма неплохо справлялась со своей задачей. Итачи опустил перо и потер глаза пальцами. Почти два часа ночи. Мирное и в тоже время напряженное время для Бьяку-Синкё. Напряжение — пожалуй, действительно лучшее описание того, что происходило с той ночи. — Кажется, это никогда не прекратится, — сказал под нос Итачи, опустил руки и взглянул на них, словно впервые. Он поднял взгляд и заметил, что Шисуи с интересом наблюдает за ним. Одетый в юката он выглядел куда более расслаблено, чем последние месяцы. Кажется, устранение Орочимару наконец помогло увидеть нечто иное, кроме вечного поля битвы. Они бросили на восстановление Бьяку-Синкё все силы, которые были у них. Итачи должен был стать новым лицом восставшего из пепла клана Учиха, но ему и Саске куда больше нравилось оставаться в тени. Кстати о некоторых… — Ты видел его сегодня? — тихо спросил Шисуи. Итачи помотал головой. — Он занят изучением подземных хранилищ Орочимару… даже волнуюсь. — Думаешь, его напугает то, что он там найдет? Итачи закусил губу. Как объяснить Шисуи то, что он увидел той ночью, когда вбежал в покои Орочимару? Как оказался в ступоре, видя голову мужчины, восседающую на золотом «троне», тело в луже крови, растерянные взгляды Неджи и Ли. Страх сковал сердце, вцепился стальной хваткой. Лишь после он заметил в углу Саске. Тот издавал звуки, похожие на смех и рыдания. Губы кривились и дергались, срываясь на стон. — Не советую приближаться к нему, — сказал Неджи, когда Итачи сделал шаг к брату. — Он чуть не снес ему голову. Итачи поднял ладонь, чтобы показать — всё в порядке. Он хотел верить, что брат узнает его, но не был уверен. Рука осторожно коснулась головы Саске, и стало ясно, о чем предупреждал Неджи. Было не видно, как Саске двигался. И если бы не рефлексы, то Итачи бы остался без головы. Но он успел уклониться и перехватить запястье. Саске зарычал, темные глаза распахнулись, расширились в подобии безумия. — Итачи-сама! — выкрикнул Ли, готовый защитить наставника, но Итачи рявкнул, приказав не приближаться. — Оставь нас! — Но Итачи-сама… — Уходи! Сейчас же! — твердо сказал он. — Вы нужны другим. Со мной все будет в порядке. Не беспокойтесь… блядь!.. — Итачи увернулся от новой атаки. Прошипев проклятья, он нанес удар Саске. Тот вздрогнул и зашипел, видимо сказались бои прошлого. Но Итачи не поддался жалости, а вывернул запястье, и катана с громким звоном упала на пол. Ли и Неджи ушли. Итачи усилил давление и с удивлением наблюдал, что происходит в черных глазах Саске. (вернись ко мне, Саске) Брат сопротивлялся и вновь пытался нанести удар, используя единственную свободную руку. Но Итачи тоже был быстр и тут же контратаковал. Саске застонал, а после опустился на одно колено, но зло вскинув голову, медленно стискивал зубы. — … Саске? — тихо позвал Итачи. — Ты меня слышишь? Долгую минуту ответа не было. Итачи хотел было снова позвать брата, но вдруг в глазах напротив проскользнуло что-то, вызвавшее столько эмоций, что Итачи едва смог удержать себя на ногах. Брат показался таким уязвимым и беззащитным, что его слова едва можно было расслышать: -…нии-сан? … с тихим шепотом Итачи упал на колени, сгреб в объятьях брата, заглушая собой сдавленные рыдания, рвущиеся из недр гортани. Настоящие слезы, хранимые столько лет, что за них не было стыдно. — Все закончилось, — повторил Итачи в грязные черные волосы, беспорядочно гладя руками брата по спине и чувствуя, как перед глазами все меркнет. После четырнадцати долгих лет… — Наконец-то, Саске. ______ По крайней мере, это осталось в прошлом. Реальный мир оказался не столь приветливым. Наконец-то прибыло подкрепление, и сторожевые псы Орочимару были вынуждены спрятаться. Армия занималась розыском заключенных и сторонников Орочимару. Но самая большая проблема — это пожары. К утру (и в большинстве своем благодаря ночной снежной буре) пламя затухло, но ущерб нанесенный огнем оказался велик. Девяносто процентов построек — безвозвратно уничтожены, среди которых жилые кварталы и тюрьмы. В основном это и стало причиной побега большинства заключенных и их попыток схорониться в горных пещерах. Что касается Восточного блока — места пыток, то он был разорен мятежниками. Большинство содержантов сбежали и оказались на улицах. Ни один из офицеров блока не выжил в кровавой резне, документы офицера Фудо походили на пепел. Кстати, сам Фудо и некоторые из администраторов были заперты в камере, где, как и Наруто (да и многие предшественники), подверглись ужасающим пыткам. Что же о самом палаче, то… скажем так, Наруто и другие жертвы похлопали бы по плечу тех, кто приложил к нему свои руки. Ублюдок явно получил сполна. Не меньше проблем доставляла задача найти и убрать тела. На какой цифре они сбились? Сто шестьдесят пять заключенных и сорок офицеров. Все или убиты, или сгорели. Против играло и то, что информация просочилась в прессу. После объявления о смерти Орочимару, трое оставшихся даймё наконец отправили подкрепление в горы, где до сих пор шла битва. Сражение продолжалось долго, пока противник не поднял белый флаг капитуляции. Пресса исходила слюнями, желая урвать немного от тайны братьев Учиха, воскресших из мертвых. Итачи, Шисуи, Саске делали все возможное, чтобы выставить Бьяку-Синкё в лучшем свете. После случившегося, мягко говоря, это было проблематично. Заботы показались детскими, когда они добрались до подземных лабиринтов Орочимару. Комнаты, вырезанные в пещерах, были оборудованы под лаборатории и библиотеки. По Саске было ясно — он и не подозревал об их наличии. Учиха потратили долгие часы на изучение найденного, с ужасом понимая, насколько помешанным и безумным был Орочимару. Саске обнаружил сыворотку, которую использовали на нем, а рядом на полках стояли десятки банок с вырванными глазными яблоками. — По крайней мере, он оставил нам подарок, — криво усмехнулся Шисуи. — Хоть за это спасибо. В других комнатах в контейнерах и холодильных камерах они находили то, что вызывало тошноту и боль. Эмбрионы в формальдегиде, части тел. Орочимару не гнушался ничем, проводя свои опыты. Они нашли комнату, где тот совершал переливания крови. Похоже на декорацию к фильму ужасов. Клаустрофобическое пространство, пронизанное трубками-жгутами, приборами измерений сердечных ритмов, аппаратов искусственного дыхания. И сотни пакетов со свежей кровью. Конечно, информация о наличии «лабораторных крыс» среди членов клана была известной, но чтобы таких масштабов! В конце концов, они взяли сыворотку, надеясь, что прятавшиеся в тени Учиха смогут получить ее. К счастью, медицинское крыло фактически не оказалось задето огнем. Кабуто, переживший переворот лишь потому, что находился в Токио, получил задание позаботиться о жертвах той ночи. Сказать, что тот оказался ошеломлен произошедшими изменениями — значит ничего не сказать. Кабуто поглядывал через забор, потому что всегда был на стороне Орочимару. Но весьма прозрачные обещания Саске убить его в случае побега, заставили очкарика передумать и приступить к обязанностям медицинской сиделки. После лечения Киба и Суйгецу вернулись к «довоенному» делу. Киба попросил время, чтобы вернуться домой. Суйгецу же, которого никто не ждал за пределами Бьяку-Синкё, решил принять участие в восстановлении. Если ему и хотелось отомстить Саске за смерть брата, то он не проявлял к этому интереса. По крайней мере, пока. Тоже самое касалось и других членов Акацки, что остались поблизости, оказывая помощь. Итачи настаивал, чтобы ребята вернулись к повседневной жизни, объяснял, что война закончилась и те вольны идти своим путем, но они решили иначе. Такая преданность выбивала из колеи. И хотя Итачи в большинстве своем удавалось держать лицо, поздно ночью, в глубине комнаты, он предался эмоциям. Он не заслуживал такого доверия, не мог быть чьим-то «героем». Это ему повезло встретить таких самоотверженных юношей и девушек, на которых можно положиться. В конце концов, Итачи пришлось ущипнуть себя, напоминая, что время идет. Прошло почти два месяца с момента, как они прибыли в Бьяку-Синкё. И хотя это место до сих пор не ощущалось как «дом» (здесь в каждом закоулке, в каждом доме чувствовался дух Орочимару), казалось, что он сможет привыкнуть… (почти) Отчий дом — бывший все годы вотчиной Саске — уцелел после пожаров. Итачи блуждал по знакомым-незнакомым комнатам, безмолвно рассматривал вещи, с содроганием вспоминая ласковый шорох седзе и сохранившуюся мебель. Спальня (а также комната родителей) осталась в точности такой же, какой была, когда он покинул дом годы назад. Саске признался, что не мог зайти туда с того нападения и не позволял кому-либо наводить там порядок. Потому они сохранились: призрачные образы, слои пыли и затхлый запах времени. (С какой болью ты жил все эти годы, Саске… боюсь представить) — Все будет в порядке, — сказал Шисуи, возвращая в реальность. Итачи моргнул и со слабой улыбкой посмотрел на человека напротив. — Ты забыл? Он уже не маленький братец, которого ты помнишь. Он… сколько там? Двадцать? Ему уже жениться и свою семью заводить пора. Итачи глухо засмеялся. — Это несколько проблематично, да? Мы с ним не слишком интересуемся девушками… по крайней мере на данный момент… У меня есть странное ощущение, что мы последняя ветвь древнего рода Учиха. Шисуи ухмыльнулся. — Ты когда-нибудь слышал о суррогатных матерях, дорогой? Все, что надо, так это найти женщину, которая выносит твое… наше семя и через несколько месяцев — бинго! У тебя есть наследники и надежда еще на несколько поколений. — Женщина, значит? — с издевкой Итачи выгнул бровь. — Знаешь, после последнего интервью появилось немало кандидаток, которые… агх! Он не мог сдержать смех, когда Шисуи повалил его на пол… (ну и быстр же его любовник) …и замолчал лишь когда губы потребовали поцелуй. Дышать тут же стало невыносимо, больно. Итачи выдохнул, притянул Шисуи за шею, забыв о ворохе бумаг, и заглянул в темные глаза, горящие им, только им. Как хорошо, что есть кто-то, с кем можно поделиться потаенными мыслями и мечтами. И все же, он ощущал странное чувство вины, что наслаждался близостью, пока Саске… (смиренно ждал) … был занят новыми обязанностями и не мог заниматься тем, чем действительно хотел. Если бы Итачи мог, он бы отправился в Токио, выкрал Наруто и привез бы его в Бьяку-Синкё. Однако Джирайя сказал, что Наруто требуется «полностью зализать раны и закончить дела». А значит Итачи ждал. (и Саске тоже… не важно, сколько времени пройдет, Саске тоже будет ждать) — Люблю тебя, — выдохнул Итачи, прижавшись лбом к другому лбу. Дыхание смешалось, став одним на двоих. — Ты и так знаешь, не так ли? — Докажи-ка еще раз, — провокационно хмыкнул Шисуи и потянулся к шее, которую вытянул парень. Рука скользнула меж полов юката, лаская кожу. — Хочу услышать еще раз, пока мы не умрем, любимый. «Не умрем вместе, — с болью в сердце добавил Итачи и закрыл глаза, поддаваясь неизбежному удовольствию. — Ах, Шисуи… любимый… я твой… навеки…» _____ Хаку: Дважды. Он дважды встречался лицом к лицу со смертью. Дважды оказывался на самом пороге, смотрел в самую тьму, которая, вероятно, собиралась поглотить его. Дважды касался рукой жидкого мрака, чтобы потом снова увидеть свет. Были дни, когда он задавался вопросом: а заслужил ли это? Что если судьба пыталась указать на что-то? (твое время еще не пришло… и теперь… еще немного) Хаку выдохнул и сильней укутался в плащ. Медленные и уверенные шаги оставляли следы на свежем снегу. Была лишь середина октября, но природа обрушила весь свой гнев на землю. Холода пришли раньше срока. Вид пиков гор напомнил о том, почему Хаку любил это место, несмотря на связанные с ним страдание и боль. Бьяку-Синкё выглядел волшебно укутанный снегом под холодным полуденным солнцем. Хотя большая часть была превращена в руины, ощущалось величие и сила места. Хаку подумалось, что стоило попросить развеять его прах в этих землях, когда придет время. Здесь хотелось остаться до скончания веков. Наверное, стоило поблагодарить человека, отправившего его сюда. Хаку достал из складок одежды два букета и подошел к безымянным могилам. Кимимаро и Джуго лежали бок о бок. Хаку — с усилием — опустился на корточки и положил цветы к плитам. Адская боль пронзила тело, когда Хаку поднимался на ноги, и он вновь рухнул на колени. («Тебе повезло, — сказал врач. — Кто бы на тебя не нападал, он не задел жизненно-важные органы и позвоночник. Еще немного и ты остался бы парализован ниже пояса») Хаку вздрогнул и обнял себя за плечи. (Зачем мне жить, Кимимаро-сама? Почему ты не хотел, чтобы я умер?) Сколько ночей Хаку вспоминал лезвие, пронзающее плоть. Снова и снова. Сколько раз слышал тоску в просьбах простить, сколько раз гадал, можно ли было спасти Кимимаро? Даже сейчас — что он мог сделать? Разве Кимимаро послушал бы? Гораздо позже Хаку узнал, что человек по имени Джуго старался быть голосом разума Кимимаро. Джуго рисковал своей жизнью, бросив вызов образу жизни друга детства, старался вытащить его из болота, и к чему это привело? Ни к чему. Безымянная могила и глупая вера, что, может быть, мужчины встретятся на небе (или в аду). Именно Суйгецу рассказал о Джуго и попросил похоронить его рядом с Кимимаро. Именно Хаку молил Саске предать останки Кимимаро земле, а не скинуть в мусорный бак. И пускай его господин (бывший) так и не пришел почтить честь павших, присутствие Итачи компенсировало это. (Ещё одна глава окончена…) Ноги сводило от боли во время ходьбы. Хаку присел на камень под деревом, склонившимся под ворохом снега. Закрыв глаза, он пытался вспомнить случившееся за последние два месяца. Хаку очнулся в больнице в Саппоро, где последующие два дня Саске не отходил от его постели. Позже он почувствует радость от победы, одержанной над Орочимару, и многое обсудит со своим господином (бывшим). Он все ещё чувствовал вину за то, что не был «там» вместе с Саске и нарушил тем самым данное обещание. Саске пытался сказать, что всё в порядке, что не злится, но юноша был безутешен. Нынешняя ситуация лишь усугубляла положение. Саске не был против, когда Хаку решил взять на себя некоторые обязательства по уходу за ним. Хотя Саске мог справиться со всем этим без чужой помощи. (Что мне теперь делать? Куда идти? В чем мое предназначение?) Как ему хотелось, чтобы приехал Наруто-кун и ослабил напряжение в отношении с Саске. Он слышал о победе над Икегами и Данзо (пусть и косвенно), и это лишь возбудило желание увидеть мужчину ещё сильней. Это было долгое послушание, длиной (почти) семь месяцев. Мысли о долгожданной встрече… (Если это когда-нибудь случится) … поглотили все время. Что случилось с Наруто-куном? Насколько встреча с якудза изменила его? Стал ли его взгляд на мир жестче? Удалось ли ему сохранить человечность, что когда-то привлекла Хаку? Что касается других чувств к Наруто… ну… (влечение) … Хаку больше не был столь уверен. Он до сих пор волновался о парне и, как и Саске, сделал бы все, о чем бы не попросили, но достаточно ли этого? Или можно было наконец отпустить Наруто? Был ли он готов признаться себе, что Наруто никогда не был бы его, что Саске был единственным, кто любил парня? Что они действительно были предначертаны друг другу судьбой. (если это так…) — Так вот ты где. Надо было догадаться, — раздался голос совсем близко. Хаку в изумлении обернулся. Он снова начал корить себя за рассеянность, зная, что стал еще более невнимательным и оттого слабым. Но знакомое лицо заставило выдохнуть и застенчиво улыбнуться. — Что вы здесь делаете, Сасори-сама? Одетый в похожий темный плащ, Сасори вытащил нечто, напоминающее маленький флакон. — Ты не выпил лекарство, — тихо произнес он. — Я пришел проверить, а тебя нет… лекарство не тронуто, — Сасори нахмурился, но злость не коснулась глаз. Краска прилила к лицу Хаку. — Не заставляй меня бегать за тобой, Хаку. — Прости, — пробормотал Хаку и проглотил горький сироп. Выдохнув, он с благодарностью протянул пустой пузырек, чтобы ощутить на губах сладость простой воды. Он пил, как будто не делал этого вечность, и пристальный взгляд мужчины напротив лишь добавлял смущения. Хаку с трудом верил, что Сасори старше его, ведь выглядели они почти ровесниками. — Вот… спасибо, — отдав пузырек, произнес Хаку. — То, что нужно. Сасори фыркнул и спрятал флакон и бутыль с водой, а потом повернулся к могильным плитам, что навещал Хаку. Они долго стояли не говоря ни слова. Но молчание не угнетало. Хаку привык к немногословности мужчины. С того момента, как Сасори взял на себя обязанность по уходу за ним, Хаку пришлось свыкнуться со многими странностями, присущими мужчине. Сасори был молчаливым, но когда открывал рот, то делал это по весомой причине. Ценил искусство — в этом имел нечто общее с Дейдарой, из-за чего молодые люди часто впадали в жаркие диспуты — и пытался привить любовь к прекрасному и Хаку. Однажды он взял Хаку на выставку, о чем последний побоялся сообщить Саске из-за опасения быть непонятым. Нет, это было не свидание, тем более, что Сасори не предпринимал попыток сблизиться. Но зная причины, по которым тот присоединился к Акацки (родители были пешками Орочимару), Хаку не желал раскрываться перед Саске. Хаку тоже проявил себя сдержанным. Воспоминания о предательстве Сая были свежи как никогда. Холодность Сасори вводила в ступор, но — с другой стороны — тот не лез не в свои дела, и это тоже было отчасти неплохо. Но дела с травмой обстояли иначе. Сасори самолично отвез его в Саппоро и находился рядом до прибытия Саске. Именно Сасори отправился с Хаку в Бьяку-Синкё и бросил другие дела, чтобы стать личной «медсестрой» и «сиделкой». Было непривычно, когда кто-то подавал руку, но вскоре внимание мужчины стало льстить. Особенно учитывая, что Саске почти не требовалось его участие. Мысль остаться наедине с собой в тихой темной комнате пришлось отмести, ведь красноголовый уже ждал внутри, уткнувшись в книгу. Он не уходил, пока Хаку не сморил сон, и именно его Хаку увидел, проснувшись. Даже Дейдара принялся подтрунивать, что у Сасори были свои «виды» на Хаку. В ответ Сасори нещадно направлял удары прямо в лицо светловолосому, рыча, чтобы тот «заткнул свой поганый рот», после чего вытирал руки и с невозмутимым видом удалялся. — Я думал, — наконец сказал Сасори. Он не смотрел на собеседника и Хаку выгнул бровь. Голос мужчины дрогнул. Сасори прочистил горло и продолжил: — Думал и… думаю, что на какое-то время надо уехать. Что? Хаку непонимающе заморгал. — О чем ты говоришь, Сасори-сама? Сасори выдохнул, провел пальцами по волосам и только после повернулся. На лице — ни единой эмоции, но в глазах было что-то, заставившее ком встать в горле. — Знаю, ты очень привязан к Саске, но… тебе следует полностью восстановиться и… хм… Это игра света, или Сасори действительно покраснел? — … думаю, что надо уехать туда, где сейчас не так опасно… чтобы ты отдохнул. — Но здесь безопасно, — Хаку махнул в сторону тихой комнаты, — мне здесь нравится. — Здесь тихо, — согласился Сасори, — но я о жизни в горах. Там… все еще царит хаос, Хаку. И мне не нравится, что ты постоянно пресмыкаешься перед Саске, у которого сейчас достаточно помощников помимо тебя. На языке загорчило. Хаку знал, что в общих чертах Сасори прав. Раздался тяжелый вздох. Сасори снова взял слово, но тон стал мягче. — Я не говорю, что он не ценит твоей заботы, но подумай… ты не можешь вечно прислуживать ему. Думаю, он и сам говорил об этом, Хаку. Есть много вещей, которые ты можешь узнать и увидеть… я хочу показать, как много дверей открыто перед тобой… если ты, конечно, позволишь. Последние слова были сказаны тихо, почти неразборчиво. Но Хаку услышал. Ему хотелось поставить слова Сасори под сомнение, доказывать, что он нужен Саске и будет рядом до конца дней. Но холодный камень безымянной могилы Кимимаро стал напоминанием о том, к чему ведет слепое самопожертвование. Возможно, когда-то перед Кимимаро стоял похожий выбор. Его жизнь принадлежала Орочимару, потому что он считал себя никчемным для остального. Позволительно ли быть настолько слепым, чтобы остаться с Саске? Быть может, он уже упустил достаточно возможностей, выбирая служение, и что стоит выбрать еще один раз? Хаку опустил веки и где-то в глубине услышал знакомый голос. «Не совершай моих ошибок». Он открыл глаза, встретившись с темным взглядом, полным вопросов (и просьб). Могу ли я попробовать? Что если соглашусь… — Хаку? — осторожно позвал Сасори, и новым для них обоих жестом прикоснулся пальцами к теплой щеке. — Ты уедешь со мной? — Сасори-сама… — Знаю, тебе страшно, — тихо заговорил Сасори. Холодные губы прижались ко лбу Хаку. — Знаю, что такое отказаться от удобной привычки, расстаться со старыми знакомыми и выйти из зоны комфорта, поэтому буду ждать, сколько потребуется. Но позволь кому-то еще… мне… позаботиться о тебе, — Сасори слегка отстранился и слабо улыбнулся. — Считай меня своим слугой, если хочешь. Щеки Хаку запылали. В груди трепетало от надежды (и страха перед неизведанным). Глаза горели от слез, все-таки скатившихся по щекам, и он спрятал лицо на груди старшего парня. Все, о чем думал Хаку, так это как сообщить новость Саске-сама. (Глава завершилась… пора начинать новую) _______ Саске: Двести подготовленных офицеров, не считая сторонников Орочимару, все еще находящихся под стражей. Включая их — двести двадцать пять офицеров. Цифра — ужасающая. Конечно, Орочимару имел куда более многочисленную армию. Для нехватки людей были свои причины. Во-первых, потери во время последнего Гудана и недавних беспорядков. Многие погибли. Другие сложили значки и оружие, испугавшись вида крови, и лишились права носить мон Учиха. К счастью Куробачи вернулся после сражений в горах и пообещал обучить некоторых членов Акацки, с которыми бился бок о бок. Это около ста человек, которые примерно через месяц смогут надеть форму офицеров. (И встать на мою сторону) Я вернулся на прошлую должность — первый капитан. Но главное не это. Проблема заключалась в поиске высококвалифицированных офицеров, которые бы встали во главе новых отрядов. Перед глазами плыло от обилия имен и фамилий. И дело не в сыворотке Орочимару, которая — как не прискорбно — облегчала состояние. Я чертовски устал, потерял чувство времени, заперся в стенах кабинета и пытался вернуть хоть какую-то структуру сломанной системе. Итачи занимался финансовой частью. Восстановление и возвращение нашей власти на территории всей страны — дело не из дешевых. Мы осмотрели все закутки, но не нашли тайной комнаты, забитой до потолка золотом и деньгами. Максимум, что удалось найти — это большой коричневый конверт, предназначавшийся ныне покойному даймё. В нем было чуть больше миллиона йен. — Должен быть банковский счет или что-то вроде, — со скрытым разочарованием предположил Шисуи. — Только не говори, что все годы он не откладывал денег. И что насчет наследства? Деньги отца? Вы не пытались найти их? Действительно. Но я не мог вспомнить, чтобы Орочимару упоминал о подобных вещах. Зная его, то он мог сжечь сбережения до основания. — Попытаюсь связаться с друзьями отца, — предложил Итачи. — Не знаю, есть ли среди них юристы, но кто-то может знать о положении вещей. (Для протокола — внешние счета Орочимару, в конце концов, были арестованы и заморожены, ведь он был признан преступником. Поэтому нам не удалось выудить из них ни гроша. Но об этом станет известно гораздо позже). С тяжелым вздохом я постучал ручкой по учетной книге. Губы поджались в задумчивости. Из Хьюга Неджи… мог бы выйти хороший капитан. Почему? Кажется, я уже упоминал о его качествах, замеченных после нашей встречи. Кроме того он (вместе с сестрой) решил остаться в Бьяку-Синкё для оказания помощи, и я заметил, насколько хорошо ему удается организовать работу даже среди заключенных. Не знаю, было ли то распоряжением Итачи, но то, что он делал — было важно. Каждый из группы вносил огромный вклад в дело, и стоило представить, что я остался бы один на один со всем этим… (ну уж нет) … как голова начинала идти кругом. Я как раз размышлял над тем, чтобы назначить Неджи капитаном отряда (и — чем Бог не шутит — может быть даже Кибу), как слабое покашливание оторвало от мыслей. Инстинктивно хотелось гаркнуть, сказать Асуме, чтобы тот не отвлекал меня, но реальность напомнила о себе болью и грустью. Точно. Асумы больше нет. Никогда больше не увижу его улыбку. И все же, неожиданный гость заставил расслабиться. — Привет. — И тебе, — поприветствовал Итачи, с улыбкой отсалютовав мне. — Не хочешь прогуляться? Взгляд упал на часы на стене. — Почти три часа ночи, Итачи. — Самое время для прогулки. Кроме того, хочу показать тебе кое-что. Господи, только не еще одна тайная лаборатория, полная мертвых детских тел или их частей. Вряд ли я выдержу еще. Ушло около недели, чтобы кошмары открытий, таких как комната для переливания крови, перестали приходить по ночам. И все-таки, я снял свой плащ и накинул на плечи, чтобы пройтись рядом с братом. Мы шли молча, и я осознал… это первый раз, когда нам не приходится рвать волосы над срочным решением проблем. Мы оба взвалили на свои плечи столько работы, что наши встречи были короткими и продуктивными. Прогулка завела нас во внутренний двор, в мой частный онсен. На губах появилась улыбка — брат переставлял камни так же, как я все эти годы, чтобы открыть тайный вход. Мы обменялись усмешками, прежде чем спуститься в подземное логово. Вооружившись масляными лампами, мы дошли до алтаря и библиотеки, где стояли книги и свитки, которые я никогда не закончу. Казалось, что Итачи хочет достать что-то с нижней полки, но он искал пальцами нечто между камней, прямо на грязном полу. Какого черта он?.. — Уверен, оно где-то тут… — пробормотал он и с бурчанием все-таки чем-то щелкнул. С усилием, ему удалось привести в движение механизм и полки нехотя повернулись, открыв тайник, о котором я не знал. Не думаю, что отец когда-то показывал его мне, поэтому… как? — Я тоже удивился, — признался Итачи, словно прочитав мои мысли. Мы оказались в крошечной комнатушке с затхлым воздухом. — Отец не знал, что я следил за ними, когда они с отцом Шисуи зашли сюда. Он поставил свою лампу на пол и начал вытаскивать свитки, лежащие в полном беспорядке. — Может, если мы будем искать тут, то найдем кое-что интересное, — продолжил он, пока я стоял, раскрыв рот. — Отец не мог оставить нас с носом. — Почему просто не использовать деньги, заработанные от сотрудничества с Триадой? — вспомнил я о темной бухгалтерии прошлого. — Думаю, там накопилось достаточно. Итачи нахмурился и вытащил еще один свиток. — Сомневаюсь, что стоит снова связываться с этими людьми. Мы хотим сделать Бьяку-Синке светлым и правильным. Зачем привлекать сюда мафию? «А я с ума схожу по человеку, возглавляющему якудза», — подначивал внутренний голос. (какая ирония, да?) Я бы посмеялся над ситуацией, но разве я не с самого начала знал о том, насколько мы разные? Я был на стороне «добра», а Наруто возглавлял «зло». Его место в якудза было лишь вопросом времени. Несмотря на попытки реформировать систему, его слава будет идти на шаг впереди. Нельзя в одночасье возвести якудза в ранг святош, а я не могу закрывать глаза на тех, кто нарушал законы во имя алчности. Моя работа состояла в том, чтобы сохранить мир и порядок, и если люди Наруто собьются с пути, я не колеблясь привлеку их к ответственности… по закону. — Снова задумался о справедливости? — Итачи подначивал и издевался. Краска прилила к щекам, хоть я и пытался закатить глаза. — Тебя так легко прочесть, дорогой братец. По крайней мере, когда думаешь о нем. — Не собираюсь обсуждать с тобой Наруто, дорогой братец, — передразнил я, а после потянулся за свитком. В насмешку, тот выпал из рук и растянулся под ногами. С раздражением я выпустил пар и наклонился, принявшись собирать его, а потом краем глаза заметил альбом, засунутый на нижнюю полку. Альбом? Когда последний раз я видел нечто подобное? Я вытащил его, сдул слой пыли и открыл (обложка из тонкой кожи с золотой вязью на ней). Знакомый наклонный почерк отца. Учиха Итачи — О? — Что это? — спросил брат, когда я перевернул страницу и увидел фотографию матери на последних сроках, стоящую перед больницей. Она была молода и прекрасна (и очень счастлива). На следующей — она стояла рядом с отцом, который улыбался — улыбался! — странная карточка, вызвавшая боль в груди. Я даже забыл о том, что рядом Итачи, и снова перевернул страницу. Казалось, я вижу фильм о том, как родился брат. Как мать входит в больницу, и вот появляется на свет Итачи. На следующих листах были снимки брата за последующие годы: детские портреты, дурацкие костюмы, первые шаги и первый зуб. Слезы разочарования, уроки плавания, школа… — Ничего себе… кто знал, что родители были такими сентиментальными? — поддразнил я, хотя грудь сдавило от чувств. Там было еще три альбома, посвященных Итачи, и когда я, наконец, добрался до своего… (одного единственного) … то дрожал так сильно, что открыл его лишь со второго раза. Итачи, похоже, все понял без лишних слов и забрал у меня альбом. Я прикусил губу, увидев знакомый почерк отца. Учиха Саске — 23 июля 19хх год, — тихо прочитал Итачи. Как и в альбоме Итачи, мать стояла перед той же самой больницей и выглядела счастливой. Отец был рядом и тоже улыбался. Все было также, только пятилетний Итачи был рядом с ними. — Мама была так рада, когда узнала, что беременна тобой. Они так хотели ребенка, но что-то было не так. И как только смирились с неудачей, мама поняла… что скоро появишься ты, — тихо говорил Итачи, а после перевернул страницу, где мама держала меня на руках, а отец целовал в лоб. Я не знал, куда себя деть от ужаса и стыда. Столько лет я считал, что отец черствый и холодный, Орочимару подпитывал это представление, рассказывая, что тот не желал проводить со мной время. Но тонны лжи оказались ничем перед фотодоказательствами воодушевления отца моим взрослением. Столько фотографий со мной на руках отца. Вот он учит ходить, играет в ладоши, кормит, меняет пеленки, учит кататься на велосипеде и стоит за руку в первый день в школе. Прекрасные воспоминания, которые забылись под гнетом травм. В отличие от толстых альбомов Итачи, мой неожиданно закончился сдержанным семейным портретом. Я и брат сидели с невинными лицами на коленях счастливых родителей. Осторожно я вытащил карточку из-под пленки и спрятал под полами плаща. Наверняка Итачи должен был сказать что-то, но к моему смущению, этого не произошло. Он наклонился и коротко поцеловал меня в лоб, а после выдохнул и посмотрел на беспорядок вокруг. — Время ностальгии подошло к концу, — сказал он. — Вернемся к поискам? — … да, — пробормотал я и отвернулся. Фотография прожигала дыру между ребер. Хотелось поделиться, что среди свитков и книг мы нашли настоящее сокровище. Но спустя пару часов я был измучен и устал даже смотреть на ворох бумаг перед собой. Я упал на футон и думал лишь о том, чтобы Хаку оказался рядом и сделал бы массаж. (Я скучаю…) Но по кому именно? По Хаку или Наруто? Хаку все еще был здесь, и хотя проходил курсы реабилитации, я ценил его попытки сохранять прежний образ жизни, но просил отдыхать чаще. Не знаю, мне было странно видеть его несчастным, когда тот думал, что один. Оставалось надеяться, что Хаку понял — я хотел, чтобы он тоже нашел себе кого-то. Мне было известно о Сасори, о том, как он решил заботиться о Хаку, и я был рад, что именно он оказался его компаньоном. Если для счастья парня нужен был лишь Сасори, то… (Какой смысл устраивать чужую жизнь, когда ты все еще один?) Я застонал и уткнулся в подушку, ненавидя внутренний голос, насмехающийся надо мной. Ему нравилось напоминать, в какой идиотской ситуации я оказался. Он даже подмечал мимолетные взгляды Итачи и Шисуи, о чем они не подозревали. Днями (и ночами) я погружался в работу, чтобы не чувствовать себя одиноким. Но случались моменты, как сейчас, когда тишина была оглушительной, когда сердце отдавалось набатом в ушах, и боль — эта боль! — вырывалась на поверхность, каждую секунду напоминая, что его здесь нет. Не было никаких проблем, чтобы взять телефон и набрать ему, чтобы поздравить с успехом в деле с Икегами и Данзо, но упрямая часть меня не давала. Я не хотел довольствоваться одним голосом, идущим по хлипкой линии. Я хотел видеть его воочию. Неужели я прошу слишком много? Прикоснуться к нему… вдохнуть его запах… погрузиться, слиться с ним, пока вновь не превратимся в единое целое. Почувствовать тепло, трепет вдоль позвоночника, кончик дразнящего языка, ровные зубы, подминающие под собой плоть, впивающиеся глубже, чтобы насладиться моментом. (ох, блять…) Некоторые фантазии приводили к довольно неожиданным последствиям. Радовать себя такими вот жалкими образами — дело весьма унизительное, заставляющее злиться из-за долгой разлуки. Я пытался не думать, что Наруто мог поменять решение, что вдруг решил прекратить наши отношения и свернуть с кривой дорожки. К счастью, сейчас усмирение плоти было первостепенной задачей. Разве Наруто не обещал? Разве я не обещал ему? Так, ради Бога, неужели я просил о многом? (После того, как он вернется, после того, как мы предадимся плотским утехам, я заставлю этого чертового якудза ответить за все, что он причинил! Сукин ты сын!) На следующее утро настроение не улучшилось и паре незадачливых офицеров пришлось столкнуться с моим грозным нравом и прижаться спинами к стене. Я изо всех сил старался сосредоточиться на задачах по формированию отрядов и постановке строителей, ответил на десяток звонков. Журналисты все еще не теряли желания поговорить со мной черт знает о чем! К полудню голова гудела и мне не хотелось ничего, кроме как погрузиться в онсен и забыть о мире вокруг. К сожалению, я до сих пор сидел за столом в окружении отчетов и готов был убить любого, кто зайдет в кабинет в следующие полчаса. И все же, некоторые явно были бессмертными, раз несмотря на предупреждения, находили в себе силы, чтобы запыхавшись, открыть дверь. — Са… Саске-сама?.. — загнанный голос. Я махнул рукой, не отрывая глаз от цифр. — Не сейчас, Хаку. Я очень занят. — Знаю, но… — по какой-то причине тот был излишне взволнован. — Кое-кто… здесь… Великолепно. Что еще? Еще один «инженер», желающий высказать мнение об авангардной арене Гудана? Да пускай разобьют там хоть бейсбольное поле, я… — Это кто-то из строителей? — с раздражением начал я. — Прикажи подождать или отправь к Куробачи, пока я не закончу. — Это не строитель! — выпалил Хаку и простонал, словно именно он устал от моих выходок. — Это Наруто-кун! Он здесь! Он правда здесь! Конечно, в фильмах и книгах часто люди застывают, шокированные внезапной новостью. И возможно, кто-то скажет, что это домыслы авторов. Но, клянусь вам, дорогие читатели, что каждая из эмоций, прочитанных вами, посетила меня в этот миг. Весь гнев и раздражение испарились, а сердце… (глупое-глупое сердце) …буквально выпрыгнуло из груди и начало стучать в самой гортани. Никогда прежде я не испытывал подобного. Я вздрогнул, ручка выпала из пальцев, покатилась по бумагам к краю стола. Я не мог пошевелиться, чтобы подняться и самолично убедиться, что Хаку не врет. Во рту пересохло, язык не слушался. Я попытался облизнуть губы, желая утолить… жажду… — Ты… уверен? — кто-то (похоже, что я) задал вопрос. Внутри меня бушевал хаос. Надо было ущипнуть себя, встряхнуть голову, чтобы звучать собранно, а не дышать через раз. Хаку кивнул, и по его щекам катились безмолвные слезы радости. Вряд ли тот лгал. — Где… где он? — спросил я, наконец поднявшись на ноги. Но ответ не потребовался, потому что знакомая рука уже легла на плечо Хаку, мягко сжала его, и гость предстал передо мной во всем своем великолепии. (Его… улыбка… Господь… он ни капли не изменился) — Извини, что задержался, — тепло произнес голубоглазый грешник и усмехнулся. — Клянусь, это место так сильно изменилось, что я не сразу нашел дорогу и… Он прекратил оправдываться, заметив в моем выражении лица что-то, и улыбка исчезла с его лица. В глазах Наруто зажегся огонь и губы искривились. — Хорошо, Саске. Даю разрешение надрать мне за это задницу.